Таня, понимая, что хочет сказать Олег, взглянула на него.
— Знаешь, у нас всякие истории случаются. Не то, чтобы вот так. Но, если к таким вещам серьезно относиться, я не то, чтобы с работы, я из города давно бы уехала. Мало ли у меня во дворе таких же пьяных козлов. Мне что, из-за них дома не жить, что ли?
Олег промолчал. Бальзам был резкий, будто свежий и совсем не отстоявшийся. «На авиабилет не хватит точно, — думал он, — в любом случае, автостопом до Томска, а там — посмотрим».
— Ой, извини, троллейбус, — крикнула Таня, выскакивая из-за стола. — Олег, успевший чмокнуть ее на прощание, посмотрел вслед, а потом, то ли помахав рукой, то ли махнув, вылил в остатки бальзама остатки «Мартини» и выпил неторопясь. «Приобретаю замашки Уздечкина», — подумал он.
***
Олег вернулся в Пансионат, на молчаливом частнике. В штаб он входил осторожно, ожидая встретить чемоданное настроение.
К его удивлению, работа кипела, как всегда. Уже с порога Куклинс обратился к нему.
— Ты где пропадаешь? Разве не утром было нужно сдать «болталку» для агитаторов?
— Порядок, — сказал Гречин. — Я уде прочел на своем компе. Все замечательно.
— Ну, тогда возвращайся к спецвыпуску, — махнул рукой Куклинс.
— Сейчас пойдем и возвратимся, — сказал Толик. — Пошли.
Олег направился было в писательскую, как вдруг увидел Таню, идущую ему навстречу.
— Тань, разве ты не домой возвращалась?
— Нет. А ты не понял? Я же сюда езжу на троллейбусе. Просто, сегодня мне надо попозже придти, ввести результаты замера. Нет, я не уволилась, что ты…
— Олег, не тормози, — сказал Толик.
В писательских апартаментах, он предложил Олег пиво — раз уж начал питейный вечер, надо его продолжать, чем есть.
— Слушай, Толь, а как же с этим инцидентом? — спросил Олег.
— Порядок. Два часа назад Котелков прилетел с Савушкиным и уже все разрулил. Он встретился с Боковым, а потом приехал к нам и рассказал, чем все кончилось. Сейчас он отдыхает.
— Он-то что понял в этой истории?
— Он объяснил ее исключительно психологически. Никакой этот Боков не бандит, так, просто, дикий бизнесмен. И доля у него в ЦБК — меньше пятнадцати процентов, так что Гордеев психанул зря. Насчет остановки кампании он точно проявил нездоровую инициативу — на это указаний не было. Что же касается мотиваций Бокова, то Котелков объяснил их просто: ревность и обида. Савушкин привык с ним по каждому поводу совещаться, а вот на выборы пошел по своей инициативе, даже не предупредив. Боков немедленно уверил себя, что это полная ошибка. Да тут еще непонятная история с кредитом. В общем, Боков вчера по детски закапризничал в агрессивно-алкогольной форме. Савушкин считает, что это больше не повторится. Котелков все ему про выборы объяснил: зачем Савушкин идет и какие перспективы для фирмы. У нашего Котелкова опыт укрощения диких Боковых просто уникальный. Ага! Будут долго жить! Пошли в штаб.
В штабе действительно сидели Савушкин и Боков. Савушкин, как всегда улыбчивый и свежий, Боков, верно недавно отошедший от вчерашней нагрузки.
Увидев Олега, Боков направился к нему.
— Слушай, парень, я точно тебя вчера не убил?
— Точно, точно, — подтвердил Олег.
— Ну… Это хорошо.
— Считай, он перед тобой так извинился, — шепнул Толик.

Часть III
Глава 1 (четвертая неделя)
«Не пью, не курю, не хожу на выборы». Аппель-плац Освенцима. Откуда ты, Антошка? Ханлайн и Гашек. Мобильная пехота электоральных полей. «Зачем нам второй мэр?» Народ точно сбрендил! Три этапа жизни гениальной идеи. «Я мэр или одноразовый кондом?» Фантазии Тони Блэра; смех в сортире. «За что я плачу твоим уродам?!» Триста долларов за голову художника. Первые дебаты. Хычыны — путь к победе. Шведский вариант социализма. Что можно сделать с обезьяной?
— Здравствуйте. Мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.
— Саш, к нам из — какого-то штаба пришли. Девчушка и парень. Чего? Пусть заходят? Ладно, открываю.
…
— Здравствуйте. Мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.
— А что вам нужно?
— Я хочу подробно рассказать вам о нашем кандидате.
— Не надо, проходите. Будут выборы — сами разберемся.
…
Здравствуйте. Я из агитационного штаба Ивана Савушкина!
— Ой, Марина Ивановна, здравствуйте. Мама, к нам наша училка по выборам пришла!
— Добрый день. Это газета, там интервью с Иваном Дмитриевичем, это буклет, это бланк наказов.
(За спиной шепот: «мама, обещай ей что проголосуешь, может мне в четверти четверка по алгебре будет).
…
— Здравствуйте, я из агитационного штаба…
— Спасибо не надо. Не пью, не курю, не хожу на выборы. Вам тоже не советую.
…
— Здравствуйте, мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.
— Ну, коль пришли, проходите.
— Вот, пожалуйста, газета, вот буклет, вот бланк наказов.
— Не надо. Лучше своими словами расскажи, что за мужик-то этот Савушкин, откуда взялся, чему ему от нас надо.
***
После инцидента в ресторане «Соболь» по внутреннему штабу был издан приказ: ни в какие рестораны по вечерам не ходить, без прямого указания начальства. В Пансионате, всю неделю трудились две сменные поварихи, составлявшие меню по совместной заявке и очень обижавшиеся на то, что большинство постояльцев жили на одном кофе, лишь изредка подбегая к холодильнику — перекусить и опять за компьютер. Только Гречин и Капитан в полной мере ценили труд поварих: Капитан приходил в столовую точно и регулярно, а Гречин иногда опаздывал, но при этом ел за троих, а чтобы не ожиреть, бегал с утра вокруг корпуса и переплывал Ирхай туда и обратно.
Толик и Олег отнеслись к приказу серьезно, но с пунктуальностью. После очередной бессонной ночи, когда усталось так, что спать уже и не хотелось, Уздечкин сказал:
— Вроде все. Сколько на твоих, шесть? Все равно до вечера ничего не будет, сходим в город. Нельзя же неделю взаперти сидеть. Я узнал, есть кафе «Речной якорь», оно круглосуточное, а по утрам, говорят, там такая яичница. Будешь смеяться, я по нормальной яичнице мечтаю, почти как о бабе, а наша повариха какой-то омлет только и готовит.
— Лады, — ответил Олег. — Если только облома не будет. Может в твоем «Якоре» у повара утро еще не наступило.
Охранник, чутко дремавший у калитки, взглянул на них с удивлением и, пожелав доброго утра, отворил. Пустырь — прямую тропку по нему уже давно определили, был сух, никакой росы. С востока медленно наплывали тяжелые тучи; у них еще не было приказа опрокинуться на этот город и они искали цель, то и дело позвТаняя солнцу пробиться в просветы.
— Местные говорят, дожди на неделе пойдут, — сказал Толик.
Олег не ответил. В его глазах были тучи и пробившиеся из-за них солнце, а в голове только что распланированный второй спецвыпуск кандидата, только что сданный спецвыпуск от Валенсы, только что написанный буклет — «Кто такой Иван Савушкин» (текста буклета было на полторы страницы, черновых вариантов — хватило бы на газету), листовка для подписантов, листовка для ветеранов войны.
К сожалению, впереди работы было гораздо больше: листовка для учителей, листовка для врачей, листовка для впервые голосующих (два варианта, юношам и девушкам). Последнее задание привело Олега в возмущенное непонимание: сколько не обращайся к подросткам, только вчера достигшим восемнадцати, никто из них все равно не проголосует, если только бабуся не отведет за ручку, или папаша за ухо. Толик согласно кивал, отвечая, что дурацкие ритуалы есть везде; если рядом был Гречин, то читал короткую лекцию о роли ритуала в существовании любой консервативной структуры.
Кроме листовок и спецвыпусков, навалилась лишняя напасть: отмороженная газета «Красный рассвет» внезапно увеличила тираж в десять раз; теперь приходилось делать статьи и для нее. Внешне газета никакого отношения к выборам не имела; более того, некоторые ее статьи (заранее обговоренные с Толиком и Гречиным) лупили по Савушкину, к примеру: «Я иду по территории кирпичного комбината. Чисто и вылизано, как на аппель-плаце Освенцима». Но Батьке доставалось куда больше, и без намека на пародию. Газета стала вдвое толще, особо разгромные статьи потребовали иллюстраций. Тут уж пришлось попотеть и Антону: однажды его даже оставили в штабе на пять часов и он быстро рисовал варианты карикатур, к статьям, которые дописывал Олег.
За это время Олегу пришлось несладко: мальчишка просто забросал его вопросами о Питере, да такими, на которые ответить было непросто; разве особо интенсивным стуком по клавиатуре; не мешай парень, работаю, будет перекур — отвечу. Если бы речь шла о классическом Петербурге или, напротив, тусовочно-клубном Питере, еще куда ни шло, но Антон, неизвестно с чего, подсел на Серебряный век и спрашивал: есть ли уже музей Гумилева, какова судьба частного музея Анны Ахматовой, был ли он на лестнице Кузьмина и т.д; самое же странное, парень интересовался этим всерьез. Про себя, Олег решил, вернувшись в Питер, устроить себе отдельную экскурсию.
— Антон, ты вообще, откуда такой? — однажды спросил его Олег.
— Откуда? Да, понял вопрос, — ответил тот. — Моя бабушка из Петербурга. Семью выселили в Ирхайск после убийства Кирова. Она мне рассказывала, что все ссыльные из Ленинграда на чемоданах сидели, ждали, когда можно будет домой вернуться. А моя бабушка была из офицерской семьи, она все прекрасно понимала и вместо того, чтобы в Ирхайске остаться, наоборот, решила забиться подальше. Когда через три года всех ссыльных посадили, она уже жила в Сосновском райцентре — по суши добраться можно лишь зимой, а летом только на лодке. Стала учительницей, женилась тоже на ссыльном. Так и выжили. Почти весь ее багаж, что из Ленинграда успела вывезти — книги, больше, чем в местной библиотеке. Бабушка для меня была… ну, как другое солнце. Дети, когда растут, мечтают стать космонавтами или киллерами, это смотря в какое время. А я мечтал в Петербурге побывать. И сейчас мечтаю. Может, у вас на выборах денег заработаю, на зимних каникулах выберусь.
— Выберешься, — оптимистично кивнул головой Олег.
За эти дни на Толика выпало меньше непосредственно журналистской писанины, зато свалилась напасть, с которой Олег пожалуй бы и не справился: писать речи кандидату, составлять ролики для радио и редактировать то, что творилось местными журналюгами. Иной раз, прочтя ирхайский шедевр на тридцать строчек, Олег с ужасом понимал, что написать три страницы собственного текста проще, чем переработать такое и искренне сочувствовал другу…
— Хватит думать о работе, — прервал его мысли Толик, — думай о чем угодно. А еще лучше, говори о чем угодно. О бабах, к примеру.
С бабами тут было непросто. На третьей недели, организовалась ударная группа, под девизом: спермотоксикоз — смертелен. В нее вошли Гулин, Гречин, Толик и Капитан (Олег хотел примкнуть, но не позволила очередная листовка; заводчик всего дела Тараскин отказался, так как нашел что-то индивидуальное). Группа сняла на три часа люкс в загородной сауне и вызвала туда соответствующих девиц. Все остались довольны, лишь Толик, рассказывая Олегу, повторял: хочешь большой и нечистой любви?
— Чего о бабах говорить? — ответил Олег. — Меня Таня зовет в гости, я никак выбраться не могу.
Таня действительно уделяла Олегу много внимания. У нее появилась напарница — Ольга, причем нередко обе девицы дежурили вместе. Ольга была сочной брюнеткой с удивительно высокими ногами, а уж лицом не просто девица — дивчина. Капитану она была явно более симпатична, чем Таня…
— Где этот «Якорь»? — спросил Олег.
— Сейчас соображу, мне же объясняли, как дойти. На улице Вокзальной, знать бы еще где она находится. Чего-то я ленится стал: первую кампанейскую неделю делать было нехер, а я город так и не облазил.
Впрочем «Речной якорь» нашелся быстро. Вопреки своему названию, заведение оказалось вдали от берега, в административной части уездного Ирхайска, на улице — редкость для города, состоящей из нескольких трехэтажных домов, постройки времен последнего царя. Над входом в заведение (действительно круглосуточно, действительно открыто) висела мемориальная доска. Толик вытянулся, прочел.
— «Великий чешский писатель-коммунист Ярослав Гашек дважды останавливался в гостинице „Речной якорь“ весной 1918 года». Здорово! С яичницей можно и подождать, я, пожалуй, начну утро с кнедликов с пивом.
— А я не отказался бы от карпа в сметане, — ответил Олег.
К сожалению, с утра в «Якоре» единственным горячим блюдом была пресловутая яичница. Она оказалась очень даже неплохой, настолько качественной и вкусной, что все равно чем запивать. Толик запивал двойным кофе, Олег, у которого кофе лился едва ли не из ушей, к собственному удивлению заказал кружку пива. Гашек не ошибся в выборе заведения: официант работал вежливо и быстро.
— Интересная штука, — сказал Толик, дожевывая остатки яичницы. — Не знаю, как во всем остальном большом мире, а у нас «Солдата Швейка» любят все, особенно, кто хоть как-то относится к армии:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40