Сидя за рулем «Шевроле», он слышал, как в груди его бешено колотится сердце. Он снова зажмурил глаза и опять увидел эти длинные ноги, широко расставленные груди… Он видел и себя со стороны, видел, как бросается на нее, перескакивает через стойку, валит ее и там, прямо на полу… Никто не посмеет его остановить, ведь в руках у него по-прежнему нож. Они все испугаются. Даже этот жалкий полицейский. Он сможет прижать ее к грязному полу и делать с ней все что угодно и сколько угодно.
Он продолжал размышлять о ноже, о крови, которая покроет всю ее грудь, чувствовал движения ее тела; он видел, как откроются рты и расширятся глаза стоящих вокруг, если он решится на это. Но постепенно он приходил в себя. Дыхание выровнялось. Сердце перестало бешено стучать.
Подняв голову, он вдруг увидел свое отражение в зеркале заднего вида, прикрепленном к левой двери. Он вгляделся в свои широко открытые глаза, вспомнил наконец, где он, кто он, что он собирался делать, как он намеревался поступить с теми двумя из черного «Тандерберда». И он понял, что все это неправильно. Леланд почувствовал себя совершенно больным, разбитым и сбитым с толку.
Оторвавшись от зеркала, он увидел, что полицейский вышел из ресторана и направляется к фургону. Леланд на мгновение представил, что этому патрульному все про него известно, известно про то, что он собирался сделать с этой девчонкой-официанткой, с той парочкой из «Тандерберда».
Патрульный знал, все знал…
Леланд завел двигатель.
Полицейский окликнул его.
Не в состоянии расслышать, что тот сказал, не желая этого слышать, Леланд включил скорость и вдавил педаль газа до самого пола.
Полицейский что-то крикнул.
Машина дернулась, из-под колес полетел гравий. Леланд чуть сбавил газ и понесся мимо рядов мотелей, заправок и кафе. Он снова тяжело дышал, почти задыхался.
Выезжая на шоссе, он не сбавил скорость, но, к счастью для него, на обеих полосах не было ни одной машины. И хотя Леланд знал, что это шоссе постоянно патрулируется полицейскими и контролируется радаром, он позволял стрелке спидометра забираться все выше и выше. Когда она приблизилась к сотне, фургон стал подрагивать, как чистокровный жеребец, идущий рысью.
В грузовом отсеке все ходило ходуном, мебель стучала о стены, настольная лампа соскочила на пол: послышался звон разбитого стекла.
Леланд посмотрел в зеркало. Хотя полицейский тогда сразу же побежал к своей машине, дорога была пуста.
Все же он не стал сбавлять скорость. Где-то под ним шуршала дорога, за окном свистел ветер. Вокруг все менялось, как декорации на сцене. И постепенно он стал успокаиваться. Исчезло ужасное чувство, что все глазеют на тебя, что все тебя ненавидят и преследуют. Он несся на запад и опять стал частью машины. Он вел ее сильной и уверенной рукой. Проехав так семь или восемь миль, он постепенно сбавил скорость до разрешенного предела, и, хотя всего несколько минут прошло с тех пор, как он покинул ресторанчик, он уже не мог вспомнить, что же повергло его в такую панику.
Так или иначе он все же вспомнил про Дойла и Колина. Их «Тандерберд», должно быть, еще остывает в тени, но даже если они уже на дороге, то еще долго не появятся в поле зрения. Такая перспектива была ему совсем не по душе.
Скорость фургона продолжала снижаться. И когда он стал сознавать, что сейчас они преследуют его, его страх принял знакомые размеры. Черный асфальт дороги уже представлялся ему бесконечным тоннелем с одним лишь входом.
Вскоре вдали; справа от дороги, показалась еще одна зона отдыха, отделенная от шоссе двумя рядами высоких сосен. Он притормозил и свернул на дорожку, ведущую к ней. Машину он припарковал на небольшой площадке так, чтобы хорошо все видеть. Теперь ему оставалось лишь наблюдать за дорогой и ждать. Когда проедет «Тандерберд», он выедет на автостраду и через минуту-другую опять будет у них на хвосте. Он ощущал какой-то небывалый приток сил и энергии.
Патрульный вышел из машины еще до того, как Леланд осознал, что он уже тут не один. Леланд наблюдал за дорогой минут пять, и, должно быть, яркое солнце и снующие туда-сюда машины немного одурманили его. Еще минуту назад никого поблизости не было, а сейчас немного наискосок от фургона стоит патрульная машина полиции штата Огайо. Наполовину в тени высоких деревьев, наполовину заливаемая яркими солнечными лучами, она казалась какой-то ненастоящей. Вышедший из нее офицер был лет тридцати, собранный, с волевым подбородком. Это был тот самый полицейский, который обедал с ним у «Бринза», тот, который окликнул его у ресторана.
Тут Леланд стал припоминать некоторые подробности своей паники. Мир опять собирался захлопнуться перед ним. В глазах у него на мгновение потемнело. Он чувствовал себя пойманным на месте преступления, уязвимым, легкой мишенью для любого, кто желает ему зла. Все эти дни он ощущал, что кто-то гоняется за ним. А он постоянно убегает.
Когда полицейский подошел к машине, он опустил боковое стекло.
– Вы один? – спросил лейтенант, остановившись на достаточном расстоянии от двери, чтобы, если Леланд вздумает резко открыть ее, быть вне досягаемости. Его правая рука лежала на кобуре.
– Один? – переспросил Леланд. – Конечно, сэр.
– Почему вы не остановились, когда я позвал вас?
– Вы позвали меня?
– Возле ресторана. – Голос полицейского казался жестче и старше, чем следовало ожидать, судя по его лицу.
Леланд изобразил искреннее удивление:
– Я не видел вас. А вы звали меня?
– Дважды.
– Извините. Я не слышал. – Он наморщил лоб. – Я сделал что-то не так? Вообще-то я аккуратный водитель.
Патрульный несколько секунд внимательно изучал его, заглянул в его голубые глаза и затем, казалось, расслабился. Он убрал руку с кобуры и совсем вплотную подошел к машине:
– Я бы хотел взглянуть на ваше водительское удостоверение и документ об аренде машины.
– Да-да, конечно. – Повернувшись будто за документом, он вытащил из коробки на соседнем сиденье пистолет 32-го калибра. За какое-то мгновение он развернулся, прицелился в голову полицейского и нажал на курок. Единственный выстрел эхом отозвался где-то в деревьях позади фургона.
В течение нескольких минут Леланд наблюдал за движением на дороге, пока не осознал, что надо что-то делать с полицейским. В любую минуту в зону отдыха может кто-нибудь приехать и увидеть труп, лежащий между патрульной машиной и фургоном. Тогда ему придет конец. Сейчас все будто сговорились и преследуют его. Он жив только потому, что на один шаг опережает их. Времени на размышления не было.
Открыв дверь, он выскочил из машины.
Патрульный лежал лицом вниз, на гравии темнела кровь. Сейчас он казался гораздо меньше ростом, почти ребенок.
Весь этот год Леланд терзал себя вопросом: сможет ли он убить человека, чтобы защитить себя? Он знал, что рано или поздно ему придется выбирать: убить или быть убитым. До этого момента он не был уверен, какой исход наиболее вероятен. И сейчас он совершенно не понимал, как можно было сомневаться. Когда вопрос стоит так: убить или быть убитым, то даже человек, не склонный к насилию, ответит на него однозначно.
Совершенно спокойно Леланд наклонился, взял полицейского за ноги, поволок к патрульной машине. Рация невозможно шумела. Леланд усадил его на переднее сиденье и наклонил к рулю. Но что-то все же было не в порядке. Даже с большого расстояния было видно, что это мертвец. Уверенный в том, что надо что-то сделать, он пододвинул труп и сам уселся рядом. Он прикоснулся к рулю, даже не думая, что оставляет отпечатки пальцев.
Прикоснулся к спинке винилового сиденья.
Пачкаясь кровью, Леланд пригнул обезображенное лицо полицейского к коленям, а затем столкнул его на пол.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Леланд дотронулся до стекла всеми пятью пальцами. Когда он выходил из машины, он опять прикоснулся к сиденью.
Еще раз дотронулся до руля.
Закрывая дверь, он оставил отпечатки на хромированной ручке.
Ему даже не пришла в голову мысль взять тряпку и стереть отпечатки своих пальцев. Он даже почти забыл о трупе, лежащем в патрульной машине.
Он вернулся к фургону, сел на сиденье, захлопнул дверь. На шоссе, отражая стеклами солнечный свет, проносились машины. Минут десять Леланд наблюдал за дорогой в ожидании «Тандерберда».
В то время как его глаза сосредоточились на небольшом участке дороги, мысли были разрозненны и витали где-то далеко, пока наконец не сконцентрировались на официантке из ресторанчика.
Он вспомнил этих зайчиков и бурундучков на ее униформе и только сейчас понял, почему она произвела на него такое впечатление, почему он так расстроился. Ее платиново-белые волосы делали ее немного похожей на Куртни. Не совсем, но все-таки… Теперь он знал, что на самом деле он не хотел вонзать нож в ее грудь. Равно как и заниматься с ней любовью.
Он был однолюб. И любил только одну-единственную Куртни. И тут же, как только его мысли перешли от официантки к Куртни, он немедленно стал думать о Дойле и мальчишке. Леланд пришел в ужас от того, что вдруг понял: «Тандерберд» мог проехать мимо него, когда он перетаскивал труп полицейского в машину. Возможно, они уже в течение двадцати минут удаляются от него по шоссе. И между ними теперь мили и мили… А что, если Дойл изменил намеченный маршрут? Что, если он поехал по другой дороге, а не по той, что обозначена на карте?
Леланд даже почувствовал тошноту от страха, что упустил их. Ведь в этом случае он потерял и Куртни. А если он потерял Куртни, а точнее, путь к ней, то потерял все…
Несмотря на кондиционированный свежий, прохладный воздух в салоне автомобиля, на широком лбу Леланда выступили капли пота. Он быстро выжал сцепление, завел двигатель и дал задний ход. Колеса прочертили дугу на залитом кровью гравии. Леланд быстро вывел фургон из зоны отдыха. На полицейской машине все еще работал световой маяк, но Леланд не обратил на него внимания. В тот момент из всех реалий на свете для него существовали лишь полотно шоссе впереди и «Тандерберд», который, возможно, уже удрал от него.
– 3 -
После ленча они вновь направились по шоссе на запад. Прошло пятнадцать минут, а «Шевроле» так и не появился в поле зрения, и Дойл перестал беспрерывно поглядывать в зеркало заднего вида. Тогда, после завтрака в Харрисбурге, Алекс был испуган и поражен, когда фургон снова появился сзади них, хотя это и было чистой воды совпадением. «Шевроле» ехал за ним след в след через всю Пенсильванию, Западную Вирджинию, теперь по Огайо – но лишь потому, что так случилось, что фургон тоже направляется на запад по тому же шоссе, что и они. И водитель фургона, кем бы он ни был, наверняка точно так же, как и Дойл, выбрал этот маршрут следования по карте. И в этом не было ничего дурного или угрожающего, водитель фургона, конечно же, ничего не замышлял. Алекс с большим опозданием подумал о том, что вполне мог бы «облегчить себе душу», в любой момент свернуть на обочину дороги и пропустить фургон вперед. Дождаться его, постоять еще минут пятнадцать, и тогда все его сумасшедшие идеи о том, что их кто-то преследует, немедленно рассеялись бы. Однако теперь это было уже не важно. Фургон уехал и сейчас находился где-то далеко впереди.
– Он сзади? – спросил Колин.
– Нет.
– Ах, черт возьми!
– В смысле?
– Мне очень хотелось бы разузнать, кто он такой и чего хочет, – объяснил Колин, – но теперь, похоже, мы никогда не узнаем этого.
– Хорошо бы, – улыбнулся Алекс.
По сравнению с Пенсильванией Огайо был прямо-таки равнинным штатом. Пейзаж складывался из огромных ровных зеленых ландшафтов, простирающихся по обе стороны от дороги, иногда попадающихся маленьких обшарпанных городков, чистеньких, опрятных ферм да одиноких и, как водится, грязных фабричных построек. Неизменность пейзажа, тянущегося далеко вперед и под таким же одинаковым светло-голубым небом, повергла Алекса и Колина в уныние. Им казалось, что машина медленно тащится, еле-еле ползет, выжимая лишь четверть своей реальной скорости.
Прошло двадцать минут, и Колин вдруг начал вертеться и ерзать на сиденье.
– Здесь неправильный ремень, – заявил он Дойлу.
– Неужели?
– Сдается мне, они сделали его слишком тугим.
– Не может быть. Он ведь отрегулирован.
– Не знаю, не знаю…
И Колин опять начал поправлять его обеими руками.
– Тебе не удастся отделаться от ремня даже таким хитроумным способом.
Колин посмотрел в окно. Они проезжали мимо небольшого холма, у подножия которого стоял красно-белый амбар, а ближе к вершине паслось стадо коров.
– Я и не знал, что на свете такое огромное количество коров. С тех пор как мы уехали из Филадельфии, везде и всюду коровы, куда ни глянь. Еще одна корова – и меня стошнит.
– Не стошнит, – ответил Алекс, – иначе я заставлю тебя все здесь вычистить.
– И что же, мы так и будем любоваться на одну и ту же картину всю дорогу? – спросил Колин, указывая своей худенькой рукой на пейзаж за окном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23