И вот однажды Феофил со своим бычком снова преградил митрополиту дорогу. На этот раз места, чтобы развернуть бычка, вполне хватало, но Феофил умышленно не пускал карету. Кучер митрополита начал ругаться, старец же доказывал, что у владыки – целая четверка коней, а у него – только один бычок, и потому ему труднее будет наверстать потерянное время. Филарет терпеливо наблюдал эту сцену, потом не выдержал и сказал:
– Ну, отец Феофил прав… Нам следовало бы ему уступить. Но поскольку невозможно повернуться здесь с четвериком, то уж поверни ты, Феофил, со своим бычком…
Однако старец упрямился и не хотел исполнять приказания. Владыка стал досадовать и волноваться.
– Ну что же ты, а? Дурак, вот ведь дурак какой упрямый… Ну, кончишь меня из терпения выводить?
– И не кончу, – гнул свое Феофил. – И не кончу, потому что не мне, а тебе поворачивать надо…
– Как так?!
– Вот так…
В этот самый момент к митрополиту подскакал верховой с известием, что с лесов Софийской соборной колокольни свалился на землю мастеровой и разбился насмерть. Пришлось владыке и впрямь повернуть коней и отправиться обратно в Лавру. Вероятно, с этого момента Филарет уже начал прозревать, что юродивый монах совсем не так уж странен и глуп, как иногда хочет казаться. Между тем отец Иов настоятельно требовал удалить старца “куда подальше”.
Колеблясь, какое принять решение, добрый митрополит стал вызывать к себе советчиков и расспрашивать их о Феофиле. Выяснилось, что в Китаевской пустыни есть один инок, с которым старец бывает вполне откровенен. Этот монах как-то напрямик спросил отца Феофила, чем объясняются его “фокусы” во время богослужения, на что тот ответил:
– Я литургию читаю по порядку, вычитываю все определенные молитвы, но когда мысленно углубляюсь в совершаемое таинство, то забываю самого себя и все, что вокруг. Я вижу во время литургии луч, крестообразно сходящий с высоты и осеняющий служащих, и тогда все грешное существо мое восторгается неизреченно и я не в состоянии бываю оторваться от сладостного видения…
Получив такие известия о “проказнике”, митрополит призадумался. Однако пора было созвать келейный суд, да и бумага о переводе Феофила “как не состоящего в числе лаврской братии” в Мошногорский Вознесенский монастырь уже была подготовлена. Владыка Филарет призвал к себе наместника Лавры архимандрита Иоанна и экклесиарха (ключаря Лавры) иеромонаха Мелетия.
– Ну, как же мы поступим? – спросил он.
– Зачем тревожить праведника! – горячо вступился за Феофила отец Мелетий. – Пусть остается и просвещает нас…
– Да, да! – обрадовался митрополит. – Не стоит его тревожить, не стоит…
Так старец Феофил, к печали своего начальника Иова, остался в Китаевской пустыни.
“А ведь я благодарен тебе, проказник…”
Вскоре митрополит совершенно изменил свое отношение к старцу Феофилу.
Надо сказать, что 1841 году владыка Филарет тайно подстригся в схиму и с тех пор исполнял строгие обеты. Его молитвенное правило было очень продолжительно, и на выполнение его требовалось шесть-семь часов в сутки.
“Не понимаю, – говорил владыка, – как старики, а монахи особенно проводят свою жизнь, если они не приобрели навыка и вкуса к молитве! Это должно быть для них чрезвычайно тяжело и скучно. Ах, как необходимо заранее привыкать к молитве всем, кто желает вести в старости не безотрадную жизнь!”
Сам он первый был примером соблюдения этой заповеди. Как-то ему понадобилось срочно уехать в Китаев. Сильно утомившись накануне, митрополит встал на полчаса позже. Когда он читал утреннее правило, вошел его келейник, отец Назарий, и доложил, что лошади поданы. Не желая медлить и не имея возможности дочитать правило, владыка велел подать рясу. Через полчаса он был уже в Китаевском лесу. Владыка любовался природой через открытое каретное окно и пребывал в совершенно благостном настроении, как вдруг его взгляд упал на большое дерево. Владыка так и замер: на высокой ветке, свесив ноги в рваных туфлях, сидел старец Феофил и водил носом по раскрытому молитвослову.
Митрополит приказал кучеру остановиться и выскочил из кареты.
– Эй, проказник! Ты что это на дерево взобрался? – закричал он.
– Да вот, келейное правило дочитываю, – ответил сверху Феофил.
– Что, что ты сказал? – не понял митрополит.
– Молитвенное правило, говорю, дочитываю!! – во весь голос закричал отец Феофил. – А то дома некогда было! Дела помешали!!
– Вот как! – только и сказал митрополит и, до крайности озадаченный, сел в свою карету.
После описанного случая владыка стал чрезвычайно внимателен ко всему, что касалось китаевского подвижника. Однажды митрополит решил навестить Феофила в его келье, но, подойдя к ней, обнаружил, что старец замазывает свою дверь глиной. Сразу догадавшись о смысле этой пантомимы, владыка ушел. Однако в другой раз Феофил все же впустил его, усадил на скамью и даже сам поставил самовар. Тут внимание старца привлек деревянный посох митрополита.
– Что стоит эта клюшка? – спросил он.
– Ничего не стоит, – ответил митрополит.
– Нет, – покачал головой Феофил. – Она стоит двадцать пять рублей.
Потом он встал и зачем-то вынул из самовара кран. Вода хлынула на пол, и смущенный Филарет вышел из кельи, так и не попробовав чая.
Прошло несколько дней. Владыка жил на даче в Глосееве. Был июнь, погода стояла прекрасная, и митрополит решил прогуляться. Надо сказать, что в простой рясе, без клобука, с Евангелием в руке владыка Филарет был похож на простого старика монаха. Он направился в конец Глосеевского леса – там был пригорок, откуда открывался вид на город и Лавру. Здесь стояла скамеечка, и митрополит часто сидел на ней – отдыхал, читал и молился. Увы, на этот раз помолиться ему не удалось: из леса вышел человек с дубиной. Митрополит хотел благословить его, но тот сделал нетерпеливый угрожающий жест и спросил:
– Что стоит эта палка?
Владыка спокойно посмотрел на дубину, потом вынул кошелек и сказал:
– Тут, должно быть, мало…
Когда он распахивал полу, чтобы достать из кармана кошелек, незнакомец заметил на нем золотые часы с цепочкой и дерзко сказал:
– Коли, говоришь, мало, давай тогда и часы.
Филарет исполнил требование.
– Эге! – сказал незнакомец. – Как же так? Ты – монах, а часы у тебя золотые? Или ты не из простых? Казначей, что ли?
– Нет, не казначей.
– А кто ж?
– По правде сказать, я митрополит.
– Митрополит!! – выкатил глаза незнакомец.
– Ну да, митрополит… вот глупый… Чего переполошился-то? Господь с тобой… Дай хоть благословлю тебя…
Незнакомец повалился ему в ноги.
– Ну брат… Вот что… Ты проводи-ка меня домой, там я тебе еще денег дам.
Когда они подходили к дому, владыка сказал:
– Ты… это… Отдай-ка мне, брат, часы… Они ведь именные – не ровен час, попадешься с ними.
Незнакомец вернул часы, а владыка направился домой, чтобы взять еще денег. Однако, когда его келейник подошел к воротам, чтобы подозвать незнакомца, того и след простыл.
– Вот ведь глупый, – только и сказал митрополит. – Право, глупый… Дурак, он и есть дурак!
Самое любопытное, что митрополит вдруг припомнил, что в кошельке, который унес незнакомец, было ровно двадцать пять рублей. Недавний разговор с Феофилом предстал перед ним в совершенно новом свете.
Вскоре произошло еще одно невероятное событие.
Однажды владыка приехал в Китаев. Он вышел из кареты и направился к келье отца Иова, и тут ему встретился старец Феофил. Вместо того чтобы принять от митрополита благословение, старец запустил ему в ноги обгорелой головней. Удивленные свидетели этого поступка подумали, что владыка рассердится, но тот, как ни в чем не бывало, проследовал к келье начальника монастыря. Вскоре Филарет вторично посетил пустынь и, встретив старца-схимника на монастырском дворе, сказал ему:
– Ну, проказник, давно я с тобой не беседовал. Жди меня после обеда в своей келье.
– Милости простим, Ваше Высокопреосвященство, – ответил старец и поклонился до земли.
Сам же он побежал в келью, налил на пол воды, вымазал грязью двери и косяки и густо обляпал стены. При этом он выпачкался, как арап, и, удовлетворенный, уселся посреди комнаты на скамью, ожидая высокого гостя. Через полчаса раздался голос:
– Молитвами святых отец наших…
– Аминь! – ответил старец.
Митрополит отворил дверь и в изумлении остановился на пороге.
– Это что такое?! – грозно спросил он.
– Не смущайтесь, Ваше Высокопреосвященство… Пожалуйте!.. Это я после пожара так… У меня пожар случился, так я его поливал, вот и перепачкался.
Филарет круто развернулся и вышел из кельи. Когда владыка садился в карету, к нему подбежал келейник старца и протянул три бутылки.
– От кого? Зачем это? – удивился митрополит.
– От старца Феофила, Ваше Высокопреосвященство… Гостинец вам передать велел… Скажи, говорит, что головню заливать придется.
– Головню заливать?
– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.
– А в бутылках чего?
– Вода, Ваше Высокопреосвященство.
– Простая вода?
– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.
– Хм… не понимаю… Ну, положи ее кучеру, на передок.
Через несколько недель странные намеки старца Феофила получили объяснение.
В ночь с 18 на 19 ноября 1844 года послушники Киево-Печерской лавры затопили в просфорне печь и стали готовить тесто для печения просфор. В три часа ночи суточный сторож, послушник Иосиф Алферов, проходя по коридору, отделявшему просфорню от хлебной, почувствовал запах едкого дыма. Алферов побежал осматривать заднюю часть двора, где был дровяной склад и стояли деревянные пристройки. Не найдя ничего подозрительного, он заглянул в замочную скважину дверей, которые вели по лестнице на чердак, и увидел сильный огонь. Горела деревянная обшивка возле дымохода, соединяющего просфорную печку с трубой. На крики Алферова сбежались монахи с ведрами, но было поздно: огонь разгорелся и охватил всю просфорню и хлебную.
Сильный ветер помогал огню, горящие головни летали даже на Подоле и доносились до Флоровского монастыря. Утром 19 ноября пожар еще больше распространился и проник в лаврскую типографию. Митрополит Филарет, понимая, что огонь угрожает не только остальным строениям Лавры, но и самому зданию Великой лаврской церкви, не надеясь более на слабые силы человеческие, пошел в храм и стал молиться. Долго молился митрополит, но наконец, утомленный, встал.
– Ну что? – спросил он у стоявшего в стороне пономаря.
– Слава Богу! – отвечал пономарь. – Вашими святыми молитвами Лавра спасена.
Хотя монастырь был спасен от уничтожения, многие его здания сильно пострадали. Сгорели хлебная, просфорная, типография со множеством книг и типографских машин, а общий убыток составил около 80 тысяч рублей.
Случай этот окончательно убедил митрополита, что под личиной юродивого старец Феофил скрывает дар молитвенника и прозорливца.
Сам Филарет, тайный схимник, с особой строгостью исполнял уставы и правила иноческого жития. Стремясь к уединению, он летом большую часть времени проводил в Глосеевской пустыни, где на его личные средства была устроена каменная церковь. Здесь он вел себя, как самый простой инок. Поскольку жалобы на старца от отца Иова продолжались, Филарет принял мудрое, как ему казалось, решение: удалил Феофила из Китаевской пустыни и поселил его вместе со своим духовником старцем Парфением на своей даче в Глосеево.
– Вас только двое у меня, – ласково сказал он “проказнику”. – Ты – схимник, Парфений – схимник, и я – схимник. Будем жить во имя Пресвятой Троицы!
Владыка Филарет, несомненно, преследовал двоякую цель: с одной стороны, он восстанавливал покой в Китаевской обители, с другой – получал возможность ежедневно видеть старца-прозорливца, слушать его предостережения и советы. Филарет уповал на свое безграничное терпение и надеялся, что благодаря общению с богоносным старцем Парфением отец Феофил немножко “образумится”.
Если бы он только знал, на что обрекает себя, схимонаха Парфения и всех обитателей Глосеева!
Парфений Киевский
Итак, в 1840 году под крышей дачи митрополита в Глосееве собрались сразу трое святых: преподобный Парфений, преподобный Феофил и сам святитель Филарет. Двух героев этой истории мы уже представили, скажем несколько слов о третьем.
Старец Парфений был почитаем в Киеве не меньше, если не больше, чем старец Феофил. Он был молитвенником, духовником, автором широко известных молитв ко Христу и Богородице. Немало людей исцелилось от болезней в его келье.
“В наше время едва ли кто-нибудь исцелял столько бесноватых, как известный всему Киеву удивительной жизни старец схимник Парфений, – писал Николай Лесков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Ну, отец Феофил прав… Нам следовало бы ему уступить. Но поскольку невозможно повернуться здесь с четвериком, то уж поверни ты, Феофил, со своим бычком…
Однако старец упрямился и не хотел исполнять приказания. Владыка стал досадовать и волноваться.
– Ну что же ты, а? Дурак, вот ведь дурак какой упрямый… Ну, кончишь меня из терпения выводить?
– И не кончу, – гнул свое Феофил. – И не кончу, потому что не мне, а тебе поворачивать надо…
– Как так?!
– Вот так…
В этот самый момент к митрополиту подскакал верховой с известием, что с лесов Софийской соборной колокольни свалился на землю мастеровой и разбился насмерть. Пришлось владыке и впрямь повернуть коней и отправиться обратно в Лавру. Вероятно, с этого момента Филарет уже начал прозревать, что юродивый монах совсем не так уж странен и глуп, как иногда хочет казаться. Между тем отец Иов настоятельно требовал удалить старца “куда подальше”.
Колеблясь, какое принять решение, добрый митрополит стал вызывать к себе советчиков и расспрашивать их о Феофиле. Выяснилось, что в Китаевской пустыни есть один инок, с которым старец бывает вполне откровенен. Этот монах как-то напрямик спросил отца Феофила, чем объясняются его “фокусы” во время богослужения, на что тот ответил:
– Я литургию читаю по порядку, вычитываю все определенные молитвы, но когда мысленно углубляюсь в совершаемое таинство, то забываю самого себя и все, что вокруг. Я вижу во время литургии луч, крестообразно сходящий с высоты и осеняющий служащих, и тогда все грешное существо мое восторгается неизреченно и я не в состоянии бываю оторваться от сладостного видения…
Получив такие известия о “проказнике”, митрополит призадумался. Однако пора было созвать келейный суд, да и бумага о переводе Феофила “как не состоящего в числе лаврской братии” в Мошногорский Вознесенский монастырь уже была подготовлена. Владыка Филарет призвал к себе наместника Лавры архимандрита Иоанна и экклесиарха (ключаря Лавры) иеромонаха Мелетия.
– Ну, как же мы поступим? – спросил он.
– Зачем тревожить праведника! – горячо вступился за Феофила отец Мелетий. – Пусть остается и просвещает нас…
– Да, да! – обрадовался митрополит. – Не стоит его тревожить, не стоит…
Так старец Феофил, к печали своего начальника Иова, остался в Китаевской пустыни.
“А ведь я благодарен тебе, проказник…”
Вскоре митрополит совершенно изменил свое отношение к старцу Феофилу.
Надо сказать, что 1841 году владыка Филарет тайно подстригся в схиму и с тех пор исполнял строгие обеты. Его молитвенное правило было очень продолжительно, и на выполнение его требовалось шесть-семь часов в сутки.
“Не понимаю, – говорил владыка, – как старики, а монахи особенно проводят свою жизнь, если они не приобрели навыка и вкуса к молитве! Это должно быть для них чрезвычайно тяжело и скучно. Ах, как необходимо заранее привыкать к молитве всем, кто желает вести в старости не безотрадную жизнь!”
Сам он первый был примером соблюдения этой заповеди. Как-то ему понадобилось срочно уехать в Китаев. Сильно утомившись накануне, митрополит встал на полчаса позже. Когда он читал утреннее правило, вошел его келейник, отец Назарий, и доложил, что лошади поданы. Не желая медлить и не имея возможности дочитать правило, владыка велел подать рясу. Через полчаса он был уже в Китаевском лесу. Владыка любовался природой через открытое каретное окно и пребывал в совершенно благостном настроении, как вдруг его взгляд упал на большое дерево. Владыка так и замер: на высокой ветке, свесив ноги в рваных туфлях, сидел старец Феофил и водил носом по раскрытому молитвослову.
Митрополит приказал кучеру остановиться и выскочил из кареты.
– Эй, проказник! Ты что это на дерево взобрался? – закричал он.
– Да вот, келейное правило дочитываю, – ответил сверху Феофил.
– Что, что ты сказал? – не понял митрополит.
– Молитвенное правило, говорю, дочитываю!! – во весь голос закричал отец Феофил. – А то дома некогда было! Дела помешали!!
– Вот как! – только и сказал митрополит и, до крайности озадаченный, сел в свою карету.
После описанного случая владыка стал чрезвычайно внимателен ко всему, что касалось китаевского подвижника. Однажды митрополит решил навестить Феофила в его келье, но, подойдя к ней, обнаружил, что старец замазывает свою дверь глиной. Сразу догадавшись о смысле этой пантомимы, владыка ушел. Однако в другой раз Феофил все же впустил его, усадил на скамью и даже сам поставил самовар. Тут внимание старца привлек деревянный посох митрополита.
– Что стоит эта клюшка? – спросил он.
– Ничего не стоит, – ответил митрополит.
– Нет, – покачал головой Феофил. – Она стоит двадцать пять рублей.
Потом он встал и зачем-то вынул из самовара кран. Вода хлынула на пол, и смущенный Филарет вышел из кельи, так и не попробовав чая.
Прошло несколько дней. Владыка жил на даче в Глосееве. Был июнь, погода стояла прекрасная, и митрополит решил прогуляться. Надо сказать, что в простой рясе, без клобука, с Евангелием в руке владыка Филарет был похож на простого старика монаха. Он направился в конец Глосеевского леса – там был пригорок, откуда открывался вид на город и Лавру. Здесь стояла скамеечка, и митрополит часто сидел на ней – отдыхал, читал и молился. Увы, на этот раз помолиться ему не удалось: из леса вышел человек с дубиной. Митрополит хотел благословить его, но тот сделал нетерпеливый угрожающий жест и спросил:
– Что стоит эта палка?
Владыка спокойно посмотрел на дубину, потом вынул кошелек и сказал:
– Тут, должно быть, мало…
Когда он распахивал полу, чтобы достать из кармана кошелек, незнакомец заметил на нем золотые часы с цепочкой и дерзко сказал:
– Коли, говоришь, мало, давай тогда и часы.
Филарет исполнил требование.
– Эге! – сказал незнакомец. – Как же так? Ты – монах, а часы у тебя золотые? Или ты не из простых? Казначей, что ли?
– Нет, не казначей.
– А кто ж?
– По правде сказать, я митрополит.
– Митрополит!! – выкатил глаза незнакомец.
– Ну да, митрополит… вот глупый… Чего переполошился-то? Господь с тобой… Дай хоть благословлю тебя…
Незнакомец повалился ему в ноги.
– Ну брат… Вот что… Ты проводи-ка меня домой, там я тебе еще денег дам.
Когда они подходили к дому, владыка сказал:
– Ты… это… Отдай-ка мне, брат, часы… Они ведь именные – не ровен час, попадешься с ними.
Незнакомец вернул часы, а владыка направился домой, чтобы взять еще денег. Однако, когда его келейник подошел к воротам, чтобы подозвать незнакомца, того и след простыл.
– Вот ведь глупый, – только и сказал митрополит. – Право, глупый… Дурак, он и есть дурак!
Самое любопытное, что митрополит вдруг припомнил, что в кошельке, который унес незнакомец, было ровно двадцать пять рублей. Недавний разговор с Феофилом предстал перед ним в совершенно новом свете.
Вскоре произошло еще одно невероятное событие.
Однажды владыка приехал в Китаев. Он вышел из кареты и направился к келье отца Иова, и тут ему встретился старец Феофил. Вместо того чтобы принять от митрополита благословение, старец запустил ему в ноги обгорелой головней. Удивленные свидетели этого поступка подумали, что владыка рассердится, но тот, как ни в чем не бывало, проследовал к келье начальника монастыря. Вскоре Филарет вторично посетил пустынь и, встретив старца-схимника на монастырском дворе, сказал ему:
– Ну, проказник, давно я с тобой не беседовал. Жди меня после обеда в своей келье.
– Милости простим, Ваше Высокопреосвященство, – ответил старец и поклонился до земли.
Сам же он побежал в келью, налил на пол воды, вымазал грязью двери и косяки и густо обляпал стены. При этом он выпачкался, как арап, и, удовлетворенный, уселся посреди комнаты на скамью, ожидая высокого гостя. Через полчаса раздался голос:
– Молитвами святых отец наших…
– Аминь! – ответил старец.
Митрополит отворил дверь и в изумлении остановился на пороге.
– Это что такое?! – грозно спросил он.
– Не смущайтесь, Ваше Высокопреосвященство… Пожалуйте!.. Это я после пожара так… У меня пожар случился, так я его поливал, вот и перепачкался.
Филарет круто развернулся и вышел из кельи. Когда владыка садился в карету, к нему подбежал келейник старца и протянул три бутылки.
– От кого? Зачем это? – удивился митрополит.
– От старца Феофила, Ваше Высокопреосвященство… Гостинец вам передать велел… Скажи, говорит, что головню заливать придется.
– Головню заливать?
– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.
– А в бутылках чего?
– Вода, Ваше Высокопреосвященство.
– Простая вода?
– Истинно так, Ваше Высокопреосвященство.
– Хм… не понимаю… Ну, положи ее кучеру, на передок.
Через несколько недель странные намеки старца Феофила получили объяснение.
В ночь с 18 на 19 ноября 1844 года послушники Киево-Печерской лавры затопили в просфорне печь и стали готовить тесто для печения просфор. В три часа ночи суточный сторож, послушник Иосиф Алферов, проходя по коридору, отделявшему просфорню от хлебной, почувствовал запах едкого дыма. Алферов побежал осматривать заднюю часть двора, где был дровяной склад и стояли деревянные пристройки. Не найдя ничего подозрительного, он заглянул в замочную скважину дверей, которые вели по лестнице на чердак, и увидел сильный огонь. Горела деревянная обшивка возле дымохода, соединяющего просфорную печку с трубой. На крики Алферова сбежались монахи с ведрами, но было поздно: огонь разгорелся и охватил всю просфорню и хлебную.
Сильный ветер помогал огню, горящие головни летали даже на Подоле и доносились до Флоровского монастыря. Утром 19 ноября пожар еще больше распространился и проник в лаврскую типографию. Митрополит Филарет, понимая, что огонь угрожает не только остальным строениям Лавры, но и самому зданию Великой лаврской церкви, не надеясь более на слабые силы человеческие, пошел в храм и стал молиться. Долго молился митрополит, но наконец, утомленный, встал.
– Ну что? – спросил он у стоявшего в стороне пономаря.
– Слава Богу! – отвечал пономарь. – Вашими святыми молитвами Лавра спасена.
Хотя монастырь был спасен от уничтожения, многие его здания сильно пострадали. Сгорели хлебная, просфорная, типография со множеством книг и типографских машин, а общий убыток составил около 80 тысяч рублей.
Случай этот окончательно убедил митрополита, что под личиной юродивого старец Феофил скрывает дар молитвенника и прозорливца.
Сам Филарет, тайный схимник, с особой строгостью исполнял уставы и правила иноческого жития. Стремясь к уединению, он летом большую часть времени проводил в Глосеевской пустыни, где на его личные средства была устроена каменная церковь. Здесь он вел себя, как самый простой инок. Поскольку жалобы на старца от отца Иова продолжались, Филарет принял мудрое, как ему казалось, решение: удалил Феофила из Китаевской пустыни и поселил его вместе со своим духовником старцем Парфением на своей даче в Глосеево.
– Вас только двое у меня, – ласково сказал он “проказнику”. – Ты – схимник, Парфений – схимник, и я – схимник. Будем жить во имя Пресвятой Троицы!
Владыка Филарет, несомненно, преследовал двоякую цель: с одной стороны, он восстанавливал покой в Китаевской обители, с другой – получал возможность ежедневно видеть старца-прозорливца, слушать его предостережения и советы. Филарет уповал на свое безграничное терпение и надеялся, что благодаря общению с богоносным старцем Парфением отец Феофил немножко “образумится”.
Если бы он только знал, на что обрекает себя, схимонаха Парфения и всех обитателей Глосеева!
Парфений Киевский
Итак, в 1840 году под крышей дачи митрополита в Глосееве собрались сразу трое святых: преподобный Парфений, преподобный Феофил и сам святитель Филарет. Двух героев этой истории мы уже представили, скажем несколько слов о третьем.
Старец Парфений был почитаем в Киеве не меньше, если не больше, чем старец Феофил. Он был молитвенником, духовником, автором широко известных молитв ко Христу и Богородице. Немало людей исцелилось от болезней в его келье.
“В наше время едва ли кто-нибудь исцелял столько бесноватых, как известный всему Киеву удивительной жизни старец схимник Парфений, – писал Николай Лесков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21