Когда полностью ушла слабость, вызванная снадобьем, Улис-Анет начала присматриваться к тому, что ее окружало. Обстановка вполне соответствовала рангу пленницы — она получала все, к чему привыкла во дворце, включая изысканную и красиво сервированную еду, дорогие притирания и шкатулки с драгоценностями.
Ей прислуживали две женщины. Они справлялись со своими обязанностями не хуже, чем ее собственные дамы, охотно и подробно отвечали на все вопросы Улис-Анет, если дело не касалось места заточения, а также таинственной личности, поместившей ее в эту роскошную клетку.
«Но я все-таки в Кармиссе?» — спрашивала королева. И слышала в ответ: «Взгляните на этот жемчуг, госпожа. Не правда ли, он идеально подходит к бархату?»
Жемчуг был черным — традиционная кармианская драгоценность. Это могло сойти за косвенный ответ, если уж нельзя было получить прямой.
В общем, Улис-Анет и не хотела знать — ее вопросы были продиктованы лишь остатками гордости. Куда проще притвориться несведущей и напуганной, в том числе и перед самой собой.
Дом, который скорее хотелось называть виллой, охраняла вооруженная стража. Она могла беспрепятственно перемещаться по башне, в которой пришла в себя первым утром, но остальная часть виллы была недоступна. Садом она тоже наслаждалась лишь с балкона. Вдалеке Улис-Анет видела людей, работающих на полях, но никаких слуг, кроме ее собственных, в доме не появлялось. Это радовало ее. Окажись кто-нибудь поблизости, она была бы обязана позвать на помощь, и неизвестно, чем бы все кончилось.
Так прошло четыре дня, по ощущениям Улис-Анет — вдвое больше. Она плохо спала по ночам, ее тело было истерзано — но не болезнью. Порой, пытаясь что-нибудь читать, сидя на балконе или бродя по своим покоям, она чувствовала в доме какое-то движение — едва слышные разговоры, чьи-то шаги, — и ее сердце на миг замирало в надежде. Она ждала Его. Но ее ожидания ни разу не оправдались.
Однако на пятый день незадолго до заката она убедилась, что Он уже близко. Дамы доставили ей новые пышные одежды и изысканные украшения. Укладывая ее волосы, они выглядели взволнованными. В комнате, которая служила ей столовой, поставили жаровни и воскурили благовония, принесли и зажгли дополнительные свечи.
— Будем надеяться, — едко бросила Улис-Анет прислужницам, — что лорд Кесар не заставит себя ждать.
Когда те ушли, она принялась нетерпеливо расхаживать по комнате.
Будучи пленницей, она не имела выбора, принимать гостя или нет. Однако эта простота была обманчивой. Все выглядело так, будто от нее ничего не зависит, но Улис-Анет вдруг поняла, что не хочет лгать самой себе. К соответствующей жизни ее готовили с детства. После того, как шесть лет назад ее отдали Повелителю Гроз, она ждала от судьбы лишь то, что причиталось ей по праву рождения и положения. Увы, она оказалась не нужна Ральданашу. Улис-Анет вняла предостережениям и честно старалась быть терпеливой, готовясь провести в смирении всю свою жизнь. А затем из предрассветной темноты близ Кумы возник Кесар и, как в древнем сказании, перешел черную реку, отделяющую жизнь от призраков. Он привязал ее к себе тенью, павшей на ее лицо, пожатием рук, терпким желанием на дне глаз. В отличие от Ральданаша, Кесар неистово жаждал ее. А она... Да, ей нравилось быть желанной для этого мужчины.
И тут ее честность взбунтовалась.
Что ж, прекрасно, она примет его. Но не такой! Не нарядной и усыпанной золотом, приготовленной для него, словно еще одно изысканное блюдо на стол!
Она подбежала к зеркалу и принялась оттирать лицо от краски, разрушила сооружение на голове и тряхнула рассыпавшимися волосами. Отшвырнув бархат и самоцветы, Улис-Анет надела платье, в котором ее привезли сюда. По ее просьбе его постирали и вернули обратно — тогда она еще не знала, зачем ей это надо. За время путешествия платье потерлось, потускнело, кое-где даже порвалось.
Она едва успела.
Пока она стояла перед зеркалом, оценивая свое преображение, наружная дверь открылась и снова плотно притворилась. Улис-Анет осознала, что не может пошевелиться.
Так она и увидела его — в зеркале. Он прошел через всю комнату с ее свечами, жаровнями, накрытым столом и встал в проеме внутренней двери, как в раме.
«Он уже здесь, — уговаривала она себя. — Обернись и встречай его, как хотела. Не бойся, это всего лишь отражение в зеркале». Но от одного вида этого человека она забывала, как надо дышать. Каким-то образом она все же обернулась, стараясь смотреть сквозь него, расширив зрачки, лишь бы не встретиться с ним взглядом...
— Я думал, что женщины оденут вас, как подобает, — произнес Кесар. Уши не глаза, их не закроешь, и самый звук его голоса пронзил ее насквозь.
— Они сделали все, как вы хотели, — ответила Улис-Анет. — А затем я сделала то, что хотела я сама.
— Пусть так.
В его голосе не было ни раздражения, ни радости. Вообще ничего. Он снова вышел во внешнюю комнату, и ей пришлось последовать за ним, чтобы спросить:
— Могу я, наконец, получить объяснения по поводу того, что сделали со мной по вашему приказу?
Он был во всем черном. В Дорфаре она слышала, что это его обычная манера одеваться. Кесар казался воплощением тьмы, особенно на фоне пламени свечей. Он налил вина и предложил ей. Она отказалась. Тогда он выпил сам — залпом, до дна.
— Вы находитесь в имении моего советника Ральднора, в Иоли, — пояснил он. — В ближайшее время вас перевезут еще куда-нибудь. Приношу свои извинения, что пока не могу принять вас в своей столице, Истрисе.
— Значит, я ваша заложница для воздействия на Дорфар?
— Нет, — ответил он. — Вы просто — моя.
— Такое оскорбление Повелителя Гроз повлечет за собой войну.
— Война случится так или иначе. Подобные вещи не становятся предлогом, если под ними не лежит более серьезной причины.
— Но почему вы...
— Вы знаете, почему.
Невольно она взглянула ему в глаза. Теперь их разделяло всего несколько шагов. Улис-Анет отвела взгляд, чувствуя, как кровь стынет у нее в жилах.
— Я напоминаю вам какую-то женщину, которая умерла.
Кесар не ответил.
«Мне тоже придется умереть, прежде чем я покорюсь», — мелькнуло в голове Улис-Анет. Пустая мысль, глупый ритуал. Даже ей самой это казалось до отвращения неприемлемым.
За дверью раздались голоса. Получив разрешение хозяина, незнакомые слуги внесли обильный ужин и удалились. Кесар жестом пригласил ее за стол.
— Благодарю вас, мой лорд. Я не горю желанием отведать нового зелья.
— Вы собираетесь морить себя голодом во имя добродетели?
Их глаза снова встретились.
— Не рассчитывайте, что я с радостью приму от вас хоть что-нибудь, — бросила Улис-Анет.
Кесар медленно подошел к ней, пересекая освещенную комнату, как раньше темную и безмолвную реку, но не коснулся ее.
— Голодовка — медленный и неприятный способ, — произнес он, вытащил из-за пояса кинжал и протянул ей изящным движением, как прежде протягивал кубок с вином. — Она убила себя, почему бы вам не сделать то же самое?
Улис-Анет даже не взглянула на кинжал. Он ничего не значил для нее, ибо она хорошо знала, что ни при каких обстоятельствах не совершит самоубийства. Его слова значили гораздо больше.
— Кем была эта женщина? — спросила она.
— Моей сестрой.
Улис-Анет отшатнулась.
— Вы предлагали кровосмешение своей сестре? И она предпочла смерть...
— Что еще?
Теперь она смотрела на него во все глаза, пытаясь разглядеть насмешку, гнев или боль. И ничего не увидела. Он был такой же, как Ральданаш. Вот только под этим черным холодом таился неистовый огонь — единственное и страшное отличие.
«Нельзя напрашиваться на крайние меры, подталкивать его к жестокости или насилию», — твердила Улис-Анет, как заклинание. Это опять же было бы слишком просто. Лучше мягко уступить силе и снять с себя вину.
— Позвольте мне удалиться, — попросила она.
Даже это могло показаться излишне вызывающим. Она потупила взгляд, старалась выглядеть холодной и смиренной. Бесцветной. Это было нелегко.
— Совсем не обязательно, — ответил Кесар с убийственной учтивостью. — Я поем где-нибудь в другом месте.
Он направился к двери. Улис-Анет по-прежнему не отрывала глаз от пола. Она не знала и не могла знать, что в этом скромном платье, с распущенными волосами и без краски на лице была более, чем когда-либо, похожа на Вал-Нардию в то утро, когда та объявила о своем отъезде на Анкабек.
У дверей Кесар обернулся.
— Завтра я переведу вас в дом поближе к столице. Вам в нем понравится, к тому же там очень приличная дорога. Вы сможете получить все, что захотите.
— Тогда разрешите мне вернуться в Дорфар, — произнесла Улис-Анет, обращаясь к мозаичному полу Ральднора эм Иоли.
— Забудьте о Дорфаре. Когда закончится война, я подарю вам Кармисс.
В изумлении она снова, не удержавшись, подняла глаза на него.
— Да, — подтвердил Кесар. — Моя первая супруга, Верховная королева Кармисса, Ланна, Элира и всех земель, которые я завоюю. Или вы думали, что я привез вас сюда лишь для того, чтобы предложить вам вина?
И снова дверь отворилась и так же плотно закрылась за его спиной. Кесар удалился, оставив ее наедине с обедом и мыслями.
Далеко отсюда, этой же ночью, Ральднор эм Иоли стоял в своей амланнской спальне и читал донесение, пока под одеялами беспокойно ворочалась ланнская девушка.
Донесение гласило, что мятежники в Ланнелире вырезали оккупационный гарнизон, укрылись в горах и сейчас находятся в полной безопасности благодаря исключительно своевременному обвалу. К этому добавлялись очень странные подробности о каких-то мистических явлениях. Что ж, придется искать момент, чтобы лично заглянуть туда...
«Я становлюсь тяжелым на подъем», — подумал Ральднор.
Единственное, в чем он по-прежнему не терял бдительности — это постельные утехи с местными девушками. Ту, что сейчас лежала в его кровати, доставили с великими предосторожностями и так же тайно уберут еще до рассвета. Он не хотел, чтобы об этом знали его солдаты, ведь у него имелась официальная любовница, которую он повсюду возил с собой — но никогда не спал с ней.
Могли найтись те, кто захочет воспользоваться этим обстоятельством. А кое для кого Мелла и сама по себе была весьма привлекательна.
Размышляя о своей подстраховке, самом рискованном предприятии в его жизни, Ральднор отложил донесение в сторону.
Мелла...
Рано или поздно настанет день, когда Кесар перехитрит сам себя, и небеса рухнут. И вот тогда Ральднор Создатель королей достанет из навозной кучи свою жемчужину.
Бальзамировщики, которые вовсе не были бальзамировщиками, прибыли из Оммоса и с честью выполнили свое задание. Их рассказы о якобы имевшем место отравлении, пресеченные лично Кесаром, предназначались лишь для его ушей и были насквозь лживы. Мальчика и вправду кормили зельями, но не совсем теми, какими указывал регент. Под их действием принц потерял сознание, однако смерть за этим не последовала. Кесар смотрел на пустой ящик, смердящий прахом совершенно постороннего человека, в самом деле умершего от чумы. Заглянуть в него он не пожелал. Да и с какой стати? Ральднор и раньше совершал чистые убийства по поручению повелителя, его репутация была безупречной. В Усыпальницу Королей лег пустой, искусственно утяжеленный гроб.
Ребенок же был очень аккуратно и умело прооперирован, став евнухом. Он воспитывался на задворках Иоли и вскоре стал достаточно женственным, чтобы сойти за девушку — разумеется, кроме интимных ситуаций.
При умелом содействии принц-король Эмел вполне мог в один прекрасный день вернуть себе трон Истриса. Однако, зная, чем он стал, нетрудно было предсказать, что долго он там не задержится. Ужасная правда могла вскрыться, и тогда Ральднор, так долго прозябавший в стороне, шагнет через него к своей славе.
Кесар освободил Ральднора от многих моральных ограничений. Эм Иоли не задумывался над этим, но он давно уже не был тем, кто пришел в отчаяние, слыша крики рабов на горящих галерах в Тьисе. Урок оказался усвоен, и скрытая жестокость стала чертой его характера. Он выучился бессердечию у своего повелителя — но для Кесара оно было лишь средством достижения цели, и сами по себе чужие страдания никогда не забавляли его.
Ральднор же получал удовольствие, причиняя боль другим, о чем и предстояло сейчас узнать ланнской потаскушке.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ЧЕРНЫЙ ЛЕОПАРД
17
Должно быть, в Дорфаре уже идет снег...
Здесь снега не было и в помине. Лето длилось гораздо дольше, а зима так и не наступала.
Они прошли через горы по древнему ущелью. С дорфарианской стороны этот проход хорошо охранялся. Тут и там на скалах виднелись сторожевые башни, из скал же и высеченные, ощетинившиеся копьями. Даже вступив на землю Таддры, путники еще долго натыкались на дорфарианские посты. Однако Каал Закорианец был известной личностью — он уже не раз ходил этой дорогой, и всегда с правильными паролями и бумагой с печатью совета Анкиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79