Однако на следующее утро неожиданно им дали хорошенько выспаться. А потом еще и накормили лучше обычного.
– Как я люблю праздники, – бормотал Тарас, засовывая в рот горсть оливок и кусок сыра одновременно и даже напевая себе под нос какой-то недавно разученный гимн в честь Аполлона.
– Если ты так будешь есть на сесситиях, то тебя оттуда сразу выгонят, – ехидно заметил Деметрий, сидевший рядом с ним за столом и размеренно жевавший корку черствого хлеба, – да и твой изнеженный желудок не выдержит черной похлебки.
Тарас хотел было послать его подальше, однако сдержался. Деметрий был прав. Как слышал Тарас, после того как они получат право участвовать в этих совместных трапезах, – а есть спартанцам отдельно от коллектива запрещалось в течение всей жизни, – главным кушаньем у них станет черная похлебка, а вся остальная еда немногим будет отличаться от того, чем их кормят сейчас. Похлебки этой им еще не давали, ее надо было заслужить. В общем, и в будущем есть предстояло очень мало, а тем более говорить за столом. Но самое большое раздражение у Тараса вызывал тот факт, что разделение по илам уже произошло, и теперь они вынуждены будут вечно видеть одни и те же лица за столом на протяжении всей жизни. От таких мыслей у Тараса оливка застряла в горле. Он поперхнулся, выплюнул ее и постарался побыстрее прогнать черные мысли из головы, иначе на соревнованиях результатов не добиться.
– Я слышал, ты будешь состязаться в борьбе, Гисандр, – продолжал издеваться над ним Деметрий, – я тоже. Смотри, как бы тебе не умереть со стыда на виду у старейшин и девчонок, после того как я положу тебя на обе лопатки.
– А мы будем бороться с тобой? – уточнил Тарас, вперив в него взгляд и пропуская остальное мимо ушей, к большому удивлению сидевших рядом.
– Не знаю, – ответил командир агелы, – это решит жребий.
– Тогда молись, чтобы тебе не выпало бороться со мной, – заявил Тарас, вставая, – а не то я оторву тебе ту руку, которую едва не отрубил.
Деметрий побагровел, готовый броситься на обидчика. Но тут раздалась команда Элоя, и все встали из-за стола, чтобы построиться в колонну для выхода. Пора было выступать в Спарту, до которой еще было шагать почти полдня.
Дорога выпала на самое пекло, но зато к вечеру, когда три агелы, ведомые своими надзирателями-командирами, приблизились к городу, жара уже спала. Выступать должны были лишь некоторые из них, но прибыть на праздник все должны были обязательно, и молодежь до пятнадцати лет тоже. На сей раз дорога не была пустынна. Множество народа отовсюду стекалось на праздник, который, судя по всему, спартанцы очень любили и уважали. Молодых парней, проходящих мимо стройными рядами, все они приветствовали взмахом руки и пожеланием побед. Глядя на все это, Тарас постепенно воодушевился. Его охватил вдруг такой задор, что он решил выиграть все соревнования во что бы то ни стало.
Едва они миновали поворот к его имению, от которого до самой столицы оставалось действительно недалеко, – уже виднелись крайние дома, – Элой приказал всем остановиться и раздеться. Надзиратели собрали все гиматии. И дальше отряд двинулся в обнаженном виде. Даже набедренные повязки было приказано сдать.
Когда обнаженные эфебы приблизились к городу и вошли в него по одной из дорог, им уже приходилось пробираться среди плотной толпы, которая ликовала, приветствуя их. В толпе в основном были мужчины, но попадались и спартанки, и очень даже молоденькие. Одетые, надо сказать, весьма заманчиво. Их коротенькие хитончики и отсутствие всего остального сразу начало будоражить Тараса, мешая сосредоточиться. Девушки тоже кричали что-то им вслед и махали руками, словно провожали парней не на спортивные состязания, а гладиаторов на смертный бой. Но с радостью, как всегда поступали здесь в таких случаях.
Между тем шествовать по улицам в толпе голых парней Тарасу было не очень приятно. «Просто гей-парад какой-то,» – думал он, осторожно переставляя ноги по каменным плитам. Ему, конечно, было не холодно, но как-то неуютно под взглядами толпы, особенно бородатых мужиков, которые беззастенчиво разглядывали его и остальных молодых эфебов. Хорошо еще, что он шел средним в шеренге из трех человек, между Эгором и Архелоном.
Глава пятнадцатая
Несмотря на непривычную ситуацию, в которой он оказался, Тарас успевал глазеть не только на девушек, но и рассматривать дома, мимо которых они проходили. Архитектура здесь, конечно, была мрачноватая, большинство домов на окраине имели либо плоскую крышу и едва вылезали из земли, либо напоминали его островерхую усадьбу из «бетона», перемешанного с камнями. Вокруг них, никого не стесняясь, бродили козы и свиньи, как в обычной деревне. Иногда, правда, на глаза попадались и довольно опрятные здания, выстроенные целиком из камня. Хорошо еще, что центральные улицы были мощеные.
А когда отряд обнаженных эфебов приблизился к центру города, Тарас увидел наконец и то, что он привык считать греческой архитектурой: многочисленные белые колонны, портики и галереи, расползавшиеся во все стороны от широкой площади, окруженной толпой народа. Чуть вдали, за взбудораженными людьми, Тарас заметил каменные скамьи, стоящие полукругом на склоне холма и разбитые на секции. Между ними уже бродили люди в белых гиматиях, занимая свободные места. В центре трибун находилось несколько лож, и все они были еще пусты. Увиденное до боли напомнило бывшему спецназовцу родной спортивно-концертный комплекс, только на открытом воздухе. Видимо, это место и называлось Хором, о котором говорил надзиратель.
– Это что за здание? – толкнул он в бок Эгора, указав на крытую галерею со множеством колонн, спускавшуюся вдоль дороги с холма, когда их отряд вошел на площадь и стал продвигаться ко входу на стадион.
– Ты что, забыл, Гисандр, это же Скиас, – ответил тот, – галерея, где собираются старейшины. Говорят, ее построил Феодор из Самоса. Это тот, который прославился тем, что первый из греков изобрел способ плавить металл и лить из него статуи. Там же висит кифара Тимофея из Милета, прибитая к стене.
– Зачем? – не понял Тарас. – Я думал, мы любим музыку и уважаем кифаредов. Столько ведь тренируемся.
– Это так, – кивнул Эгор, – но больше мы уважаем традиции. А он их нарушил: этот Тимофей настолько хотел сладкозвучия, что к семи прежним струнам добавил еще несколько новых. За это мудрые эфоры его наказали. Отобрали инструмент и прибили к стене в назидание другим нечестивцам. Нельзя нарушать традиции.
«Да уж, – замолчал Тарас, – эти традиции нарушать – себе дороже. Лучше вообще не ходить в музыканты. Бедняга».
Повернув голову в другую сторону, Тарас увидел круглое здание, часть которого была украшена колоннами, сквозь них во дворе виднелись статуи: здорового мужика с молнией в руке и молодой женщины в боевом облачении. «Мужик, вероятно Зевс, – прикидывал Тарас, рассматривая детали, пока их агела продолжала пробираться сквозь толпу, расступавшуюся перед ними, – а вот что за богиня с ним?»
– Это храм Зевса? – рискнул предположить находчивый спецназовец, указав на круглое здание.
– Да, – кивнул Эгор, обернувшись на вопрос, который Тарас задал еле слышно, боясь, что его засмеют остальные, – Зевса и Афродиты Олимпийских.
– А это Аполлон? – уже с уверенностью заявил Тарас, указав на группу из трех огромных статуй, возвышавшихся в самом центре Хороса, перед входом на стадион. Это были каменные статуи двух женщин, одна из которых держала в руке лук, и мужчины с кифарой.
– Конечно, – усмехнулся Эгор такому странному вопросу, – тебе ли не знать, Гисандр. Это статуи Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны.
– Да я так, – отмахнулся Тарас, чтобы избежать расспросов, а то кое-то из впереди идущих уже стал оборачиваться и посматривать на него с недоумением, – давно здесь не появлялся.
Наконец, пройдя сквозь толпу мужчин и женщин, которых здесь тоже было немало, агелы вошли на стадион под звуки кифар. Прямо у входа стояли несколько кифаредов, чествовавших всех эфебов, организованно входивших на стадион. А их здесь было множество. Вдоль беговой дорожки, лицом к трибунам, выстроились уже несколько тысяч обнаженных мальчиков. Разбитые на агелы, они занимали добрую треть стадиона.
«Ни черта себе посещаемость, – удивился Тарас, – да мы еще и опоздали».
Проникнув за ворота, у которых дежурили несколько десятков воинов в полном облачении, направлявших толпу на трибуны через специальные входы, – «знакомая ситуация», машинально отметил Тарас, – спартанцы оказались внутри и вскоре заняли свое место на беговой дорожке, обернувшись в сторону трибун, как и все.
Народу на трибунах еще прибавилось, почти все места были заполнены мужчинами и женщинами, одетыми, надо сказать, довольно однообразно – главный цвет одежды был белый. Пестрой эту толпу было никак не назвать, но на них, в отличие от Тараса и остальных, хотя бы имелась одежда. Под взглядами нескольких тысяч спартиатов, собравшихся посмотреть на состязания голых мальчиков, Тарасу опять стало как-то не очень уютно. Но отступать было поздно. Тем более, несмотря на то что Гимнопедии предназначались исключительно для состязаний мальчиков, если верить обещаниям «отца», тут должны были появиться и девочки. Гимнастки. А если традиция требовала быть обнаженным на этом празднике, то Тараса ожидало много интересного помимо самих состязаний. Оставалось немного подождать, ведь соревнования должны были вот-вот начаться.
От нечего делать Тарас, прищурившись на солнце, стал изучать трибуны, где смог вскоре разглядеть массу знакомых лиц: Менандра, главного педонома Спарты, своего «отца», сидевшего на трибуне среди множества таких же крепких стариков. Чуть ниже одного из эфоров по имени Хидрон, рядом с которым расположились на скамье еще четверо таких же знатных чиновников, видимо, остальные эфоры. А на главной трибуне, не очень большой, но разделенной на две части и находившейся почти вровень с беговой дорожкой, Тарас увидел двух мужчин, облаченных как воины, а возле каждого из них находилось по красивой женщине, одетой в скромный гиматий. «А это кто такие, – удивился Тарас, – уж не цари ли? Значит, один из них тот самый Леонид, который погибнет при Фермопилах в битве с персами. Интересно, который?».
Он присмотрелся к зрителям самых «дорогих» лож, позади которых находилось по несколько слуг, то и дело подносивших им какие-то кубки. «Пьянствуют, что ли, в такую-то жару? – предположил Тарас, но, присмотревшись, заметил, что цари не пьют из кубков, а опускают в них свою правую руку и что-то там перемешивают. – Не похоже».
Один из мужчин, сидевший в левой ложе, был худощав, длинноволос, высок ростом, имел вытянутое лицо с бородой, как и все здешние мужи. У его женщины были длинные волосы, перехваченные тонким обручем, и довольно пышные формы. Другой царь был чуть ниже, но зато шире в плечах и более коренастым. В нем чувствовалась недюжинная сила. Да и возрастом он, кажется, был чуть старше.
Несмотря на запрет Элоя на разговоры в строю, Тарас все же тихонько толкнул Архелона, стоявшего в первой шеренге, и уточнил, осторожно указав на нижние трибуны:
– Вон тот, справа, – это царь Леонид?
Архелон кивнул, покосившись на надзирателей, стоявших чуть в стороне, но все же прошептал:
– Да, это Леонид с царицей Горго. А слева царь Леотихид с царицей Евридамой.
И снова покосился на надзирателей. Но те ничего не услышали, да и немудрено, над стадионом висел восторженный гул толпы, предвкушавший начало соревнований. «Ясно, – кивнул сам себе Тарас, – значит, второй – это царь Леотихид. Буду хотя бы знать своих царей в лицо».
Неожиданно со своего места встал один из эфоров, обернулся к толпе на трибунах, и гул голосов мгновенно стих. Это был не старый знакомый Хидрон, а другой мужчина, немного пониже ростом, с наметившейся лысиной, которая смотрелась довольно странно среди в основном длинноволосых и бородатых спартанцев.
– Полиник будет говорить, – шепнул ему стоявший рядом Эгор, – он всегда открывает игры.
Эфор, выдержав паузу, заговорил. И, несмотря на то что говорил он не слишком громко, его слова были слышны в каждом уголке Хороса то ли из-за установившейся тишины над стадионом, то ли из-за идеальной акустики, которой обладало это место.
– Народ Спарты, сегодня мы открываем Гимнопедии, посвящаем их великому Аполлону!
Гром криков и аплодисментов был ему ответом, однако все стихло, едва эфор продолжил свою речь.
– Тысячи юных эфебов, обладающих благодаря работе наших педономов сильными и упругими телами, продемонстрируют свое мастерство на этих играх. А мы сможем оценить их труд. Ведь вскоре после Гимнопедий старшие из них станут полноправными гражданами, заслужив право защищать Спарту в битвах. Перед нами будущее нашей страны, сильное, молодое, здоровое. Мы ждали их выступления целый год, так полюбуемся же на их состязания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Как я люблю праздники, – бормотал Тарас, засовывая в рот горсть оливок и кусок сыра одновременно и даже напевая себе под нос какой-то недавно разученный гимн в честь Аполлона.
– Если ты так будешь есть на сесситиях, то тебя оттуда сразу выгонят, – ехидно заметил Деметрий, сидевший рядом с ним за столом и размеренно жевавший корку черствого хлеба, – да и твой изнеженный желудок не выдержит черной похлебки.
Тарас хотел было послать его подальше, однако сдержался. Деметрий был прав. Как слышал Тарас, после того как они получат право участвовать в этих совместных трапезах, – а есть спартанцам отдельно от коллектива запрещалось в течение всей жизни, – главным кушаньем у них станет черная похлебка, а вся остальная еда немногим будет отличаться от того, чем их кормят сейчас. Похлебки этой им еще не давали, ее надо было заслужить. В общем, и в будущем есть предстояло очень мало, а тем более говорить за столом. Но самое большое раздражение у Тараса вызывал тот факт, что разделение по илам уже произошло, и теперь они вынуждены будут вечно видеть одни и те же лица за столом на протяжении всей жизни. От таких мыслей у Тараса оливка застряла в горле. Он поперхнулся, выплюнул ее и постарался побыстрее прогнать черные мысли из головы, иначе на соревнованиях результатов не добиться.
– Я слышал, ты будешь состязаться в борьбе, Гисандр, – продолжал издеваться над ним Деметрий, – я тоже. Смотри, как бы тебе не умереть со стыда на виду у старейшин и девчонок, после того как я положу тебя на обе лопатки.
– А мы будем бороться с тобой? – уточнил Тарас, вперив в него взгляд и пропуская остальное мимо ушей, к большому удивлению сидевших рядом.
– Не знаю, – ответил командир агелы, – это решит жребий.
– Тогда молись, чтобы тебе не выпало бороться со мной, – заявил Тарас, вставая, – а не то я оторву тебе ту руку, которую едва не отрубил.
Деметрий побагровел, готовый броситься на обидчика. Но тут раздалась команда Элоя, и все встали из-за стола, чтобы построиться в колонну для выхода. Пора было выступать в Спарту, до которой еще было шагать почти полдня.
Дорога выпала на самое пекло, но зато к вечеру, когда три агелы, ведомые своими надзирателями-командирами, приблизились к городу, жара уже спала. Выступать должны были лишь некоторые из них, но прибыть на праздник все должны были обязательно, и молодежь до пятнадцати лет тоже. На сей раз дорога не была пустынна. Множество народа отовсюду стекалось на праздник, который, судя по всему, спартанцы очень любили и уважали. Молодых парней, проходящих мимо стройными рядами, все они приветствовали взмахом руки и пожеланием побед. Глядя на все это, Тарас постепенно воодушевился. Его охватил вдруг такой задор, что он решил выиграть все соревнования во что бы то ни стало.
Едва они миновали поворот к его имению, от которого до самой столицы оставалось действительно недалеко, – уже виднелись крайние дома, – Элой приказал всем остановиться и раздеться. Надзиратели собрали все гиматии. И дальше отряд двинулся в обнаженном виде. Даже набедренные повязки было приказано сдать.
Когда обнаженные эфебы приблизились к городу и вошли в него по одной из дорог, им уже приходилось пробираться среди плотной толпы, которая ликовала, приветствуя их. В толпе в основном были мужчины, но попадались и спартанки, и очень даже молоденькие. Одетые, надо сказать, весьма заманчиво. Их коротенькие хитончики и отсутствие всего остального сразу начало будоражить Тараса, мешая сосредоточиться. Девушки тоже кричали что-то им вслед и махали руками, словно провожали парней не на спортивные состязания, а гладиаторов на смертный бой. Но с радостью, как всегда поступали здесь в таких случаях.
Между тем шествовать по улицам в толпе голых парней Тарасу было не очень приятно. «Просто гей-парад какой-то,» – думал он, осторожно переставляя ноги по каменным плитам. Ему, конечно, было не холодно, но как-то неуютно под взглядами толпы, особенно бородатых мужиков, которые беззастенчиво разглядывали его и остальных молодых эфебов. Хорошо еще, что он шел средним в шеренге из трех человек, между Эгором и Архелоном.
Глава пятнадцатая
Несмотря на непривычную ситуацию, в которой он оказался, Тарас успевал глазеть не только на девушек, но и рассматривать дома, мимо которых они проходили. Архитектура здесь, конечно, была мрачноватая, большинство домов на окраине имели либо плоскую крышу и едва вылезали из земли, либо напоминали его островерхую усадьбу из «бетона», перемешанного с камнями. Вокруг них, никого не стесняясь, бродили козы и свиньи, как в обычной деревне. Иногда, правда, на глаза попадались и довольно опрятные здания, выстроенные целиком из камня. Хорошо еще, что центральные улицы были мощеные.
А когда отряд обнаженных эфебов приблизился к центру города, Тарас увидел наконец и то, что он привык считать греческой архитектурой: многочисленные белые колонны, портики и галереи, расползавшиеся во все стороны от широкой площади, окруженной толпой народа. Чуть вдали, за взбудораженными людьми, Тарас заметил каменные скамьи, стоящие полукругом на склоне холма и разбитые на секции. Между ними уже бродили люди в белых гиматиях, занимая свободные места. В центре трибун находилось несколько лож, и все они были еще пусты. Увиденное до боли напомнило бывшему спецназовцу родной спортивно-концертный комплекс, только на открытом воздухе. Видимо, это место и называлось Хором, о котором говорил надзиратель.
– Это что за здание? – толкнул он в бок Эгора, указав на крытую галерею со множеством колонн, спускавшуюся вдоль дороги с холма, когда их отряд вошел на площадь и стал продвигаться ко входу на стадион.
– Ты что, забыл, Гисандр, это же Скиас, – ответил тот, – галерея, где собираются старейшины. Говорят, ее построил Феодор из Самоса. Это тот, который прославился тем, что первый из греков изобрел способ плавить металл и лить из него статуи. Там же висит кифара Тимофея из Милета, прибитая к стене.
– Зачем? – не понял Тарас. – Я думал, мы любим музыку и уважаем кифаредов. Столько ведь тренируемся.
– Это так, – кивнул Эгор, – но больше мы уважаем традиции. А он их нарушил: этот Тимофей настолько хотел сладкозвучия, что к семи прежним струнам добавил еще несколько новых. За это мудрые эфоры его наказали. Отобрали инструмент и прибили к стене в назидание другим нечестивцам. Нельзя нарушать традиции.
«Да уж, – замолчал Тарас, – эти традиции нарушать – себе дороже. Лучше вообще не ходить в музыканты. Бедняга».
Повернув голову в другую сторону, Тарас увидел круглое здание, часть которого была украшена колоннами, сквозь них во дворе виднелись статуи: здорового мужика с молнией в руке и молодой женщины в боевом облачении. «Мужик, вероятно Зевс, – прикидывал Тарас, рассматривая детали, пока их агела продолжала пробираться сквозь толпу, расступавшуюся перед ними, – а вот что за богиня с ним?»
– Это храм Зевса? – рискнул предположить находчивый спецназовец, указав на круглое здание.
– Да, – кивнул Эгор, обернувшись на вопрос, который Тарас задал еле слышно, боясь, что его засмеют остальные, – Зевса и Афродиты Олимпийских.
– А это Аполлон? – уже с уверенностью заявил Тарас, указав на группу из трех огромных статуй, возвышавшихся в самом центре Хороса, перед входом на стадион. Это были каменные статуи двух женщин, одна из которых держала в руке лук, и мужчины с кифарой.
– Конечно, – усмехнулся Эгор такому странному вопросу, – тебе ли не знать, Гисандр. Это статуи Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны.
– Да я так, – отмахнулся Тарас, чтобы избежать расспросов, а то кое-то из впереди идущих уже стал оборачиваться и посматривать на него с недоумением, – давно здесь не появлялся.
Наконец, пройдя сквозь толпу мужчин и женщин, которых здесь тоже было немало, агелы вошли на стадион под звуки кифар. Прямо у входа стояли несколько кифаредов, чествовавших всех эфебов, организованно входивших на стадион. А их здесь было множество. Вдоль беговой дорожки, лицом к трибунам, выстроились уже несколько тысяч обнаженных мальчиков. Разбитые на агелы, они занимали добрую треть стадиона.
«Ни черта себе посещаемость, – удивился Тарас, – да мы еще и опоздали».
Проникнув за ворота, у которых дежурили несколько десятков воинов в полном облачении, направлявших толпу на трибуны через специальные входы, – «знакомая ситуация», машинально отметил Тарас, – спартанцы оказались внутри и вскоре заняли свое место на беговой дорожке, обернувшись в сторону трибун, как и все.
Народу на трибунах еще прибавилось, почти все места были заполнены мужчинами и женщинами, одетыми, надо сказать, довольно однообразно – главный цвет одежды был белый. Пестрой эту толпу было никак не назвать, но на них, в отличие от Тараса и остальных, хотя бы имелась одежда. Под взглядами нескольких тысяч спартиатов, собравшихся посмотреть на состязания голых мальчиков, Тарасу опять стало как-то не очень уютно. Но отступать было поздно. Тем более, несмотря на то что Гимнопедии предназначались исключительно для состязаний мальчиков, если верить обещаниям «отца», тут должны были появиться и девочки. Гимнастки. А если традиция требовала быть обнаженным на этом празднике, то Тараса ожидало много интересного помимо самих состязаний. Оставалось немного подождать, ведь соревнования должны были вот-вот начаться.
От нечего делать Тарас, прищурившись на солнце, стал изучать трибуны, где смог вскоре разглядеть массу знакомых лиц: Менандра, главного педонома Спарты, своего «отца», сидевшего на трибуне среди множества таких же крепких стариков. Чуть ниже одного из эфоров по имени Хидрон, рядом с которым расположились на скамье еще четверо таких же знатных чиновников, видимо, остальные эфоры. А на главной трибуне, не очень большой, но разделенной на две части и находившейся почти вровень с беговой дорожкой, Тарас увидел двух мужчин, облаченных как воины, а возле каждого из них находилось по красивой женщине, одетой в скромный гиматий. «А это кто такие, – удивился Тарас, – уж не цари ли? Значит, один из них тот самый Леонид, который погибнет при Фермопилах в битве с персами. Интересно, который?».
Он присмотрелся к зрителям самых «дорогих» лож, позади которых находилось по несколько слуг, то и дело подносивших им какие-то кубки. «Пьянствуют, что ли, в такую-то жару? – предположил Тарас, но, присмотревшись, заметил, что цари не пьют из кубков, а опускают в них свою правую руку и что-то там перемешивают. – Не похоже».
Один из мужчин, сидевший в левой ложе, был худощав, длинноволос, высок ростом, имел вытянутое лицо с бородой, как и все здешние мужи. У его женщины были длинные волосы, перехваченные тонким обручем, и довольно пышные формы. Другой царь был чуть ниже, но зато шире в плечах и более коренастым. В нем чувствовалась недюжинная сила. Да и возрастом он, кажется, был чуть старше.
Несмотря на запрет Элоя на разговоры в строю, Тарас все же тихонько толкнул Архелона, стоявшего в первой шеренге, и уточнил, осторожно указав на нижние трибуны:
– Вон тот, справа, – это царь Леонид?
Архелон кивнул, покосившись на надзирателей, стоявших чуть в стороне, но все же прошептал:
– Да, это Леонид с царицей Горго. А слева царь Леотихид с царицей Евридамой.
И снова покосился на надзирателей. Но те ничего не услышали, да и немудрено, над стадионом висел восторженный гул толпы, предвкушавший начало соревнований. «Ясно, – кивнул сам себе Тарас, – значит, второй – это царь Леотихид. Буду хотя бы знать своих царей в лицо».
Неожиданно со своего места встал один из эфоров, обернулся к толпе на трибунах, и гул голосов мгновенно стих. Это был не старый знакомый Хидрон, а другой мужчина, немного пониже ростом, с наметившейся лысиной, которая смотрелась довольно странно среди в основном длинноволосых и бородатых спартанцев.
– Полиник будет говорить, – шепнул ему стоявший рядом Эгор, – он всегда открывает игры.
Эфор, выдержав паузу, заговорил. И, несмотря на то что говорил он не слишком громко, его слова были слышны в каждом уголке Хороса то ли из-за установившейся тишины над стадионом, то ли из-за идеальной акустики, которой обладало это место.
– Народ Спарты, сегодня мы открываем Гимнопедии, посвящаем их великому Аполлону!
Гром криков и аплодисментов был ему ответом, однако все стихло, едва эфор продолжил свою речь.
– Тысячи юных эфебов, обладающих благодаря работе наших педономов сильными и упругими телами, продемонстрируют свое мастерство на этих играх. А мы сможем оценить их труд. Ведь вскоре после Гимнопедий старшие из них станут полноправными гражданами, заслужив право защищать Спарту в битвах. Перед нами будущее нашей страны, сильное, молодое, здоровое. Мы ждали их выступления целый год, так полюбуемся же на их состязания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47