пухлые широкие губки, густая копна разметавшихся во все стороны темных волос, глаза, полные восторженного ожидания своего героя, еще не до конца созревшее женское тело... Одетая в облегающие темно-синие джинсы и тенниску с короткими рукавами, она лежала на полу, читая газету, и, когда Тид вошел, немедленно вскочила и подбежала к нему с сияющими глазами, радостной, хотя и чуть смущенной улыбкой на губах.
– Тид, Тид, как же хорошо, что ты пришел! Ведь сегодня твой день рождения! – воскликнула она, хватая его за руку.
Он сразу же почувствовал, как к его плечу прижалась сначала ее нежная щека, а затем ее маленькие, твердые, еще совсем девичьи груди, и вдруг ощутил внезапный прилив радостного, по-своему даже блаженного чувства: значит, кто-то все-таки помнит!
– А знаешь, мы приготовили для тебя торт! – объявила Джейк, заглядывая ему прямо в глаза.
Марсия чуть заметно улыбнулась:
– Под ее поистине чудовищным давлением. Я, как могла, убеждала ее, что тебе он совсем не нужен. Но Джейк даже слушать ничего не пожелала. Упрямо стояла на своем.
Тид выдержал ее ровный внимательный взгляд.
– Да, но он мне очень даже нужен. Так что я искренне вам за него признателен.
– Я бы и сама его сделала, но у меня пока не получается. Точнее говоря, получается, но почему-то просто чудовищно ужасно. – Джейк с сожалением пожала плечами.
– Девочки, я скоро верну его вам. Минут через десять, не больше, – сказал дочерям Пауэл. – Пошли в кабинет, Тид. Мне надо тебе кое-что показать.
Тид давным-давно подозревал, что Пауэл лелеет определенные надежды породниться с ним через его женитьбу на Марсии. И хотя насчет личной жизни Тида у Деннисона конечно же не было ни малейших иллюзий, наверное, он все-таки надеялся, что, став семейным человеком, тот со временем остепенится. Разумеется, в немалой степени этому способствовала твердая вера в надежность и благоразумие его дочери Марсии.
Пауэл Деннисон плотно прикрыл дверь своего небольшого кабинета и ткнул пальцем в сторону открытого сигарного ящичка на письменном столе:
– Угощайся, Тид. Чувствуй себя как дома.
– Спасибо, но я же не курю сигар. Мне казалось, ты знаешь, Пауэл.
Деннисон загадочно улыбнулся:
– Знаю, конечно, но сначала внимательно посмотри, что там внутри.
Тид глянул в открытую коробку. Одной сигары там уже не хватало, и через образовавшуюся пустоту виднелась привычная зелень американских долларов. Он нерешительно вынул еще несколько сигар из верхнего ряда.
– Не трудись, Тид, – остановил его Пауэл Деннисон. – Я лично все тщательно пересчитал и положил обратно. Там ровно пять тысяч долларов. Сегодня утром я зашел в офис, чтобы кое-что доделать, и... и увидел это на моем письменном столе. В коричневой обертке, на которой карандашом было написано мое имя.
На лице Тида появилась широкая довольная ухмылка.
– Значит, мы все-таки заставили их волноваться!
– Выглядит все это откровенно грубым, но... но при этом, согласись, довольно ловким. Никаких следов, никаких доказательств... Никаких счетов, никаких расписок, никаких требований или даже просьб. Вообще ничего! Я просто должен молча положить эти бабки в свой карман, только и всего. И тем самым плавно оказаться у них на крючке!
Тид неторопливо провел указательным пальцем по краю коробки.
– Как же приятно будет вернуть все это законным владельцам!
– Да, я был уверен, тебе это понравится, Тид.
– Отправлюсь туда завтра же утром.
– Что ж, отлично, – произнес Пауэл тоном, означавшим, что вопрос закрыт и не требует дальнейших обсуждений... Затем выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда маленький сверточек в аккуратной яркой обертке и протянул его Тиду. – А это тебе от Деннисонов.
– Ну зачем, Пауэл? Вам совсем не обязательно было...
– Совсем не обязательно? Нам? Ты, наверное, шутишь, Тид! Ладно, давай иди в гостиную и открывай его там. Там, где это будут видеть мои девочки. Надеюсь, ты догадался не поужинать?
– Да, догадался.
– Это хорошо. Марсия будет очень довольна. А то она сильно переживала. Боялась, тебе не придется оценить ее старание. Ну а я тем временем приготовлю нам по паре отличных коктейлей. Специально для тебя, Тид. В честь твоего дня!
Не сговариваясь, они решили перенести «торжественный» ужин из более чем мрачной столовой на ярко освещенную кухню. Все еще не распакованный подарок лежал рядом с тарелкой именинника. Как только все расселись вокруг круглого стола, из соседней комнаты раздался громкий призывный крик Джейк. Марсия тут же выключила верхний свет, и в кухню был внесен торт с горящими на нем свечами. Тид набрал в легкие как можно больше воздуха и одним мощным выдохом постарался задуть все тридцать одну свечу. Но одна все-таки «устояла» и трепетно замерцала в темноте. Гарсия снова включила верхний свет, и все невольно заморгали от внезапно вернувшейся яркости... Тид развернул сверточек с подарком. В нем оказалась серебряная зажигалка. Очень и очень хорошая! И дорогая! Внимательно осмотрев ее, Тид вынул из кармана свою старую, потрепанную зажигалку, перегнулся через свой стул и, все-таки чуть поколебавшись, небрежным жестом молча выбросил ее в металлическую мусорную корзину, стоявшую под раковиной умывальника.
Марсия тихо подошла к нему, положила руку ему на плечо и, наклонившись, нежно поцеловала в щеку.
– С днем рождения, Тид! – Губы у нее были прохладные и мягкие.
Джейк тоже подошла к нему, но с другой стороны.
– С днем рождения, Тид! – торжественным тоном произнесла она, но голос у нее при этом заметно дрожал, а с глазами явно творилось что-то неладное. Ее руки обвились вокруг его шеи, внезапно набухшие губы с неожиданно страстной силой впились в его губы...
Тид тут же понял, что это совсем не тот поцелуй, которым обычно поздравляют друзей с днем рождения, что он слишком интимный, слишком уж затянувшийся и что этот поцелуй может полностью разрушить создавшуюся добрую, дружескую атмосферу. Ему надо немедленно прекратить его, но прекратить таким образом, чтобы никто не успел догадаться...
Он мягко, но с силой отодвинул девушку от себя. Заметившая все это Марсия нервно хихикнула. Джейк выпрямилась, в упор на него посмотрела, причем все с тем же необычным выражением в глазах.
– Может, тебе лучше пойти спать, Джейк? – чересчур игривым тоном поинтересовался Пауэл.
Марсия не сводила с них внимательных, все подмечающих глаз.
– Да, наверное, – как ни в чем не бывало, совершенно невинным тоном согласилась Джейк, однако не отводя пристального взора от Тида. – Завтра ведь рано утром в школу, разве нет? А на торте слишком уж много этих чертовых свечей, разве нет? Зато...
– Джейк! – резко перебил ее отец.
Она демонстративно разболтанно-вихляющей походкой пошла к кухонной двери, на секунду остановилась в проходе, вызывающе посмотрела на них, затем подчеркнуто скромно опустила глаза и смиренным тоном произнесла:
– Спокойной вам всем ночи.
Пока окончательно не стих скрип лестничных ступенек и громко не хлопнула дверь ее спальни, никто не произнес ни слова.
– Да, трудная девочка, ничего не скажешь, – тяжело вздохнул Пауэл.
Марсия поставила локти на стол, опустила на сжатые кулачки головку.
– Ей кажется, что она в тебя влюблена, Тид, – пояснила Марсия. – В последнее время Джейк сама не своя. Раньше с ней такого не происходило.
«Хорошо, что все наконец-то стало явным и открытым», – с огромным облегчением подумал Тид.
– Да, меня это ставит не в самое удобное положение, – отозвался он.
– Я знаю, знаю, – кивнула Марсия.
– При чем здесь неудобное положение? Что это еще за неудобное положение? – требовательно поинтересовался Пауэл.
– Папа, ну неужели тебе не ясно? Неужели ты ничего не замечаешь? – нетерпеливо заметила Марсия. – Если он смеется над ней или говорит с ней слишком строго, она тут же делает что-то ужасно глупое или ужасно нелепое. Если же он, наоборот, поступает так, что ей кажется, будто он ее поощряет, она делает то же самое, только еще хуже! Пока у нее не пройдет это, Тиду придется все время ходить по острию бритвы.
Тид, полуобернувшись, бросил на нее короткий, полный искренней признательности взгляд.
– Ладно, осталось совсем немного до окончания школы. Летом она будет работать в лагере, ну а потом, в сентябре, уедет в колледж, – попытался успокоить их Пауэл.
– Папа, для нас от октября до июня всего несколько коротких месяцев, а для Джейк – все равно что несколько долгих лет.
– Хорошо, хорошо, я с ней поговорю... Завтра же, – тяжело вздохнув, пообещал отец.
– Нет, нет, ради бога, не надо, папа, а то будет еще хуже! – воскликнула Марсия.
Позже, когда вся посуда была перемыта и поставлена на место, Пауэл Деннисон, кашлянув, сделал очередную из своих неуклюжих попыток «как бы случайно» оставить Тида и Марсию вдвоем.
– Проводи его, пожалуйста, доченька. Тид, завтра, как только вернешься на работу, немедленно свяжись со мной, хорошо?
Тид и Марсия неторопливо вышли на переднее крыльцо. На улице стояла приятная ночная прохлада. Марсия, сложив руки на груди, как бы защищаясь от холода, облокотилась о боковую стойку. Он остановился совсем рядом, плотно зажав под мышкой заново обернутую плотной коричневой бумагой сигарную коробку.
– У тебя, кажется, совсем неплохо получается, – после небольшой паузы как бы невзначай заметила Марсия.
– О, ты имеешь в виду Джейк? Ошибаешься. Я вообще ничего не делаю. Она ведь еще совсем ребенок, ты же знаешь.
– Нет, она уже далеко не ребенок, а взрослая, в каком-то смысле даже слишком взрослая девушка, Тид, – вроде бы равнодушным тоном возразила Марсия.
Падающий на ее бледные волосы отдаленный уличный свет делал их похожими на застывший серебряный дождь или на отражавшиеся в стремительном потоке горного ручья лучи горделивой луны...
– Спокойной ночи, Марсия. Еще раз большое спасибо, что не забыли про мой день рождения.
– Спокойной ночи, Тид. Удачи тебе!
Выезжая на основную дорогу, он бросил невольный взгляд на их дом: Марсия все еще неподвижно стояла на крыльце, опершись бедром о деревянное перильце, по-прежнему со сложенными на груди руками, почему-то слегка наклонившись вперед... По какой-то ничем не объяснимой причине ей всегда удавалось вывести его из себя. Она была словно прозрачный, кристально чистый лед, сковавший зимний ручей, под которым, если повнимательнее приглядеться, можно было увидеть бурлящий поток. Да, семь лет, которые Марсия совсем одна ведет хозяйство всей семьи, очевидно, просто так не прошли...
Иногда ответственность такого рода делает с девушками вроде нее в высшей степени странные вещи. Ведь после смерти матери их «дом» мог просто-напросто рухнуть! Пауэл Деннисон с его фанатичной преданностью работе и долгу, совсем еще маленькая Джейк с ее страстью к диким выходкам... И ему и ей просто необходима была определенная стабилизирующая сила, какая-то точка опоры, на которую можно было рассчитывать в любое время, в любом деле. И Марсия стала той самой опорой, пожертвовав при этом собственной свободой и даже важнейшей частичкой собственного "я"!
Главная опасность добровольного мученичества во всех его формах, как хорошо было известно Тиду, заключалась в том, что со временем «жертве» это вполне могло понравиться, что Марсии это, возможно, уже по-своему начало нравиться, что она уже начала ценить глубокую жалость к самой себе куда больше, чем утраченную степень свободы.
И снова, как и раньше, ему на память невольно пришла очаровательная Ронни давно минувших дней. Ронни, которая никогда не могла ждать, Ронни – дейтонская жена страхового агента. Он прекрасно понимал, насколько глупы и напрасны любые надежды на то, что она будет хоть чего-то ждать. Чего-чего, а уж этого в ней не было вообще. Даже следов, даже малейших намеков! Все, что угодно, – даже война была для нее куда лучше, чем любое ожидание...
Итак, некий маленький темненький человечек ловко подобрал ее приблизительно через месяц после отъезда Тида. Теперь Ронни, его ни с чем и ни с кем несравненной Ронни следовало ожидать два возможных развития событий: либо кто-то женится на ней и намертво привяжет цепями бесконечной череды беременностей и родов, либо она станет на путь бродяжничества – и совсем не потому, что в ней сидит некое генетическое зло или вульгарная примитивность, а в силу непреодолимого внутреннего ощущения того, что время, ее время безвозвратно уходит и существует один, только один способ остановить его, так или иначе, заставить хоть ненадолго задержать свой неумолимо-безжалостный бег... Все принятые объяснения причин и возможных последствий нимфомании Тиду, само собой разумеется, были прекрасно известны, но ни одно из них совершенно не подходило к Ронни. У него в мозгу нередко возникал ее значимый символический образ: крошечная обнаженная Ронни, отчаянно крича, бежит по узкой, совершенно пустой улице мимо роскошных витрин и рекламных щитов, призывающих ее пахнуть лучше, выглядеть «сочнее» и быть «вкуснее», а за ней, отвратительно сопя и громко топая ножищами, несется неутомимый монстр с часовым циферблатом вместо лица и мешком в руках, в котором полно маленьких омерзительных свертков со старческими морщинами, седыми волосами, варикозными венами, дряблыми кусочками кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36