На
Амазонке под титановым брюхом вибролета и за бортом бронекатера опасностью
угрожала зеленая тьма сельвы, а здесь смертью напоен пропитанный светом
город.
Кроме меня, из шестнадцати человек в бронеходе лишь пятеро с
Амазонки. Остальные видели войну только в информационных передачах и
художественных фильмах. Они с завистью смотрят на мои капитанские нашивки
и небогатые орденские планки. Знали бы, чем заработаны цветастые полоски -
прибрежной амазонской грязью, уходом друзей одного за другим, потерей
Здены - сон в развалившейся хижине был вещим, нам вместе были суждены лишь
один день да одна ночь, а потом, возвращаясь с вылета, я услышал приказ
уходить на запасную площадку - озонное сито спалило радиацией КП, выжгло
начисто самую дорогую мне жизнь...
Амазонка отняла и призвание - сбросив однажды в сельву, небо больше
не приняло меня, даже пассажиром я больше не могу летать. Тот, последний
вылет кончился тараном, который сплел в металлический клубок мою машину и
"пятнистого" с белым ягуаром и свастикой на борту.
Впрочем, двое из необстрелянных смотрят иначе. Джо Джобер, десантник
- с презрением. Норовистый мальчик считает, что в моем возрасте надо
достичь большего. Второй, того же возраста, что и я - с сочувствием. Его
фамилия Каневски, имя - то ли Валентин, то ли Вальтер - никак не могу
запомнить. Абсолютно не приспособлен к военной службе, рассеян и неуклюж,
непонятно, как его пропустила медкомиссия. Почему в его глазах сочувствие?
Предположить, что он понимает во мне то, чего я сам не могу понять
окончательно, почти невозможно. Что он видел в своей жизни, чтобы
понимать?
А действительно, что? И что привело его сюда, на Сицилию, бросило на
улицы Палермо, где идет многослойная, как пицца, война с мафией. Чем
занимался этот человек до того, как попал ко мне под начало, выяснить так
и не удалось. Знаю только, что у него сын где-то на побережье Балтийского
моря - он все время жаловался, что никак не может отправить домой игрушку
или сувенир.
Перед бронеходом зажегся красный свет, и через дорогу заспешили
пешеходы. Неоновая реклама отбрасывает цветные блики на пологую лобовую
броню, сквозь щель приоткрытого люка доносятся шумы вечернего города:
тарахтение машин и мотоциклов, гудки, стук шагов и трескучая итальянская
речь.
Желтый... Зеленый свет. Какой-то нахал на лакированной
"Тойоте-электро-TD" попытался вильнув, обогнать бронеход. Траки гусениц
ободрали цветной лак с двери легковой машины. Все-таки вырвавшись вперед,
"Тойота" развернулась поперек дороги, и под самый нос едва затормозившего
бронехода бесстрашно выкатился кругленький и маленький, как теннисный
мячик, хозяин машины. Все изобразительные средства итальянского языка
обрушились на наши головы, достигая ушей даже через броню.
Шестеро, вместе со мной, вылезли, и, оглядывая подворотни и балконы
домов, выставили "локусты" во все стороны. Каневски тоже вылез,
осматриваясь, как курортник. Хозяин "Тойоты" надрывался, размахивая у меня
перед носом руками. Из его криков я понял только, что мы поцарапали его
машину и должны возместить ущерб. Я слушал его вполуха, потому что из-за
поворота появились какие-то люди. Сзади тоже кто-то заходил, и неприятное
предчувствие заставило перекинуть "локуст" на грудь и сдвинуть
предохранитель. Но все эти люди уже бежали к нам, размахивая пестрыми
карточками информ-служб. Засверкали фотовспышки, ко мне хищно тянулись
микрофоны, поблескивали объективы видеокамер. Крика стало в десять раз
больше. Я понял, что никакого смысла это все не имеет, проорал, перекрывая
галдеж журналистов: "По всем вопросам обращаться в городской штаб", и
полез обратно в бронеход. За мной полезли все остальные. Дольше всех
вертелся под обстрелом фотокамер этот Вальтер или Валентин. Амуниция
висела на нем, как ветошь на швабре. Он дважды заехал стволом "локуста" по
уху корреспонденту, и один раз - самому себе, извинился, а в заключение
зацепился кошкой, висящей у пояса, за ремешки камеры и кончик пояса
фотокорреспондентки, и ободрал с нее половину юбки. Я никогда не думал,
что можно застрять в люке, заклинив автомат поперек него. Оказывается, и
это достижимо.
Ревом двигателей и облаком дыма распугав толпу, бронеход снова
вывернул на шоссе. Через несколько минут что-то привлекло мое внимание, и
с раздражением я понял, что на огромном экране фасада одного из домов под
бегущей строкой появляется то мое орущее лицо, то серьезные юнцы,
сбившиеся в ощетинившуюся автоматами кучку, поцарапанный и даже помятый
борт "Тойоты", ее хозяин, с миной великомученика воздевающий руки к
небесам, ствол "локуста", врезающийся в ухо немолодого растерянного
солдата, фотокорреспондентка, кокетливо прикрывающаяся остатками юбки,
корма бронехода с захлопывающимся люком, и облако дыма из выхлопной трубы.
Из-за плеча показалось уже не такое растерянное, как на экране, лицо этого
Каневски:
- Смотрите, капитан, какая оперативность.
Смотрю. Что же еще остается, только смотреть и молчать, иначе ему
придется выслушать мою оценку его недюжинных клоунских способностей и
совет начать карьеру телевизионного комика с этого сюжета. Впрочем,
Каневски не так уж и виноват, я переношу на него недовольство своей ролью
в этой нелепой ситуации. Что же заставило этого явно мирного, потрепанного
человека ввязаться в итало-сицилийскую грязь?
Грязь. Иначе не назовешь войну с мафией. Неизвестно, кто перевел
двухвековой конфликт организованной преступности с официальным
правительством из состояния тайной войны с малочисленными, но страшными
жертвами, в чуть ли не объявленную войну, в которую, по сути, ввязался
весь мир. После Амазонской целлюлозной бойни мир вошел во вкус воздействия
на конфликты глобальными силами, и теперь под всепланетные крики "ура"
новейшим вооружением и многочисленной живой силой навалился на мафию -
"последний оплот насилия, очаг социального заражения, сохраняющий в себе
все извращения и болезни вплоть до почти истребленного СПИДа". Кому
все-таки пришла в голову мысль развязать эту бойню? Мафиози, возжелавшему
закрепить свою власть окончательно и законодательно, уставшему от
марионеток в правительственных креслах, или чиновнику правительства,
приводящему реальность к соответствию букве закона, не предусматривающего
наличия какой-либо власти, кроме собственной?
И из-за этой пакости опять гибнут люди, через пятнадцать лет после
Амазонки, через девяносто три года от Последней Мировой. Мафию истреблять
надо, но не такой же ценой. Раз уж ввязались, придется завершить начатое,
хотя и теперь находятся люди, снабжающие "солдат мафии" не хуже, чем нас,
продающие мафии сведения и планы, а то и просто наши жизни. Пронизывая мир
насквозь, мафия выдирается из него с кровью, болью и обнажением многих
тайных уродств.
Нет, не до этого. Кто и что сделал, разберемся потом, а пока надо
расправиться с этой грязью. Уничтожать без всякой жалости и врагов, и
предателей общества.
Все-таки, что послужило причиной появления здесь странного солдата? В
конце концов, спрошу его самого, благо он все равно еще торчит из-за
плеча. Завтра спрашивать уже может быть не у кого. Или некому.
- Послушайте - Обращение не по форме, так лучше.
- Да, капитан.
- Я не как капитан, а просто так хочу спросить, что же вас занесло
сюда? У вас сын, наверное, и жена, и дело свое есть. То, что вы не из
мафии засланы, ясно, они такого цыпленка жареного держать не стали бы.
Извините за цыпленка, но ваши боевые качества, надеюсь, вам ясны. Так что
же вы - социолог, писатель, набирающий впечатления? Не за деньгами же или
льготами сюда, хотя платят хорошо. В нашем с вами возрасте вроде бы все
уже должно устояться.
- Объяснить можно... Понимаете, я не идеалист, и семья,
действительно... Но когда идет такая схватка со злом, все равно абсолютно
непричастным не останешься. Я просто понял, что должен быть здесь - хотя
бы для того, чтобы на улицах моего городка не было танков и бронеходов,
чтобы мой сын ходил в школу без страха быть убитым в случайной перестрелке
или растерзанным развлекающейся компанией садистов. Традиция вести войну в
живущих городах пришла из прошлого века - вспомните Ольстер, Бейрут.
Сицилия лишь довела это до абсурда, здесь можно на одной улице купить
пачку сигарет, а на другой быть убитым. Ты идешь выбрасывать в
мусоропровод ведро, и не знаешь, что в полусотне метров под тобой этот
мусор летит на голову пулеметчику, ведущему бой в трубе канализации.
Никаких иллюзий по поводу этой войны у меня нет - она идет не на этих
улицах, а в компьютерных системах мощнейших банков мира. Идет продажа
оптом и в розницу, и в нашем лагере тоже немало грязи. Вспомните позорную
историю с генералом Хагеном, в карточной игре с одним из мафиози
поставившем роту солдат против миллиарда в Швейцарском банке. Хаген
проиграл и подвел их под удар лазерного спутника - все сгорели, а на
следующее утро его партнер по игре сообщил все командованию и поместил в
газетах снимки и описание игры.
Но все-таки надо чистить эту грязь и дрянь, и поэтому я здесь. А вы,
капитан? Ведь не деньги же вас гонят с войны на войну. Что привело вас
сюда, что привело на Амазонку, на самую первую вашу войну?
Я молчал. На очередном гигантском экране наши лица и бронеход
чередовались с рекламными сюжетами, и теперь между моим искаженным в крике
лицом и крупным планом помятого борта "Тойоты" вклинились полуобнаженные
девицы, утопающие в пышной пене какого-то моющего средства, а между
жестикулирующим хозяином помятой машины и запутавшимся в автомате Каневски
- толстый младенец, пускающий шоколадные пузыри.
От ответа меня спас столб нестерпимо яркого света, ударивший с небес
по соседнему кварталу. Залп лазерного спутника с математической точностью
пропорол и выжег изнутри ничем не примечательный внешне дом. Взвыв
двигателями, наш бронеход рванулся к тлеющему остову, чтобы проверить
степень поражения.
Что там проверять, уголь и есть уголь. Пешеходы обходят выжженный дом
по другой стороне улицы, за бронеходом образуется пробка недовольно
гудящих машин. Где-то над крышами со звенящим визгом приближался вибролет
спутниковой корректировки с параболической антенной между надкрыльями
виброплоскостей. Больше здесь делать нечего, и мы снова выворачиваем на
шоссе.
Почему-то я представил себе бронеход сверху, таким, как он виден с
верхних этажей небоскребов. Впрочем, бросить противотанковую гранату или
минометную мину удобнее с пятого-шестого этажа. А гранатомет лучше
работает из подворотен и с первых трех этажей.
Словно накликал беду: перед носом бронехода взметнулся фонтаном
взрыв, и по лобовой броне застучали куски асфальта. Бронеход дернулся
вперед, и вовремя: теперь грохнуло за кормой, и асфальтовая крошка осыпала
десантные люки. С неистовым ревом развернувшись на месте, бронеход въехал
кормой в витрину и под звон стекла и хруст раздавливаемых стендов и
манекенов застыл посередине торгового зала супермаркета. Где-то над нами
находятся те, кто бросал гранаты или мины. Сбивая стенды с легкими
коробками, из задних люков вырвались мои ребятишки и бросились к лестницам
на следующий этаж. Джобер лихо сбил прикладом сунувшегося под ноги
покупателя, и вскакивая на эскалатор, прошил очередью потолок над собой. В
дверях уже рассосалась толпа спасающихся покупателей, и теперь только мы
ломились сквозь прилавки и рекламные щиты.
Хотя нет, не только мы. Кто-то, пока невидимый за коробками и
пакетами, ломился нам навстречу. Стену, сложенную из громоздких
пенопластовых упаковок одновременно пробила с той стороны очередь ручного
пулемета и вырвавшийся вперед "солдат мафии". Он рухнул под выстрелами
из-за моего плеча прямо в проеме, который проделал своим телом. Огненные
струи очередей уперлись в пеструю стену, разнося упаковки и их содержимое
в куски. Через десяток секунд от преграды ничего не осталось, и в
заполнившем супермаркет дыму стали видны силуэты нападавших. Мы бежали
навстречу друг другу и стреляли, каждый контур человеческой фигуры был
подсвечен мерцающей звездочкой, которая гасла только тогда, когда человек
падал, превращаясь в неподвижную горку тряпья. Сзади, с бронехода
короткими вспышками бил башенный лазер, подрезая висящие рекламные щиты и
разваливая на чадящие лохмотья горы товаров.
1 2 3 4 5 6 7 8