Сейчас почти в каждой стране существует в той или иной форме военная служба. Заменить её могла бы работа в социальной сфере, которая бы стала частью образования. Но и это не самое главное.
«Вы меня не убеждайте. Вы не показали мне, что делать и как действовать в этом кровожадном мире».
Вас ни в чём не пытаются убедить. Вам лишь указывается на определённые факты, на истину, которая не принадлежит ни вам, ни мне. Речь идёт о том, что, для того чтобы вызвать радикальные изменения в социальной структуре, нужно ответить на фундаментальные вопросы и сам вопрос уже является ответом. Ответ — это действие; не в каком-то отдалённом будущем, а здесь и сейчас. В этом — величайшая революция. Величайшая и единственная. На это вы возражаете: у нас нет времени, мы хотим изменить социальную структуру немедленно. С вашего позволения, это совершенно незрелый ответ. Человек не является просто общественной машиной. Он думает о любви, о сексе, его мучают страхи. А вы, не приняв всего этого во внимание, надеетесь вызвать радикальные изменения, перестраивая основу общественной структуры. Активист — всегда экстраверт. Но нас не заботит это, кстати, тоже весьма поверхностное деление на экстравертов и интравертов. Нас в действительности заботит изменение человеческого ума. Если этого до конца не понять, ваша революция будет просто реформой, и, как всякая реформа, потребует дальнейших реформ.
«Я устал от всего этого». Это заговорил высокий гладко выбритый молодой человек в замызганной одежде. «Меня это совершенно не интересует. Меня интересует, — но не ради бегства от чего-то, — как можно выяснить, что такое медитация. Не могли бы вы затронуть эту тему?»
Господа, вы видите, как мы все разделены. Одного волнует вопрос революции, другого секс, третьего искусство и книги, и четвёртого постижение истины. Все эти отдельные элементы делают человека эгоистичным, жалким, смущают его. И вы со своей революцией надеетесь разрешить все эти проблемы, изменив поверхностную структуру. На это вы, наверное, ответите: измените окружающую среду, и человек изменится. Но этот ответ вновь будет неполным, это констатация только части факта. А нас интересует полное понимание человека. Это и есть медитация. Она не является бегством от «того, что есть», а есть понимание этого и продвижение дальше. Без понимания «того, что есть», медитация превращается просто в форму само-гипноза и ухода в видения, — полёт воображения и фантазии. Медитация — это понимание всей деятельности мысли, вызывающей к жизни «я», эго, как факта. Затем мысль пытается понять образ, ею не созданный, как будто бы «я» является чем-то постоянным. Само «я» вновь разделяет себя на лучшую и худшую части, и это разделение, в свою очередь, вызывает конфликт, страдания и смятение. Знание о «я» — это одно целое, а понимание того, как «я» пробуждается к жизни — совсем другое. Один человек предполагает, что существование «я» есть вечная сущность бытия. Другой, наблюдая, узнаёт, как «я» конструируется мыслью. Таким образом, понимание мысли, её черт и тонкостей, её деятельности и разделения есть начало медитации. А если же вы рассматриваете «я» как неизменную сущность, вы изучаете «я» не существующее, потому что это просто собрание воспоминаний, слов и опыта. Поэтому самопознание — это не знание «я», а наблюдение за тем, как «я» зарождается и как это сказывается на разделении жизни на составляющие. Это ошибочное понимание нужно очень ясно видеть. Не существует неизменного «я», которое следует изучать. Надо изучать пути движения мысли и её деятельности; изучение рассеивает эгоцентричную активность. В этом заключается основа медитации. Если не понять этого полностью, до самого конца, медитация станет просто игрой для глупцов с их абсурдными видениями, выдуманными переживаниями и злом власти. Эта основа предполагает осознание и наблюдение за «тем, что есть»: не делая выбора и безо всяких предубеждений нужно увидеть то, что на самом деле происходит как снаружи, так и изнутри, и не пытаться это контролировать или принимать решения. Это внимание само по себе не является каким-то отдельным действием, ибо жизнь сама есть действие. Вам не нужно становиться активистом, что вновь было бы раздроблением жизни. Если нас действительно интересует действие целиком, а не одна его часть, то это цельное действие неотделимо от полного внимания, которое означает увидеть в действительности то, «что есть» как снаружи, так и изнутри. И уже само это видение — есть действие.
«Но разве нам не нужно потренироваться в этом? Разве нам не нужен какой-либо метод концентрации внимания и чувств?»
Так называемые школы медитации могут вам это предложить, хотя на самом деле это довольно абсурдно. Их метод заключается в механическом повторении слов, в контроле, в подчинении. И в результате этого повторения ум сам становится механическим. А механический ум теряет чувствительность. Видя суть этого механического процесса, ум освобождается и, следовательно, приобретает чувствительность. Видение есть внимание.
«Но я не совсем понимаю, — сказал молодой человек. — Как мне этого достичь?»
Ясно увидеть, что не должно быть ни выбора, ни предубеждения, ни сопротивления, ни попытки побега. Выясните для себя, не убегаете ли вы, не делаете ли вы выбор, нет ли в вас предубеждений. Поймите это. Тогда ум сможет очень ясно наблюдать не только небо и окружающий мир, но и то, что происходит внутри вас, в вашем «я».
«Но разве медитация не приносит опыта удивительных переживаний»?
Необычные переживания абсолютно неуместны и даже опасны. Ум, перекармливаемый опытом, требует ещё более широкого, более необычного опыта. Излишество — враг добра. Добро возрастает только из понимания того, «что есть», а не из желания большего опыта. В медитации действительно происходят определённые вещи, которые нельзя выразить словами. И если вы говорите о них, значит, их не было.
Глава 7.
Море остаётся за спиной, и вы идёте вглубь суши. Это море, с его огромными волнами, всегда казалось очень грубым. Оно не голубое, а скорее тёмно-коричневое, с множеством сильных течений. Оно выглядело как опасное море. Во время сезона дождей в него впадала река, но после муссона море намыло так много песка, что маленькая речка оказалась перекрыта. Итак, вы удаляетесь от моря и по дороге встречаете множество деревень, воловьих упряжек и три наиболее священных храма; а через некоторое время, перевалив через многочисленные холмы, вы вступаете в долину и вновь ощущаете её особенное очарование.
Поиск истины — это довольно фальшивое предприятие; как будто, занимаясь её поиском, расспрашивая о ней других, читая о ней в книгах, пробуя ту или иную систему, вы сможете её найти. Найти, как если бы она была чем-то неподвижным, застывшим, и всё, что бы вам требовалось, — это узнать её, схватить её и сказать, что вы её нашли.
На самом деле она недалеко: к ней нет никакой дороги. Это вовсе не что-то такое, что можно поймать, подержать в руках, хранить как сокровище и на словах передать кому-то другому. Поиск предполагает наличие ищущего, и в этом есть разделение, вечное дробление, которое человек создал вокруг себя и во всей своей деятельности. Скорее должен быть не конец поиска, а начало изучения. Изучать гораздо важнее, чем найти. Чтобы найти, надо потерять. Утрата и узнавание входят в модель поиска. Нельзя пережить истину. Она не принесёт вам удовлетворения от достижения. Она вообще никому ничего не даёт. Её нельзя понять, если «я» в вас по-прежнему активно.
Никто не сможет вам этому научить, поэтому вам нет необходимости за этим следовать. Все, что можно сделать, это через тщательное наблюдение понять сложное движение мысли: как мысль разделяет саму себя, как она создаёт противоположные мысли и как это порождает противоречие и конфликт.
Мысль настолько неугомонна, что она посвящает себя всему, что ей кажется существенным, неизменным, полностью удовлетворяющим, и тогда истина превращается в её конечную цель, связанную с удовлетворением. Невозможно пригласить истину, она не имеет конца или начала; но в этот момент отчётливым становится визуальное наблюдение и появляется ощущение понимания. Понимание приходит только тогда, когда жизнь человека полностью свободна от всякой обусловленности. Эта обусловленность и есть предубеждение. Поэтому не переживайте из-за истины, а лучше освободите свой ум из его собственной тюрьмы. Свобода невозможна в тюрьме.
Свобода есть красота пустоты.
На той же самой веранде, наполненной запахом жасмина и красных цветов с высокого дерева, сидели несколько юношей и девушек. Их лица сияли, и они казались необычайно весёлыми. Один из них спросил: «Сэр, вам когда-нибудь бывает больно?»
Вы имеете в виду физически?
«Не совсем так, сэр. Я не знаю, как объяснить это словами, но ты чувствуешь внутри себя, что люди могут повредить тебе, ранить тебя, сделать тебя несчастным. Кто-то что-то говорит, и тебе становится плохо. Вот что я имею в виду под словом «боль». Мы больно задеваем друг друга подобным образом. Некоторые делают это умышленно, другие даже не осознавая. Почему нам больно? Ведь это так неприятно».
Физическая боль — это одно, а вот иная боль гораздо сложнее. Если вам больно физически, вы знаете, что делать. Вы пойдёте к врачу, и он как-нибудь вам поможет. Но если останется воспоминание о боли, то вы станете нервничать, тревожиться и возникнет определённая форма страха. Ведь остаётся память о прошлой боли, повторения которой вы не хотите. Это вполне понятно, и такая ситуация либо может действительно привести к неврозу, либо здравый подход успешно помогает её преодолеть. Но другой вид внутренней боли требует весьма тщательного рассмотрения. О ней ещё очень много нужно узнать.
Прежде всего, почему нам вообще бывает больно? Очевидно, что с детства стремление к безопасности становится очень важным фактором нашей жизни: лишь бы нам никто не причинил боли, лишь бы нас никто не ранил ни словом, ни жестом, ни взглядом, ни каким-то переживанием. Почему нам бывает больно? Потому что мы такие чувствительные или из-за того, что мы создали образ самих себя, который нужно защищать, который, по нашему мнению, очень важен для самого нашего существования и без которого мы чувствуем себя потерянно, неловко. Вот они, эти два элемента: образ и чувствительность. Вы понимаете, что имеется в виду под чувствительностью, как физической, так и внутренней? Если вы чувствительны и робки, вы уходите в себя и выстраиваете вокруг себя стену, чтобы вам никто не причинил боли. Вы ведь так поступаете, не правда ли? А если ум человека больно задевают словом или критикой и это его как-то ранит, он продолжает укреплять свой оборонительный рубеж. Вам больше не хочется испытывать боль. У вас может существовать образ, идея о себе, что вы значительны, умны, что ваша семья лучше других семей, что вы играете в эту игру лучше, чем кто-либо другой и так далее. У вас ведь сложился такой образ себя, не так ли? И когда значение этого образа ставится под сомнение или он теряет устойчивость, разрушается, вам становится очень больно. Появляется жалость к самому себе, волнение, страх. И в следующий раз вы выстраиваете новый образ, более сильный, устойчивый, агрессивный и так далее. Вы следите, чтобы вас никто не беспокоил, и вновь начинается строительство стены против вторжения. Таким образом, факт заключается в том, что чувствительный человек и склонный к созданию образов строят оборонительные укрепления. Вы знаете, что происходит, когда вы выстраиваете вокруг себя стену? Это всё равно, что построить очень высокий забор вокруг своего дома. Вы не видите своих соседей, у вас недостаточно солнечного света, вы живёте со всеми членами своей семьи на очень ограниченном пространстве. И так как у вас мало места, вы начинаете действовать друг другу на нервы, ссориться, ожесточаться, у вас появляется желание выбраться оттуда или взбунтоваться. А если у вас достаточно денег и энергии, вы строите для себя другой дом, окружаете его новой стеной и всё начинается сначала. Сопротивление предполагает нехватку пространства, и это один из факторов насилия.
Один из них спросил: «Но разве человек не должен защищать себя?»
От чего? Конечно, нужно защищать себя от болезни, от дождя или солнца; но когда вы задаёте этот вопрос, вы ведь имеете в виду: защищать, чтобы построить стену для предохранения от боли? Ваш брат или ваша мать могут стать теми, от кого вы отгораживаетесь стеной, желая защитить себя, но, в конечном итоге, это приводит к вашему разрушению и уничтожению света и пространства.
Девушка с умными глазами и длинными, заплетёнными в косы волосами спросила: «Но что же мне делать, когда я чувствую боль? Я знаю, я очень чувствительная. Я так часто ощущаю боль. И что мне делать? Вы говорите, что не следует строить оборонительные укрепления, но я не могу жить вся израненная».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
«Вы меня не убеждайте. Вы не показали мне, что делать и как действовать в этом кровожадном мире».
Вас ни в чём не пытаются убедить. Вам лишь указывается на определённые факты, на истину, которая не принадлежит ни вам, ни мне. Речь идёт о том, что, для того чтобы вызвать радикальные изменения в социальной структуре, нужно ответить на фундаментальные вопросы и сам вопрос уже является ответом. Ответ — это действие; не в каком-то отдалённом будущем, а здесь и сейчас. В этом — величайшая революция. Величайшая и единственная. На это вы возражаете: у нас нет времени, мы хотим изменить социальную структуру немедленно. С вашего позволения, это совершенно незрелый ответ. Человек не является просто общественной машиной. Он думает о любви, о сексе, его мучают страхи. А вы, не приняв всего этого во внимание, надеетесь вызвать радикальные изменения, перестраивая основу общественной структуры. Активист — всегда экстраверт. Но нас не заботит это, кстати, тоже весьма поверхностное деление на экстравертов и интравертов. Нас в действительности заботит изменение человеческого ума. Если этого до конца не понять, ваша революция будет просто реформой, и, как всякая реформа, потребует дальнейших реформ.
«Я устал от всего этого». Это заговорил высокий гладко выбритый молодой человек в замызганной одежде. «Меня это совершенно не интересует. Меня интересует, — но не ради бегства от чего-то, — как можно выяснить, что такое медитация. Не могли бы вы затронуть эту тему?»
Господа, вы видите, как мы все разделены. Одного волнует вопрос революции, другого секс, третьего искусство и книги, и четвёртого постижение истины. Все эти отдельные элементы делают человека эгоистичным, жалким, смущают его. И вы со своей революцией надеетесь разрешить все эти проблемы, изменив поверхностную структуру. На это вы, наверное, ответите: измените окружающую среду, и человек изменится. Но этот ответ вновь будет неполным, это констатация только части факта. А нас интересует полное понимание человека. Это и есть медитация. Она не является бегством от «того, что есть», а есть понимание этого и продвижение дальше. Без понимания «того, что есть», медитация превращается просто в форму само-гипноза и ухода в видения, — полёт воображения и фантазии. Медитация — это понимание всей деятельности мысли, вызывающей к жизни «я», эго, как факта. Затем мысль пытается понять образ, ею не созданный, как будто бы «я» является чем-то постоянным. Само «я» вновь разделяет себя на лучшую и худшую части, и это разделение, в свою очередь, вызывает конфликт, страдания и смятение. Знание о «я» — это одно целое, а понимание того, как «я» пробуждается к жизни — совсем другое. Один человек предполагает, что существование «я» есть вечная сущность бытия. Другой, наблюдая, узнаёт, как «я» конструируется мыслью. Таким образом, понимание мысли, её черт и тонкостей, её деятельности и разделения есть начало медитации. А если же вы рассматриваете «я» как неизменную сущность, вы изучаете «я» не существующее, потому что это просто собрание воспоминаний, слов и опыта. Поэтому самопознание — это не знание «я», а наблюдение за тем, как «я» зарождается и как это сказывается на разделении жизни на составляющие. Это ошибочное понимание нужно очень ясно видеть. Не существует неизменного «я», которое следует изучать. Надо изучать пути движения мысли и её деятельности; изучение рассеивает эгоцентричную активность. В этом заключается основа медитации. Если не понять этого полностью, до самого конца, медитация станет просто игрой для глупцов с их абсурдными видениями, выдуманными переживаниями и злом власти. Эта основа предполагает осознание и наблюдение за «тем, что есть»: не делая выбора и безо всяких предубеждений нужно увидеть то, что на самом деле происходит как снаружи, так и изнутри, и не пытаться это контролировать или принимать решения. Это внимание само по себе не является каким-то отдельным действием, ибо жизнь сама есть действие. Вам не нужно становиться активистом, что вновь было бы раздроблением жизни. Если нас действительно интересует действие целиком, а не одна его часть, то это цельное действие неотделимо от полного внимания, которое означает увидеть в действительности то, «что есть» как снаружи, так и изнутри. И уже само это видение — есть действие.
«Но разве нам не нужно потренироваться в этом? Разве нам не нужен какой-либо метод концентрации внимания и чувств?»
Так называемые школы медитации могут вам это предложить, хотя на самом деле это довольно абсурдно. Их метод заключается в механическом повторении слов, в контроле, в подчинении. И в результате этого повторения ум сам становится механическим. А механический ум теряет чувствительность. Видя суть этого механического процесса, ум освобождается и, следовательно, приобретает чувствительность. Видение есть внимание.
«Но я не совсем понимаю, — сказал молодой человек. — Как мне этого достичь?»
Ясно увидеть, что не должно быть ни выбора, ни предубеждения, ни сопротивления, ни попытки побега. Выясните для себя, не убегаете ли вы, не делаете ли вы выбор, нет ли в вас предубеждений. Поймите это. Тогда ум сможет очень ясно наблюдать не только небо и окружающий мир, но и то, что происходит внутри вас, в вашем «я».
«Но разве медитация не приносит опыта удивительных переживаний»?
Необычные переживания абсолютно неуместны и даже опасны. Ум, перекармливаемый опытом, требует ещё более широкого, более необычного опыта. Излишество — враг добра. Добро возрастает только из понимания того, «что есть», а не из желания большего опыта. В медитации действительно происходят определённые вещи, которые нельзя выразить словами. И если вы говорите о них, значит, их не было.
Глава 7.
Море остаётся за спиной, и вы идёте вглубь суши. Это море, с его огромными волнами, всегда казалось очень грубым. Оно не голубое, а скорее тёмно-коричневое, с множеством сильных течений. Оно выглядело как опасное море. Во время сезона дождей в него впадала река, но после муссона море намыло так много песка, что маленькая речка оказалась перекрыта. Итак, вы удаляетесь от моря и по дороге встречаете множество деревень, воловьих упряжек и три наиболее священных храма; а через некоторое время, перевалив через многочисленные холмы, вы вступаете в долину и вновь ощущаете её особенное очарование.
Поиск истины — это довольно фальшивое предприятие; как будто, занимаясь её поиском, расспрашивая о ней других, читая о ней в книгах, пробуя ту или иную систему, вы сможете её найти. Найти, как если бы она была чем-то неподвижным, застывшим, и всё, что бы вам требовалось, — это узнать её, схватить её и сказать, что вы её нашли.
На самом деле она недалеко: к ней нет никакой дороги. Это вовсе не что-то такое, что можно поймать, подержать в руках, хранить как сокровище и на словах передать кому-то другому. Поиск предполагает наличие ищущего, и в этом есть разделение, вечное дробление, которое человек создал вокруг себя и во всей своей деятельности. Скорее должен быть не конец поиска, а начало изучения. Изучать гораздо важнее, чем найти. Чтобы найти, надо потерять. Утрата и узнавание входят в модель поиска. Нельзя пережить истину. Она не принесёт вам удовлетворения от достижения. Она вообще никому ничего не даёт. Её нельзя понять, если «я» в вас по-прежнему активно.
Никто не сможет вам этому научить, поэтому вам нет необходимости за этим следовать. Все, что можно сделать, это через тщательное наблюдение понять сложное движение мысли: как мысль разделяет саму себя, как она создаёт противоположные мысли и как это порождает противоречие и конфликт.
Мысль настолько неугомонна, что она посвящает себя всему, что ей кажется существенным, неизменным, полностью удовлетворяющим, и тогда истина превращается в её конечную цель, связанную с удовлетворением. Невозможно пригласить истину, она не имеет конца или начала; но в этот момент отчётливым становится визуальное наблюдение и появляется ощущение понимания. Понимание приходит только тогда, когда жизнь человека полностью свободна от всякой обусловленности. Эта обусловленность и есть предубеждение. Поэтому не переживайте из-за истины, а лучше освободите свой ум из его собственной тюрьмы. Свобода невозможна в тюрьме.
Свобода есть красота пустоты.
На той же самой веранде, наполненной запахом жасмина и красных цветов с высокого дерева, сидели несколько юношей и девушек. Их лица сияли, и они казались необычайно весёлыми. Один из них спросил: «Сэр, вам когда-нибудь бывает больно?»
Вы имеете в виду физически?
«Не совсем так, сэр. Я не знаю, как объяснить это словами, но ты чувствуешь внутри себя, что люди могут повредить тебе, ранить тебя, сделать тебя несчастным. Кто-то что-то говорит, и тебе становится плохо. Вот что я имею в виду под словом «боль». Мы больно задеваем друг друга подобным образом. Некоторые делают это умышленно, другие даже не осознавая. Почему нам больно? Ведь это так неприятно».
Физическая боль — это одно, а вот иная боль гораздо сложнее. Если вам больно физически, вы знаете, что делать. Вы пойдёте к врачу, и он как-нибудь вам поможет. Но если останется воспоминание о боли, то вы станете нервничать, тревожиться и возникнет определённая форма страха. Ведь остаётся память о прошлой боли, повторения которой вы не хотите. Это вполне понятно, и такая ситуация либо может действительно привести к неврозу, либо здравый подход успешно помогает её преодолеть. Но другой вид внутренней боли требует весьма тщательного рассмотрения. О ней ещё очень много нужно узнать.
Прежде всего, почему нам вообще бывает больно? Очевидно, что с детства стремление к безопасности становится очень важным фактором нашей жизни: лишь бы нам никто не причинил боли, лишь бы нас никто не ранил ни словом, ни жестом, ни взглядом, ни каким-то переживанием. Почему нам бывает больно? Потому что мы такие чувствительные или из-за того, что мы создали образ самих себя, который нужно защищать, который, по нашему мнению, очень важен для самого нашего существования и без которого мы чувствуем себя потерянно, неловко. Вот они, эти два элемента: образ и чувствительность. Вы понимаете, что имеется в виду под чувствительностью, как физической, так и внутренней? Если вы чувствительны и робки, вы уходите в себя и выстраиваете вокруг себя стену, чтобы вам никто не причинил боли. Вы ведь так поступаете, не правда ли? А если ум человека больно задевают словом или критикой и это его как-то ранит, он продолжает укреплять свой оборонительный рубеж. Вам больше не хочется испытывать боль. У вас может существовать образ, идея о себе, что вы значительны, умны, что ваша семья лучше других семей, что вы играете в эту игру лучше, чем кто-либо другой и так далее. У вас ведь сложился такой образ себя, не так ли? И когда значение этого образа ставится под сомнение или он теряет устойчивость, разрушается, вам становится очень больно. Появляется жалость к самому себе, волнение, страх. И в следующий раз вы выстраиваете новый образ, более сильный, устойчивый, агрессивный и так далее. Вы следите, чтобы вас никто не беспокоил, и вновь начинается строительство стены против вторжения. Таким образом, факт заключается в том, что чувствительный человек и склонный к созданию образов строят оборонительные укрепления. Вы знаете, что происходит, когда вы выстраиваете вокруг себя стену? Это всё равно, что построить очень высокий забор вокруг своего дома. Вы не видите своих соседей, у вас недостаточно солнечного света, вы живёте со всеми членами своей семьи на очень ограниченном пространстве. И так как у вас мало места, вы начинаете действовать друг другу на нервы, ссориться, ожесточаться, у вас появляется желание выбраться оттуда или взбунтоваться. А если у вас достаточно денег и энергии, вы строите для себя другой дом, окружаете его новой стеной и всё начинается сначала. Сопротивление предполагает нехватку пространства, и это один из факторов насилия.
Один из них спросил: «Но разве человек не должен защищать себя?»
От чего? Конечно, нужно защищать себя от болезни, от дождя или солнца; но когда вы задаёте этот вопрос, вы ведь имеете в виду: защищать, чтобы построить стену для предохранения от боли? Ваш брат или ваша мать могут стать теми, от кого вы отгораживаетесь стеной, желая защитить себя, но, в конечном итоге, это приводит к вашему разрушению и уничтожению света и пространства.
Девушка с умными глазами и длинными, заплетёнными в косы волосами спросила: «Но что же мне делать, когда я чувствую боль? Я знаю, я очень чувствительная. Я так часто ощущаю боль. И что мне делать? Вы говорите, что не следует строить оборонительные укрепления, но я не могу жить вся израненная».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37