По отлогому
склону он добрался до десятиакрового гарднеровского пастбища, а оттуда по
северной дороге, что шла прямиком через леса, побрел домой. Он не мог
пройти мимо колодца, от которого убежала его лошадь, ибо перед тем, как
отправиться в путь, бросил на него взгляд из окна и убедился в том, что
пролетка не оставила на каменном бордюре ни малейшей царапины - скорее
всего, она вообще проскочила мимо. Значит, это был не камень, а чтото
другое... Что-то неведомое, что скрылось в колодце после того, как
разделалось с беднягой Нейхемом.
Вернувшись домой, Эми обнаружил там свою лошадь, пролетку и сильно
испуганную жену, которая уже начала строить самые мрачные предположения
относительно его судьбы. Не вдаваясь в объяснения, он успокоил ее и сразу
же отправился в Аркхэм заявить полиции, что семьи Гарднеров больше не
существует. В полицейском участке он вкратце сообщил о гибели Нейхема и
Небби (о Таддеусе уже знали в городе) и высказал предположение, что
причиной смерти послужила та же самая неведомая болезнь, что ранее погубила
весь скот на ферме. Кроме того, он заявил об исчезновении Мервина и Зенаса.
После этого Эми подвергли форменному допросу, а кончилось дело тем, что его
заставили сопровождать на злосчастную ферму трех сержантов, коронера,
судебно-медицинского эксперта и ветеринара, обследовавшего гарднеровский
скот. Уговорить его стоило огромных, трудов - близился полдень, и он
опасался, что расследование затянется до темноты - но в конце концов,
поразмыслив и решив, что с такой оравой ему нечего опасаться, он
согласился.
Шестеро представителей закона разместились в легком фургоне, Эми уселся
в свою пролетку, и около четырех часов пополудни они уже были на ферме.
Даже привыкшие к самым жутким ипостасям смерти полицейские не смогли
сдержать невольной дрожи при виде останков, найденных на чердаке и под
белой в красную клетку скатертью в гостиной. Мрачная пепельно-серая
пустыня, окружавшая дом со всех сторон, сама по себе могла вселить ужас в
кого угодно, однако эти две груды праха выходили за границы человеческого
разумения. Никто не мог долго глядеть на них, и даже судмедэксперт
признался, что ему тут, собственно, не над чем работать, разве что только
собрать образцы для анализа. Тогда-то две наполненные пеплом склянки и
попали па лабораторный стол технологического колледжа Мискатоникского
университета. Помещенные в спектроскоп, оба образца дали абсолютно
неизвестный спектр, многие полосы которого совпадали с полосами спектра,
снятого в прошлом году с кусочка странного метеорита. Однако, в течение
месяца образцы утратили свои необычные свойства, и спектральный анализ
начал стабильно указывать на наличие в пепле большого количества щелочных
фосфатов и карбонатов.
Эми и словом бы не обмолвился о колодце, если бы знал, что за этим
последует. Приближался закат, и ему хотелось поскорее убраться восвояси. Но
как он ни сдерживался, взгляд его постоянно возвращался к каменному
парапету, скрывавшему черное круглое жерло, и когда наконец один из
полицейских спросил его, в чем дело, он вынужден был признаться, что Нейхем
ужасно боялся этого колодца - боялся настолько, что ему даже в голову не
пришло заглянуть в него, когда он искал пропавших Мервина и Зенаса. После
этого заявления полицейским ничего не оставалось, как досyxа вычерпать
колодец и обследовать его дно. Эми стоял в сторонке и дрожал всеми членами,
в то время как полицейские поднимали на поверхность и выплескивали на
сухую, потрескавшуюся землю одно ведро зловонной жидкости за другим. Люди у
колодца морщились, зажимали носы, и неизвестно, удалось бы им довести дело
до конца, если бы уровень воды в колодце не оказался на удивление низок и
уже через четверть часа работы не обнажилось дно. Полагаю, нет
необходимости распространяться в подробностях о том, что они нашли.
Достаточно сказать, что Мервин и Зенас оба были там. Останки их
представляли из себя удручающее зрелище и почти целиком состояли из
разрозненных костей да двух черепов. Кроме того, были обнаружены небольших
размеров олень и дворовый пес, а также целая россыпь костей,
принадлежавших, по-видимому, более мелким животным. Ил и грязь, скопившиеся
на дне колодца, оказались на редкость рыхлыми и пористыми, и вооруженный
багром полицейский, которого на веревках опустили в колодезный сруб,
обнаружил, что его орудие может полностью погрузиться в вязкую слизь, так и
не встретив никакого препятствия.
Спустились сумерки, и работа продолжалась при свете фонарей. Через
некоторое время, поняв, что из колодца не удастся более выжать ничего
ценного, все гурьбой повалили в дом и, устроившись в древней гостиной,
освещаемой фонарями да призрачными бликами, которые показывавшийся иногда
из-за облаков месяц отбрасывал на царившее кругом серое запустение,
принялись обсуждать результаты проведенных изысканий. Никто не скрывал
своего замешательства, равно как и не мог предложить убедительной версии,
которая связывала бы воедино необычную засуху, поразившую близлежащую
растительность, неизвестную болезнь, приведшую к гибели скота и людей на
ферме, и, наконец, непостижимую смерть Мервина и Зенаса на дне зараженного
колодца. Конечно, им не раз доводилось слышать, что говорят об этом в
округе, но они не могли поверить, чтобы рядом с ними могло произойти нечто,
не отвечающее законам природы. Без сомнения, метеорит отравил окрестную
землю, но как объяснить тот факт, что пострадали люди и животные, не
взявшие в рот ни крошки из того, что выросло на этой земле? Может быть,
виновата колодезная вода? Вполне возможно. Было бы очень недурно отправить
на анализ и ее. Но какая сила, какое безумие заставило обоих мальчиков
броситься в колодец? Один за другим они прыгнули туда, чтобы там, на
илистом дне, умереть и рассыпаться в прах от все той же (как показал
краткий осмотр останков) серой иссушающей заразы. И вообще, что это за
болезнь, от которой все сереет, сохнет и рассыпается в прах?
Первым свечение у колодца заметил коронер, сидевший у выходившего во
двор окна. Снаружи уже совсем стемнело, и все окружавшее дом пространство
было залито таким ярким лунным светом, что, казалось, земля, деревья и
деревянные пристройки светятся сами по себе. Однако, это новое сияние,
отчетливо выделявшееся на общем фоне, не было иллюзией. Оно поднималось из
черных недр колодца, как слабый луч фонарика, и терялось где-то в вышине,
успевая отразиться в маленьких лужицах зловонной колодезной воды,
оставшихся на земле после очистных работ. Сияние это было весьма странного
цвета, и когда Эми, толкавшийся за спинами сгрудившихся у окна людей,
наконец получил возможность выглянуть во двор, он почувствовал, как у него
останавливается сердце. Ибо окраска загадочного луча, вздымавшегося к небу
сквозь плотные клубы испарений, была хорошо знакома ему. Это был цвет
хрупкой глобулы, найденной позапрошлым летом в ядре зловещего метеорита,
цвет уродливой растительности, появившейся этой весной, и, наконец - теперь
он мог в этом поклясться, - цвет того движущегося облачка, что не далее как
сегодня утром на мгновение заслонило собой узенькое окошко чердачной
комнаты, таящей в себе невыразимый ужас. Одно лишь мгновение переливалось
оно у окошка, а в следующее - влажная обжигающая струя пара пронеслась мимо
него к дверям, и какая-то тварь точно такого же цвета прикончила внизу
беднягу Нейхема. Умирая, тот так и сказал: того же цвета, что и трава
весной, что и проклятая глобула. И лошадь понеслась прочь со двора, и
что-то тяжелое упало в колодец - а теперь из него угрожающе выпирал в небо
бледный, мертвенный луч все того же дьявольского света.
Нужно отдать должное крепкой голове Эми, которая даже в тот напряженный
момент была занята разгадкой парадокса, носящего чисто научный характер.
Его поразил тот факт, что светящееся, но все же достаточно разреженное
облако выглядело совершенно одинаково как на фоне светлого квадратика окна,
за которым сияло раннее погожее утро, так и в кромешной тьме посреди
черного, опаленного смертью ландшафта. Что-то здесь было не так, не по
законам природы, и он невольно подумал о последних страшных словах своего
умирающего друга: "Оно пришло оттуда, где все не так, как у нас... так
сказал профессор... он был прав".
Во дворе отчаянно забились и заржали лошади, оставленные на привязи у
двух чахлых ив, росших на самой обочине дороги. Кучер фургона направился
было к дверям, чтобы выйти и успокоить испуганных животных, когда Эми
положил трясущуюся руку ему на плечо. "Не ходи туда", прошептал он, "Там
нечто такое, что нам и не снилось. Нейхем сказал, там, в колодце, живет
что-то... Оно высасывает жизнь. Он сказал, оно выросло из круглой штуки -
такой же, что была в этом треклятом метеоритном камне, который упал прошлым
летом. Все видели эту штуку - такую круглую, как яйцо. Он сказал, оно жжет
и высасывает, а из себя как облачко - просто сияние - и цвет у него такой
же, как у вон того облачка за окном, такого бледного, что с трудом видать,
а уж сказать, что это такое, и вообще нельзя. Нейхем говорил, оно пожирает
все живое, и чем больше ест, тем сильнее становится. Он сказал, что видел
его на этой неделе. Оно пришло издалека, оттуда, где кончается небо, - так
сказали доктора из колледжа, когда были здесь в прошлом году. Оно устроено
не так, как весь остальной Божий мир, и живет оно не по его законам. Это
нечто извне".
Кучер в нерешительности остановился у дверей, а между тем сияние во
дворе становилось все ярче, и все отчаяннее ржали и дергали поводья
привязанные у дороги лошади. Это был поистине ужасный момент: мрачное,
навевающее ужас жилище, четыре чудовищные свертка с останками (включая
поднятые со дна колодца) в дровянике у задней двери и столб неземного,
демонического света, вздымающийся из осклизлой бездны во дворе. Под
влиянием этого момента Эми и удержал кучера - он совсем забыл, что влажная
струя светящегося пара, пронесшаяся утром близ него на чердаке, не
причинила ему никакого вреда - но, может быть, это было и к лучшему. Теперь
уже никто никогда не узнает, какой опасности они подвергались в ту ночь, и
хотя до тон поры адский огонь, разгоравшийся в ночи, казалось, был бессилен
причинить вред собравшимся в доме людям, неизвестно, на что он был способен
в те последние минуты, когда готова была высвободиться вся его устрашающая
сила и когда на черном небосводе, наполовину скрытом облаками, вот-вот
должна была обозначиться его конечная цель.
Внезапно один из толпившихся у окна полицейских издал короткий
сдавленный вопль. Все присутствующие, вздрогнув от неожиданности,
проследили его взгляд до того участка внешней тьмы, к которому он был
прикован. Ни у кого не нашлось слов, да и никакие слова не смогли бы
выразить охватившее всех смятение. Ибо в тот вечер одна из самых
невероятных легенд округи перестала быть легендой и превратилась в жуткую
реальность - и когда несколько дней спустя свидетели этого превращения
подтвердили его истинность, весь Аркхэм содрогнулся от ужаса, и с тех пор
там уже не осмеливались во весь голос обсуждать события "страшных дней".
Нужно заметить, что в тот вечер в воздухе не ощущалось ни дуновения
ветерка. Позднее поднялась настоящая буря, но в тот момент воздух был
абсолютно недвижим. Даже высохшие лепестки поздней полевой горчицы,
пепельно-серые и наполовину осыпавшиеся, не колыхались, как обычно, в
струях исходившего от земли тепла, и, как нарисованная, застыла окаймляющая
крышу фургона бахрома. Вся природа замерла в жутком оцепенении, но то, что
вселилось в черные, голые ветви росших во дворе деревьев, по-видимому, не
имело к природе никакого отношения, ибо как объяснить тот факт, что они
двигались на фоне всеобщего мертвого затишья! Они судорожно извивались, как
одержимые, пытаясь вцепиться в низколетящие облака, они дергались и
свивались в клубки, как если бы какая-то неведомая чужеродная сила деpгaлa
за связывающую их с корнями невидимую нить.
На неколько секунд все затаили дыхание. Затем набежавшее на луну
плотное облачко ненадолго скрыло силуэты шевелящихся деревьев в кромешной
тьме - и тут из груди каждого присутствующего вырвался хриплый,
приглушенный ужасом крик.
1 2 3 4 5 6 7 8