Он всегда слишком много читал, для дум и собственных писаний почти не оставалось времени. Писал он так мало, что когда наступила гласность, ему не за что было краснеть. Зато его приятель Георгий Георгиевич Ликунов, или просто Жора, мог за один вечер изготовить статью на любую тему. Их литературное сотрудничество к тому времени напоминало перекрестное опыление. Ликунов, имевший репутацию ярого западника, критиковал Петрунина, примкнувшего к противоположному лагерю. Естественно, что Петрунин отвечал ему тем же. Стоило появиться статье одного из них, как её тут же в пух и прах разделывал другой. Это давало возможность не только оплодотворять литературный процесс, но и зарабатывать на жизнь. Иногда критические разносы служили взаимной рекламой. Их газетные баталии напоминали показательные бои борцов-профессионалов: выпученные от ярости глаза, мощные замахи, эффектные броски - настоящая, кровавая драка. Мало кто знал, что гонорар от подобных схваток Петрунин и Ликунов миролюбиво пропивали вместе. Одно было неудобно: писали они с разной скоростью. Если появлялась статья Ликунова, отклик на неё Петрунина можно было прождать целую вечность. Чтобы не нарушать гармонии, Ликунову нередко приходилось громить себя самому, но под фамилией друга. Однако в последнее время все эти литературные перебранки уже мало кого интересовали, и дела шли все хуже.
В последний год положение стало просто бедственным. Петрунину все чаще приходила в голову тревожная и оскорбительная мысль, что ни его повести, ни рассыпанные по газетам статьи возможно никогда и никому на всем свете не понадобятся. Он вдруг с ужасом осознал, что никому не нужен, бессилен, что вокруг что-то происходит, какая-то космическая метаморфоза, жизнь меняется прямо на глазах, а самое противное-она катастрофически дорожает, и он уже едва может сводить концы с концами.
А ведь есть люди, которые на вопрос "Что тебе нужно?" даже задумываются. Да разбуди его самым варварским способом среди ночи, он мгновенно без размышлений ответит: денег. И как можно больше. Можно в любой валюте, даже мелочью, даже взаймы, черт побери, все равно не отдаст. Можно не чеком, а в картофельном мешке.
- Брось хандрить, - успокаивал его Ликунов, - как-нибудь приспособимся. Выберемся. Не такое пережили. Главное - свобода. Вспомни, как мы мечтали о свободе, как стонали и ругались. Вот она, а ты опять скулишь.
- Что толку в свободе, если нет денег.
- На тебя не угодишь, - смеялся Ликунов.
Неделю назад он явился к Петрунину без предупреждения рано утром, весь возбужденно сияющий.
- Ну, старик, пока ты дрыхнешь я нащупал кое-что. Наконец-то, запахло удачей.
- Ты бы ещё с первыми петухами явился, - пробурчал Петрунин.
- А ты что, завел? Похвально, хоть каким-то делом занялся. Но шутки в сторону. Наконец-то мы издадим все, что хотели. И твое, и мое, и другое. Выпустим в прекрасных переплетах. Представляешь, а? Пахнут типографской красочкой.
- О-хо-хо, свежо предание, - вздохнул Петрунин.
- Фирма "Эко плюс" надумала создать в Подмосковье пансионат в стиле "а ля рюс" - с бревенчатыми домиками для отдыха, стерляжьей ухой, катанием на тройках, парильнями, варьете и прочим. А самое главное-им нужна типография для рекламно-издательского дела. Ищут территорию, базу. Ты понял, соня? Твой Новозаборск и Чистые Ключи - идеальный вариант для всего этого. Бери ноги в руки и дуй на электричку. Там же все твои приятели - Фокин, потом этот, в местной газете... Зверев.
- Что за фирма? Западная?
- Естественно. Но с каким-то нашим довеском, в общем-совместное предприятие. Эко-номика плюс эко-логия.
- Не желаю. Нечего им там делать, особенно в Чистых Ключах. Это же заповедные места, скотина.
- Ты наверно повредился от нужды. Будешь сидеть, как пень, другие все сделают. Но без нас. Точнее без тебя. Ты что не видишь, что за время пришло? Пока ты проснешься, все вокруг будет поделено и занято, а ты так и останешься поденщиком. Не надоело? Пока одни митингуют и обсуждают, другие гребут все, что плохо лежит. А у нас сейчас все лежит плохо. Когда все угомонится, окажется, что самое лучшее уже разделено, и концов не найти.
- Сомневаюсь я, Жора, - заколебался Петрунин.
- Если не мы, так кто? Мы-то хоть можем всему этому какой-то смысл придать, облагородить как-то, идею какую-то подвести под это дело.
- Какую ещё идею?
- Если есть совместные предприятия, почему не может быть совместной культуры? Совместного искусства? Нового типа культуры? Ну например, европейской по форме, русской по содержанию. Или американской по форме, русской по содержанию.
- Настоящая шизофрения, - покачал головой Петрунин.
- Зато свежо. Главное свежая идея, тогда за неё можно бороться. За новую идею, а не за деньги, улавливаешь разницу? Кто-нибудь обязательно примкнет, потом постепенно ещё и еще. Станем журнал издавать. Постепенно образуется новый культурный центр. Конференцию устроим, международную.
- Ассамблею, - загорелся Петрунин.
- Что угодно.
- Вообще что-то в этом есть, - Петрунин задумался.
- Твое дело-уговорить Фокина и подобраться к местной типографии. Рано или поздно кто-нибдь приберет её к рукам. Так пусть уж достанется своим, порядочным людям. Так хочется, наконец заняться нормальным делом, заиметь деньги, зажить по-человечески. Издать, наконец книги. Для чего ты писал их?
- Не говори, Жора, обидно все это. Я хочу объясниться в любви к миру, который меня окружает, но вынужден молчать: у этого мира нет денег. Для ненависти - есть, а для любви - нет. Как это понимать, Жора?
- Добро и так выживет, а злобу подкармливать надо.
- Все ударились в коммерцию. А ведь когда-то мы жили энтузиазмом, горели. С точки зрения экономики, это возможно и было глупо, но зато красиво. Жаль того бескорыстного времени, старик, - Петрунин вздохнул.
- Глупо и красиво - так не бывает. Короче, встречаемся в Новозаборске в воскресенье, в десять утра. Жди на станции. Я привезу водку и колбасу. Переговоры - дело серьезное, - тоном, не допускающим возражений, заключил Ликунов.
Так Петрунин оказался сначала в Чистых Ключах, а потом и в Новозаборске. Теперь, кроме встречи с Юлией надо было заниматься ещё и коммерческими переговорами. Не слишком ли много для одной поездки, вздохнул он.
С Ликуновым встретились на станции.
- Как дела? - спросил Ликунов.
- Не очень. Серега Фокин категорически возражает. Да ещё пить бросил. Теперь его ничем не прошибешь. Даже со мной чуть не поругался, - Петрунин перехватил чемодан, - эх, дьявол, килограмм десять.
- А ты как думал? Водочка с колбаской. Куда идем?
- Тут недалеко, к одной моей знакомой. . .
- Так, так.
- Жора, я тебя сразу хочу предупредить. У меня серьезные намерения. Она мне нужна, понял? Поэтому в случае чего буду бить сразу в морду.
- Намек понял. Только с чего ты взял, будто я... У меня как никак жена.
- Говорю напрямик. Чтобы зря не тратить времени.
- А где же цветы, кавалер? Предупредил бы, я захватил бы из Москвы.
- Не догадался. Как-то не подумал. . .
- Темнота.
- Ладно, потом исправим. Как статья?
- Еле устроил. Даже друзья не берут, собаки. А гонорар - просто слезы. Вон, весь в чемодане. Едва на десять бутылок хватило.
- Да-а-а, - разочарованно протянул Петрунин.
- Я им говорю, ребята, подскажите, что воспеть, или кого, в момент сделаем. Но не за такие же гроши.
- Злодеи, - покачал головой Петрунин, - кстати в десять здесь будет политический митинг. Я только что узнал.
- Надо побывать. Послушаем, о чем народ гутарит. Можно потом статью дернуть.
Они свернули за угол и Петрунин показал на проезд между трехэтажными кирпичными домами:
- Почти пришли. . . Уговор помнишь? Насчет морды.
- Естественно. Разве забудешь. . .
- Ее зовут Юлия Сергеевна. Это сестра Фокина.
- Окей, не волнуйся.
Они вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Петрунин нажал звонок. Дверь открыл Красильников. Свисающий с острых плеч серый свитер подчеркивал худобу.
- Здравствуйте, Иван Иванович. Мы в гости, как обещали, - Петрунин слегка отодвинулся и представил Ликунова.
Красильников пробормотал "Здравствуйте", посторонился и, когда они вошли в небольшой коридор, закрыл дверь.
- Вон там она, - старик показал пальцем в сторону дальней двери, а сам продолжал стоять.
Петрунин постучал, дверь слегка приоткрылась, а через секунду распахнулась совсем. В проеме стояла среднего роста молодая женщина в розовом платье. Стояла и улыбалась. Она была явно рада им. Заулыбался и старик, потом кивнул головой и удалился. Словно растаял в глубине коридора.
- Заходите, - она посторонилась, и, когда Петрунин, пропустив Ликунова вперед, наконец оказался рядом с ней, тихо добавила, глядя ему в глаза, - я очень рада, просто очень.
- Вот только цветов не нашел. . . У Сергея не догадался нарвать, а на станции не было.
- Не страшно. Цветы в другой раз. Вы же по делу, а не просто в гости. Сережа звонил, я так и поняла - по делу. Но мне не верилось, что вы приедете. Какие могут быть дела в нашей глуши.
- Гм, гм, - покашлял Ликунов, незаметно толкнув ногой Петрунина.
- Юленька, познакомься, - похватился Петрунин, - это мой коллега, Георгий Георгиевич, тоже пишет. Мы с ним оппоненты, но тем не менее друзья. Он хороший человек.
- Очень приятно, - она протянула Ликунову руку. - Неужели так бывает: оппоненты и - друзья?
- Как видите, - Ликунов почтительно пожал её руку и покачал головой. Олег - большой конспиратор, ему только про шпионов писать. Скрывал, что нас ждет такая встреча, нахал. И я тоже без цветов. Его хамское поведение будет немедленно доложено писательской общественности и строго осуждено.
- Нет, нет, нет, Олега Ивановича мы в обиду не дадим.
- Понял? - Петрунин шлепнул его по плечу и снова обратился к Юлии:
- Мы оставим у тебя чемоданчик, ладно? И еще: у нас есть колбаса. Если она полежит у тебя в холодильнике, ничего?
- Конечно.
- У нас до обеда деловая встреча, довольно скучная, со Зверевым. А часа в три мы освободимся. . .
- Он вас ждет в час дня, я договорилась. Только, уговор, там не обедайте. Я приготовила обед и буду вас ждать. Иначе рассержусь.
- Торжественнно обещаем, - сказал Петрунин.
- У вас, говорят, сегодня митинг? - поинтересовался Ликунов. - А вы не хотите с нами, Юленька?
- Спасибо, мы с дядей Ваней в магазин. Каждому свое. Мы уже собрались. Чаю хотите? Это быстро.
- Хорошая идея, - согласился Петрунин.
- Олег, надо идти. Мы должны быть там.
- Зачем только я тебя сюда выписал, на свою шею. Сам бы управился. И чай бы попил, - Петрунин погрозил кулаком и шагнул к двери, - до встречи, Юленька.
Площадь, размером с теннисный корт, была битком набита людьми. Народ бушевал.
Петрунин и Ликунов устроились в стороне и приготовили блокноты, чтобы ничего не забыть.
На самодельную трибуну забрался молодой парень в джинсовой куртке. Он говорил громко и почти совершенно без глаголов:
- Тоталитарная система, мать ее! Партия, мать ее! Демократия, мать ее! Партократы, бюрократы, либералы! Долой это дело! Куда эти Сусанины нас завели, японский городовой?
Толпа одобрительно гудела. Ораторы стаскивали друг друга с трибуны, иногда начинали одновременно, получался как бы дуэт. Учтивостью и многословием никто не страдал. Петрунин чувствовал, как и в него проникает какая-то безумная сила, какое-то дикое нетерпение. Он едва успевал записывать. Над головами веял крепкий водочный дух. Все были заведены до предела. Он чувствовал необыкновенный душевный подъем. Он мысленно назвал это психологическим резонансом. Весь народ настроен на одну и ту же волну, в этом всеобщем подъеме каждый - частичка огромной, родственной силы, единого национального духа, в восторге, почти со слезами на глазах думал он, описывая карандашом свои чувства.
- Цены кто просил поднимать? Для того что ли выбирали? Теперь просят, затяните пояса мужики. Долой родное правительство! Долой одноразовое питание!
- Долой торгово-легавую мафию!
- Долой прожиточный минимум! Где отцы города, в кровь их всех с наждаком?
- Петрунин чувствовал, как энергия толпы вливается в него, как растет нетерпение и ярость.
- Мужики, менты идут! Менталитет прет, атас! Давай в сквер. Там воздуху больше. . .
Толпа качнулась и, закручиваясь, как от вихря, начала переливаться в проезд, соединяющий площадь с просторным сквером.
Петрунин едва успел посторониться.
Рядом стоял Ликунов и строчил в блокнот.
- А это что за контра? - на них показывал пальцем какой-то здоровяк с бутылкой, как с гранатой, в руке и безумными глазами.
Вокруг мгновенно собралась толпа.
- Ты за кого? - спросил здоровяк Петрунина, - за левых или правых?
- Я за интернационал, - вырвалось у Петрунина.
- Усохни, пережиток! - верзила приблизился и поднял руку.
- Я пошутил, - выпалил Петрунин, но было поздно: кулак молотом ударил по голове.
- Юля. . . - пролепетал, падая, Петрунин. Рука неудачи снова взметнулась над ним, настигла и покарала - чтобы не отвлекался. В глазах полыхнул взрыв света, посыпались разноцветные искры, и он провалился в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19