– Она поднимется, уничтожит всех гадов и будет вновь здоровой, как была когда-то, – закончил Экридж, широко ухмыляясь и покачиваясь с каблука на носок. С заложенными за спину руками.
– Я вас прекрасно понимаю, – произнес Алекс. – Мне можно идти?
Экридж расхохотался резким, лающим смехом:
– Можно? Будьте добры, сделайте такое одолжение, убирайтесь.
* * *
Колин вылез из машины, освобождая Алексу место за рулем, потом сел рядом с ним, захлопнул дверь и запер ее.
– Ну и?…
Алекс взялся за руль и сжал его что было силы. Потом долго и пристально смотрел на побелевшие суставы пальцев.
– Капитан Экридж считает, что я накачался наркотиками и выдумал всю эту историю.
– Нет, ну это просто изумительно!
– Или один из местных мальчиков долбанул нас своим пикапом. И он, Экридж, разумеется, не понимает, почему он должен отдавать предпочтение нам, а не этим добропорядочным ребятам, решившим всего лишь пошутить и поразвлечься.
Колин застегнул ремень.
– Что, действительно так плохо?
– Я думаю, если бы не ты, он засадил бы меня за решетку. Он просто не знал, что в таком случае ему делать с одиннадцатилетним мальчишкой.
– Что теперь? – Колин оттянул ворот своей футболки с «Призраком в опере».
– Сначала заправимся, – сказал Алекс, – потом купим еды в дорогу и поедем прямо через Рено.
– А как же Солт-Лейк-Сити?
– Нет, туда мы не поедем, – сказал Дойл. – Я хочу добраться до Сан-Франциско как можно быстрее, и не по нашей прежней схеме, а отклоняться от нее насколько возможно. Этот ублюдок знает наш маршрут.
– Да, но чтобы добраться до Рено, недостаточно лишь завернуть за угол, – ответил Колин, вспоминая, где расположен этот город на карте. – Сколько мы будем туда ехать?
Дойл оглядел пыльную улицу, желто-коричневые здания и покрытые следами щелочи и известняка машины. И хотя они были всего лишь неодушевленными, бесчувственными предметами – без злобы и без доброты, – ему захотелось побыстрее выбраться из этого города.
– Я смогу прибыть в Рено уже завтра на рассвете.
– Если не будешь спать?
– Я в любом случае не буду спать сегодня ночью.
– Все равно, столько часов езды выбьют тебя из колеи. И неважно, как ты себя чувствуешь сейчас. Ты просто заснешь за рулем.
– Нет, – сказал Алекс, – если я почувствую, что клюю носом, то остановлюсь на обочине и посплю пятнадцать-двадцать минут.
– Ну а как насчет сумасшедшего? – спросил Колин, указывая большим пальцем через плечо на дорогу.
– Эта лопнувшая шина хоть ненадолго, но остановит его. И ему будет нелегко самому справиться с ней – поднимать фургон домкратом, приводить все в порядок… И когда он снова сможет ехать, то не станет вести машину всю ночь напролет. Наверняка он подумает, что мы остановимся в каком-нибудь мотеле. И если ему известно, что этим вечером мы должны быть в Солт-Лейк-Сити – хотя мне до сих пор непонятно, как он об этом может узнать, – он приедет туда и станет нас разыскивать. Поэтому сейчас у нас есть хороший шанс оторваться от него, причем навсегда. Если, конечно, «Тандерберд» не развалится на части.
И Алекс включил стартер.
– Хочешь, я намечу маршрут? – спросил Колин.
Алекс кивнул:
– Только второстепенные дороги. Но чтобы мы могли сохранить хорошую скорость.
– Это может быть даже забавно, – произнес Колин, разворачивая карту, – настоящее приключение.
Дойл изумленно посмотрел на него и увидел в глазах мальчика какую-то затравленность. Его взгляд, должно быть, был отражением взгляда Алекса, в котором тоже наверняка сквозили страх и напряжение. Поэтому Дойл понял, что слова Колина были всего лишь бравадой. Колин изо всех сил пытался противостоять ужасному, невероятной силы стрессу, справиться с ним, и, надо сказать, это ему удавалось – для одиннадцатилетнего ребенка он держался просто великолепно.
– В тебе определенно что-то есть, – сказал Дойл.
– В тебе тоже. – И Колин залился краской.
– Мы подходим друг другу.
– Неужели?
– Взмывая в неизвестность, – процитировал Алекс и подмигнул Колину, – даже не моргнув глазом.
А затем он выжал сцепление, и «Тандерберд» рванулся прочь от полицейского участка.
* * *
Справиться с фургоном было чертовски трудно. Все равно что сдвинуть с места упрямого осла. После получасовой упорной борьбы Леланду наконец-то удалось закрепить колеса, и домкрат поднял корпус автомобиля на достаточную высоту, чтобы заменить лопнувшую шину. «Шевроле» слегка покачивался на металлической подпорке под порывами ветра с песчаных равнин. В кузове гремела ничем не закрепленная мебель.
Спустя час Леланд затянул последнюю гайку на запаске и опустил фургон на землю. Поднимая неисправную покрышку и укладывая ее в багажник, Леланд подумал, что ему следует остановиться на ближайшей станции техобслуживания и починить ее. Но…
Дойл и этот мальчишка уже выиграли слишком много времени с начала пути. И хотя он вполне может догнать их этим же вечером в Солт-Лейк-Сити, Леланду не хотелось упускать шанс покончить с ними здесь, на пустом шоссе. Чем ближе они были к Сан-Франциско, тем неувереннее чувствовал себя Джордж – неувереннее в себе и в том, что он владеет ситуацией.
А если он не сможет убрать их? Что подумает Куртни? Она ведь теперь зависела от него. И если Леланд не позаботится о том, чтобы эти двое исчезли, то Куртни и он никогда уже не смогут быть вместе, как им того хотелось.
Так что шина могла подождать.
Леланд захлопнул заднюю дверь, запер ее и поднялся в кабину. Уже через пять минут фургон мчался по прямой пустынной дороге со скоростью девяносто пять миль в час.
…Детектив Эрни Ховел из государственной полиции штата Огайо ужинал в небольшой забегаловке, которую предпочитало большинство местных полицейских. Атмосфера в ней была скандальная, но кормили хорошо. Полицейским делали скидку на двадцать процентов.
Эрни уже наполовину съел свой сандвич с жареной картошкой, когда напротив него уселся желтолицый пройдоха эксперт из экспертного отдела.
– Не возражаете?
Ховел был против, но поморщился и пожал плечами.
– А я и не знал, что такой человек, как вы, берет взятки, плохо замаскированные под ресторанную скидку, – заявил эксперт, открывая принесенное официанткой меню.
– Я не брал, когда только начинал, – сказал Ховел, обнаруживая с удивлением, что ему хочется поболтать с этим парнем, – но все остальные делают это… К тому же, кроме скидок, в ресторане нагреть руки больше не на чем. Если ты, конечно, хочешь оставаться хорошим полицейским.
– Э-э, вы точно такой же, как и остальные, – заключил эксперт, шутливо махнув на Ховела рукой. – Как сандвич?
– Великолепно, – ответил Ховел с набитым ртом.
Тот заказал такой же, но без картошки, и еще кофе. Когда официантка, принеся заказ, отошла от стола, он спросил:
– Что там по делу Пулхэма?
– Я сейчас им не занимаюсь, – сказал Ховел.
– Да?
– Вернее, не уделяю ему много времени. Если убийца выехал в Калифорнию, то он уже не на моей территории. ФБР проверяет имена и фамилии, которые они получили из центральной картотеки. Сейчас они сузили круг до нескольких десятков человек. Похоже, через пару недель они отыщут этого типа.
Эксперт нахмурился, взял со стола солонку и принялся вертеть ее костлявыми пальцами.
– Через пару недель может быть уже поздно.
– Ты опять за свое? – в сердцах спросил Ховел, кладя недоеденный сандвич на тарелку.
– Я считаю, что мы имеем дело с психом. И если так, то он добавит еще парочку убийств к тому, что уже совершил. За эти две недели. А потом покончит жизнь самоубийством.
– Он никого больше не убьет, пока ему не попадется следующий коп. – Ховел продолжал настаивать на том, что это дело политическое.
– Вы ошибаетесь на его счет, – произнес эксперт.
Ховел покачал головой и сделал большой глоток лимонного коктейля.
– Ты и тебе подобные либералы, «чье сердце плачет кровавыми слезами», вы меня просто поражаете. Ну почему бы не перестать искать легкие пути?
Официантка принесла кофе. Когда она отошла, эксперт сказал:
– Я не либерал и полагаю, что ваш ответ на вопрос гораздо более прост и примитивен, чем мой.
– Черт возьми, страна катится в преисподнюю, а ты винишь в этом психов.
– Ну хорошо, – сказал эксперт, поставив наконец солонку на стол, – я уже почти надеюсь, что вы правы. Так как если этот парень действительно псих и если он будет болтаться неизвестно где еще пару недель…
Пятница
– 17 -
В пятницу, в два часа утра, шестнадцать часов спустя после того, как они покинули Денвер, Алекс чувствовал себя пациентом палаты для неизлечимо больных. Ноги отяжелели, их периодически сковывала судорога. Спину терзала тупая боль, разливающаяся от шейных позвонков до поясницы. Помимо всего этого, Алекс был мокрым от пота, грязным, в измятой одежде. Покрасневшие глаза болели, словно в них насыпали песку. Щеки чесались от однодневной жесткой щетины; язык был шершавым, во рту пересохло, Алекс постоянно ощущал отвратительный привкус кислого молока.
Час за часом, милю за милей он не выпускал из рук осточертевшую баранку…
– Не спишь? – спросил он Колина.
По радио тихо играла приятная музыка в стиле кантри.
– Не сплю, – сказал Колин.
– Попытайся хотя бы вздремнуть.
– Я не могу. Я волнуюсь. Боюсь, что машина скоро развалится на куски.
– С машиной все в порядке, – заверил Дойл, – слегка помят кузов, только и всего. Когда мы идем больше восьмидесяти пяти миль в час, начинает трясти оттого, что колеса задевают за погнутый металл.
– И все же я волнуюсь.
– При первой же возможности мы сделаем остановку и освежимся, – сказал Дойл. – И тебе, и мне это просто необходимо. И у нас маловато бензина.
В четверг после полудня они направились на юго-запад через штат Юта, используя небольшие и малоизвестные дороги, потом поехали по шоссе двадцать один – второстепенной двухполосной магистрали, которая вела к северо-западу штата. Солнце в пустыне заходит очень быстро. Небо за считанные минуты из яркого красно-оранжевого превратилось в торжественно-лиловое, а потом стало бархатным, густо-черным. А они все еще ехали и ехали через Неваду, меняя шоссе, выезжая с двадцать первого на пятидесятое. По нему Алекс намеревался пересечь Серебряный штат из конца в конец.
Чуть позже девяти вечера они остановились заправиться и позвонили Куртни из автомата. Алекс соврал, что говорит из мотеля, так как не видел причин беспокоить ее. И хотя им пришлось пережить воистину кошмарные мгновения, может быть, со всей этой историей теперь было покончено. Они оторвались от преследователя. Поэтому не было никакой нужды тревожить Куртни. Они вполне смогут рассказать ей обо всем, что случилось, по приезде в Сан-Франциско.
С половины одиннадцатого вечера в четверг до двух утра в пятницу Алекс пересек местность, считающуюся сердцем романтического Старого Запада. Справа и слева простирались мрачные, темные и безлюдные пески. Угрюмые Скалистые горы внезапно появлялись и так же внезапно исчезали на горизонте. По обеим сторонам шоссе виднелись очертания кактусов, и в желтом свете фар изредка пробегали через дорогу кролики. И если бы путешествие проходило по-другому, если бы две тысячи миль у них на хвосте не висел сумасшедший, возможно, поездка через Неваду была бы истинным удовольствием. Но сейчас это был просто маршрут, скучный, надоевший, просто дорога, которая вела их в Сан-Франциско.
В два тридцать они остановились на станции техобслуживания, там же находилось и небольшое кафе, работавшее круглосуточно. В то время как «Тандерберд» заправляли и проверяли масло, Колин сходил в душевую и освежился перед следующим большим, прямо-таки марафонским переездом. В кафе они с Алексом заказали гамбургеры и жареный картофель. В ожидании заказа, пока ломтики картошки аппетитно поджаривались, шипя и брызгая маслом, Алекс тоже умылся и побрился в мужской комнате.
И принял две таблетки чистого кофеина.
Алекс купил их тем же вечером, чуть раньше, когда они останавливались на автозаправке перед тем, как выехать из Юты. Колин сидел в машине и не видел, как Алекс покупал их. И хорошо, так как Алекс не хотел, чтобы мальчик знал о них. Колин и без того был напряжен и нервничал. Он заволновался бы еще сильнее, если бы обнаружил, что Дойл, несмотря на все его заверения, все же клевал носом за рулем.
Алекс взглянул на свое отражение в битом зеркале над грязной раковиной и скорчил гримасу:
– Ну и физиономия у тебя!
Отражение промолчало.
* * *
Они обогнули въезд в Рено и следовали по пятидесятой магистрали, пока не обнаружили мотель – к востоку от Карсон-Сити. Это было довольно убогое место, но ни у Алекса, ни у Колина не оставалось сил искать другое. На часах, встроенных в приборную доску «Тандерберда», было восемь тридцать – это значило, что прошло двадцать два часа с момента их выезда из Денвера, двадцать два часа без отдыха и сна.
В комнате Колин тут же, не раздеваясь, шлепнулся на постель и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23