Как я уже сказал на общем собрании, эта рота нуждается в руководстве, и если мы собираемся вдохнуть в легионеров новую жизнь и действительно руководить ими, то всегда и во всем должны идти на один шаг впереди всех. Вы двое становитесь при этом моими дублерами во всех тех случаях, когда я занят или отсутствую, но я буду присматривать за вами, пока вы не усвоите мои воззрения и стиль работы, а лени не потерплю. Но еще больше, чем лень, я не терплю беспечность. Поэтому хочу, чтобы вы двое все время старались думать и анализировать происходящее. Например… лейтенант Армстронг.
– Да, сэр?
– По количеству написанных вами рапортов, а так же по манере изложения, вы, похоже, относите себя к сторонникам дисциплины… скажем, к блюстителям порядка. Правильно?
Показная уверенность Армстронга начала буквально таять на глазах.
– Я… то есть… – заговорил он, запинаясь на каждом слове, совершенно не представляя, какой именно ответ от него ожидают.
– Да?
– Да, сэр.
– Ну, хорошо. – Капитан улыбнулся. – Тогда рассмотрим вот что… Чисто теоретически, что лучше подходит для солдата: воспитывать его с помощью приказа или увлекать примером?
– Увлекать примером, сэр, – быстро и четко ответил Армстронг, вновь обретая под ногами твердую почву.
– Тогда почему же вы этого не делаете?
Лейтенант, попавший под неожиданный обстрел, нахмурился и первый раз с начала разговора отвел в сторону глаза, которые до этого смотрели прямо на командира.
– Я… я не совсем понимаю, сэр, – сказал он. – Я стараюсь вести себя примерно, и… я думал… я стараюсь быть лучшим легионером в нашей роте.
– Да, у вас есть для этого все данные, – высказал осторожное предположение Шутт, – но мне кажется, что вы проглядели один существенный момент. Большинство людей не испытывают восторга при встрече с закомплексованным, властным формалистом… которого, к сожалению, у вас есть склонность изображать. Если есть что-то, отталкивающее их от соответствующего армейского поведения, то это, несомненно, ваши манеры, потому что никто не хочет походить на вас.
Армстронг открыл было для возражения рот, но командир резким движением остановил его.
– Нет, я не собираюсь дальше обсуждать это, Армстронг. Я хочу, чтобы вы над этим подумали. А затем, возможно, мы и поговорим о деталях. Если вам удастся смягчить свои грубоватые манеры, добавив в них долю участия, и показать, что кто-то может быть негодным солдатом, но при этом по-прежнему остается человеком, тогда ваши подчиненные последуют за вами куда угодно, потому что сами захотят этого, а не потому, что им это приказано.
Лейтенант сфокусировал свой взгляд на капитане и коротко кивнул, как бы подтверждая тот факт, что слова Шутта дошли до него.
– А что касается вас, лейтенант Рембрант, – продолжил командир, поворачиваясь на стуле лицом ко второму из своих помощников, – создается впечатление, что вы не хотите или не надеетесь, что кто-то будет относиться к вам как к примеру для подражания.
Лейтенант заморгала, удивленно глядя на него из-под темных локонов. Она не сделала попытки имитировать отсутствующий взгляд лейтенанта Армстронга, а когда Шутт продолжил, посмотрела ему прямо в глаза.
– Из ваших докладных может сложиться впечатление, что вы позволяете командовать ротой сержантам, хотя предполагается, что делаете это якобы сами, в то время как на самом деле исчезаете со своим блокнотом в поисках объектов, с которых можно делать наброски и зарисовки. – Он помолчал, уныло покачивая головой. – Так вот, я сам поклонник искусств, лейтенант Рембрант, и не собираюсь преследовать вас за это занятие в свободное от дежурства время. Вполне возможно, что я даже помогу вам устроить выставку, когда ваша служба в Легионе подойдет к завершению. Однако во время дежурства я ожидаю от вас полного внимания ко всему, что происходит в роте. Сержанты могут превосходно знать свое дело и могут даже думать, что именно они-то и управляют ротой, но их кругозор замыкается лишь на конкретной текущей работе, а уж никак не на перспективах. Работа, охватывающая перспективу, должна выполняться вами, Армстронгом и мной, и если мы не справимся с ней, то нашей роте не выбраться из дерьма. Но мы не сможем выполнить нашу задачу, если не будем знать о возможностях как каждого легионера, так и отдельных подразделений роты. Так вот, мы трое будем встречаться каждую неделю, если не каждый день, чтобы обсуждать и солдат и роту в целом, и я надеюсь, что вы будете принимать в этом самое деятельное участие. Я объяснил все достаточно ясно?
– Я… я буду стараться, капитан.
– Хорошо. Если люди стараются, значит, с ними еще можно работать. Это в равной мере касается и вас, Армстронг. Мы должны превратиться в глаза и мозг роты, а это означает, что нам следует действовать как единой группе внутри отряда. Это совсем как…
Он уставил палец в пространство между двумя лейтенантами и слегка повертел им в воздухе.
– И я не хочу в дальнейшем наблюдать вот эти маленькие игры, в которые вы играли передо мной, чтобы показать, кто лучший солдат. Так вот, вы двое, по сути, партнеры, и ваша первейшая задача – научиться проявлять терпимость к тому, что вас разнит. Мне думается, что существующие между вами различия должны работать на достижение взаимного расположения, особенно если каждый из вас научится полагаться на силы другого, вместо того, чтобы давать волю слепой зависти. Я не говорю пока об уважении, хотя надеюсь, что со временем придет и это. Для начала, вполне достаточно представить себе, что вы вдвоем несете одно полное ведро, держа его с разных сторон, и вам необходимо научиться двигаться согласованно, чтобы не расплескивать содержимое.
Командир откинулся на спинку стула и сделал жест рукой, будто собираясь выстрелить из пальца.
– А сейчас, как мне кажется, вы выйдете отсюда и, уединившись в укромном местечке, выпьете либо по чашке кофе, либо чего-то еще, а затем начнете подводить итоги всему услышанному…
Он позволил по своему лицу пробежать слабой улыбке.
– …оставив в стороне убеждение, что ваш новый командир – несправедливый и нерассудительный сукин сын.
Искрима, сержант, заведующий довольствием, был невысокий жилистый мужчина со смуглой кожей и вьющимися черными волосами. Его темные глаза были посажены довольно широко, а морщинистое, напоминавшее грецкий орех лицо почти всегда излучало сияющую улыбку. Вот это самое "почти" и делало его весьма заслуживающим особого внимания.
Шутт ответил, может быть несколько преувеличенно любезно, на приветствие и некоторое время изучал сержанта, прежде чем начать разговор.
– Без всякого намерения нарушить существующий порядок, который запрещает проявлять интерес к прошлому любого легионера, сержант, буду ли я прав, если, основываясь только на вашем имени, предположу, что ваши предки были филиппинцами?
Маленький сержант слегка кивнул в знак согласия, но на этот раз улыбка не пробежала по его лицу.
– Мне приходилось слышать, что филиппинцы – лучшие повара и одни из самых свирепых бойцов на всей старушке Земле.
На этом командир заработал скромное движение плеч, хотя теперь была заметна и намечавшаяся улыбка.
– Тогда, может быть, вы скажете мне, почему еда в нашей столовой не становится с каждым разом все лучше?
Шутт очень тщательно подбирал эту фразу. Согласно указанному в личном деле, сержант Искрима нападал на людей, пытавшихся критиковать его стряпню, и в двух случаях из трех это заканчивалось их госпитализацией. К тому же, очень важно было сказать именно то, что еда могла бы быть лучше, а уж никак не то, что она просто была плохая.
Но даже и при таких мерах предосторожности темные глаза на какой-то миг заблестели. Затем этот возбужденный взгляд погас, и сержант в очередной раз пожал плечами.
– М-ммм… меню мне устанавливает Легион. Мне указывают… Мне говорят, что я должен готовить то, что полагается. А мясо, которое мне дают… да это же просто, откровенно говоря, жилы… и кости. Я говорю заведующему снабжением сержанту, я спрашиваю его: "Как я могу приготовить это мясо? Посмотри на него! Покажи мне, как!" Но он только пожимает плечами и говорит: "Это все, что может позволить бюджет Легиона. Приготовь его как можно лучше". Вот я и стараюсь готовить как можно лучше из того мяса, которое он мне дает… и согласно меню, которое определяет Легион… но…
Сержант замолчал, дополнив свою речь еще более заметным движением плеч и многозначительным кивком головы в сторону Шутта.
– Понятно. Хорошо, забудем о бюджете… а заодно и о меню. Я хочу, чтобы рота питалась хорошо – а ведь мы не платим им достаточно для того, чтобы они могли питаться сами. Поэтому, пока я командир, а ты повар, я хочу, чтобы наша рота была самой лучшей по питанию ротой во всем Легионе.
Искрима коротко дернул головой в знак полного согласия.
– Хорошо, – коротко произнес он. – Давно пора бы.
– Тогда я буду считать это дело улаженным. – Командир кивнул, ставя в своем блокноте галочку у очередного пункта. – На сегодня мы закончили, сержант.
И вновь маленький сержант чересчур старательно отдал ему честь, и когда Шутт начал было ответное движение, ему в голову пришла новая мысль.
– Да… вот еще, сержант. Прав ли я, предполагая, что вы не позаимствовали бы себе это имя, Искрима, имеющее отношение к одной из форм филиппинской борьбы, а точнее, бою на палках, если бы сами не были мастером этого искусства?
И вновь последовали скромная улыбка и быстрое движение плеч.
– Тогда я считал бы признаком вашего личного расположения, если бы вы согласились научить этому искусству всех желающих в нашей роте, включая и меня. Я не так много об этом знаю, но если с помощью палок удалось в свое время разделаться с Магелланом и его вооруженными до зубов головорезами, эта борьба вполне заслуживает изучения.
– Прошу садиться, сержант… Гарри Шоколад, если не ошибаюсь?
– Просто Гарри, так будет вернее, капитан, – сказал сержант, осторожно опуская свою огромную тушу на предложенный стул. – "Г.Ш." – это только для моих друзей.
– Хорошо. Давайте все же будем использовать короткое имя, Г.Ш., – кивнул ему Шутт, что-то коротко записывая в своем блокноте, – поскольку, думаю, через пару месяцев мы станем друзьями.
– И как вам удалось вычислить это прямо сейчас? – Сержант нахмурился, охваченный подозрением. – Не обижайтесь, сэр, но на моей памяти офицеры никогда не поддерживали дружбы с людьми, подобными мне.
– Весьма прискорбно. Впрочем, я сам себя немного опережаю, – с отсутствующим видом заметил командир, просматривая свои записи. – Однако из вашего заявления можно предположить, что вы не вполне честный и склонный к попустительству человек, во всяком случае, мне так показалось.
Сержант-снабженец прищурил глаза, и это было единственным изменением на его лице, ставшим заметным, когда он откинулся назад.
– А знаете, капитан, это замечание граничит по меньшей мере с расизмом. Уж не хотите ли вы этим сказать, что по-вашему все цветные – законченные воры?
Как можно было догадаться по имени, Гарри Шоколад был негром, правда его кожа имела скорее светло-коричневый оттенок, чем густо черный, обычно ассоциируемый с его расой. К тому же он был еще и волосат, хотя выражалось это лишь наличием густой щетинистой бороды, компенсировавшей его короткую стрижку. Очки с толстыми темными стеклами, задвинутые на лоб, дополняли картину, которую он являл собой, когда разглядывал своего командира с таким хмурым видом, который для более мелкой фигуры казался бы по меньшей мере мелодраматическим.
– Х-м-ммм? – произнес Шутт, наконец оторвавшись от своих заметок и поднимая взгляд. – О, конечно, нет, Г.Ш. Я основываю свое предположение на том простом факте, указанном в вашего деле, что ваш общий интеллект гораздо выше среднего. Мое рассуждение проистекает из того, что имея даже половину ваших мозгов, любой, кто занимался бы снабжением этого отряда, вполне мог бы удвоить свое жалованье, приторговывая на черном рынке. Если я не прав, то вы, разумеется, можете получить мои извинения.
Гарри широко улыбнулся.
– Спасибо, кэп. Извинение от офицера такой служака, как я, получает не каждый день.
– Позвольте, сержант, – перебил его командир, возвращая ему улыбку размером зуб в зуб, – но я сказал: "Если я неправ". А для того, чтобы я счел такое извинение необходимым, мне надо будет попросить вас подождать здесь, пока не будут конфискованы ваши учетные документы и не будет опечатан склад, и, таким образом, станет возможным проведение инвентаризации и аудиторской проверки, чтобы показать, ошибаюсь я или нет.
Улыбка исчезла с лица сержанта будто мышь, заметившая кошку, а сам он нервно облизнул губы, в то время как взгляд его метался между дверью и командиром.
– В этом… в этом нет необходимости, капитан, – сказал он очень осторожно. – Я хочу заметить, но, разумеется, только между нами, что, конечно, может быть обнаружено, что несколько позиций из общего списка снаряжения, скажем так, затерялись куда-то за последние несколько месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Да, сэр?
– По количеству написанных вами рапортов, а так же по манере изложения, вы, похоже, относите себя к сторонникам дисциплины… скажем, к блюстителям порядка. Правильно?
Показная уверенность Армстронга начала буквально таять на глазах.
– Я… то есть… – заговорил он, запинаясь на каждом слове, совершенно не представляя, какой именно ответ от него ожидают.
– Да?
– Да, сэр.
– Ну, хорошо. – Капитан улыбнулся. – Тогда рассмотрим вот что… Чисто теоретически, что лучше подходит для солдата: воспитывать его с помощью приказа или увлекать примером?
– Увлекать примером, сэр, – быстро и четко ответил Армстронг, вновь обретая под ногами твердую почву.
– Тогда почему же вы этого не делаете?
Лейтенант, попавший под неожиданный обстрел, нахмурился и первый раз с начала разговора отвел в сторону глаза, которые до этого смотрели прямо на командира.
– Я… я не совсем понимаю, сэр, – сказал он. – Я стараюсь вести себя примерно, и… я думал… я стараюсь быть лучшим легионером в нашей роте.
– Да, у вас есть для этого все данные, – высказал осторожное предположение Шутт, – но мне кажется, что вы проглядели один существенный момент. Большинство людей не испытывают восторга при встрече с закомплексованным, властным формалистом… которого, к сожалению, у вас есть склонность изображать. Если есть что-то, отталкивающее их от соответствующего армейского поведения, то это, несомненно, ваши манеры, потому что никто не хочет походить на вас.
Армстронг открыл было для возражения рот, но командир резким движением остановил его.
– Нет, я не собираюсь дальше обсуждать это, Армстронг. Я хочу, чтобы вы над этим подумали. А затем, возможно, мы и поговорим о деталях. Если вам удастся смягчить свои грубоватые манеры, добавив в них долю участия, и показать, что кто-то может быть негодным солдатом, но при этом по-прежнему остается человеком, тогда ваши подчиненные последуют за вами куда угодно, потому что сами захотят этого, а не потому, что им это приказано.
Лейтенант сфокусировал свой взгляд на капитане и коротко кивнул, как бы подтверждая тот факт, что слова Шутта дошли до него.
– А что касается вас, лейтенант Рембрант, – продолжил командир, поворачиваясь на стуле лицом ко второму из своих помощников, – создается впечатление, что вы не хотите или не надеетесь, что кто-то будет относиться к вам как к примеру для подражания.
Лейтенант заморгала, удивленно глядя на него из-под темных локонов. Она не сделала попытки имитировать отсутствующий взгляд лейтенанта Армстронга, а когда Шутт продолжил, посмотрела ему прямо в глаза.
– Из ваших докладных может сложиться впечатление, что вы позволяете командовать ротой сержантам, хотя предполагается, что делаете это якобы сами, в то время как на самом деле исчезаете со своим блокнотом в поисках объектов, с которых можно делать наброски и зарисовки. – Он помолчал, уныло покачивая головой. – Так вот, я сам поклонник искусств, лейтенант Рембрант, и не собираюсь преследовать вас за это занятие в свободное от дежурства время. Вполне возможно, что я даже помогу вам устроить выставку, когда ваша служба в Легионе подойдет к завершению. Однако во время дежурства я ожидаю от вас полного внимания ко всему, что происходит в роте. Сержанты могут превосходно знать свое дело и могут даже думать, что именно они-то и управляют ротой, но их кругозор замыкается лишь на конкретной текущей работе, а уж никак не на перспективах. Работа, охватывающая перспективу, должна выполняться вами, Армстронгом и мной, и если мы не справимся с ней, то нашей роте не выбраться из дерьма. Но мы не сможем выполнить нашу задачу, если не будем знать о возможностях как каждого легионера, так и отдельных подразделений роты. Так вот, мы трое будем встречаться каждую неделю, если не каждый день, чтобы обсуждать и солдат и роту в целом, и я надеюсь, что вы будете принимать в этом самое деятельное участие. Я объяснил все достаточно ясно?
– Я… я буду стараться, капитан.
– Хорошо. Если люди стараются, значит, с ними еще можно работать. Это в равной мере касается и вас, Армстронг. Мы должны превратиться в глаза и мозг роты, а это означает, что нам следует действовать как единой группе внутри отряда. Это совсем как…
Он уставил палец в пространство между двумя лейтенантами и слегка повертел им в воздухе.
– И я не хочу в дальнейшем наблюдать вот эти маленькие игры, в которые вы играли передо мной, чтобы показать, кто лучший солдат. Так вот, вы двое, по сути, партнеры, и ваша первейшая задача – научиться проявлять терпимость к тому, что вас разнит. Мне думается, что существующие между вами различия должны работать на достижение взаимного расположения, особенно если каждый из вас научится полагаться на силы другого, вместо того, чтобы давать волю слепой зависти. Я не говорю пока об уважении, хотя надеюсь, что со временем придет и это. Для начала, вполне достаточно представить себе, что вы вдвоем несете одно полное ведро, держа его с разных сторон, и вам необходимо научиться двигаться согласованно, чтобы не расплескивать содержимое.
Командир откинулся на спинку стула и сделал жест рукой, будто собираясь выстрелить из пальца.
– А сейчас, как мне кажется, вы выйдете отсюда и, уединившись в укромном местечке, выпьете либо по чашке кофе, либо чего-то еще, а затем начнете подводить итоги всему услышанному…
Он позволил по своему лицу пробежать слабой улыбке.
– …оставив в стороне убеждение, что ваш новый командир – несправедливый и нерассудительный сукин сын.
Искрима, сержант, заведующий довольствием, был невысокий жилистый мужчина со смуглой кожей и вьющимися черными волосами. Его темные глаза были посажены довольно широко, а морщинистое, напоминавшее грецкий орех лицо почти всегда излучало сияющую улыбку. Вот это самое "почти" и делало его весьма заслуживающим особого внимания.
Шутт ответил, может быть несколько преувеличенно любезно, на приветствие и некоторое время изучал сержанта, прежде чем начать разговор.
– Без всякого намерения нарушить существующий порядок, который запрещает проявлять интерес к прошлому любого легионера, сержант, буду ли я прав, если, основываясь только на вашем имени, предположу, что ваши предки были филиппинцами?
Маленький сержант слегка кивнул в знак согласия, но на этот раз улыбка не пробежала по его лицу.
– Мне приходилось слышать, что филиппинцы – лучшие повара и одни из самых свирепых бойцов на всей старушке Земле.
На этом командир заработал скромное движение плеч, хотя теперь была заметна и намечавшаяся улыбка.
– Тогда, может быть, вы скажете мне, почему еда в нашей столовой не становится с каждым разом все лучше?
Шутт очень тщательно подбирал эту фразу. Согласно указанному в личном деле, сержант Искрима нападал на людей, пытавшихся критиковать его стряпню, и в двух случаях из трех это заканчивалось их госпитализацией. К тому же, очень важно было сказать именно то, что еда могла бы быть лучше, а уж никак не то, что она просто была плохая.
Но даже и при таких мерах предосторожности темные глаза на какой-то миг заблестели. Затем этот возбужденный взгляд погас, и сержант в очередной раз пожал плечами.
– М-ммм… меню мне устанавливает Легион. Мне указывают… Мне говорят, что я должен готовить то, что полагается. А мясо, которое мне дают… да это же просто, откровенно говоря, жилы… и кости. Я говорю заведующему снабжением сержанту, я спрашиваю его: "Как я могу приготовить это мясо? Посмотри на него! Покажи мне, как!" Но он только пожимает плечами и говорит: "Это все, что может позволить бюджет Легиона. Приготовь его как можно лучше". Вот я и стараюсь готовить как можно лучше из того мяса, которое он мне дает… и согласно меню, которое определяет Легион… но…
Сержант замолчал, дополнив свою речь еще более заметным движением плеч и многозначительным кивком головы в сторону Шутта.
– Понятно. Хорошо, забудем о бюджете… а заодно и о меню. Я хочу, чтобы рота питалась хорошо – а ведь мы не платим им достаточно для того, чтобы они могли питаться сами. Поэтому, пока я командир, а ты повар, я хочу, чтобы наша рота была самой лучшей по питанию ротой во всем Легионе.
Искрима коротко дернул головой в знак полного согласия.
– Хорошо, – коротко произнес он. – Давно пора бы.
– Тогда я буду считать это дело улаженным. – Командир кивнул, ставя в своем блокноте галочку у очередного пункта. – На сегодня мы закончили, сержант.
И вновь маленький сержант чересчур старательно отдал ему честь, и когда Шутт начал было ответное движение, ему в голову пришла новая мысль.
– Да… вот еще, сержант. Прав ли я, предполагая, что вы не позаимствовали бы себе это имя, Искрима, имеющее отношение к одной из форм филиппинской борьбы, а точнее, бою на палках, если бы сами не были мастером этого искусства?
И вновь последовали скромная улыбка и быстрое движение плеч.
– Тогда я считал бы признаком вашего личного расположения, если бы вы согласились научить этому искусству всех желающих в нашей роте, включая и меня. Я не так много об этом знаю, но если с помощью палок удалось в свое время разделаться с Магелланом и его вооруженными до зубов головорезами, эта борьба вполне заслуживает изучения.
– Прошу садиться, сержант… Гарри Шоколад, если не ошибаюсь?
– Просто Гарри, так будет вернее, капитан, – сказал сержант, осторожно опуская свою огромную тушу на предложенный стул. – "Г.Ш." – это только для моих друзей.
– Хорошо. Давайте все же будем использовать короткое имя, Г.Ш., – кивнул ему Шутт, что-то коротко записывая в своем блокноте, – поскольку, думаю, через пару месяцев мы станем друзьями.
– И как вам удалось вычислить это прямо сейчас? – Сержант нахмурился, охваченный подозрением. – Не обижайтесь, сэр, но на моей памяти офицеры никогда не поддерживали дружбы с людьми, подобными мне.
– Весьма прискорбно. Впрочем, я сам себя немного опережаю, – с отсутствующим видом заметил командир, просматривая свои записи. – Однако из вашего заявления можно предположить, что вы не вполне честный и склонный к попустительству человек, во всяком случае, мне так показалось.
Сержант-снабженец прищурил глаза, и это было единственным изменением на его лице, ставшим заметным, когда он откинулся назад.
– А знаете, капитан, это замечание граничит по меньшей мере с расизмом. Уж не хотите ли вы этим сказать, что по-вашему все цветные – законченные воры?
Как можно было догадаться по имени, Гарри Шоколад был негром, правда его кожа имела скорее светло-коричневый оттенок, чем густо черный, обычно ассоциируемый с его расой. К тому же он был еще и волосат, хотя выражалось это лишь наличием густой щетинистой бороды, компенсировавшей его короткую стрижку. Очки с толстыми темными стеклами, задвинутые на лоб, дополняли картину, которую он являл собой, когда разглядывал своего командира с таким хмурым видом, который для более мелкой фигуры казался бы по меньшей мере мелодраматическим.
– Х-м-ммм? – произнес Шутт, наконец оторвавшись от своих заметок и поднимая взгляд. – О, конечно, нет, Г.Ш. Я основываю свое предположение на том простом факте, указанном в вашего деле, что ваш общий интеллект гораздо выше среднего. Мое рассуждение проистекает из того, что имея даже половину ваших мозгов, любой, кто занимался бы снабжением этого отряда, вполне мог бы удвоить свое жалованье, приторговывая на черном рынке. Если я не прав, то вы, разумеется, можете получить мои извинения.
Гарри широко улыбнулся.
– Спасибо, кэп. Извинение от офицера такой служака, как я, получает не каждый день.
– Позвольте, сержант, – перебил его командир, возвращая ему улыбку размером зуб в зуб, – но я сказал: "Если я неправ". А для того, чтобы я счел такое извинение необходимым, мне надо будет попросить вас подождать здесь, пока не будут конфискованы ваши учетные документы и не будет опечатан склад, и, таким образом, станет возможным проведение инвентаризации и аудиторской проверки, чтобы показать, ошибаюсь я или нет.
Улыбка исчезла с лица сержанта будто мышь, заметившая кошку, а сам он нервно облизнул губы, в то время как взгляд его метался между дверью и командиром.
– В этом… в этом нет необходимости, капитан, – сказал он очень осторожно. – Я хочу заметить, но, разумеется, только между нами, что, конечно, может быть обнаружено, что несколько позиций из общего списка снаряжения, скажем так, затерялись куда-то за последние несколько месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40