Газон Белого дома был покрыт известково-белым одеялом. Деревья склонили ветки под тяжестью снега – деревья разных пород со всего мира, прекраснейшие творения кисти величайшего художника – Природы. Зима много значила для него. Именно зимой жена родила ему дочь. Именно зимой умер предыдущий Президент, оставив ему этот кабинет.
Бесполезный кабинет; слишком древний кабинет.
Нимрон стоял, размышляя об истории президентства, сравнивая ее с настоящим положением дел, и дошел уже до Эйзенхауэра, когда что-то ударило в окно. Он отметил это и чуть-чуть удивился – эта штука летела над газоном, пробиваясь сквозь снежные хлопья, и была она размером с футбольный мяч. Но он не обратил на нее особого внимания – он был занят мыслями о прошлом и созерцанием белых узоров снега на черном фоне вечерней мглы. Штука ударила в окно – очень мягко, с шипящим звуком. Присоски на его ногах прилипли к стеклу. Она была похожа на огромного уродливого паука с раздутым брюшком. Из этого брюшка выдвинулся небольшой отросток, и паук стал прожигать отверстие в стекле.
Нимрон отскочил от окна. Сдавило горло, голос застрял где-то в глубине гортани, воздух не мог пройти через напряженные связки.
Механический паук проделал дыру в стекле и просунул внутрь одну ногу.
Вторую...
Он оказался внутри. Его голова сделала поворот и замерла, обнаружив Нимрона. Изо рта паука вылетела стрела. Она жужжала, устремляясь к цели. Президент вовремя вскинул кресло, прикрывшись им как щитом.
Паук выстрелил опять.
Стрела вновь вонзилась в кресло.
И наконец он смог закричать.
Дверь сорвалась с петель и упала внутрь, пропуская двух охранников из Секретной Службы.
Паук исчез в облаке дыма. Но за мгновение до их выстрелов он взорвался сам, уничтожив часть стены и убив одного из охранников, подбежавшего слишком близко.
Снег летел в комнату через пролом в обугленном бетоне...
Была ночь вторника.
Майк получил внутривенное вливание и лежал в постели, уже с новой кровью.
Лиза разделась в темноте и стояла у оконной решетки, глядя на снег, на город...
Роджер Нимрон был теперь в безопасности. Он и его семья находились на глубине трех миль под Аппалачами, в убежище, о котором Анаксемандр Кокли никогда не слышал.
Тут и там, в разных городах и поселках, были обнаружены тридцать девять Эмпатистов, они были отправлены в больницы, где выжили или умерли. По большей части умерли. Уже пятьдесят тысяч Эмпатистов в год. Но что такое пятьдесят тысяч из семисот миллионов?
А снег все падал. Этой зимой покров будет глубоким...
Глава 6
– Ну? – спросил Кокли. Говард Конни вертел в пальцах магнитную карточку с именами, фактами и выводами – вся информация была получена, просчитана и сведена воедино машиной.
– Виброзащитой оборудованы только девять тысяч двести два черных аэромобиля. Известно, что сто двенадцать из них находились в своих гаражах. Девяносто четыре оставлены на хранение владельцами, отбывшими в отпуск. Семь тысяч триста сорок один были слишком далеко, чтобы быть использованными в похищении. Тысяча двести сорок четыре находились на стоянках или были выставлены на продажу. Значит, остается выбрать нужный черный аэромобиль с виброзащитой из четырехсот одного.
– Я хочу, чтобы каждый из них был проверен, – сказал Кокли. – Ищите царапины на краске, зазубрины на лопастях аэросистемы там, где в них попали кости, засохшую кровь. Вы можете даже украсть некоторые из них, чтобы осмотреть достаточно тщательно.
– Мы располагаем агентурной сетью со спецполномочиями, охватывающей всю страну.
– Не используйте ее. Все должно совершаться в полной секретности, я не хочу, чтобы крыса удрала прежде, чем мы захлопнем ловушку.
– Хорошо, мистер Кокли. – Конни вышел, и Кокли остался один.
Он повернулся к настольному проигрывателю, включил его и взялся за изучение неразрешимых проблем. Слова машины гудели в его ушах. Президент исчез. И паук не убил его. Похоже, Нимрон забился в какую-то жалкую дыру, где даже детективы Шоу не могли его разыскать. Это приводило Кокли в ярость. Он пытался убить человека, но только заставил его спрятаться в укрытие.
Он выключил проигрыватель и нажал кнопку прямого контакта с главным компьютером.
– Последняя информация об исчезновении Нимрона? – сказал Кокли.
– Отсутствует, – ответил компьютер. Кокли отключил связь и ударил кулаком по столу. ПРОКЛЯТИЕ! Роджер Нимрон был опасен. Он был романтиком, он собирал старые книги, которые не мог прочитать, и старые фильмы, которые не мог посмотреть из-за отсутствия проектора. Было ясно, что такой человек не годится в Президенты.
Но теперь Кокли усвоил урок. Больше не будет свободных выборов. Теперь в президентском кабинете будет сидеть человек Шоу. Человек, которого выберет он, Кокли. Может быть, это будет Говард Конни.
Конни боится его. Кокли именно за это и ценил его – за покорность.
Он посмотрел на часы, встал и вышел, заперев за собой дверь. Его ожидали в хирургическом кабинете. Гениталии Лайми, сказали ему, выглядели прекрасно. Он надеялся, что это так. Он искренне надеялся, что это так...
* * *
В обиталище Эндрю Флексена был гараж.
В гараже, подставляя бока потокам горячего воздуха из потолочного вентилятора, высыхал покрытый свежей быстросохнущей краской аэромобиль. Старая краска была смыта в канализацию вместе с кровью, костями и волосами. Старая аэросистема представляла собой блестящий образец искусства ремонтников. Машина стала лощеной, черной и невинной.
– Хорошо, – сказал Флексен.
– Я тоже так думаю, – гордо ответил главный механик. – Нипочем не узнать, что она была убийцей.
– Ликвидатором, – поправил Флексен, оскалив зубы. – Истребителем.
– Точно, – сказал механик, усмехнувшись.
– Сегодня ночью поставьте ее там, откуда мы сможем легко забрать ее в случае необходимости.
Оба они улыбались.
Машина блестела.
Глава 7
Теперь у него был новый узор сетчатки и новый состав крови. Мак-Гиви изменил даже запах его пота. Сам Майк до этого бы не додумался. После того как Мак-Гиви вкратце рассказал ему о Серебряных Псах, способных засечь человека в городской канализации по запаху. Майку стало ясно, что изменение запаха его тела было в высшей степени предусмотрительным.
На самом деле дни, проведенные в обществе Мак-Гиви, были для Майка днями перемен. Менялась не только его психика, менялось его мышление, его позиции и взгляды, мнения ломались, плавились, преобразовывались. Он впервые в жизни видел реальный мир. Не мир Шоу, не тот мир, в котором жили Исполнители Кокли, – мир охранников, полиции, мониторов и всеслышащих, вездесущих микрофонов. Нет, Настоящий Мир. Этот мир до дрожи страшил его. А Кокли медленно, но верно прибирал все это к рукам. И это не нравилось Майку.
Весь мир – Шоу, все люди в нем – Актеры...
Майк только однажды встречал Анаксемандра Кокли. Когда он только-только стал Исполнителем, он отказался участвовать в одной интимной сцене с Лизой, думая обо всех этих любопытных глазах и телах, разделяющих его ощущения. Его привели в кабинет босса. Он готовил большую речь, полную драматизма и достоинства. Но разговор был очень коротким. По большей части говорил Кокли. Едва Майк осмелился произнести несколько слов протеста, как Кокли выпрыгнул из-за стола, сбил его с ног и принялся избивать. Майк убежал. Но он знал, что Кокли позволил ему убежать. Этот человек был ужасно силен. Майк больше никогда не пытался повидать босса. Его не так испугала боль, как понимание: Кокли, избивая его, пиная, наслаждался. Наслаждался!
И Майку не нравилось, что такой человек стремится захватить власть надо всем миром. Ничто из того, что Флексен и его группа могли потребовать за освобождение Майка, не было бы чрезмерной платой.
– Ничто? – спросил Мак-Гиви.
– Ничто.
В поле зрения суетились механизмы, снабженные манипуляторами, захватами, мозгами и глазами.
– Ну что ж, это здравый подход к сотрудничеству, – сказал доктор, присаживаясь на край стола, уставленного лабораторными чашками под прозрачными пластиковыми колпаками. В чашках плавали образцы тканей. – Особенно потому, что я хотел бы уговорить вас согласиться на важную операцию.
Майк подался вперед, сжимая подлокотники кресла, насыщая воздух своим новым запахом. Его новые глаза сузились, новая кровь пульсировала в жилах.
– Какую операцию?
– Мы должны изменить ваше лицо. Майк почувствовал, как сердце подпрыгнуло в груди. Его бросило в холод, потом в жар и снова в холод.
– Возьмите себя в руки. Я понимаю, что вы сейчас испытываете. Никто не хочет потерять свое лицо. Это сильнейший удар по личности человека. А ваше желание сохранить свое лицо велико еще и потому, что вы были Исполнителем.
– Что нужно сделать с моим лицом? – отрывисто спросил Майк. Его переполнял неподвластный разуму страх – страх, что потом придет очередь и для души, что они удалят все, что когда-то было Джорговой, и превратят его во что-то чужое.., в покрытый сладким кремом отравленный торт. Из глубины его существа поднимался протест против изменения. Он и сам не знал почему.
– С самого рождения вас учили – и во сне, и наяву – беречь лицо от травмы. Зритель не желает отождествлять себя с искалеченным Исполнителем. Вас учили, как вызывать эмоции у других Исполнителей, чтобы эти эмоции можно было передать людям, сидящим под аурой. Вас учили изображать отвращение, ненависть, любовь, жалость и многие, многие вещи при помощи лицевых мускулов. Все эти уроки впечатаны в ваш мозг, их не так-то легко вырвать.
– Но почему его нужно изменять? – Он подавлял в себе желание убежать.
– Иррациональность этого вопроса выдает ваш страх при вступлении на зыбкую почву. Ваше лицо необходимо изменить, если вы снова хотите выйти в мир. В мир семисот миллионов человек, ОБЛАДАВШИХ этим лицом.
Майк посмотрел на механизмы.
Множество пальцев, оканчивающихся ножами.., они вонзятся в его лицо...
– Выйдите отсюда с вашим настоящим лицом – и вы тотчас вновь окажетесь в цирке Кокли. И не думаю, чтобы с вами там обошлись хорошо.
Лишенные выражения глаза механизмов смотрели на него, выжидая.
– И Кокли может счесть, что зрителям понравится небольшое садомазохистское развлечение. Как, например, выдергивание ногтей из пальцев ног. Вот только ногти будут ВАШИ.
– Не надо меня пугать, – сказал Майк, проглотив комок в горле. – Я могу выбрать свое новое лицо?
Мак-Гиви улыбнулся:
– О да, конечно. Я сделаю вам любое лицо, какое вы пожелаете. Красивое, обычное или уродливое.
– Красивое, пожалуйста.
– Самовлюбленный вы человек. Джоргова улыбнулся:
– А вы мясник.
– Все сделают механизмы, – сказал Мак-Гиви. – Здесь не будет места ошибкам, которые мог бы сделать человек. Вам не придется расстраиваться по поводу приплюснутого носа или слишком тонких губ.
– Тогда, быть может, перейдем к делу?
– Конечно.
И Мак-Гиви с головой погрузился в работу. Он схватил микрофон программирующего устройства и стал диктовать разнообразные инструкции. Майк подумал, что доктору было бы проще проделать всю операцию самому. Но машины не чихают, работая над линией подбородка...
– Ложитесь сюда, – сказал Мак-Гиви, указывая на койку, которая, очевидно, втягивалась в нишу в стене. Оттуда начиналось темное царство хирургических лезвий. – Разденьтесь.
– Раздеться для операции над лицом?
– Надо простерилизовать все. Кожу легче стерилизовать, чем одежду.
Следуя инструкции, Майк лег на койку. Ножек у койки не было.
– Ступни сомкнуты и находятся под прямым углом к телу, – сказал Мак-Гиви.
Майк напряг ступни, и в пятки вонзились иглы. На миг перед глазами ярко вспыхнули все цвета радуги, звуки стали одним тонким писком, запахи антисептиков приобрели невыносимую остроту.
А потом была тьма...
А потом был свет...
Он поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого блеска, и пальцы его наткнулись на желеобразную повязку, покрывающую лицо. Память возвращалась к нему, шаг за шагом. Его лицо было изменено. Сперва его кровь, потом глаза, потом запах. А теперь и лицо. В панике он вскочил, озираясь.
Эта была та же самая комната, в которой он находился перед операцией. Мягкие кресла, психоделические цвета, бархатные портьеры – все было то же самое. Портьеры, как он знал, закрывали стены, а теперь и окно. Повернув голову влево, Майк увидел Мак-Гиви, который полулежал в кресле, закинув руки за голову.
– Доброе утро, – сказал доктор. Майк попытался пошевелить губами и обнаружил, что они тоже покрыты желе. Он быстро нащупал свой нос, обнаружив, что в ноздри вставлены две трубочки, проведенные сквозь повязку для доступа воздуха в легкие.
– Я изменил ваши губы и заменил ваши прекрасные зубы на более крупные, которые больше подходят к вашему новому лицу. Повязки удалят завтра вечером. Вы спали два дня.
Чувствуя себя слабоумным идиотом, Майк показал на свои глаза и провел рукой над повязкой.
– Вы же ничего не увидите, – сказал Мак-Гиви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20