За ней можно было разглядеть противоположную сторону движения, машины и грузовики, проносящиеся мимо них на восток с огромной скоростью, будто ими выстрелили из пушки.
Фургон вдруг сбился, потерял скорость.
– Мы «сделали» его! – закричал Колин голосом, в котором смешались ликование и откровенный страх.
– И он отстает! – так же возбужденно отозвался Алекс.
Фургон стал уменьшаться и наконец совсем исчез позади.
Шоссе перед ними было пусто. Но Алекс не стал убирать ногу с акселератора. И в течение еще пяти минут они мчались на полной скорости, увеличивая отрыв от преследователя и распугивая попадающихся на пути водителей жуткой какофонией сигналов. Оба они – Дойл и Колин – были наполовину охвачены паникой, наполовину ликовали, азарт погони полностью завладел ими.
Но как бы там ни было, «Шевроле» исчез из виду, и постепенно они успокоились. Тут только Алекс осознал тот огромный риск, которому они подвергались, идя на такой скорости пусть даже по довольно свободной трассе. И если бы у них лопнула шина…
Если их остановят за превышение скорости, какой здравомыслящий патрульный поверит, что они спасались от некоего таинственного незнакомца во взятом напрокат фургоне? Убегали от человека, которого не знали вовсе, даже никогда не встречались с ним, которого никогда не видели? Спасались бегством от незнакомца, который не сделал им ничего дурного и даже не угрожал? А причина в том, что он, Алекс, испугался лишь только потому, что он всегда боялся того, что не мог понять до конца. Да уж, подобная история вряд ли может у кого-нибудь вызвать доверие. Особенно у полицейского. Слишком уж она фантастична и глупа. Патрульный только обозлится.
Неохотно Дойл чуть отпустил педаль газа. Стрелка спидометра быстро упала до отметки «100», слегка поколебалась и поползла еще ниже. Дойл посмотрел в зеркало. Фургона нигде не было видно.
– Может, он сейчас быстро нас догоняет, – предположил Колин.
– Не может, а точно.
– И что мы будем делать?
Впереди показался поворот на пятьдесят первое шоссе и указатели, сообщающие расстояние до Декейтера.
– Остаток дня мы будем ехать по второстепенным дорогам, – решил Алекс, – и пусть, если хочет, охотится за нами на семидесятом шоссе.
И в первый раз за долгое время Алекс нажал на тормоз, замедлил ход «Тандерберда» и выехал прямо на пятьдесят первое шоссе.
– 5 -
От Декейтера они ехали по второстепенному тридцать шестому шоссе на запад до границы штата, по нему же въехали в Миссури. Ландшафт становился с каждым часом все более равнинным, а пресловутые прерии оказались монотонным и скучным зрелищем. Сразу после полудня Алекс и Колин съели ленч в опрятном чистеньком кафе со снежно-белыми стенами и тронулись дальше. После того как они миновали поворот на Джэксонвилл, Колин спросил:
– Что ты об этом думаешь?
– О чем?
– О человеке в «Шевроле».
Яркое солнце Дикого Запада било в глаза и заливало лобовое стекло.
– Ну и что этот тип? – не понял Дойл.
– Кто он такой, по-твоему?
– Он что, разве не из ФБР?
– Ах, это была всего лишь игра.
В первый раз за все время поездки Алекс понял, насколько этот вездесущий фургон поразил воображение Колина, как сильно растревожил. Если он забыл про свои игры, то, должно быть, очень сильно обеспокоен. Что ж, Колин вполне заслуживал честного, прямого ответа.
– Кем бы он ни был, он опасен, – сказал Дойл, устраиваясь поудобнее на своем водительском сиденье.
– Он – кто-то, кого мы знаем?
– Нет. Я думаю, он совершенно чужой человек.
– Зачем он тогда преследует нас?
– Потому что ему необходимо кого-нибудь преследовать.
– Это не ответ.
Дойл подумал о той особенной атмосфере, царившей на протяжении последнего десятка лет в этой стране, которая, собственно, и вырастила подобных безумцев. Тогда страна очень напоминала скороварку, в которой общество было доведено до точки кипения и едва уже не начало испаряться. Алекс подумал о таких людях, как Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Чарльз Уитмен, Артур Бремер… И хотя у Уитмена, убившего более десятка ни в чем не повинных людей, кажется, была опухоль мозга, недиагностированная и ранее неизвестная медицине, остальные не страдали физическими или психическими недугами, а также не смогли дать сколько-нибудь вразумительное объяснение кровавым, чудовищным преступлениям, совершенным ими. Пожалуй что, бойня, узаконенная правительством, которое смаковало «отчеты о потерях в живой силе» из Вьетнама, – эта бойня сама по себе и есть причина и объяснение всего происходящего. Помимо этого, был еще десяток других имен, которые Алекс не мог припомнить, имен людей, убивающих просто так, по своей прихоти, а не для того, чтобы обрести бессмертие. Дошло до того, что начиная с 1963 года маньяк-безумец должен был быть либо достаточно сообразительным, чтобы в качестве жертв выбирать знаменитостей, либо достаточно безжалостным и жестоким, чтобы убить больше десятка людей, прежде чем его запомнят. Убийства, убийства на видео, по телевизору, ночные репортажи о кровавой войне – все это притупило чувствительность американцев. Единичный импульс, порыв к убийству стал слишком обычным явлением, которое вообще перестали замечать.
Дойл попытался передать эти мысли Колину, иногда облекая их в достаточно резкую форму – когда другими словами выразить мысль было никак нельзя.
– Думаешь, он ненормальный? – спросил мальчик.
– Возможно. На самом деле пока он ничего такого не сделал. Но если мы будем продолжать следовать по нашему маршруту, оставаться на сквозном шоссе и позволять ему преследовать нас, давая таким образом время и массу возможностей, шансов… Кто знает, что ему взбредет в голову и на что он способен?
– Похоже на пара… парано…
– Паранойю?
– Вот-вот, именно так, – подтвердил Колин, кивая головой.
– За эти дни мы и сами станем слегка ненормальными, – сказал Дойл. – И все же это лучше, чем погибнуть.
– Думаешь, он снова найдет нас?
– Нет.
Дойл слегка зажмурился, когда солнце особенно ярко блеснуло на лобовом стекле.
– Он будет ехать по главному шоссе, пытаясь изо всех сил догнать нас опять.
– И рано или поздно поймет, что мы оторвались.
– Да, но он никогда не узнает, где и когда, – ответил Алекс, – кроме того, он не может знать точно, куда мы направляемся.
– А что, если он найдет себе другой объект погони? – спросил Колин. – Ведь если он повис у нас на хвосте только потому, что мы случайно вместе и по одной дороге тронулись на запад, что помешает ему выбрать другую жертву, когда станет ясно, что мы ускользнули от него?
– Ну и что дальше? – спросил Дойл.
– Может, нам следует обратиться в полицию и заявить об этом?
– Прежде чем кого-то обвинять, у тебя должны быть доказательства, – ответил Дойл, – и даже если бы у нас было в распоряжении неопровержимое доказательство, что человек в «Шевроле» намеревался напасть на нас, мы все равно ничего не смогли бы сделать. Мы не знаем, кого обвинять. Не знаем ничего: ни его имени, ни цели поездки, – кроме того, что он едет вместе с нами на запад, ничего такого, за что полицейские могли бы ухватиться.
И он взглянул сначала на Колина, а потом назад, на черную полосу шоссе.
– Так что все, что мы можем сделать, – это поблагодарить небеса за то, что избавились от него.
– Да уж, я думаю!
– Лучше просто верь в это.
Колин надолго замолчал, а потом сказал:
– А когда он гнался за нами, сворачивая, как мы, на обочину, увеличивая скорость, чтобы поймать нас, тебе было страшно?
Дойл на секунду задумался: следует ли признаваться мальчику в том, что он чувствовал беспокойство, страх, тревогу, волнение, – словом, в столь «немужской» реакции на происходящее? И все же с Колином лучше всего быть честным и откровенным.
– Конечно, мне было страшно. Немного. Но все же страшно. И для этого были причины.
– Мне тоже было страшно, – без стеснения признался Колин, – но я всегда думал, что, когда нужно быть взрослым, ты не должен бояться никого и ничего.
– С возрастом ты избавишься от некоторых страхов. Но не от всех. И будешь бояться совсем не того, чего боишься сейчас.
Они пересекли Миссисипи в Гэнибэл вместо Сент-Луиса, миновав таким образом арочный мост Гейтуэй. Прямо перед поворотом на Гайаву, штат Канзас, они съехали с тридцать шестого шоссе и по развязке выехали вновь на семидесятую магистраль, а потом, проехав по ней немного к югу, прибыли в «Плейнз мотель» недалеко от городка Лоуренс. Там у них были заказаны комнаты. Было четверть девятого вечера.
«Плейнз мотель» был очень похож на «Лейзи Тайм», с той только разницей, что в нем было одно длинное жилое крыло и само здание было сложено из серого камня и деревянных досок, а не кирпича. Даже неоновая вывеска точно так же горела оранжевыми и зелеными огнями. И казалось, будто автомат с кока-колой возле двери в офис за прошедший день перетранспортировали из «Лейзи Тайм» в Индианаполисе прямиком в «Плейнз». Воздух был приятно прохладным, и в помещении царил шум какой-то механики. Алекс не удивился бы, если бы портье в «Плейнзе» оказалась грузная женщина с прической в стиле «пчелиный улей».
Однако портье был мужчина, приблизительно того же возраста, что и Дойл, хорошо выбритый, с тщательно уложенными, аккуратными волосами. У него было честное, открытое американское лицо с квадратной и тяжелой нижней челюстью, идеальное для плакатов, агитирующих юношей идти в вооруженные силы. Он мог бы делать прекрасные рекламные ролики на телевидении для «Пепси», «Жилетт» или «Шик», а также позировать для фото на разворот во всех журналах с рекламой сигарет «Кэмел».
– Я заметил, у вас там табличка на двери – «Свободных мест нет». Но мы заказывали комнату, хотя и приехали на час позже назначенного времени…
– Ваша фамилия Дойл? – спросил портье, улыбнувшись и продемонстрировав ряд отличных белых зубов.
– Да.
– Разумеется, ваш заказ мы сохранили.
И он достал из стола тонкий, почти прозрачный бланк для заполнения.
– Вы, должно быть, беспокоились, приятель, из-за того, что мы застряли…
– Нет, ни в коем случае, мистер Дойл. Заказ есть заказ. К тому же мне вовсе не улыбалось сдавать ваш номер «енотам».
Алекс был сильно утомлен, так как целый день просидел за рулем, поэтому никак не мог понять, что имеет в виду портье.
– Енотам?
– Ну, неграм, – ответил тот. – Они приходили сюда трижды. И если бы не ваш заказ, мне пришлось бы сдать одному из них двадцать второй номер на одну ночь. А я это терпеть не могу. По мне, так лучше бы комната вообще пустовала всю ночь, чем сдавать ее негру.
Подписывая карточку посетителя, Алекс чувствовал себя так, словно одобрял нелепый расизм этого парня. И вскользь подумал о том, с чего бы это он, одетый весьма своеобразно, произвел более благоприятное впечатление, чем чернокожие, которые приходили сюда раньше, до него.
Вручая Дойлу ключ от их комнаты, симпатичный портье спросил:
– Сколько бензина съедает такой «Тандерберд» за милю?
Алекс, который давно понял, что собой представляют такие вот молодчики, ожидал от этого, как и от остальных, продолжения ругани в адрес «енотов» и был немало удивлен тем, что парень быстро сменил тему.
– Сколько бензина? Не знаю. Никогда не проверял.
– Я коплю деньги на такую же машину. Жрет бензин без меры, но мне нравятся «Тандерберды». Такая тачка говорит о том, что ее владелец – настоящий мужчина. Если он смог заработать на «Тандерберд», то это парень что надо.
Алекс взглянул на ключ.
– Двадцать два? Где это?
– Направо и до конца по коридору. Это хороший номер, мистер Дойл.
Алекс вышел из мотеля проверить машину. Он понял, почему портье признал его. Для этого человека «Тандерберд» являлся символом, преображавшим реальность. В его глазах такая машина была своего рода гарантией качества ее владельца. Подобная реакция очень угнетала Алекса. Право, этот портье был ничем не лучше Чета с бензоколонки или той, с «пчелиным ульем» на голове.
* * *
Джордж Леланд провел ночь со вторника на среду в дешевом мотеле, расположенном тремя милями западнее «Плейнза». И хотя он занимал крошечную комнатку на одного, Леланд все же не чувствовал себя одиноким. Потому что к нему часто наведывалась Куртни. Иногда она появлялась в углу комнаты, прислонившись спиной к стене, а то он видел ее сидящей на краю кровати или на жестком, с плохо набитым сиденьем стуле возле двери в ванную комнату. Не раз Леланд приходил в ярость и приказывал Куртни убираться. И она исчезала так же незаметно и тихо, как и появлялась. Но потом Джордж принимался скучать, тосковать по ней – и Куртни появлялась вновь, превращая дешевую комнатушку в роскошные апартаменты, богаче «Плейнз мотеля».
Леланд спал крепко.
Приблизительно за два часа до рассвета он проснулся и уже не мог заснуть. Поэтому он встал, принял душ и оделся. Сев на кровать, Леланд развернул несколько карт и изучил по ним маршрут на среду, водя кончиками пальцев по линиям дорог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Фургон вдруг сбился, потерял скорость.
– Мы «сделали» его! – закричал Колин голосом, в котором смешались ликование и откровенный страх.
– И он отстает! – так же возбужденно отозвался Алекс.
Фургон стал уменьшаться и наконец совсем исчез позади.
Шоссе перед ними было пусто. Но Алекс не стал убирать ногу с акселератора. И в течение еще пяти минут они мчались на полной скорости, увеличивая отрыв от преследователя и распугивая попадающихся на пути водителей жуткой какофонией сигналов. Оба они – Дойл и Колин – были наполовину охвачены паникой, наполовину ликовали, азарт погони полностью завладел ими.
Но как бы там ни было, «Шевроле» исчез из виду, и постепенно они успокоились. Тут только Алекс осознал тот огромный риск, которому они подвергались, идя на такой скорости пусть даже по довольно свободной трассе. И если бы у них лопнула шина…
Если их остановят за превышение скорости, какой здравомыслящий патрульный поверит, что они спасались от некоего таинственного незнакомца во взятом напрокат фургоне? Убегали от человека, которого не знали вовсе, даже никогда не встречались с ним, которого никогда не видели? Спасались бегством от незнакомца, который не сделал им ничего дурного и даже не угрожал? А причина в том, что он, Алекс, испугался лишь только потому, что он всегда боялся того, что не мог понять до конца. Да уж, подобная история вряд ли может у кого-нибудь вызвать доверие. Особенно у полицейского. Слишком уж она фантастична и глупа. Патрульный только обозлится.
Неохотно Дойл чуть отпустил педаль газа. Стрелка спидометра быстро упала до отметки «100», слегка поколебалась и поползла еще ниже. Дойл посмотрел в зеркало. Фургона нигде не было видно.
– Может, он сейчас быстро нас догоняет, – предположил Колин.
– Не может, а точно.
– И что мы будем делать?
Впереди показался поворот на пятьдесят первое шоссе и указатели, сообщающие расстояние до Декейтера.
– Остаток дня мы будем ехать по второстепенным дорогам, – решил Алекс, – и пусть, если хочет, охотится за нами на семидесятом шоссе.
И в первый раз за долгое время Алекс нажал на тормоз, замедлил ход «Тандерберда» и выехал прямо на пятьдесят первое шоссе.
– 5 -
От Декейтера они ехали по второстепенному тридцать шестому шоссе на запад до границы штата, по нему же въехали в Миссури. Ландшафт становился с каждым часом все более равнинным, а пресловутые прерии оказались монотонным и скучным зрелищем. Сразу после полудня Алекс и Колин съели ленч в опрятном чистеньком кафе со снежно-белыми стенами и тронулись дальше. После того как они миновали поворот на Джэксонвилл, Колин спросил:
– Что ты об этом думаешь?
– О чем?
– О человеке в «Шевроле».
Яркое солнце Дикого Запада било в глаза и заливало лобовое стекло.
– Ну и что этот тип? – не понял Дойл.
– Кто он такой, по-твоему?
– Он что, разве не из ФБР?
– Ах, это была всего лишь игра.
В первый раз за все время поездки Алекс понял, насколько этот вездесущий фургон поразил воображение Колина, как сильно растревожил. Если он забыл про свои игры, то, должно быть, очень сильно обеспокоен. Что ж, Колин вполне заслуживал честного, прямого ответа.
– Кем бы он ни был, он опасен, – сказал Дойл, устраиваясь поудобнее на своем водительском сиденье.
– Он – кто-то, кого мы знаем?
– Нет. Я думаю, он совершенно чужой человек.
– Зачем он тогда преследует нас?
– Потому что ему необходимо кого-нибудь преследовать.
– Это не ответ.
Дойл подумал о той особенной атмосфере, царившей на протяжении последнего десятка лет в этой стране, которая, собственно, и вырастила подобных безумцев. Тогда страна очень напоминала скороварку, в которой общество было доведено до точки кипения и едва уже не начало испаряться. Алекс подумал о таких людях, как Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Чарльз Уитмен, Артур Бремер… И хотя у Уитмена, убившего более десятка ни в чем не повинных людей, кажется, была опухоль мозга, недиагностированная и ранее неизвестная медицине, остальные не страдали физическими или психическими недугами, а также не смогли дать сколько-нибудь вразумительное объяснение кровавым, чудовищным преступлениям, совершенным ими. Пожалуй что, бойня, узаконенная правительством, которое смаковало «отчеты о потерях в живой силе» из Вьетнама, – эта бойня сама по себе и есть причина и объяснение всего происходящего. Помимо этого, был еще десяток других имен, которые Алекс не мог припомнить, имен людей, убивающих просто так, по своей прихоти, а не для того, чтобы обрести бессмертие. Дошло до того, что начиная с 1963 года маньяк-безумец должен был быть либо достаточно сообразительным, чтобы в качестве жертв выбирать знаменитостей, либо достаточно безжалостным и жестоким, чтобы убить больше десятка людей, прежде чем его запомнят. Убийства, убийства на видео, по телевизору, ночные репортажи о кровавой войне – все это притупило чувствительность американцев. Единичный импульс, порыв к убийству стал слишком обычным явлением, которое вообще перестали замечать.
Дойл попытался передать эти мысли Колину, иногда облекая их в достаточно резкую форму – когда другими словами выразить мысль было никак нельзя.
– Думаешь, он ненормальный? – спросил мальчик.
– Возможно. На самом деле пока он ничего такого не сделал. Но если мы будем продолжать следовать по нашему маршруту, оставаться на сквозном шоссе и позволять ему преследовать нас, давая таким образом время и массу возможностей, шансов… Кто знает, что ему взбредет в голову и на что он способен?
– Похоже на пара… парано…
– Паранойю?
– Вот-вот, именно так, – подтвердил Колин, кивая головой.
– За эти дни мы и сами станем слегка ненормальными, – сказал Дойл. – И все же это лучше, чем погибнуть.
– Думаешь, он снова найдет нас?
– Нет.
Дойл слегка зажмурился, когда солнце особенно ярко блеснуло на лобовом стекле.
– Он будет ехать по главному шоссе, пытаясь изо всех сил догнать нас опять.
– И рано или поздно поймет, что мы оторвались.
– Да, но он никогда не узнает, где и когда, – ответил Алекс, – кроме того, он не может знать точно, куда мы направляемся.
– А что, если он найдет себе другой объект погони? – спросил Колин. – Ведь если он повис у нас на хвосте только потому, что мы случайно вместе и по одной дороге тронулись на запад, что помешает ему выбрать другую жертву, когда станет ясно, что мы ускользнули от него?
– Ну и что дальше? – спросил Дойл.
– Может, нам следует обратиться в полицию и заявить об этом?
– Прежде чем кого-то обвинять, у тебя должны быть доказательства, – ответил Дойл, – и даже если бы у нас было в распоряжении неопровержимое доказательство, что человек в «Шевроле» намеревался напасть на нас, мы все равно ничего не смогли бы сделать. Мы не знаем, кого обвинять. Не знаем ничего: ни его имени, ни цели поездки, – кроме того, что он едет вместе с нами на запад, ничего такого, за что полицейские могли бы ухватиться.
И он взглянул сначала на Колина, а потом назад, на черную полосу шоссе.
– Так что все, что мы можем сделать, – это поблагодарить небеса за то, что избавились от него.
– Да уж, я думаю!
– Лучше просто верь в это.
Колин надолго замолчал, а потом сказал:
– А когда он гнался за нами, сворачивая, как мы, на обочину, увеличивая скорость, чтобы поймать нас, тебе было страшно?
Дойл на секунду задумался: следует ли признаваться мальчику в том, что он чувствовал беспокойство, страх, тревогу, волнение, – словом, в столь «немужской» реакции на происходящее? И все же с Колином лучше всего быть честным и откровенным.
– Конечно, мне было страшно. Немного. Но все же страшно. И для этого были причины.
– Мне тоже было страшно, – без стеснения признался Колин, – но я всегда думал, что, когда нужно быть взрослым, ты не должен бояться никого и ничего.
– С возрастом ты избавишься от некоторых страхов. Но не от всех. И будешь бояться совсем не того, чего боишься сейчас.
Они пересекли Миссисипи в Гэнибэл вместо Сент-Луиса, миновав таким образом арочный мост Гейтуэй. Прямо перед поворотом на Гайаву, штат Канзас, они съехали с тридцать шестого шоссе и по развязке выехали вновь на семидесятую магистраль, а потом, проехав по ней немного к югу, прибыли в «Плейнз мотель» недалеко от городка Лоуренс. Там у них были заказаны комнаты. Было четверть девятого вечера.
«Плейнз мотель» был очень похож на «Лейзи Тайм», с той только разницей, что в нем было одно длинное жилое крыло и само здание было сложено из серого камня и деревянных досок, а не кирпича. Даже неоновая вывеска точно так же горела оранжевыми и зелеными огнями. И казалось, будто автомат с кока-колой возле двери в офис за прошедший день перетранспортировали из «Лейзи Тайм» в Индианаполисе прямиком в «Плейнз». Воздух был приятно прохладным, и в помещении царил шум какой-то механики. Алекс не удивился бы, если бы портье в «Плейнзе» оказалась грузная женщина с прической в стиле «пчелиный улей».
Однако портье был мужчина, приблизительно того же возраста, что и Дойл, хорошо выбритый, с тщательно уложенными, аккуратными волосами. У него было честное, открытое американское лицо с квадратной и тяжелой нижней челюстью, идеальное для плакатов, агитирующих юношей идти в вооруженные силы. Он мог бы делать прекрасные рекламные ролики на телевидении для «Пепси», «Жилетт» или «Шик», а также позировать для фото на разворот во всех журналах с рекламой сигарет «Кэмел».
– Я заметил, у вас там табличка на двери – «Свободных мест нет». Но мы заказывали комнату, хотя и приехали на час позже назначенного времени…
– Ваша фамилия Дойл? – спросил портье, улыбнувшись и продемонстрировав ряд отличных белых зубов.
– Да.
– Разумеется, ваш заказ мы сохранили.
И он достал из стола тонкий, почти прозрачный бланк для заполнения.
– Вы, должно быть, беспокоились, приятель, из-за того, что мы застряли…
– Нет, ни в коем случае, мистер Дойл. Заказ есть заказ. К тому же мне вовсе не улыбалось сдавать ваш номер «енотам».
Алекс был сильно утомлен, так как целый день просидел за рулем, поэтому никак не мог понять, что имеет в виду портье.
– Енотам?
– Ну, неграм, – ответил тот. – Они приходили сюда трижды. И если бы не ваш заказ, мне пришлось бы сдать одному из них двадцать второй номер на одну ночь. А я это терпеть не могу. По мне, так лучше бы комната вообще пустовала всю ночь, чем сдавать ее негру.
Подписывая карточку посетителя, Алекс чувствовал себя так, словно одобрял нелепый расизм этого парня. И вскользь подумал о том, с чего бы это он, одетый весьма своеобразно, произвел более благоприятное впечатление, чем чернокожие, которые приходили сюда раньше, до него.
Вручая Дойлу ключ от их комнаты, симпатичный портье спросил:
– Сколько бензина съедает такой «Тандерберд» за милю?
Алекс, который давно понял, что собой представляют такие вот молодчики, ожидал от этого, как и от остальных, продолжения ругани в адрес «енотов» и был немало удивлен тем, что парень быстро сменил тему.
– Сколько бензина? Не знаю. Никогда не проверял.
– Я коплю деньги на такую же машину. Жрет бензин без меры, но мне нравятся «Тандерберды». Такая тачка говорит о том, что ее владелец – настоящий мужчина. Если он смог заработать на «Тандерберд», то это парень что надо.
Алекс взглянул на ключ.
– Двадцать два? Где это?
– Направо и до конца по коридору. Это хороший номер, мистер Дойл.
Алекс вышел из мотеля проверить машину. Он понял, почему портье признал его. Для этого человека «Тандерберд» являлся символом, преображавшим реальность. В его глазах такая машина была своего рода гарантией качества ее владельца. Подобная реакция очень угнетала Алекса. Право, этот портье был ничем не лучше Чета с бензоколонки или той, с «пчелиным ульем» на голове.
* * *
Джордж Леланд провел ночь со вторника на среду в дешевом мотеле, расположенном тремя милями западнее «Плейнза». И хотя он занимал крошечную комнатку на одного, Леланд все же не чувствовал себя одиноким. Потому что к нему часто наведывалась Куртни. Иногда она появлялась в углу комнаты, прислонившись спиной к стене, а то он видел ее сидящей на краю кровати или на жестком, с плохо набитым сиденьем стуле возле двери в ванную комнату. Не раз Леланд приходил в ярость и приказывал Куртни убираться. И она исчезала так же незаметно и тихо, как и появлялась. Но потом Джордж принимался скучать, тосковать по ней – и Куртни появлялась вновь, превращая дешевую комнатушку в роскошные апартаменты, богаче «Плейнз мотеля».
Леланд спал крепко.
Приблизительно за два часа до рассвета он проснулся и уже не мог заснуть. Поэтому он встал, принял душ и оделся. Сев на кровать, Леланд развернул несколько карт и изучил по ним маршрут на среду, водя кончиками пальцев по линиям дорог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23