Я давно заметил, что мои полицейские гораздо лучше стреляют на полигоне, чем на улице. И все же даже находясь в стесненных обстоятельствах они стреляют куда лучше, чем ваши солдаты в нормальных условиях.
И без этого было ясно, что легионеры далеко не меткие стрелки. Хоть мишени и были разнесены в щепки, сделано это было не за счет точной, прицельной стрельбы, а за счет несметного количества истраченных боеприпасов.
Теперь наступила очередь Шутта состроить гримасу.
– Мне приходилось видеть и худшее, хотя так сразу и не припомню еще такой случай, чтобы в одном месте собралось бы столь много бездарных стрелков. У меня, конечно, есть некоторый опыт обучения плохих стрелков, как нужно стрелять, и я бы уже давно закончил эту показуху, чтобы начать работу непосредственно с солдатами, но ее проводит "Шутт-Пруф-Мьюнишн", это их коммерческое турне, поэтому выбор у меня – либо проводить сейчас эту демонстрацию совместно с ними, либо ждать еще пару месяцев, пока они прибудут сюда в очередной раз. В наше время очень трудно запрещать солдатам пользоваться полностью автоматическим оружием и лазерными прицелами, чтобы попытаться вбить им в головы основы прицельной стрельбы.
Готц кивнул, не отрывая взгляда от огневого рубежа.
– Похоже на то, что в этом мы друг с другом полностью согласны, капитан. Если вы с самого начала не научите их действовать по всем правилам, они так и будут полагаться на огневую мощь и прочую подобную чушь, вместо того, чтобы научиться стрелять.
Капитан повернул голову и некоторое время внимательно смотрел на шефа полиции.
– Возможно, я не должен об этом спрашивать, шеф, – сказал он наконец, – но не мог не заметить, что ваше отношение ко мне и моим легионерам со времени нашей первой встречи значительно смягчилось.
– Что ж, отвечу вам, мистер Шутт. Я, может, и бываю временами упрям, но, как правило, стараюсь мыслить достаточно трезво. Большинство моих патрульных полицейских тепло отзываются о ваших солдатах. Сдается мне, что кто-то из вашей роты пристрастился обхаживать полицию, и я получил немало сообщений за последние несколько недель о некоторых из ваших парней. Как я понял, они ни во что не вмешиваются и не участвуют ни в каких акциях, но мы оба знаем, что бывают случаи, когда наличие под рукой дополнительной пары людей в форме, неважно какого цвета, позволяет сдержать толпу от беспорядков.
– Это верно, – сказал капитан. – Я всегда считал, что большинство людей имеют верное представление о самих себе. Если мои солдаты убеждены, что они могут стать другими, то они и пытаются измениться к лучшему.
Тут шеф поднял руку, останавливая его.
– А теперь, не поймите меня превратно. Никто никого не дурачит на тот счет, что ваша рота состоит из одних лишь типичных участников рождественского хора, но все они по отношению к колонии настроены вполне дружелюбно, так что я могу давать им, да и вам, некоторые поблажки.
– Ну уж не на столько большие, чтобы не отправлять рапорты в штаб-квартиру Легиона всякий раз, как только кто-то из моих людей получает служебное взыскание, – сухо заметил Шутт.
Готц только вздохнул и пожал плечами.
– Это всего лишь следование прямым указаниям, полученным от вашего командования, сынок. Они легли мне на стол в тот самый момент, когда ты появился на этой планете. У меня нет намерений лезть в твои дела, но сдается, кто-то там, в верхах Легиона, не очень-то тебя любит. Во всяком случае, они очень внимательно следят за твоими действиями, ожидая, когда ты сделаешь ошибку.
Капитан нахмурился.
– Я как-то не подумал об этом. Спасибо за предупреждение.
– Предупреждение? – Лицо шефа являло картину наивнейшей простоты. – Я просто ответил на официальное обращение за информацией от одного из постоянных жителей нашей общины, коим я призван служить и которых обязан защищать.
– Считайте, что вы его получили. – Шутт кивнул. – Но, как бы то ни было, спасибо… неофициально. Мне интересно, что бы вы смогли…
– Капитан!
Не было никаких сомнений в необычайной важности этого обращения.
– Извините меня, шеф. Что случилось, Клыканини?
– Спартак собирается стрелять!
Короткого взгляда, брошенного в сторону огневого рубежа, было достаточно, чтобы эта информация подтвердилась. Синфин сидел на летающей доске, подсунув под дробовик свою длинную руку так, как показал ему Гарри Шоколад, используя для этого весьма выразительные жесты.
– Да, вижу, – сказал командир. – Хотя, как мне кажется, ситуация угрожающей отнюдь не…
– Он не знаком с третьим законом Ньютона?
Шутт нахмурился.
– Что еще за закон?
– Это не тот, что… – начал было шеф Готц, но закончить эту фразу ему так и не удалось.
КХ-Х-БУ-У-УМ!
Искусство синфина в управлении парящей доской было так велико, что несмотря на то, что при выстреле он был буквально сметен с нее отдачей дробовика, Спартак сумел все же удержаться на ней, хотя и начал с неистовой скоростью вертеться как волчок… правда, если спросить тех, кто был в непосредственной близости от него, они предпочли бы, чтобы этого не произошло. Всякий, кто не раньше имел возможностей освежить в памяти третий закон Ньютона, сейчас мог наглядно убедиться, что, разумеется, для каждого действия существует равное противодействие! Образованный или нет, хороший стрелок или плохой, это не никак не сказалось на чувстве самосохранения легионеров, и в мгновение ока каждый из присутствующих, включая и зрителей на трибунах, либо притаился в каком-то укрытии, либо распластался на земле.
К счастью, Спартак, испытывая дробовик, поставил его на стрельбу одиночными выстрелами, так что ситуация оказалась скорее комичной. Но переключи он свое оружие на автоматическую стрельбу, результаты могли бы оказаться не такими шуточными.
– Сдается мне, – растягивая слова, заметил шеф Готц, подняв голову и глянув на Шутта, – что отдача от такого оружия слишком сильна для этого парня, по крайней мере, пока он находится на той доске.
– Я тоже так думаю, – сказал капитан, выглядывая из-за спинки сиденья, за которым прятался. – В этом-то и заключается проблема. Устройство глаз у синфинов не позволяет им пользоваться обычным оружием, имеющим достаточную точность стрельбы. Вот почему мы вооружили их дробовиками. Я мог бы, конечно, дать им автоматическое оружие, но боюсь, будут еще более сложные проблемы с отдачей.
– То, что вам надо, это оружие с небольшой отдачей. – Готц задумался, нахмурившись. – А вам не приходила в голову мысль дать им пневматические ружья?
– Пневматические ружья?
– Да, которые работают на сжатом воздухе и стреляют маленькими красящими шариками. Кое-кто у нас, из тех что проводят уик-энд в военно-спортивном клубе, используют их.
– Ах, эти. – Шутт покачал головой. – Я всегда принимал их скорее за дорогие игрушки, чем за оружие.
– Некоторые из этих "игрушек" полностью автоматические и имеют дульную скорость выше четырехсот футов в секунду, – проинформировал его шеф.
– В самом деле? – Капитан с удивлением поднял брови. – А я и не знал. И все же я не уверен, что это здорово – стрелять во время боя в кого-то красящими шариками. И скорость здесь не имеет никакого значения.
– Ну, хорошо, – Готц по-волчьи улыбнулся, вновь усаживаясь на свое место, – я просто-напросто знаю, где можно получить шарики с ВВ.
– Взрывчатыми веществами? – Теперь Шутт определенно заинтересовался. – И что, вполне легально?
– Может быть, это и будет для вас сюрпризом, мистер Шутт, но от полиции зачастую требуются настолько спешные действия, что ей некогда сверяться с буквой закона.
– Х-ха-ха. И во что же мне обойдется подобная информация?
– Считайте это моей любезностью, – сказал шеф. – Разумеется, будет очень приятно, если вы, в свою очередь, окажете мне подобную услугу, ну, скажем, одолжите на время вашего повара, чтобы он помог организовать нам ежегодный банкет, который намечен на следующий месяц?
– Я думаю, мы могли бы оформить это по линии общественных связей. – Капитан усмехнулся. – А тем временем, я хотел бы узнать, есть ли для нас какой-нибудь законный способ получить эти самые ружья?
– Если вы не возражаете, – сказал Готц, соскальзывая со своего места, чтобы вновь растянуться за укрытием, – я предпочту наблюдать за вашими экспериментами вот отсюда.
Когда кувыркания прекратились, Спартак отказался продолжать упражнения с оружием, предпочитая оставаться на своей любимой доске, вместо того, чтобы при каждом выстреле расставаться с ней.
Неустрашимый Гарри Шоколад передал дробовик Луи, синфину-аристократу. Не обладая сноровкой Спартака, Луи давным-давно оставил попытки освоить парящую доску, заявляя, что это ниже его достоинства, так что на этот раз беспорядочная стрельба с летающего средства передвижения никому не грозила. Прочно устроившись в боковой коляске хока, которым управлял Гарри, он имел более чем достаточно возможностей прицелиться, хотя бы приблизительно, так что Шутт решил позволить ему и в дальнейшем пользоваться дробовиком.
В качестве завершающего штриха кто-то из легионеров отыскал старую каску и проделал в ней отверстия для того, чтобы Луи мог просунуть в них свои глаза. Картина, которую они собой представляли, – Гарри Шоколад верхом на мощном мотолете и пристроившийся в коляске Луи, сжимающий дробовик, с глазами, торчащими из старой каски, – заставила бы остановиться и оглянуться на них не одного прохожего. Не даром шеф Готц заметил, что появление в городе этой необычной пары было более эффективным сдерживающим средством, чем целая бригада обычных полицейских патрулей.
Как ни странно, но доброе отношение к Спартаку со стороны роты ослабило ту брезгливость, с какой Луи относился к низкородному синфину, до того, что он фактически вошел с ним в деловое партнерство, занявшись рекламой летающих досок на их родной планете. Спартак записал на пленку серию демонстрационных полетов вместе с подробными инструкциями к ним, в то время как Луи использовал свои семейные связи и влияние, чтобы устранить обязательные в таких случаях лицензионные барьеры и разного рода ограничения. Вся рота, не раздумывая, скинулась для формирования стартового капитала этого предприятия, поскольку легионеры были твердо уверены в том, что в будущем оно принесет им значительные дивиденды.
По мере того, как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские отношения, менялось и их отношение к самим себе и к друг другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда толкая их на крайности.
Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того, как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собрались в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно, чтобы разместить сразу всю роту, но у всех было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих, к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно превращалась в некое словесное состязание, по мере того, как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу того, кто побывал в наиболее плохих условиях за время своей службы в Легионе.
– …так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, чертов айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться, – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – если только не мог найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!
Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись вперед, желая стать следующими.
– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот, как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…
– Я расскажу вам, что значит трудная служба!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
И без этого было ясно, что легионеры далеко не меткие стрелки. Хоть мишени и были разнесены в щепки, сделано это было не за счет точной, прицельной стрельбы, а за счет несметного количества истраченных боеприпасов.
Теперь наступила очередь Шутта состроить гримасу.
– Мне приходилось видеть и худшее, хотя так сразу и не припомню еще такой случай, чтобы в одном месте собралось бы столь много бездарных стрелков. У меня, конечно, есть некоторый опыт обучения плохих стрелков, как нужно стрелять, и я бы уже давно закончил эту показуху, чтобы начать работу непосредственно с солдатами, но ее проводит "Шутт-Пруф-Мьюнишн", это их коммерческое турне, поэтому выбор у меня – либо проводить сейчас эту демонстрацию совместно с ними, либо ждать еще пару месяцев, пока они прибудут сюда в очередной раз. В наше время очень трудно запрещать солдатам пользоваться полностью автоматическим оружием и лазерными прицелами, чтобы попытаться вбить им в головы основы прицельной стрельбы.
Готц кивнул, не отрывая взгляда от огневого рубежа.
– Похоже на то, что в этом мы друг с другом полностью согласны, капитан. Если вы с самого начала не научите их действовать по всем правилам, они так и будут полагаться на огневую мощь и прочую подобную чушь, вместо того, чтобы научиться стрелять.
Капитан повернул голову и некоторое время внимательно смотрел на шефа полиции.
– Возможно, я не должен об этом спрашивать, шеф, – сказал он наконец, – но не мог не заметить, что ваше отношение ко мне и моим легионерам со времени нашей первой встречи значительно смягчилось.
– Что ж, отвечу вам, мистер Шутт. Я, может, и бываю временами упрям, но, как правило, стараюсь мыслить достаточно трезво. Большинство моих патрульных полицейских тепло отзываются о ваших солдатах. Сдается мне, что кто-то из вашей роты пристрастился обхаживать полицию, и я получил немало сообщений за последние несколько недель о некоторых из ваших парней. Как я понял, они ни во что не вмешиваются и не участвуют ни в каких акциях, но мы оба знаем, что бывают случаи, когда наличие под рукой дополнительной пары людей в форме, неважно какого цвета, позволяет сдержать толпу от беспорядков.
– Это верно, – сказал капитан. – Я всегда считал, что большинство людей имеют верное представление о самих себе. Если мои солдаты убеждены, что они могут стать другими, то они и пытаются измениться к лучшему.
Тут шеф поднял руку, останавливая его.
– А теперь, не поймите меня превратно. Никто никого не дурачит на тот счет, что ваша рота состоит из одних лишь типичных участников рождественского хора, но все они по отношению к колонии настроены вполне дружелюбно, так что я могу давать им, да и вам, некоторые поблажки.
– Ну уж не на столько большие, чтобы не отправлять рапорты в штаб-квартиру Легиона всякий раз, как только кто-то из моих людей получает служебное взыскание, – сухо заметил Шутт.
Готц только вздохнул и пожал плечами.
– Это всего лишь следование прямым указаниям, полученным от вашего командования, сынок. Они легли мне на стол в тот самый момент, когда ты появился на этой планете. У меня нет намерений лезть в твои дела, но сдается, кто-то там, в верхах Легиона, не очень-то тебя любит. Во всяком случае, они очень внимательно следят за твоими действиями, ожидая, когда ты сделаешь ошибку.
Капитан нахмурился.
– Я как-то не подумал об этом. Спасибо за предупреждение.
– Предупреждение? – Лицо шефа являло картину наивнейшей простоты. – Я просто ответил на официальное обращение за информацией от одного из постоянных жителей нашей общины, коим я призван служить и которых обязан защищать.
– Считайте, что вы его получили. – Шутт кивнул. – Но, как бы то ни было, спасибо… неофициально. Мне интересно, что бы вы смогли…
– Капитан!
Не было никаких сомнений в необычайной важности этого обращения.
– Извините меня, шеф. Что случилось, Клыканини?
– Спартак собирается стрелять!
Короткого взгляда, брошенного в сторону огневого рубежа, было достаточно, чтобы эта информация подтвердилась. Синфин сидел на летающей доске, подсунув под дробовик свою длинную руку так, как показал ему Гарри Шоколад, используя для этого весьма выразительные жесты.
– Да, вижу, – сказал командир. – Хотя, как мне кажется, ситуация угрожающей отнюдь не…
– Он не знаком с третьим законом Ньютона?
Шутт нахмурился.
– Что еще за закон?
– Это не тот, что… – начал было шеф Готц, но закончить эту фразу ему так и не удалось.
КХ-Х-БУ-У-УМ!
Искусство синфина в управлении парящей доской было так велико, что несмотря на то, что при выстреле он был буквально сметен с нее отдачей дробовика, Спартак сумел все же удержаться на ней, хотя и начал с неистовой скоростью вертеться как волчок… правда, если спросить тех, кто был в непосредственной близости от него, они предпочли бы, чтобы этого не произошло. Всякий, кто не раньше имел возможностей освежить в памяти третий закон Ньютона, сейчас мог наглядно убедиться, что, разумеется, для каждого действия существует равное противодействие! Образованный или нет, хороший стрелок или плохой, это не никак не сказалось на чувстве самосохранения легионеров, и в мгновение ока каждый из присутствующих, включая и зрителей на трибунах, либо притаился в каком-то укрытии, либо распластался на земле.
К счастью, Спартак, испытывая дробовик, поставил его на стрельбу одиночными выстрелами, так что ситуация оказалась скорее комичной. Но переключи он свое оружие на автоматическую стрельбу, результаты могли бы оказаться не такими шуточными.
– Сдается мне, – растягивая слова, заметил шеф Готц, подняв голову и глянув на Шутта, – что отдача от такого оружия слишком сильна для этого парня, по крайней мере, пока он находится на той доске.
– Я тоже так думаю, – сказал капитан, выглядывая из-за спинки сиденья, за которым прятался. – В этом-то и заключается проблема. Устройство глаз у синфинов не позволяет им пользоваться обычным оружием, имеющим достаточную точность стрельбы. Вот почему мы вооружили их дробовиками. Я мог бы, конечно, дать им автоматическое оружие, но боюсь, будут еще более сложные проблемы с отдачей.
– То, что вам надо, это оружие с небольшой отдачей. – Готц задумался, нахмурившись. – А вам не приходила в голову мысль дать им пневматические ружья?
– Пневматические ружья?
– Да, которые работают на сжатом воздухе и стреляют маленькими красящими шариками. Кое-кто у нас, из тех что проводят уик-энд в военно-спортивном клубе, используют их.
– Ах, эти. – Шутт покачал головой. – Я всегда принимал их скорее за дорогие игрушки, чем за оружие.
– Некоторые из этих "игрушек" полностью автоматические и имеют дульную скорость выше четырехсот футов в секунду, – проинформировал его шеф.
– В самом деле? – Капитан с удивлением поднял брови. – А я и не знал. И все же я не уверен, что это здорово – стрелять во время боя в кого-то красящими шариками. И скорость здесь не имеет никакого значения.
– Ну, хорошо, – Готц по-волчьи улыбнулся, вновь усаживаясь на свое место, – я просто-напросто знаю, где можно получить шарики с ВВ.
– Взрывчатыми веществами? – Теперь Шутт определенно заинтересовался. – И что, вполне легально?
– Может быть, это и будет для вас сюрпризом, мистер Шутт, но от полиции зачастую требуются настолько спешные действия, что ей некогда сверяться с буквой закона.
– Х-ха-ха. И во что же мне обойдется подобная информация?
– Считайте это моей любезностью, – сказал шеф. – Разумеется, будет очень приятно, если вы, в свою очередь, окажете мне подобную услугу, ну, скажем, одолжите на время вашего повара, чтобы он помог организовать нам ежегодный банкет, который намечен на следующий месяц?
– Я думаю, мы могли бы оформить это по линии общественных связей. – Капитан усмехнулся. – А тем временем, я хотел бы узнать, есть ли для нас какой-нибудь законный способ получить эти самые ружья?
– Если вы не возражаете, – сказал Готц, соскальзывая со своего места, чтобы вновь растянуться за укрытием, – я предпочту наблюдать за вашими экспериментами вот отсюда.
Когда кувыркания прекратились, Спартак отказался продолжать упражнения с оружием, предпочитая оставаться на своей любимой доске, вместо того, чтобы при каждом выстреле расставаться с ней.
Неустрашимый Гарри Шоколад передал дробовик Луи, синфину-аристократу. Не обладая сноровкой Спартака, Луи давным-давно оставил попытки освоить парящую доску, заявляя, что это ниже его достоинства, так что на этот раз беспорядочная стрельба с летающего средства передвижения никому не грозила. Прочно устроившись в боковой коляске хока, которым управлял Гарри, он имел более чем достаточно возможностей прицелиться, хотя бы приблизительно, так что Шутт решил позволить ему и в дальнейшем пользоваться дробовиком.
В качестве завершающего штриха кто-то из легионеров отыскал старую каску и проделал в ней отверстия для того, чтобы Луи мог просунуть в них свои глаза. Картина, которую они собой представляли, – Гарри Шоколад верхом на мощном мотолете и пристроившийся в коляске Луи, сжимающий дробовик, с глазами, торчащими из старой каски, – заставила бы остановиться и оглянуться на них не одного прохожего. Не даром шеф Готц заметил, что появление в городе этой необычной пары было более эффективным сдерживающим средством, чем целая бригада обычных полицейских патрулей.
Как ни странно, но доброе отношение к Спартаку со стороны роты ослабило ту брезгливость, с какой Луи относился к низкородному синфину, до того, что он фактически вошел с ним в деловое партнерство, занявшись рекламой летающих досок на их родной планете. Спартак записал на пленку серию демонстрационных полетов вместе с подробными инструкциями к ним, в то время как Луи использовал свои семейные связи и влияние, чтобы устранить обязательные в таких случаях лицензионные барьеры и разного рода ограничения. Вся рота, не раздумывая, скинулась для формирования стартового капитала этого предприятия, поскольку легионеры были твердо уверены в том, что в будущем оно принесет им значительные дивиденды.
По мере того, как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские отношения, менялось и их отношение к самим себе и к друг другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда толкая их на крайности.
Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того, как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собрались в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно, чтобы разместить сразу всю роту, но у всех было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих, к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно превращалась в некое словесное состязание, по мере того, как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу того, кто побывал в наиболее плохих условиях за время своей службы в Легионе.
– …так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, чертов айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться, – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – если только не мог найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!
Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись вперед, желая стать следующими.
– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот, как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…
– Я расскажу вам, что значит трудная служба!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40