Выбив щит с изображением змееголовой гидры из рук аргивца, Тарас рубанул его по голове, но угодил по шее. Но и этого оказалось достаточно. Обливаясь кровью, солдат упал, выронив меч. А Тарас оказался в двух шагах от Леонида.
– Берегись, Гисандр, – крикнул ему Архелон, дравшийся позади него.
Тарас резко нагнулся вперед и вправо, буквально спиной почувствовав удар копья, просвистевшего над плечом. Затем развернулся и метким движением всадил меч в подбрюшье напавшему на него солдату. И снова распрямился, подняв щит и поймав на себе взгляд царя, – тот узнал его.
Леонид и еще горстка бойцов, оставшихся в живых к этому моменту, сгрудились спина к спине, подняв щиты и свое оружие. Вокруг них мгновенно вырос лес копий, – аргивцы видели, что маневр удался и спартанский царь у них в руках. Еще удар – и Спарта будет обезглавлена. И они нанесли этот удар, не дожидаясь, пока остальные спартиаты, увидев, как погибает их царь, утроят натиск, желая прорвать окружение вокруг Леонида.
Одновременный удар десятков копий сразил половину защитников. Тарас принял на свой щит сразу три копья, а Леонид пять, при этом его собственное копье сломалось, оставшись в груди аргивского воина, а изогнутый щит упал на залитую кровью траву. Следующий удар должен был убить его, но Тарас подставил свой щит, увидев, что в царя вновь летят несколько копий. Два из них он отразил, а третье ужалило его в левое плечо, но царь Спарты остался цел.
Испытав дикую боль, Тарас выронил щит, ноги его подкосились. Из раны на плече хлестала кровь. Но перед тем, как потерять сознание, он увидел яростную атаку спартанцев, отбросивших аргивских наемников далеко вперед и окончательно разорвавших строй армии Аргоса, обратившейся в бегство. Увидев впереди, совсем близко, стены Фирея, он понял – это победа. Но сил радоваться уже не осталось. Все поплыло перед глазами, и, выронив меч, Тарас упал на чье-то мертвое тело.
Глава девятая
Этим утром он проснулся рано и, стараясь не разбудить спящую Елену и сына, вышел на террасу своего дома неподалеку от Пелланы. Остановился, поправив на плече гиматий, облокотился на перила и, окинув взглядом окрестности имения, втянул носом густой запах травы. Солнце уже поднялось над горизонтом, но кое-где в низинах еще висел легкий туман. Большая редкость для этих мест. Но и он, впрочем, быстро растаял.
Тарас скользнул взглядом по предгорьям Тайгета, потом осмотрел небольшой лесок, примыкавший слева к его имению, и вдруг услышал с той стороны отчетливое блеяние овец. Присмотревшись, Тарас увидел, как вдоль леса его пастухи, вставшие ни свет ни заря, гнали на дальнее пастбище стадо овец. Овцы недовольно блеяли, то и дело норовя спрыгнуть в глубокий овраг, на дне которого призывно журчал ручей. Но пастухи ударами палки быстро возвращали их обратно, и вскоре все стадо, обогнув имение, стоявшее на трех холмах, исчезло из вида.
Налетел порыв свежего ветерка, и Тарас, поежившись, ощутил тупую боль в плече – старая рана все еще давала о себе знать. Он сжал пальцы левой руки в кулак. Несмотря на старания Эгора, копье аргивца все же повредило несколько мышц, которые теперь слушались чуть хуже, но силу рука не потеряла, и этого было достаточно, чтобы держать щит. А если понадобится, то и меч.
С той поры прошло почти два года, а Тарас все еще помнил ту жестокую битву на первой настоящей войне молодого эфеба. Тогда он выжил, – Эгор с Архелоном вынесли его израненное тело с поля боя в лагерь и вовремя обработали рану. Ненадолго придя в себя на следующее утро после болезненной операции, он вдруг обнаружил рядом со своими носилками царя Леонида в окружении телохранителей.
– Мы победили? – спросил Тарас, не знавший исхода битвы, когда понял, кто стоит перед ним.
– Конечно, Гисандр, – усмехнулся в бороду спартанский царь, – мы обратили в бегство аргивцев. Кинурия почти наша. Твои командиры и твоя эномотия в этом бою отличились – они взяли в плен Алкивиада, а сам ты бился, как лев, не говоря уже о том, что спас мне жизнь.
– Я выполнял свой долг, – ответил Тарас, чувствуя, как накатывается слабость. – Спарта не могла остаться без царя, который прославит ее в веках.
Услышав эти слова, Леонид против воли ухмыльнулся, не поняв их скрытый смысл.
– Ты выживешь, Гисандр, – пообещал ему царь, склонившись над носилками, – я позабочусь, чтобы ты получил лучших лекарей.
Но последние слова Леонида он уже не расслышал. Тарас еще долго потом находился в забытьи и бредил, но выжил. Его, как и многих раненых, привезли в Спарту, в собственное имение, где он потом долечивался под надзором специального лекаря, которого прислал к нему царь Леонид. Эгор с Архелоном тоже регулярно навещали его. Через месяц он уже мог передвигаться, а через два вполне сносно держал раненой рукой щит, а здоровой – копье и меч.
За спасение царя никаких материальных благ он не получил, зато прославился на всю Спарту и получил не особо обременительную должность проксена. О нем даже сложили гимн как о герое и исполнили в одном из храмов Аполлона в день рождения Леонида. Вскоре Гисандра, как спасителя жизни царя, знали не только все эфоры, но и почти все граждане Спарты, включая даже периеков. А слава победителя на Гимнопедиях отошла на второй план. Вот такой всенародный почет и уважение свалились на Гисандра, отчего он даже иногда приходил в замешательство и не особенно любил выезжать из своего имения в Пеллане. К счастью, к политической жизни его пока никто особенно не привлекал, и Тарас продолжал служить командиром эномотии во втором лохе под командой Хрисида.
Такому парню Автоний просто не мог не отдать свою дочь в жены, и едва Тарас вылечился, они сыграли свадьбу, на которой присутствовал даже сам Леонид, почтивший их своим коротким присутствием вместе с женой Горго.
Потом было еще несколько походов в Кинурию, после которых Аргос навсегда забыл, что эта земля когда-то принадлежала ему. Из них возмужавший Тарас вернулся в родное имение без всяких повреждений, став уже бывалым воином.
Впрочем, Елена не раз тайно приезжала к Тарасу еще до свадьбы, узнав о его ранении, и к тому моменту, как он собрался ввести ее в свой дом официально, все здешние илоты знали ее уже как свою новую хозяйку и слушались так, словно она уже год здесь всем заправляла. Даже Талай, которому по долгу службы приходилось управлять имением, заскучал.
– Госпожа Елена так хорошо всем управляет, что я скоро буду вам не нужен, хозяин, – как-то пожаловался он Тарасу, лежавшему после прогулки на своем широком топчане, покрытом жесткой холстиной.
– Не ной, – отчитал его Тарас, – без управляющего мне все равно не обойтись. Знал бы ты, что учудил мой отец, вообще перестал бы причитать. Работы тебе хватит.
И он был прав, поскольку геронт Поликарх, которому жена сына очень понравилась, несмотря на действовавшие в стране законы против роскоши, все же ухитрился оформить на нее и предполагаемых наследников свое имение, которое она должна была получить после смерти Поликарха. А если Тарас тоже погибнет на войне, то Елене отойдет и имение у Пелланы. Мужчины в этой стране гибли часто. И, как выяснилось, здесь жило немало богатых спартанок, владевших по праву наследования неплохими участками земли. Но к смерти спартанцы относились спокойно, как к неизбежному финалу жизни, и всегда готовы были ее встретить, а потому не заботились о материальных благах. И геронт Поликарх теперь без страха смотрел в свое будущее. Тарасу даже показалось, что он был счастлив больше самого жениха – так ему понравилась гимнастка.
– Первым делом вы должны родить сына, – приказал «отец» Тарасу, едва отшумели праздничные пиры.
– Постараемся, – кивнул Тарас, – но ты же знаешь, на все воля богов. Никогда не известно, кто родится: мальчик или девочка.
– Я уже принес жертвы, – сказал мудрый геронт, – боги будут благосклонны.
И надо же, оказался прав. Спустя положенный срок Елена родила мальчика. В душе Тарас иногда даже хотел, чтобы родилась девочка, поскольку боялся приговора эфоров. Ведь каждого родившегося младенца, который должен был стать воином, они относили на священную скалу и там осматривали в поисках изъянов. И не дай боги, если младенец чем-то придется им не по нраву или покажется хилым и больным. Его тут же сбрасывали в пропасть, избавляя Спарту от больных и увечных. Эти жестокие законы Тарас, выросший в другом мире, который еще не до конца вытравился из памяти, в душе не одобрял, но ничего поделать не мог. Они существовали уже не одну сотню лет, и вся Спарта слепо подчинялась им, воспринимая давшего эти заветы Ликурга почти как божество.
К счастью, эфоры не наши изъянов на теле его сына и вернули Тарасу младенца со словами:
– Пусть растет новый гражданин Лакедемона.
И счастливый Тарас мог спокойно посвятить себя военной службе, которая, надо сказать, уже не так обременяла его, как в бытность совсем молодым воином. И хотя бывший спецназовец регулярно участвовал в тренировках и состязаниях наравне с остальными спартиатами, у него теперь все же было больше свободного времени, которое он проводил на сесситиях, но чаще дома, с Еленой, а иногда бывал в Спарте и одновременно посещал имение отца.
– Гисандр, – заявил ему седовласый геронт в одно из таких посещений, – твои доспехи достаточно долго служат тебе и уже истрепались. Я хочу, чтобы ты взял себе мои. Они еще крепкие, ты знаешь, и давно дожидаются, чтобы такой сильный воин надел их.
– Ну что же, – ответил Тарас, оглядев свой вполне приличный, хоть и не раз заштопанный умелой рукой Этокла панцирь, – я готов, если таково твое желание, отец.
Тарас согласился на это, только чтобы не расстраивать «отца», который за эти пару лет действительно стал ему как родной. Он был доволен и своими доспехами, не раз спасавшими ему жизнь в боях с аргивцами. Но этот, висевший на стене отцовского дома панцирь обладал какой-то магической силой, словно его носил сам Геракл, когда совершал свои подвиги. Тарас отчетливо помнил охватившую его дрожь, когда первый и единственный раз он надевал эти доспехи пару лет назад. И если до сих пор отец не торопился отдавать их, несмотря на все заявления прошлых лет, то, видимо, этот момент наконец наступил. И действительно, Поликарх, вместо оруженосца помогая сыну облачиться в доспехи, был очень серьезен. А когда воин предстал перед ним во всей красе, произнес:
– Теперь, Гисандр, ты готов к великой битве.
– О чем ты говоришь, отец? – не понял его Тарас, последнее время все дни напролет проводивший в своем имении и не знавший слухов, бродивших среди спартанцев Пелланы.
А слухи были тревожные, поговаривали о новой войне. Но на этот раз речь шла не о пограничном конфликте с одним из соседей. Все выглядело как-то туманно и зловеще, словно на Спарту надвигалось издалека страшное чудовище, способное проглотить всех ее смелых воинов одним махом, несмотря на их доблесть. Чудовище, имевшее бесчисленное множество слуг, глухая поступь которых доносилась даже сюда, в закрытое со всех сторон государство. И Тарас против воли повсюду улавливал знаки, говорившие ему о том, что, несмотря на внутреннее спокойствие, вокруг государства происходила какая-то нервная суета. Греция бурлила.
Сам он дальше Кинурии не ездил, а иностранцы в Спарту не спешили. И, несмотря на новую должность проксена, ему всего лишь один раз, совсем недавно, пришлось принимать у себя в гостях иноземцев – двух посланников из Аркадии, прибывших в Лакедемон по неотложным делам военного союза. Гегемоном этого союза была Спарта. Конечно, особых секретов послы ему не раскрыли, но Тарас и сам догадался, что идут какие-то переговоры об участии Спарты в глобальной войне. А потом вспомнил, как еще год назад царь Леонид, сразу после его свадьбы, отправился дальше на север, обмолвившись своему спасителю, что едет в Коринф, где должны были собраться лидеры всех греческих государств. Что они там обсуждали, Тарас, конечно, не знал. Но было понятно, что не цены на пшеницу. И вот теперь мудрый геронт подтвердил его подозрения.
– Скоро Спарта вступит в войну с персами, – сообщил ему отец, – ты должен знать об этом, хотя официально еще не объявлено. Мы пока не приняли решения, но царь Леонид уже тайно готовит передовой отряд, чтобы встретить персов у Фермопильского ущелья. За ним последует вся армия и союзники. Но сначала спартанцы хотят отпраздновать Карнеи, и пока этот великий праздник не закончится, армия не сдвинется с места.
«Кажется, теперь я точно знаю, какой на дворе год. Не долго осталось жить царю Леониду», – поймал себя на мысли Тарас, но, услышав о празднике, даже возмутился.
– Интересно, – сказал он, поднимая отцовский меч и пробуя его на вес: меч слушался идеально, – враг у ворот, а мы, вместо того чтобы биться, будем ждать, пока закончатся празднества.
– Таковы наши обычаи, – насупился геронт, которому, похоже, самому не очень нравилась эта официальная отговорка, – ведь праздники в честь Аполлона Карнейского священны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Берегись, Гисандр, – крикнул ему Архелон, дравшийся позади него.
Тарас резко нагнулся вперед и вправо, буквально спиной почувствовав удар копья, просвистевшего над плечом. Затем развернулся и метким движением всадил меч в подбрюшье напавшему на него солдату. И снова распрямился, подняв щит и поймав на себе взгляд царя, – тот узнал его.
Леонид и еще горстка бойцов, оставшихся в живых к этому моменту, сгрудились спина к спине, подняв щиты и свое оружие. Вокруг них мгновенно вырос лес копий, – аргивцы видели, что маневр удался и спартанский царь у них в руках. Еще удар – и Спарта будет обезглавлена. И они нанесли этот удар, не дожидаясь, пока остальные спартиаты, увидев, как погибает их царь, утроят натиск, желая прорвать окружение вокруг Леонида.
Одновременный удар десятков копий сразил половину защитников. Тарас принял на свой щит сразу три копья, а Леонид пять, при этом его собственное копье сломалось, оставшись в груди аргивского воина, а изогнутый щит упал на залитую кровью траву. Следующий удар должен был убить его, но Тарас подставил свой щит, увидев, что в царя вновь летят несколько копий. Два из них он отразил, а третье ужалило его в левое плечо, но царь Спарты остался цел.
Испытав дикую боль, Тарас выронил щит, ноги его подкосились. Из раны на плече хлестала кровь. Но перед тем, как потерять сознание, он увидел яростную атаку спартанцев, отбросивших аргивских наемников далеко вперед и окончательно разорвавших строй армии Аргоса, обратившейся в бегство. Увидев впереди, совсем близко, стены Фирея, он понял – это победа. Но сил радоваться уже не осталось. Все поплыло перед глазами, и, выронив меч, Тарас упал на чье-то мертвое тело.
Глава девятая
Этим утром он проснулся рано и, стараясь не разбудить спящую Елену и сына, вышел на террасу своего дома неподалеку от Пелланы. Остановился, поправив на плече гиматий, облокотился на перила и, окинув взглядом окрестности имения, втянул носом густой запах травы. Солнце уже поднялось над горизонтом, но кое-где в низинах еще висел легкий туман. Большая редкость для этих мест. Но и он, впрочем, быстро растаял.
Тарас скользнул взглядом по предгорьям Тайгета, потом осмотрел небольшой лесок, примыкавший слева к его имению, и вдруг услышал с той стороны отчетливое блеяние овец. Присмотревшись, Тарас увидел, как вдоль леса его пастухи, вставшие ни свет ни заря, гнали на дальнее пастбище стадо овец. Овцы недовольно блеяли, то и дело норовя спрыгнуть в глубокий овраг, на дне которого призывно журчал ручей. Но пастухи ударами палки быстро возвращали их обратно, и вскоре все стадо, обогнув имение, стоявшее на трех холмах, исчезло из вида.
Налетел порыв свежего ветерка, и Тарас, поежившись, ощутил тупую боль в плече – старая рана все еще давала о себе знать. Он сжал пальцы левой руки в кулак. Несмотря на старания Эгора, копье аргивца все же повредило несколько мышц, которые теперь слушались чуть хуже, но силу рука не потеряла, и этого было достаточно, чтобы держать щит. А если понадобится, то и меч.
С той поры прошло почти два года, а Тарас все еще помнил ту жестокую битву на первой настоящей войне молодого эфеба. Тогда он выжил, – Эгор с Архелоном вынесли его израненное тело с поля боя в лагерь и вовремя обработали рану. Ненадолго придя в себя на следующее утро после болезненной операции, он вдруг обнаружил рядом со своими носилками царя Леонида в окружении телохранителей.
– Мы победили? – спросил Тарас, не знавший исхода битвы, когда понял, кто стоит перед ним.
– Конечно, Гисандр, – усмехнулся в бороду спартанский царь, – мы обратили в бегство аргивцев. Кинурия почти наша. Твои командиры и твоя эномотия в этом бою отличились – они взяли в плен Алкивиада, а сам ты бился, как лев, не говоря уже о том, что спас мне жизнь.
– Я выполнял свой долг, – ответил Тарас, чувствуя, как накатывается слабость. – Спарта не могла остаться без царя, который прославит ее в веках.
Услышав эти слова, Леонид против воли ухмыльнулся, не поняв их скрытый смысл.
– Ты выживешь, Гисандр, – пообещал ему царь, склонившись над носилками, – я позабочусь, чтобы ты получил лучших лекарей.
Но последние слова Леонида он уже не расслышал. Тарас еще долго потом находился в забытьи и бредил, но выжил. Его, как и многих раненых, привезли в Спарту, в собственное имение, где он потом долечивался под надзором специального лекаря, которого прислал к нему царь Леонид. Эгор с Архелоном тоже регулярно навещали его. Через месяц он уже мог передвигаться, а через два вполне сносно держал раненой рукой щит, а здоровой – копье и меч.
За спасение царя никаких материальных благ он не получил, зато прославился на всю Спарту и получил не особо обременительную должность проксена. О нем даже сложили гимн как о герое и исполнили в одном из храмов Аполлона в день рождения Леонида. Вскоре Гисандра, как спасителя жизни царя, знали не только все эфоры, но и почти все граждане Спарты, включая даже периеков. А слава победителя на Гимнопедиях отошла на второй план. Вот такой всенародный почет и уважение свалились на Гисандра, отчего он даже иногда приходил в замешательство и не особенно любил выезжать из своего имения в Пеллане. К счастью, к политической жизни его пока никто особенно не привлекал, и Тарас продолжал служить командиром эномотии во втором лохе под командой Хрисида.
Такому парню Автоний просто не мог не отдать свою дочь в жены, и едва Тарас вылечился, они сыграли свадьбу, на которой присутствовал даже сам Леонид, почтивший их своим коротким присутствием вместе с женой Горго.
Потом было еще несколько походов в Кинурию, после которых Аргос навсегда забыл, что эта земля когда-то принадлежала ему. Из них возмужавший Тарас вернулся в родное имение без всяких повреждений, став уже бывалым воином.
Впрочем, Елена не раз тайно приезжала к Тарасу еще до свадьбы, узнав о его ранении, и к тому моменту, как он собрался ввести ее в свой дом официально, все здешние илоты знали ее уже как свою новую хозяйку и слушались так, словно она уже год здесь всем заправляла. Даже Талай, которому по долгу службы приходилось управлять имением, заскучал.
– Госпожа Елена так хорошо всем управляет, что я скоро буду вам не нужен, хозяин, – как-то пожаловался он Тарасу, лежавшему после прогулки на своем широком топчане, покрытом жесткой холстиной.
– Не ной, – отчитал его Тарас, – без управляющего мне все равно не обойтись. Знал бы ты, что учудил мой отец, вообще перестал бы причитать. Работы тебе хватит.
И он был прав, поскольку геронт Поликарх, которому жена сына очень понравилась, несмотря на действовавшие в стране законы против роскоши, все же ухитрился оформить на нее и предполагаемых наследников свое имение, которое она должна была получить после смерти Поликарха. А если Тарас тоже погибнет на войне, то Елене отойдет и имение у Пелланы. Мужчины в этой стране гибли часто. И, как выяснилось, здесь жило немало богатых спартанок, владевших по праву наследования неплохими участками земли. Но к смерти спартанцы относились спокойно, как к неизбежному финалу жизни, и всегда готовы были ее встретить, а потому не заботились о материальных благах. И геронт Поликарх теперь без страха смотрел в свое будущее. Тарасу даже показалось, что он был счастлив больше самого жениха – так ему понравилась гимнастка.
– Первым делом вы должны родить сына, – приказал «отец» Тарасу, едва отшумели праздничные пиры.
– Постараемся, – кивнул Тарас, – но ты же знаешь, на все воля богов. Никогда не известно, кто родится: мальчик или девочка.
– Я уже принес жертвы, – сказал мудрый геронт, – боги будут благосклонны.
И надо же, оказался прав. Спустя положенный срок Елена родила мальчика. В душе Тарас иногда даже хотел, чтобы родилась девочка, поскольку боялся приговора эфоров. Ведь каждого родившегося младенца, который должен был стать воином, они относили на священную скалу и там осматривали в поисках изъянов. И не дай боги, если младенец чем-то придется им не по нраву или покажется хилым и больным. Его тут же сбрасывали в пропасть, избавляя Спарту от больных и увечных. Эти жестокие законы Тарас, выросший в другом мире, который еще не до конца вытравился из памяти, в душе не одобрял, но ничего поделать не мог. Они существовали уже не одну сотню лет, и вся Спарта слепо подчинялась им, воспринимая давшего эти заветы Ликурга почти как божество.
К счастью, эфоры не наши изъянов на теле его сына и вернули Тарасу младенца со словами:
– Пусть растет новый гражданин Лакедемона.
И счастливый Тарас мог спокойно посвятить себя военной службе, которая, надо сказать, уже не так обременяла его, как в бытность совсем молодым воином. И хотя бывший спецназовец регулярно участвовал в тренировках и состязаниях наравне с остальными спартиатами, у него теперь все же было больше свободного времени, которое он проводил на сесситиях, но чаще дома, с Еленой, а иногда бывал в Спарте и одновременно посещал имение отца.
– Гисандр, – заявил ему седовласый геронт в одно из таких посещений, – твои доспехи достаточно долго служат тебе и уже истрепались. Я хочу, чтобы ты взял себе мои. Они еще крепкие, ты знаешь, и давно дожидаются, чтобы такой сильный воин надел их.
– Ну что же, – ответил Тарас, оглядев свой вполне приличный, хоть и не раз заштопанный умелой рукой Этокла панцирь, – я готов, если таково твое желание, отец.
Тарас согласился на это, только чтобы не расстраивать «отца», который за эти пару лет действительно стал ему как родной. Он был доволен и своими доспехами, не раз спасавшими ему жизнь в боях с аргивцами. Но этот, висевший на стене отцовского дома панцирь обладал какой-то магической силой, словно его носил сам Геракл, когда совершал свои подвиги. Тарас отчетливо помнил охватившую его дрожь, когда первый и единственный раз он надевал эти доспехи пару лет назад. И если до сих пор отец не торопился отдавать их, несмотря на все заявления прошлых лет, то, видимо, этот момент наконец наступил. И действительно, Поликарх, вместо оруженосца помогая сыну облачиться в доспехи, был очень серьезен. А когда воин предстал перед ним во всей красе, произнес:
– Теперь, Гисандр, ты готов к великой битве.
– О чем ты говоришь, отец? – не понял его Тарас, последнее время все дни напролет проводивший в своем имении и не знавший слухов, бродивших среди спартанцев Пелланы.
А слухи были тревожные, поговаривали о новой войне. Но на этот раз речь шла не о пограничном конфликте с одним из соседей. Все выглядело как-то туманно и зловеще, словно на Спарту надвигалось издалека страшное чудовище, способное проглотить всех ее смелых воинов одним махом, несмотря на их доблесть. Чудовище, имевшее бесчисленное множество слуг, глухая поступь которых доносилась даже сюда, в закрытое со всех сторон государство. И Тарас против воли повсюду улавливал знаки, говорившие ему о том, что, несмотря на внутреннее спокойствие, вокруг государства происходила какая-то нервная суета. Греция бурлила.
Сам он дальше Кинурии не ездил, а иностранцы в Спарту не спешили. И, несмотря на новую должность проксена, ему всего лишь один раз, совсем недавно, пришлось принимать у себя в гостях иноземцев – двух посланников из Аркадии, прибывших в Лакедемон по неотложным делам военного союза. Гегемоном этого союза была Спарта. Конечно, особых секретов послы ему не раскрыли, но Тарас и сам догадался, что идут какие-то переговоры об участии Спарты в глобальной войне. А потом вспомнил, как еще год назад царь Леонид, сразу после его свадьбы, отправился дальше на север, обмолвившись своему спасителю, что едет в Коринф, где должны были собраться лидеры всех греческих государств. Что они там обсуждали, Тарас, конечно, не знал. Но было понятно, что не цены на пшеницу. И вот теперь мудрый геронт подтвердил его подозрения.
– Скоро Спарта вступит в войну с персами, – сообщил ему отец, – ты должен знать об этом, хотя официально еще не объявлено. Мы пока не приняли решения, но царь Леонид уже тайно готовит передовой отряд, чтобы встретить персов у Фермопильского ущелья. За ним последует вся армия и союзники. Но сначала спартанцы хотят отпраздновать Карнеи, и пока этот великий праздник не закончится, армия не сдвинется с места.
«Кажется, теперь я точно знаю, какой на дворе год. Не долго осталось жить царю Леониду», – поймал себя на мысли Тарас, но, услышав о празднике, даже возмутился.
– Интересно, – сказал он, поднимая отцовский меч и пробуя его на вес: меч слушался идеально, – враг у ворот, а мы, вместо того чтобы биться, будем ждать, пока закончатся празднества.
– Таковы наши обычаи, – насупился геронт, которому, похоже, самому не очень нравилась эта официальная отговорка, – ведь праздники в честь Аполлона Карнейского священны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47