В общем, служба безопасности Беверли-Хиллз имела все основания быть нервной. Свихнутый киллер – едва ли не самая престижная карьера, на какую может рассчитывать бездарный парень. Слава всегда считалась наивысшим триумфом. Правда, чтобы прославиться, нужно, чтобы тебя поймали и посадили в тюрьму, но и объекты твоего убийственного карьерного рвения тоже находятся в тюрьме, проживая за колючей проволокой, под надзором затянутых в кожу вооруженных охранников. Да, их тюрьма поуютнее. Но все же это тюрьма.
Сила рынка
Натан видел, что охранники приняли его за психа.
– Я не псих, – сказал он. – Я британский писатель. Меня зовут Натан Ходди.
Охранники заметно напряглись и настороженно потянулись к оружию. Если психи только слегка ненормальны, то писатели – буйные сумасшедшие, озлобленные, социально нестабильные, завистливые маньяки, которые бесконечно долго варятся в собственном соку и дозревают до мысли, будто на свете важны только они и их сценарии, а все остальное – лишь пустые фантазии. Охранники потеряли счет писателям, которые приезжали сюда, вооруженные до зубов, решив, что единственная возможность дать ход своим проектам – это пристрелить любого читателя, редактора или продюсера, стоящего между ними и зеленым светом.
– Писатель, говоришь? – ухмыльнулся первый охранник. – Нам тут разнорабочие не нужны, сынок. Кажется, в миле отсюда на бензоколонке нанимают заправщиков.
Остальные охранники заулыбались этой шутке. Интересная особенность голливудской озабоченности успехом и социальной иерархией заключалась в том, что буквально все здесь, от главы студии до уборщика, отличались одинаковым снобизмом.
«Я слышал, новая картина Ханка Банка так и не вышла, – говорил один голодранец другому. – Столько бабла, и такая скука, студия, считай, осталась без штанов».
«Ну и урод, – отвечал ему другой голодранец. – Я всегда знал, что у него ничего не выйдет».
Натан поспешил уверить их в том, что он совершенно нормален.
– Да, все правильно, я поганый писатель, но у меня назначена встреча с Пластиком Толстоу.
Он не мог не порадоваться, глядя, как отношение к нему охранников снова изменилось. Псих – это всего лишь псих, а писатель – кусок дерьма, прилипший к ботинку, но Пластик Толстоу – человек космической значимости. Если власть, как утверждают, – это универсальный афродизиак, то Пластик Толстоу мог бы возбудить даже монаха. Это был человек-легенда. Он не только владел самыми разными СМИ; его компания почти с самого начала занималась продажей и рекламой продукции холдинга «Клаустросфера». Производство клаустросфер было самым развитым и самым успешным на земле, и все благодаря Пластику Толстоу. Через безжалостный изнуряющий маркетинг он превратил герметически упакованные искусственные биосферы в самый великий товар длительного пользования, какой знала история. Более великий, чем автомобили, чем гамбургеры и даже чем войны. Потому что, продавая клаустросферы, Пластик Толстоу продавал целый мир, пусть и небольшой – но все же целый мир. Мир, который какой-нибудь счастливчик или небольшая группа счастливчиков могли навсегда назвать своим.
Пластик торговал будущим, что, разумеется, делало его врагом настоящего. Он был отцом самой несуразной идеи человечества. Идеи, что конец света можно пережить.

Глава 4
Жизнь торговца
Сбой в системе
Историю потерпевшего крушение танкера передавали в новостях. Натан слушал ее по радио в машине, пока ехал к Беверли-Хиллз. Пластик Толстоу наблюдал за ней по пятнадцати каналам сразу, стоя перед огромной оптоволоконной информационной стеной у себя в кухне.
Сначала новости, потом реклама. Пластик потягивал кофе и смотрел.
Первой шла реклама фастфуда. «Вы знаете, каково это: быть голодным как волк и толстым как свинья? «Пончиковый рай» знает, каково это, и поэтому предлагает бесплатную моментальную липосакцию, а также дополнительную глазировку любому покупателю, кто съест двадцать пончиков или больше! Так что если вы и волк, и свинья, почему бы вам не обратиться в «Пончиковый рай»… Вы набиваете щеки, мы отсасываем зад».
Пластик Толстоу смотрел один из каналов собственной компании «Коммуникационные системы Пластика Толстоу». Однако мрачное, сердитое выражение его лица означало, что увиденное не оправдало его ожиданий. Задолго до того, как закончилась реклама пончиков, Пластик Толстоу набрал номер своих координаторов и составителей программ.
– Что, мать твою, происходит? – рявкнул он. – Затонул нефтяной танкер, и что я вижу в первую же рекламную паузу? По моему собственному каналу, черт побери, не больше и не меньше! Рекламу пончиков и липосакции! После того как затонул нефтяной танкер! Вы должны быть готовы к подобным событиям!
Пластика расстроил сбой в классической схеме перекрестного продвижения. Он рекламировал клаустросферы и придерживался мнения, что показанная на его канале новость об экологической катастрофе должна сопровождаться призывом обезопасить себя. Теория за этим бессовестным использованием ситуации была следующая: с приближением гибели планеты, пусть на один крошечный шажок, огромная, всемирная аудитория Толстоу должна получить мощный, многократно повторяющийся заряд рекламы «Клаустросферы». Так было в теории; как оказалось, она не сработала.
– Это идет в следующую паузу, Пластик, – пробормотал по телефону испуганный подчиненный. – Люди из «Рая» выкупили рекламное время и грозились подать в суд, если их передвинут. Они думают, что конец света заставит людей задуматься о вкусной еде.
Пластик Толстоу снова посмотрел на экраны. И точно, он увидел последний ролик «Клаустросферы». Поднимающееся сияющее солнце над геодезическим куполом и простой слоган: «Клаустросфера. Кто вы такие, чтобы лишать своих детей будущего?»
– Видите, шеф! Видите, – умолял несчастный сотрудник. – Вот она, следующим же номером. Лично я считаю, что так даже лучше. Воздействие сильнее.
– Послушай, мой безмозглый, а в скором времени – еще и безработный друг, – заорал Пластик, – когда случается катастрофа, наш ролик идет первым, понял! Не вторым, не третьим, не каким там еще. Первым. Пончики, боже милосердный! Я продаю людям будущее!
Человек завтрашнего дня
В менталитете готовых к бегству крыс, с которым человечество ворвалось в третье тысячелетие и который Пластик Толстоу так активно насаждал, не было ничего нового. Уже не в первый раз люди ясно увидели грядущий апокалипсис и решили, что пусть лучше это случится с кем-то другим. Соблазнительная мысль о существовании выбора, о возможности выжить, сделать так, чтобы глобальный катаклизм обошел тебя стороной, вызывала сильные эмоции с того самого дня, как Ной построил ковчег. Еще до Первой великой «зеленой» угрозы 1980-х годов существовала опасность ядерной войны, которая легко могла смести род человеческий с лица Земли. Люди тогда строили убежища от радиоактивных осадков, так же как теперь строят клаустросферы. Хотя, нужно признать, это разные вещи.
Именно Юрген Тор, которого многие считали последним вменяемым человеком на Земле, впервые использовал выражение «бегство крыс» для описания гипотетического момента, когда люди скроются в клаустросферах. Он выступал в многочисленных телевизионных ток-шоу, опровергая саму мысль о том, что можно пережить Армагеддон. Сидя на диване между известными певцами и знаменитыми писателями, толкавшими свои книги, он доказывал, что клаустросфера – это чрезвычайно опасная иллюзия, глобальное смертоносное безумие. На правах лидера «Природы», всемирной «зеленой» партии, он подал на холдинг «Клаустросфера» в гражданский суд и дошел до Верховного суда США, пытаясь оспорить законность продажи продукта, который, по его утверждениям, приближает гибель планеты. Именно тогда Пластик Толстоу и Юрген Тор впервые скрестили шпаги. Юрген Тор назвал Пластика Толстоу торговцем смертью. Пластик Толстоу посоветовал Юргену Тору смотреть на жизнь веселее.
– Послушай, выживание – это товар, – сказал Толстоу. – Людям нужно дать право покупать его, как и все остальное.
«Клаустросфера» выиграла дело.
Мать пластика
Пластика Толстоу назвала Пластиком его мать, которая думала, что пластик – самый прекрасный материал на Земле.
– Дерево всегда будет деревом, а камень всегда будет камнем, – говорила она. – А пластик может быть чем угодно, когда угодно и где угодно.
– Он дешевый и заурядный, – бурчал ее муж.
– Я и сама точно такая же, – ответила миссис Толстоу. – И рок-н-ролл тоже. – Затем она посмотрела на спящего в колыбели сына и повторила, как и всегда: – Пластик может быть чем угодно, когда угодно и где угодно, мой дорогой. И ты тоже.
Миссис Толстоу была профессором популярной культуры в Университете «Дисней Уорлд» во Флориде. Именно там она создала свой бестселлер «Король не умер», который убедительно доказывал, что Элвис не умер. Он не мог умереть, утверждала миссис Толстоу, потому что на самом деле его никогда и не было. Тщательность, с которой она опровергла все свидетельства зримого существования Короля между 1935 и 1977 годами (период его предполагаемой «жизни»), почти на целое утро повергла нацию в шок.
Доходы с продажи книги миссис Толстоу направила на организацию школы современного искусства, пропагандирующей точку зрения, что кукла Барби – более великое творение, чем Beнера Милосская, а репродукция великого полотна всегда более ценна, чем оригинал. Как она объясняла, оригинал – это только картина, в то время как репродукция может быть скатертью, фартуком и вообще всем, чем нам хочется.
Не судите книгу по содержанию
Пластик во многом пошел в мать, но мыслил тоньше. В то время как она поклонялась популизму в образе его продукции, он видел, что настоящая красота лежит в том, что окружает товар, – в маркетинге. Этот урок он усвоил очень рано, как он объяснял потом своим многочисленным биографам, которые снимали документальные фильмы о его жизни.
– Я был на детском празднике. Ну, таком, знаете, с клоуном, пирожными, детским психологом и прочей мурой. Короче, все получили в подарок по игрушечному автомату. Новенький, в упаковке, ясно? Должен вам сказать, коробки были огромные! А картинки на них? Обалдеть! Морской пехотинец с М-16 в руках! Мы были в восторге. Короче, открываем мы коробку – и что? Ну конечно, внутри лежит крошечная дешевенькая игрушка, и все дети решили, что их обманули. Но только не я, я так не думал. Я думал о том, до чего же хороша коробка! Она такая большая и классная, она всех нас провела. Игрушку я потерял в тот же день, а коробку хранил очень долго.
Пластик понял великую правду. Правду, которую позднее он воплотит в Первом Законе Жесткого Маркетинга. Закон гласит: почти все, что мы покупаем, – дерьмо: лапша быстрого приготовления, полноприводные автомобили, вагинальные дезодоранты. Любой человек может произвести любое количество дерьма, объяснял Толстоу позднее в своем известном учебном фильме под названием «Торговля: душа моя»; хитрость заключается в том, чтобы кому-нибудь его впарить.
– Послушайте, – говорил он, – мир – это огромный рынок, где полным-полно людей, покупающих и продающих всякую хреноту, которую никому и в голову бы не пришло покупать. Тогда почему же они это покупают? Потому что вся эта дрянь прекрасно упакована. Не верите? Попробуем иначе: попытайтесь продать прекрасный товар в хреновой упаковке. Не выйдет, согласны? Единственная важная вещь – умение подать товар.
Пластик Толстоу заработал свой первый миллион в возрасте двенадцати лет. Он размышлял над восторгом, с которым его друзья искали маленькую сборную игрушку в коробках с хлопьями.
«Игрушки в хлопьях, класс, – думал маленький Пластик, – но не раскручено».
Поэтому он предложил производителям изменить соотношение и в коробки со сборными игрушками класть одну маленькую бесплатную упаковку хлопьев. Дети были в восторге.
Пластик всегда считал, что ему повезло: он был молод и впечатлителен в 1990-е годы, когда экраны телевизоров и магазины захлестнула наступательная кампания «Колы». Он с детским изумлением наблюдал, как два практически одинаковых напитка, приготовленных из газированной воды с растительными добавками, вступили в битву за агрессивное насыщение мирового рынка, сделав маркетинг самостоятельной, оценивающейся в миллиарды долларов индустрией. Были проданы название, имидж, история. В конце концов люди начали забывать о напитке, потому что маркетинг стал товаром. Молодой Пластик смотрел в абсолютном изумлении, как «Пепси» и «Кола», по сути, пустили в продажу собственный маркетинг. Это было великолепно.
Единственное, что могло бы быть еще великолепнее, думал молодой Пластик, это если бы обе компании принадлежали одним и тем же людям.
Однако правда об этом всплыла на свет только в двадцать первом веке.
Эдвертейнмент
Все дети любят смотреть телевизор, но молодого Пластика он ужасно раздражал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50