Несколько мгновений он еще стоял на коленях, перебирая осколки, потом замер. Даже под белым свитером было заметно, как напряглись его мускулы.
– Ага, - удовлетворенно пробормотал он, поднимаясь во весь рост. - Швайне, значит. С пониманием, как говорит Юрка…
И наотмашь, открытой ладонью, хлестнул господина барона по широкому красному лицу.
– О! - поднял брови Ланселот Стиллуотер. - Международный конфликт!
Отто фон Корф, ставший похожим на перезревший помидор, слепо шарил рукой на поясе, пытаясь найти то ли шпагу, то ли пистолет.
– Вы безоружны, господин барон, - подсказал ему капитан Анненков. - Так что советую извиниться - я Ника знаю, он немчуру не любит. Даже драться не станет - ухо откусит, и все дела.
Фон Корф зашипел, как рассерженный индюк, и принялся замысловато ругаться по-немецки, но его уже никто не слушал, потому что в этот момент Лжегутьеррес неожиданно запел высоким и очень чистым голосом. Слов не понимал никто, кроме, возможно, Стиллуотера, но это было совершенно неважно. Как неважным казалось то, что пение это не сопровождается музыкой, и то, что сам певец стоит, завернутый в дурацкий джутовый мешок.
Сутти куита айсариспа
Кайльяй самуни, Пачамама
Йавар конкор льясучуспа
Чай йа тамуни, Пачамама…
Имя призывая твое, я направляюсь к тебе, Пачамама; на кровоточащих коленях я приближаюсь к тебе, Пачамама; обрывая цветы панти, я склоняюсь перед тобой, Пачамама… Золотой камень в одеждах из радуги, звездный цветок, Пачакамак… небесное озеро, серебряный кувшин, Господин, Который Все Видит, взгляни на нас, Пачакамак, солнечное тепло, дающее жизнь, детей своих не оставь, Пачакамак…
Инкарри замолк, и в наступившей тишине вдруг громко хлопнула дверь.
– Дон Луис, - негромко сказал капитан Анненков.
И правда - пока все слушали песню, хозяин поместья куда-то исчез. Даже Ланселот Стиллуотер, недреманное око «Холодной горы», осматривался по сторонам с самым недоуменным видом.
– Луисито! - крикнула Миранда, бросаясь к дверям. - Луисито, mi corazon, постой!
Зацокали вниз по лестнице ее каблучки. Мария беспомощно переводила взгляд со Стеллецкого на Анненкова. В глазах у нее блестели слезы.
– Все позади, - сказал ей капитан Анненков. - Все уже прошло, Маша. Все прошло.
Он засунул маузер в кобуру, одернул пиджак и, не торопясь, подошел к окну гостиной. Из окна открывался чудесный вид на долину - подстриженные кусты, голубое зеркало пруда, заросли бело-розовых мальв. От усадьбы к близким горам протянулась прямая, как стрела, дорога, и по этой дороге, прильнув к шее прекрасного белого жеребца, бешеным галопом скакал всадник в охотничьем костюме.
Из слез, что я пролил,
Возник источник;
Влагой моей печали
Другие утоляют жажду…
Журнал «Если», № 6, 2006
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Ага, - удовлетворенно пробормотал он, поднимаясь во весь рост. - Швайне, значит. С пониманием, как говорит Юрка…
И наотмашь, открытой ладонью, хлестнул господина барона по широкому красному лицу.
– О! - поднял брови Ланселот Стиллуотер. - Международный конфликт!
Отто фон Корф, ставший похожим на перезревший помидор, слепо шарил рукой на поясе, пытаясь найти то ли шпагу, то ли пистолет.
– Вы безоружны, господин барон, - подсказал ему капитан Анненков. - Так что советую извиниться - я Ника знаю, он немчуру не любит. Даже драться не станет - ухо откусит, и все дела.
Фон Корф зашипел, как рассерженный индюк, и принялся замысловато ругаться по-немецки, но его уже никто не слушал, потому что в этот момент Лжегутьеррес неожиданно запел высоким и очень чистым голосом. Слов не понимал никто, кроме, возможно, Стиллуотера, но это было совершенно неважно. Как неважным казалось то, что пение это не сопровождается музыкой, и то, что сам певец стоит, завернутый в дурацкий джутовый мешок.
Сутти куита айсариспа
Кайльяй самуни, Пачамама
Йавар конкор льясучуспа
Чай йа тамуни, Пачамама…
Имя призывая твое, я направляюсь к тебе, Пачамама; на кровоточащих коленях я приближаюсь к тебе, Пачамама; обрывая цветы панти, я склоняюсь перед тобой, Пачамама… Золотой камень в одеждах из радуги, звездный цветок, Пачакамак… небесное озеро, серебряный кувшин, Господин, Который Все Видит, взгляни на нас, Пачакамак, солнечное тепло, дающее жизнь, детей своих не оставь, Пачакамак…
Инкарри замолк, и в наступившей тишине вдруг громко хлопнула дверь.
– Дон Луис, - негромко сказал капитан Анненков.
И правда - пока все слушали песню, хозяин поместья куда-то исчез. Даже Ланселот Стиллуотер, недреманное око «Холодной горы», осматривался по сторонам с самым недоуменным видом.
– Луисито! - крикнула Миранда, бросаясь к дверям. - Луисито, mi corazon, постой!
Зацокали вниз по лестнице ее каблучки. Мария беспомощно переводила взгляд со Стеллецкого на Анненкова. В глазах у нее блестели слезы.
– Все позади, - сказал ей капитан Анненков. - Все уже прошло, Маша. Все прошло.
Он засунул маузер в кобуру, одернул пиджак и, не торопясь, подошел к окну гостиной. Из окна открывался чудесный вид на долину - подстриженные кусты, голубое зеркало пруда, заросли бело-розовых мальв. От усадьбы к близким горам протянулась прямая, как стрела, дорога, и по этой дороге, прильнув к шее прекрасного белого жеребца, бешеным галопом скакал всадник в охотничьем костюме.
Из слез, что я пролил,
Возник источник;
Влагой моей печали
Другие утоляют жажду…
Журнал «Если», № 6, 2006
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23