Только лупить штрейкбрехеров, избивать жильцов да выпивать, привалившись к стойке бара. Единственная умная вещь, до которой додумалась моя голова, — это жениться на тебе. Честное слово, Саксон, без тебя я бы пропал.
— Какого черта, Билл, — передразнила она мужа, к его великому удовольствию. — Что ждало бы меня, если бы ты не избавил меня от прачечной? Я бы оттуда не вырвалась. Ведь я была совершенно беззащитной девчонкой. Если бы не ты, я бы и сейчас там торчала. У миссис Мортимер было пять тысяч долларов, а у меня — ты!
— Женщине в жизни пробиться труднее, чем мужчине, — заметил он в заключение. — А я тебе вот что скажу: мы оба были нужны друг другу. Мы работали, как пара лошадок. Мы все делали вместе. Если бы нам пришлось действовать порознь, ты и сейчас гнула бы спину в прачечной, а я, в лучшем случае, служил бы в оклендской конюшне и слонялся бы по танцулькам.
Саксон стояла под «отцом всех мадроньо», наблюдая, как Хазл и Хатти вывозят из ворот полную повозку овощей, когда во двор въехал Билл, ведя на поводу гнедую кобылу, шелковистая шерсть которой вспыхивала в солнечных лучах золотыми искрами.
— Четырехлетка, породистая. Озорница, но без коварных штучек, — нахваливал Билл, остановившись рядом с Саксон. — Кожа тонкая, как папиросная бумага, морда атласная, но эта лошадь перегонит любого мустанга. Погляди, какие легкие! А ноздри! Зовут ее Рамона, — испанское имя: ее мать «Мореллита» моргановских заводов.
— И ее продают? — прерывающимся голосом спросила Саксон, восхищенно сжимая руки.
— Потому-то я и привел ее, чтобы тебе показать.
— Но за нее, наверно, хотят очень дорого? — продолжала Саксон: ей казалось невероятным, чтобы у нее могла быть такая изумительная лошадь.
— Это уже тебя не касается, — отрезал Билл. — Она будет куплена на деньги кирпичного завода, а не на деньги с твоих овощей. Скажи одно слово — и Рамона твоя. Ну как?
— Сейчас, подожди минутку.
Саксон попыталась вскочить в седло, но лошадь нервно под ней заплясала.
— Постой, сейчас я привяжу свою, — сказал Билл. — Она не приучена к женскому обществу, в этом все дело.
Саксон крепко сжала поводья, схватилась за гриву, поставила ногу в сапожке со шпорой на ладонь Билла и легко вскочила в седло.
— Она привыкла к шпорам, — крикнул ей вдогонку Билл, — испанская порода. Сразу не осаживай, обращайся спокойно. И поговори с ней. Она благородных кровей, сама понимаешь.
Саксон кивнула, стрелой вылетела за ворота и помчалась по дороге. Проезжая мимо калитки «Тихого уголка», она помахала рукой Кларе Хастингс и продолжала путь к ущелью Дикарки.
Когда Саксон вернулась, лошадь была вся в мыле.
Саксон обогнула дом, миновала вольеры, ягодные кусты и цветники и остановилась подле Билла, который, покуривая папироску, сидел верхом на своей лошади, у самой границы участка. Через просвет между деревьями они вместе взглянули на луг. Но это был уже не луг: он был разбит с математической точностью на квадраты, прямоугольники и узкие полоски, отливавшие всеми оттенками зеленого цвета. Гоу Юм и Чан Чи в широченных китайских соломенных шляпах сажали лук. Старый Юхи возился подле главной оросительной канавы, открывая мотыгой одни боковые канавы и закрывая другие. Под навесом, позади сарая, слышен был стук молотка, — это Карлсен, видимо, обвязывал проволокой ящики с овощами. Из дому доносилось сочное сопрано миссис Пауль, распевавшей псалмы, и жужжание сбивалки для яиц. Свирепый лай Поссума указывал, что пес где-то продолжает ожесточенную и безнадежную войну с белками. Билл затянулся и выпустил дым, не отрывая глаз от луга. Саксон почувствовала, что он чем-то встревожен. Его рука, державшая повод, лежала на луке седла, и Саксон мягко положила на нее свободную руку. Билл медленно перевел взгляд на взмыленную лошадь и, точно ничего не замечая, посмотрел на Саксон.
— Гм, — произнес он, словно просыпаясь. — Что касается интенсивного огородничества, то этим португальцам из Сан-Леандро теперь нечем хвастаться перед нами. Посмотри, сколько воды. Знаешь, эта вода кажется такой вкусной, что мне иногда хочется встать на четвереньки и всю ее вылакать.
— Еще бы! Это в таком-то климате и не нуждаться в воде! — воскликнула Саксон.
— И нечего бояться, что она убежит от нас. Если подведут дожди, под боком Сонома, она-то никуда не денется. Все, что нужно, — это поставить насос с мотором.
— Но ставить его и не понадобится, Билл. Я как-то спрашивала на этот счет старика Томсона. Он живет здесь с пятьдесят третьего года и уверяет, что в долине еще ни разу не было неурожая по случаю засухи. У нас дождь идет когда нужно.
— Давай покатаемся, — внезапно предложил он. — Ты ведь свободна?
— С удовольствием, но сперва расскажи мне, что случилось.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Ничего не случилось, — пробурчал он. — Впрочем, я вру. Да и не все ли равно? Рано или поздно ты узнаешь. Достаточно поглядеть на старика Шэвона: ходит как очумелый. Его золотые залежи иссякли.
— Какие золотые залежи?
— Ну, да его глина. Это то же самое. Он получал с кирпичного завода по двадцать центов за ярд.
— Значит, конец и твоему договору на доставку глины. — Саксон сразу поняла размеры постигшей их катастрофы. — А что говорят на заводе?
— Там совсем носы повесили. Хотя и держат все в секрете. Целую неделю они рыли и бурили землю в горах, а их химик японец ночами сидел над анализами всякого мусора, который они к нему волокли. Ведь им нужно совсем особую глину для их кирпича, такую не везде найдешь. Эксперты, которые исследовали глину Шэвона, сделали глупейшую ошибку, а может, им лень было поставить как следует земляные работы. Во всяком случае они здорово переоценили запасы этой глины. Да ты не расстраивайся. Как-нибудь выкрутимся. Все равно ты ничем помочь не можешь.
— Нет, могу, — сказала Саксон. — Мы не купим Рамону.
— Это тебя не касается, — ответил он. — Я покупаю ее, и цена не имеет никакого значения при той крупной игре, какую я веду. Продать лошадей я всегда успею. Но они приносили мне порядочный доход, а этот договор с кирпичным заводом был и вовсе прибыльным делом.
— Слушай, а что, если бы сдавать лошадей напрокат для работ по прокладке дорог в нашем округе? — спросила она.
— Об этом я уже думал. И я тут своего не упущу. Есть слухи, что работы в каменоломнях возобновятся, а тот парень, который возил им камень, подался куда-то к Пюджет-Саунду. Не такая уж беда, если мне даже придется продать большую часть моих лошадей. У нас остается твой огород; это дело верное. Просто мы не сможем идти вперед полным ходом, как до сих пор. Вот и все. Теперь я уже не боюсь деревни. Пока мы добирались сюда, я понял, как много тут можно сделать. Нет, кажется, камешка на дороге, который бы нам не пригодился. А теперь скажи, куда мы поедем?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Легким галопом лошади выехали за ворота, грохоча копытами, промчались по мосту мимо ранчо Хэйлов и свернули к ущелью Дикарки: Саксон решила навестить «свою» луговину на уступе горы Сономы.
— Знаешь, Саксон, когда я сегодня ездил за Рамоной, мне сообщили интересную новость, — сказал Билл, решив на время забыть о неприятностях с глиной. — Дело идет о тех ста сорока акрах. Я по дороге встретил Шэвона-сына и, сам не знаю почему, — вернее всего, в шутку, — спросил его, не сдаст ли мне старик тот участок в аренду. И что же ты думаешь? Оказывается, эти сто сорок акров вовсе не принадлежат его отцу, он сам арендует их. Потому-то мы и видим там постоянно его скот. Этот участок вклинивается в землю старика, а вокруг вся земля принадлежит ему.
— А потом я встретил Пинга, и он сказал, что участок принадлежит Хильярду и что Хильярд хочет продать его, но старик Шэвон не дает настоящей цены. На обратном пути я заглянул к Пэйну. Он бросил кузницу: его лягнула лошадь, у него спина болит; и он решил заняться перепродажей недвижимости. Он тоже подтвердил, что Хильярд действительно намерен продать эту землю и даже занес ее в списки. Шэвон истощает пастбища, и Хильярд решил арендного договора с ним не возобновлять.
Они выбрались из ущелья Дикарки, повернули лошадей, остановились у его края и стали смотреть на три поросшие лесом холма в середине желанного участка.
— И все-таки мы его получим, — сказала Саксон.
— Конечно, получим, — согласился Билл с небрежной уверенностью. — Я еще раз осмотрел большую глинобитную конюшню: там можно поставить целый табун, а новая крыша обойдется дешевле, чем я предполагал. Хотя теперь, после этой истории с глиной, ни Шэвон, ни я не сможем купить этот участок.
Доехав до «луговины Саксон», — теперь им было известно, что она принадлежит старожилу Томсону, — они привязали лошадей и пошли дальше пешком.
Томсон был на лугу и громко приветствовал их. Траву только что скосили, и Томсон сгребал ее. День был ясный, безветренный, и они в поисках тени углубились в лес по ту сторону луговины. Вскоре они набрели на едва приметную тропку.
— Это коровья тропа, — заметил Билл. — Пари держу, что где-нибудь здесь за деревьями скрыто маленькое пастбище. Пойдем по следу.
Пройдя несколько сот футов вверх по склону, они минут через пятнадцать увидели перед собой на обнаженном склоне горы поросшую травой поляну. Почти весь участок в сто сорок акров лежал под ними, в каких-нибудь двух милях от склона. А сами они находились на уровне трех холмов. Билл остановился, чтобы полюбоваться желанным участком. Саксон подошла к нему.
— Что это такое? — спросила она, указывая вдаль. — Видишь, в маленьком ущелье, слева, у самого отдаленного холма, как раз под склоненной елью?
Билл увидел на стене ущелья какую-то белую полосу.
— Вот так штука, — сказал он, вглядываясь. — Мне казалось, что я тут все наизусть знаю, но этой полосы я ни разу не видел. Я побывал в этих местах в начале зимы. Там непроходимые заросли, склоны ущелья отвесные, как стена.
— Что же это такое? — спросила она. — Оползень, что ли?
— Может быть… после сильных дождей. Если меня глаза не обманывают… — Билл смолк, напряженно рассматривая белую полосу.
— Хильярд продает по тридцати за акр, — продолжал он, как будто без всякой связи. — И хорошую землю и плохую — по тридцати на круг. Всего выходит четыре тысячи двести. Пэйн насчет недвижимости еще новичок, я предложу ему поделить со мной комиссионные и получу участок на самых льготных условиях. Мы опять займем четыреста долларов у Гоу Юма, и я еще достану денег под лошадей и повозки.
— Ты что, уже сегодня покупаешь эту землю? — засмеялась Саксон.
Билл едва расслышал ее слова. Он поглядел на жену, точно хотел ответить, и тут же позабыл о ней.
— Шевелить мозгами, — бормотал он, — шевелить мозгами… Ковать железо, пока горячо…
Вдруг он бросился вниз по тропе, потом вспомнил о Саксон и крикнул ей через плечо:
— Беги вниз! Скорее. Я хочу проехать туда и взглянуть, что это такое!
Он так быстро спустился по тропе и пересек луговину, что Саксон не успела ни о чем спросить. Она едва переводила дух, стараясь не отставать от него.
— Ну, что же это оказалось? — спросила она, когда он подсаживал ее в седло.
— Наверно, вздор. Я тебе потом скажу, — уклонился он от ответа.
Там, где дорога была ровной, они мчались галопом, по отлогим склонам горы спускались рысью и, только добравшись до крутого спуска в ущелье Дикарки, наконец поехали шагом. Билл как будто успокоился, и Саксон воспользовалась случаем, чтобы заговорить о предмете, занимавшем с некоторых пор ее мысли.
— Клара Хастингс говорила мне вчера, что к ним приезжают гости. Будут Хэзарды, Холлы и Рой Бланшар…
Она опасливо взглянула на Билла. При имени Бланшара он поднял голову, точно боевой конь при сигнале горниста. Постепенно сквозь туманную синеву в его глазах вспыхнули коварные искорки.
— Ты уде давно никому не говорил: «Проваливай, я тебя не держу…»
— осторожно начала она.
Билл ухмыльнулся.
— Ну что ж, пожалуйста, — сказал он с насмешливой снисходительностью. — Пусть Рой Бланшар приезжает. Я не возражаю. Все это быльем поросло. Да я и слишком занят, чтобы тратить время на такие пустяки.
Он заставил лошадь прибавить шагу и, как только дорога стала менее крутой, пустил ее рысью. Мимо усадьбы Хэйлов они опять промчались галопом.
— Заезжай домой пообедать, — сказала Саксон, когда они приближались к воротам ранчо «Мадроньо».
— Ты обедай, а я не стану.
— Но мне хочется побыть с тобой, — жалобно сказала она. — Скажи, в чем дело?
— А вот не скажу. Отправляйся домой и обедай без меня.
— Ну уж нет, — возмутилась она. — Я теперь непременно поеду с тобой.
Они проскакали по шоссе с полмили, потом свернули, миновали поставленные Биллом ворота, пересекли поля и пустились по дороге, покрытой густым слоем белой пыли. Эта дорога вела к забою Шэвона. Участок в сто сорок акров лежал к западу. В густом облаке пыли двигались навстречу две телеги.
— Смотри, твои лошади! — воскликнула Саксон. — Как удивительно! Стоило тебе хорошенько подумать — и вот они зарабатывают для тебя деньги, пока ты разъезжаешь со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Какого черта, Билл, — передразнила она мужа, к его великому удовольствию. — Что ждало бы меня, если бы ты не избавил меня от прачечной? Я бы оттуда не вырвалась. Ведь я была совершенно беззащитной девчонкой. Если бы не ты, я бы и сейчас там торчала. У миссис Мортимер было пять тысяч долларов, а у меня — ты!
— Женщине в жизни пробиться труднее, чем мужчине, — заметил он в заключение. — А я тебе вот что скажу: мы оба были нужны друг другу. Мы работали, как пара лошадок. Мы все делали вместе. Если бы нам пришлось действовать порознь, ты и сейчас гнула бы спину в прачечной, а я, в лучшем случае, служил бы в оклендской конюшне и слонялся бы по танцулькам.
Саксон стояла под «отцом всех мадроньо», наблюдая, как Хазл и Хатти вывозят из ворот полную повозку овощей, когда во двор въехал Билл, ведя на поводу гнедую кобылу, шелковистая шерсть которой вспыхивала в солнечных лучах золотыми искрами.
— Четырехлетка, породистая. Озорница, но без коварных штучек, — нахваливал Билл, остановившись рядом с Саксон. — Кожа тонкая, как папиросная бумага, морда атласная, но эта лошадь перегонит любого мустанга. Погляди, какие легкие! А ноздри! Зовут ее Рамона, — испанское имя: ее мать «Мореллита» моргановских заводов.
— И ее продают? — прерывающимся голосом спросила Саксон, восхищенно сжимая руки.
— Потому-то я и привел ее, чтобы тебе показать.
— Но за нее, наверно, хотят очень дорого? — продолжала Саксон: ей казалось невероятным, чтобы у нее могла быть такая изумительная лошадь.
— Это уже тебя не касается, — отрезал Билл. — Она будет куплена на деньги кирпичного завода, а не на деньги с твоих овощей. Скажи одно слово — и Рамона твоя. Ну как?
— Сейчас, подожди минутку.
Саксон попыталась вскочить в седло, но лошадь нервно под ней заплясала.
— Постой, сейчас я привяжу свою, — сказал Билл. — Она не приучена к женскому обществу, в этом все дело.
Саксон крепко сжала поводья, схватилась за гриву, поставила ногу в сапожке со шпорой на ладонь Билла и легко вскочила в седло.
— Она привыкла к шпорам, — крикнул ей вдогонку Билл, — испанская порода. Сразу не осаживай, обращайся спокойно. И поговори с ней. Она благородных кровей, сама понимаешь.
Саксон кивнула, стрелой вылетела за ворота и помчалась по дороге. Проезжая мимо калитки «Тихого уголка», она помахала рукой Кларе Хастингс и продолжала путь к ущелью Дикарки.
Когда Саксон вернулась, лошадь была вся в мыле.
Саксон обогнула дом, миновала вольеры, ягодные кусты и цветники и остановилась подле Билла, который, покуривая папироску, сидел верхом на своей лошади, у самой границы участка. Через просвет между деревьями они вместе взглянули на луг. Но это был уже не луг: он был разбит с математической точностью на квадраты, прямоугольники и узкие полоски, отливавшие всеми оттенками зеленого цвета. Гоу Юм и Чан Чи в широченных китайских соломенных шляпах сажали лук. Старый Юхи возился подле главной оросительной канавы, открывая мотыгой одни боковые канавы и закрывая другие. Под навесом, позади сарая, слышен был стук молотка, — это Карлсен, видимо, обвязывал проволокой ящики с овощами. Из дому доносилось сочное сопрано миссис Пауль, распевавшей псалмы, и жужжание сбивалки для яиц. Свирепый лай Поссума указывал, что пес где-то продолжает ожесточенную и безнадежную войну с белками. Билл затянулся и выпустил дым, не отрывая глаз от луга. Саксон почувствовала, что он чем-то встревожен. Его рука, державшая повод, лежала на луке седла, и Саксон мягко положила на нее свободную руку. Билл медленно перевел взгляд на взмыленную лошадь и, точно ничего не замечая, посмотрел на Саксон.
— Гм, — произнес он, словно просыпаясь. — Что касается интенсивного огородничества, то этим португальцам из Сан-Леандро теперь нечем хвастаться перед нами. Посмотри, сколько воды. Знаешь, эта вода кажется такой вкусной, что мне иногда хочется встать на четвереньки и всю ее вылакать.
— Еще бы! Это в таком-то климате и не нуждаться в воде! — воскликнула Саксон.
— И нечего бояться, что она убежит от нас. Если подведут дожди, под боком Сонома, она-то никуда не денется. Все, что нужно, — это поставить насос с мотором.
— Но ставить его и не понадобится, Билл. Я как-то спрашивала на этот счет старика Томсона. Он живет здесь с пятьдесят третьего года и уверяет, что в долине еще ни разу не было неурожая по случаю засухи. У нас дождь идет когда нужно.
— Давай покатаемся, — внезапно предложил он. — Ты ведь свободна?
— С удовольствием, но сперва расскажи мне, что случилось.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Ничего не случилось, — пробурчал он. — Впрочем, я вру. Да и не все ли равно? Рано или поздно ты узнаешь. Достаточно поглядеть на старика Шэвона: ходит как очумелый. Его золотые залежи иссякли.
— Какие золотые залежи?
— Ну, да его глина. Это то же самое. Он получал с кирпичного завода по двадцать центов за ярд.
— Значит, конец и твоему договору на доставку глины. — Саксон сразу поняла размеры постигшей их катастрофы. — А что говорят на заводе?
— Там совсем носы повесили. Хотя и держат все в секрете. Целую неделю они рыли и бурили землю в горах, а их химик японец ночами сидел над анализами всякого мусора, который они к нему волокли. Ведь им нужно совсем особую глину для их кирпича, такую не везде найдешь. Эксперты, которые исследовали глину Шэвона, сделали глупейшую ошибку, а может, им лень было поставить как следует земляные работы. Во всяком случае они здорово переоценили запасы этой глины. Да ты не расстраивайся. Как-нибудь выкрутимся. Все равно ты ничем помочь не можешь.
— Нет, могу, — сказала Саксон. — Мы не купим Рамону.
— Это тебя не касается, — ответил он. — Я покупаю ее, и цена не имеет никакого значения при той крупной игре, какую я веду. Продать лошадей я всегда успею. Но они приносили мне порядочный доход, а этот договор с кирпичным заводом был и вовсе прибыльным делом.
— Слушай, а что, если бы сдавать лошадей напрокат для работ по прокладке дорог в нашем округе? — спросила она.
— Об этом я уже думал. И я тут своего не упущу. Есть слухи, что работы в каменоломнях возобновятся, а тот парень, который возил им камень, подался куда-то к Пюджет-Саунду. Не такая уж беда, если мне даже придется продать большую часть моих лошадей. У нас остается твой огород; это дело верное. Просто мы не сможем идти вперед полным ходом, как до сих пор. Вот и все. Теперь я уже не боюсь деревни. Пока мы добирались сюда, я понял, как много тут можно сделать. Нет, кажется, камешка на дороге, который бы нам не пригодился. А теперь скажи, куда мы поедем?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Легким галопом лошади выехали за ворота, грохоча копытами, промчались по мосту мимо ранчо Хэйлов и свернули к ущелью Дикарки: Саксон решила навестить «свою» луговину на уступе горы Сономы.
— Знаешь, Саксон, когда я сегодня ездил за Рамоной, мне сообщили интересную новость, — сказал Билл, решив на время забыть о неприятностях с глиной. — Дело идет о тех ста сорока акрах. Я по дороге встретил Шэвона-сына и, сам не знаю почему, — вернее всего, в шутку, — спросил его, не сдаст ли мне старик тот участок в аренду. И что же ты думаешь? Оказывается, эти сто сорок акров вовсе не принадлежат его отцу, он сам арендует их. Потому-то мы и видим там постоянно его скот. Этот участок вклинивается в землю старика, а вокруг вся земля принадлежит ему.
— А потом я встретил Пинга, и он сказал, что участок принадлежит Хильярду и что Хильярд хочет продать его, но старик Шэвон не дает настоящей цены. На обратном пути я заглянул к Пэйну. Он бросил кузницу: его лягнула лошадь, у него спина болит; и он решил заняться перепродажей недвижимости. Он тоже подтвердил, что Хильярд действительно намерен продать эту землю и даже занес ее в списки. Шэвон истощает пастбища, и Хильярд решил арендного договора с ним не возобновлять.
Они выбрались из ущелья Дикарки, повернули лошадей, остановились у его края и стали смотреть на три поросшие лесом холма в середине желанного участка.
— И все-таки мы его получим, — сказала Саксон.
— Конечно, получим, — согласился Билл с небрежной уверенностью. — Я еще раз осмотрел большую глинобитную конюшню: там можно поставить целый табун, а новая крыша обойдется дешевле, чем я предполагал. Хотя теперь, после этой истории с глиной, ни Шэвон, ни я не сможем купить этот участок.
Доехав до «луговины Саксон», — теперь им было известно, что она принадлежит старожилу Томсону, — они привязали лошадей и пошли дальше пешком.
Томсон был на лугу и громко приветствовал их. Траву только что скосили, и Томсон сгребал ее. День был ясный, безветренный, и они в поисках тени углубились в лес по ту сторону луговины. Вскоре они набрели на едва приметную тропку.
— Это коровья тропа, — заметил Билл. — Пари держу, что где-нибудь здесь за деревьями скрыто маленькое пастбище. Пойдем по следу.
Пройдя несколько сот футов вверх по склону, они минут через пятнадцать увидели перед собой на обнаженном склоне горы поросшую травой поляну. Почти весь участок в сто сорок акров лежал под ними, в каких-нибудь двух милях от склона. А сами они находились на уровне трех холмов. Билл остановился, чтобы полюбоваться желанным участком. Саксон подошла к нему.
— Что это такое? — спросила она, указывая вдаль. — Видишь, в маленьком ущелье, слева, у самого отдаленного холма, как раз под склоненной елью?
Билл увидел на стене ущелья какую-то белую полосу.
— Вот так штука, — сказал он, вглядываясь. — Мне казалось, что я тут все наизусть знаю, но этой полосы я ни разу не видел. Я побывал в этих местах в начале зимы. Там непроходимые заросли, склоны ущелья отвесные, как стена.
— Что же это такое? — спросила она. — Оползень, что ли?
— Может быть… после сильных дождей. Если меня глаза не обманывают… — Билл смолк, напряженно рассматривая белую полосу.
— Хильярд продает по тридцати за акр, — продолжал он, как будто без всякой связи. — И хорошую землю и плохую — по тридцати на круг. Всего выходит четыре тысячи двести. Пэйн насчет недвижимости еще новичок, я предложу ему поделить со мной комиссионные и получу участок на самых льготных условиях. Мы опять займем четыреста долларов у Гоу Юма, и я еще достану денег под лошадей и повозки.
— Ты что, уже сегодня покупаешь эту землю? — засмеялась Саксон.
Билл едва расслышал ее слова. Он поглядел на жену, точно хотел ответить, и тут же позабыл о ней.
— Шевелить мозгами, — бормотал он, — шевелить мозгами… Ковать железо, пока горячо…
Вдруг он бросился вниз по тропе, потом вспомнил о Саксон и крикнул ей через плечо:
— Беги вниз! Скорее. Я хочу проехать туда и взглянуть, что это такое!
Он так быстро спустился по тропе и пересек луговину, что Саксон не успела ни о чем спросить. Она едва переводила дух, стараясь не отставать от него.
— Ну, что же это оказалось? — спросила она, когда он подсаживал ее в седло.
— Наверно, вздор. Я тебе потом скажу, — уклонился он от ответа.
Там, где дорога была ровной, они мчались галопом, по отлогим склонам горы спускались рысью и, только добравшись до крутого спуска в ущелье Дикарки, наконец поехали шагом. Билл как будто успокоился, и Саксон воспользовалась случаем, чтобы заговорить о предмете, занимавшем с некоторых пор ее мысли.
— Клара Хастингс говорила мне вчера, что к ним приезжают гости. Будут Хэзарды, Холлы и Рой Бланшар…
Она опасливо взглянула на Билла. При имени Бланшара он поднял голову, точно боевой конь при сигнале горниста. Постепенно сквозь туманную синеву в его глазах вспыхнули коварные искорки.
— Ты уде давно никому не говорил: «Проваливай, я тебя не держу…»
— осторожно начала она.
Билл ухмыльнулся.
— Ну что ж, пожалуйста, — сказал он с насмешливой снисходительностью. — Пусть Рой Бланшар приезжает. Я не возражаю. Все это быльем поросло. Да я и слишком занят, чтобы тратить время на такие пустяки.
Он заставил лошадь прибавить шагу и, как только дорога стала менее крутой, пустил ее рысью. Мимо усадьбы Хэйлов они опять промчались галопом.
— Заезжай домой пообедать, — сказала Саксон, когда они приближались к воротам ранчо «Мадроньо».
— Ты обедай, а я не стану.
— Но мне хочется побыть с тобой, — жалобно сказала она. — Скажи, в чем дело?
— А вот не скажу. Отправляйся домой и обедай без меня.
— Ну уж нет, — возмутилась она. — Я теперь непременно поеду с тобой.
Они проскакали по шоссе с полмили, потом свернули, миновали поставленные Биллом ворота, пересекли поля и пустились по дороге, покрытой густым слоем белой пыли. Эта дорога вела к забою Шэвона. Участок в сто сорок акров лежал к западу. В густом облаке пыли двигались навстречу две телеги.
— Смотри, твои лошади! — воскликнула Саксон. — Как удивительно! Стоило тебе хорошенько подумать — и вот они зарабатывают для тебя деньги, пока ты разъезжаешь со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74