А вот Большие Куроцапы, напротив, вели оживленную торговлю и с Либерхоффе, и с другими городами и селами, имели собственный постоялый двор, ратушу, рыночную площадь и претендовали вскорости стать полноценным городом.
Претензии эти становились очевидны при первом же взгляде на настоящий ров, окружающий село, и очень основательный забор из заостренных поверху кольев. Была ли в таковых средствах реальная необходимость или жители разорились на них из чистого пафоса, но Большие Куроцапы от вражеского нападения защищены были даже лучше того же Либерхоффе. Ворота – ввиду дневного времени – были открыты. У ворот на перилах моста сидел мальчишка в весьма приличной даже по городским меркам одежке и грыз семечки. При виде Андрэ он оживился, соскочил со своего насеста и, заложив руки за спину, обошел гиганта, демонстративно разглядывая его с ног до головы. Булыга от такого внимания к собственной персоне мгновенно растерялся и уставился на маленького нахала разинув рот.
– Ну и битюг! – Завершив осмотр, мальчишка вновь забрался на перила и вернулся к прерванному занятию. – Я тебя раньше здесь не видел.
– Раньше я здесь и не бывал, – невозмутимо ответил Булыга. – Ты местный?
– А тебе что за дело?
– Да так… Может, видел – не появлялись ли в городе бродячие циркачи?
– А что ты мне дашь, если я скажу?
– Могу в ухо дать. Больше у меня ничего нет, – честно признался Булыга.
– Не, в ухо – это ты себе дай, – отказался от щедрого предложения мальчишка. – Может, мозги на место встанут. Ты мне кота лучше отдай.
– Да на что он тебе?
– Найду на что. Вон какой вымахал – на зиму шубу себе сошью. А мясо съем.
– Да он первый тебя съест, замухрышка. Не хочешь говорить – сам узнаю.
– Да ладно, что мне, жалко? Есть тут циркачи. Уже два представления дали – ух, закачаешься! Сегодня – последнее, так что вечером обязательно на рыночную площадь приходи. Пропустишь – потом жалеть будешь.
– Пошли, хватит болтать! – прошипел я на ухо Булыге. – Тоже нашел собеседника.
– Эй… – Мальчишка с трудом удержался на перилах. – Чего это было?
– Чего? – наивно округлил глаза оруженосец. – Ты о чем?
– Это… Мне показалось…
– Тебе показалось, – отрезал Булыга и шагнул в ворота.
Стражу тут пока выставить для сбора податей не осмелились, но, судя по будке смотрителя, к тому шло. Да, богато живут Большие Куроцапы, и управляют ими, видать, люди деловые и с амбициями. Правда, в Малых-то Куроцапах все дома были как на подбор – гномы платили щедро. Здесь же окраину заселяла явная беднота – покосившиеся заборы, почерневшие от времени и непогоды стены домов – кое-где дым идет из дыр в крыше: топят по-черному. Народец одет бедно и грязно, да и сам вид имеет мрачный и изможденный.
– Топай к постоялому двору, – скомандовал я озирающемуся по сторонам Булыге. – Ждать вечернего представления я не могу. Вдруг они опять ускользнут?
– Вот! Я опять это слышал! – завопил мальчишка. – У тебя кот разговаривает!
– Ты рехнулся. Не сиди столько на солнце.
Булыга двинулся в сторону центральной площади, а я свернулся на вещмешке, делая вид, что сплю. Мальчишка было увязался за нами, подозрительно сверля меня взглядом, но потом куда-то пропал. Оглядевшись, я снова стал инструктировать шепотом оруженосца.
– Они должны быть на постоялом дворе – куда им еще деваться? Я сначала решил, что они убегают от меня, но, похоже, ошибся. Или девица не рассказала своему спутнику, что натворила, или они не считают меня серьезной угрозой. Видимо, они так и планировали – отправиться по деревням со своими выступлениями. Логично – здесь публика не такая избалованная, как в городах, к криворукому фокуснику отнесутся снисходительно. Но днем по селу они бродить не станут – на что тут смотреть? Достопримечательностей: ратуша да рыночная площадь. Значит, есть хороший шанс застать их в своей комнате. Потому сделаем так – заходишь, спрашиваешь, в какой комнате поселились циркачи, и заказываешь что-нибудь поесть. Забалтываешь хозяина, а я тем временем проберусь незаметно в их комнату.
– А… это… чем мне его забалтывать?
– Да чем хочешь. Спроси про цены на урожай, про местные сплетни – да про что угодно. Это же трактирщик – они все обожают языком трепать!
– Господин! Я не справлюсь! Я не умею этого всего. Давайте лучше наоборот – вы его будете забалтывать, а я пойду к циркачам?
– Иезус Мария! – Я досчитал про себя до десяти и тяжело вздохнул. – Знаешь, Булыга, я было начал подозревать, что ты умнее, чем притворяешься…
– Спасибо, господин! – расцвел гигант.
– Не за что. Потому что я только что убедился – мои подозрения напрасны. Ты и впрямь идиот! Как ты представляешь себе мой разговор с трактирщиком? Меня уже один раз хотели сжечь за такую попытку!
– А… О, а мне и в голову не пришло!
– Ладно, продолжаю. Значит, ты отвлекаешь хозяина, а я поднимаюсь в комнату циркачей и заставляю фокусника или девку – чую, она всем заправляет – расколдовать меня.
– Господин… а можно вопрос?
– Ну что еще?
– А как вы их будете заставлять?
– То есть?
– Ну… вы же кот. Нет, вы, конечно, очень большой кот и когда разговариваете – по первости можно в штаны наложить от страха. Но, по-моему, они вас не испугаются.
– Черт… Похоже, я от тебя заразился. – Я задумался. До этого момента главной целью для меня было найти фокусника и ведьму. Дело, наверное, в том, что я так и не привык осознавать себя котом. В прошлой жизни заставить что-то сделать другого человека для меня не составляло особого труда – иначе не был бы я капитаном. Тут ведь главное даже не сила мышц или громовой голос, а уверенность, что тебя обязательно послушаются. Но недавняя встреча с бергцвергом Эйсмархом изрядно поколебала мою самоуверенность. Действительно, что помешает фокуснику просто взять и вышвырнуть меня за дверь хорошим пинком? Или вообще свернуть шею?
– Булыга, меняем диспозицию. Ты скажешь хозяину постоялого двора, что тебе надо поговорить с циркачами по делу. Например, хочешь наняться к ним силачом – рвать цепи, гнуть подковы, ну и чем там еще силачи занимаются?.. Это будет правдоподобно. Мы войдем к ним вместе, ты возьмешь чернокнижника за глотку и пообещаешь придушить, если девка меня не расколдует. Или даже лучше девку хватай. А то вдруг она своего спутника не так уж и ценит?
– Господин… – Булыга встал как вкопанный. – Я… я не справлюсь.
– Ну что такое опять? Почему?
– Я не могу. Не могу других людей… это… Ну бить не могу.
– Почему?
– Мне их жалко!
– Иезус Мария! А кто мне недавно рассказывал, как целый отряд во главе с бароном на тот свет отправил?
– Так то барон…
– Замечательная логика! А как же ты разбойником-то был?
– Ну… я такой разбойник… ну… это…
– Да телись же ты!
И Булыга – мыкая и мекая, с трудом подбирая слова – рассказал, как он разбойничал все эти годы. А разбойничал он, как выяснилось, очень оригинальным, я бы даже сказал, новаторским образом. Увидев на дороге путников или телегу с товаром, он выскакивал из леса с грозным ревом, вращая над головой дубину. При его устрашающих габаритах и величине его дубины зрелище это производило на путников впечатление крайне деморализующее. Обычно демонстрации силы оказывалось достаточно, чтобы жертвы охотно расставались с имуществом – лишь бы остаться живыми. Самое же интересное начиналось, если жертвы оказывали сопротивление. В этом случае человек-гора так же стремительно скрывался в лесу, даже не пытаясь перейти к физическим действиям, сколь бы смехотворны ни были силы сопротивления. Однажды Булыгу обратил в бегство одинокий монах, вооруженный лишь посохом да тяжелым молитвенником. Неспособность гиганта к насилию имела форму даже не убеждения, а какого-то душевного недостатка – при одной мысли о том, чтобы ударить человека, беднягу начинало трясти, а при виде крови он просто терял сознание.
– Господи милосердный, всевидящий и всепрощающий! – обратил я к небу глаза, выслушав нелепую исповедь. – Чем же я провинился перед тобой, что шлешь ты мне столь идиотские испытания? Одних убивают на войне, другие умирают от болезней и ран, третьих в далеких Америках и Индиях умучивают и съедают дикари. Все это – достойные христианина испытания. Но нет! Капитан фон Котт будет подвергнут испытаниям в высшей степени мучительным, но при том таким, о которых в приличном обществе не расскажешь!
– Нет в мире справедливости! – торжественно согласился проникшийся моей жалобой Булыга.
– Вот что… миротворец ты наш… – вернулся я к насущным делам. – Попробуем тот же вариант, но без насилия. Ты врываешься и просто пугаешь обоих. Они ведь не знают, что ты такой… оригинал. Делаешь морду пострашнее и грозно рычишь – надеюсь, этого окажется достаточно. Только умоляю – ничего не говори! Говорить буду я.
– Что-то мне страшновато, господин! – признался Булыга, подходя к воротам постоялого двора. – А ну как не получится по-вашему?
– Все получится, Булыга, не трепещи. Все, я умолкаю. Действуй по плану.
Постоялый двор производил впечатление умиротворенной скуки. Неспешно бродили пестрые курицы и цыплята-подростки под надзором роскошного матерого петуха. Возле корыта дремали свиньи. Тощий конюх, лениво чинивший упряжь у ворот конюшни, поднял на нас равнодушный взгляд, не увидел лошадей и вернулся к своему занятию. Андрэ на подгибающихся ногах проковылял к дому, и я начал сомневаться в плане – слишком уж откровенно мой оруженосец трусил.
В общем зале посетителей почти не было – естественно для середины буднего дня: парочка явных завсегдатаев, неспешно угощавшихся пивом, да какой-то купец, видимо только что приехавший и решивший закусить после долгой дороги. Закусывал он основательно – стол перед ним был плотно уставлен блюдами с холодным, а с кухни тянуло оглушающим запахом жарящегося мяса. Наши с Булыгой желудки издали согласный жалобный вопль.
– Господин… – краем рта прошептал оруженосец, шумно сглатывая слюну. – Может, сначала поедим? На сытый желудок воевать сподручнее…
– Тебе-то откуда знать, трус несчастный?
– Так говорят.
– Глупости говорят. С набитым брюхом бегать тяжело – что наступать, что отступать. А ранят в живот – так и вообще… э, э, стоп, не вздумай! – чуть не в голос завопил я, чувствуя, как зашатало при этих словах впечатлительного оруженосца. – Если ты сейчас в обморок упадешь – клянусь! – я тебе нос все-таки отгрызу!
– Я не падаю, господин! Честное слово!
– Ну так пошли. Обещаю – как только разделаемся с этим делом, куплю тебе столько еды, сколько в тебя поместится.
От этой перспективы Булыга сразу воспрянул духом и вполне бодро прошел к стойке. Хозяин постоялого двора, пребывавший в том же состоянии благостной расслабленности, что и все подчиненное хозяйство, на вопрос о циркачах лишь буркнул «в седьмой» да махнул рукой в сторону лестницы, так что даже не пришлось врать про поиски работы. Подгоняемый видениями окороков, колбас и жареных цыплят, Булыга стремглав взлетел по лестнице на второй этаж. Я спрыгнул на пол, бросился к двери с нарисованной углем семеркой, выдохнул:
– Здесь! На себя!
Собиравшийся уже вынести дверь молодецким ударом, Булыга рванул ее на себя и вбежал в комнату, злобно рыча и вращая глазами. Я проскользнул следом, вскочил на задние лапы и зашипел:
– Фффсем стоять! Кто шшшевельнетссся, тому Булыга оторвет руку или ногу!
– Я же говорил! Ты мне никогда не веришь!
– И правда… Но, согласись, в это трудно поверить! Изумительно!
Я обвел взглядом комнату и устало опустился на пол.
– Дерьмо!
Следовало насторожиться раньше, когда мальчишка стал расхваливать выступление циркачей. Но несоответствие его слов о потрясающем зрелище тем жалким судорогам, что я наблюдал на рыночной площади Либерхоффе, как-то ускользнуло от моего внимания. Похоже, Конрад, маленький кошачий череп слишком сдавливает твои мозги, и ты начинаешь хуже соображать. Или это общение с Булыгой так на тебе сказывается? Притом что Андрэ явно поумнел за прошедшие дни, скоро твой оруженосец станет умнее своего господина…
– Грр-агрх! Арррр!
– Гм. Не знаю даже, как к вам обращаться, уважаемый… гм… кот. – Плотный мужчина средних лет с жизнеутверждающим румянцем на круглых гладко выбритых щеках слегка приподнялся в кресле и отвесил легкий поклон. – Я весьма рад вашему визиту, но не могли бы вы сказать своему слуге, чтобы он успокоился?
– Андрэ, отставить!
– А?
– Все, рычать больше не надо, можешь расслабиться.
– Мы победили?
– Мы в заднице, – устало вздохнул я. – Точнее, я в заднице. Ну и ты – со мной за компанию.
– Вот видишь, па! – Из-за кресла выступил давешний мальчишка. – Он совсем как человек говорит. Даже лучше папского петуха!
– Гениально! – согласился бородатый господин. – Кто, по сути, ecть papagallo?! Просто безмозглая птица, имитирующая речь. Все его преимущество перед нашими воронами или скворцами, которые также искусно умеют подражать различным звукам и человеческой речи, – пестрая окраска перьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Претензии эти становились очевидны при первом же взгляде на настоящий ров, окружающий село, и очень основательный забор из заостренных поверху кольев. Была ли в таковых средствах реальная необходимость или жители разорились на них из чистого пафоса, но Большие Куроцапы от вражеского нападения защищены были даже лучше того же Либерхоффе. Ворота – ввиду дневного времени – были открыты. У ворот на перилах моста сидел мальчишка в весьма приличной даже по городским меркам одежке и грыз семечки. При виде Андрэ он оживился, соскочил со своего насеста и, заложив руки за спину, обошел гиганта, демонстративно разглядывая его с ног до головы. Булыга от такого внимания к собственной персоне мгновенно растерялся и уставился на маленького нахала разинув рот.
– Ну и битюг! – Завершив осмотр, мальчишка вновь забрался на перила и вернулся к прерванному занятию. – Я тебя раньше здесь не видел.
– Раньше я здесь и не бывал, – невозмутимо ответил Булыга. – Ты местный?
– А тебе что за дело?
– Да так… Может, видел – не появлялись ли в городе бродячие циркачи?
– А что ты мне дашь, если я скажу?
– Могу в ухо дать. Больше у меня ничего нет, – честно признался Булыга.
– Не, в ухо – это ты себе дай, – отказался от щедрого предложения мальчишка. – Может, мозги на место встанут. Ты мне кота лучше отдай.
– Да на что он тебе?
– Найду на что. Вон какой вымахал – на зиму шубу себе сошью. А мясо съем.
– Да он первый тебя съест, замухрышка. Не хочешь говорить – сам узнаю.
– Да ладно, что мне, жалко? Есть тут циркачи. Уже два представления дали – ух, закачаешься! Сегодня – последнее, так что вечером обязательно на рыночную площадь приходи. Пропустишь – потом жалеть будешь.
– Пошли, хватит болтать! – прошипел я на ухо Булыге. – Тоже нашел собеседника.
– Эй… – Мальчишка с трудом удержался на перилах. – Чего это было?
– Чего? – наивно округлил глаза оруженосец. – Ты о чем?
– Это… Мне показалось…
– Тебе показалось, – отрезал Булыга и шагнул в ворота.
Стражу тут пока выставить для сбора податей не осмелились, но, судя по будке смотрителя, к тому шло. Да, богато живут Большие Куроцапы, и управляют ими, видать, люди деловые и с амбициями. Правда, в Малых-то Куроцапах все дома были как на подбор – гномы платили щедро. Здесь же окраину заселяла явная беднота – покосившиеся заборы, почерневшие от времени и непогоды стены домов – кое-где дым идет из дыр в крыше: топят по-черному. Народец одет бедно и грязно, да и сам вид имеет мрачный и изможденный.
– Топай к постоялому двору, – скомандовал я озирающемуся по сторонам Булыге. – Ждать вечернего представления я не могу. Вдруг они опять ускользнут?
– Вот! Я опять это слышал! – завопил мальчишка. – У тебя кот разговаривает!
– Ты рехнулся. Не сиди столько на солнце.
Булыга двинулся в сторону центральной площади, а я свернулся на вещмешке, делая вид, что сплю. Мальчишка было увязался за нами, подозрительно сверля меня взглядом, но потом куда-то пропал. Оглядевшись, я снова стал инструктировать шепотом оруженосца.
– Они должны быть на постоялом дворе – куда им еще деваться? Я сначала решил, что они убегают от меня, но, похоже, ошибся. Или девица не рассказала своему спутнику, что натворила, или они не считают меня серьезной угрозой. Видимо, они так и планировали – отправиться по деревням со своими выступлениями. Логично – здесь публика не такая избалованная, как в городах, к криворукому фокуснику отнесутся снисходительно. Но днем по селу они бродить не станут – на что тут смотреть? Достопримечательностей: ратуша да рыночная площадь. Значит, есть хороший шанс застать их в своей комнате. Потому сделаем так – заходишь, спрашиваешь, в какой комнате поселились циркачи, и заказываешь что-нибудь поесть. Забалтываешь хозяина, а я тем временем проберусь незаметно в их комнату.
– А… это… чем мне его забалтывать?
– Да чем хочешь. Спроси про цены на урожай, про местные сплетни – да про что угодно. Это же трактирщик – они все обожают языком трепать!
– Господин! Я не справлюсь! Я не умею этого всего. Давайте лучше наоборот – вы его будете забалтывать, а я пойду к циркачам?
– Иезус Мария! – Я досчитал про себя до десяти и тяжело вздохнул. – Знаешь, Булыга, я было начал подозревать, что ты умнее, чем притворяешься…
– Спасибо, господин! – расцвел гигант.
– Не за что. Потому что я только что убедился – мои подозрения напрасны. Ты и впрямь идиот! Как ты представляешь себе мой разговор с трактирщиком? Меня уже один раз хотели сжечь за такую попытку!
– А… О, а мне и в голову не пришло!
– Ладно, продолжаю. Значит, ты отвлекаешь хозяина, а я поднимаюсь в комнату циркачей и заставляю фокусника или девку – чую, она всем заправляет – расколдовать меня.
– Господин… а можно вопрос?
– Ну что еще?
– А как вы их будете заставлять?
– То есть?
– Ну… вы же кот. Нет, вы, конечно, очень большой кот и когда разговариваете – по первости можно в штаны наложить от страха. Но, по-моему, они вас не испугаются.
– Черт… Похоже, я от тебя заразился. – Я задумался. До этого момента главной целью для меня было найти фокусника и ведьму. Дело, наверное, в том, что я так и не привык осознавать себя котом. В прошлой жизни заставить что-то сделать другого человека для меня не составляло особого труда – иначе не был бы я капитаном. Тут ведь главное даже не сила мышц или громовой голос, а уверенность, что тебя обязательно послушаются. Но недавняя встреча с бергцвергом Эйсмархом изрядно поколебала мою самоуверенность. Действительно, что помешает фокуснику просто взять и вышвырнуть меня за дверь хорошим пинком? Или вообще свернуть шею?
– Булыга, меняем диспозицию. Ты скажешь хозяину постоялого двора, что тебе надо поговорить с циркачами по делу. Например, хочешь наняться к ним силачом – рвать цепи, гнуть подковы, ну и чем там еще силачи занимаются?.. Это будет правдоподобно. Мы войдем к ним вместе, ты возьмешь чернокнижника за глотку и пообещаешь придушить, если девка меня не расколдует. Или даже лучше девку хватай. А то вдруг она своего спутника не так уж и ценит?
– Господин… – Булыга встал как вкопанный. – Я… я не справлюсь.
– Ну что такое опять? Почему?
– Я не могу. Не могу других людей… это… Ну бить не могу.
– Почему?
– Мне их жалко!
– Иезус Мария! А кто мне недавно рассказывал, как целый отряд во главе с бароном на тот свет отправил?
– Так то барон…
– Замечательная логика! А как же ты разбойником-то был?
– Ну… я такой разбойник… ну… это…
– Да телись же ты!
И Булыга – мыкая и мекая, с трудом подбирая слова – рассказал, как он разбойничал все эти годы. А разбойничал он, как выяснилось, очень оригинальным, я бы даже сказал, новаторским образом. Увидев на дороге путников или телегу с товаром, он выскакивал из леса с грозным ревом, вращая над головой дубину. При его устрашающих габаритах и величине его дубины зрелище это производило на путников впечатление крайне деморализующее. Обычно демонстрации силы оказывалось достаточно, чтобы жертвы охотно расставались с имуществом – лишь бы остаться живыми. Самое же интересное начиналось, если жертвы оказывали сопротивление. В этом случае человек-гора так же стремительно скрывался в лесу, даже не пытаясь перейти к физическим действиям, сколь бы смехотворны ни были силы сопротивления. Однажды Булыгу обратил в бегство одинокий монах, вооруженный лишь посохом да тяжелым молитвенником. Неспособность гиганта к насилию имела форму даже не убеждения, а какого-то душевного недостатка – при одной мысли о том, чтобы ударить человека, беднягу начинало трясти, а при виде крови он просто терял сознание.
– Господи милосердный, всевидящий и всепрощающий! – обратил я к небу глаза, выслушав нелепую исповедь. – Чем же я провинился перед тобой, что шлешь ты мне столь идиотские испытания? Одних убивают на войне, другие умирают от болезней и ран, третьих в далеких Америках и Индиях умучивают и съедают дикари. Все это – достойные христианина испытания. Но нет! Капитан фон Котт будет подвергнут испытаниям в высшей степени мучительным, но при том таким, о которых в приличном обществе не расскажешь!
– Нет в мире справедливости! – торжественно согласился проникшийся моей жалобой Булыга.
– Вот что… миротворец ты наш… – вернулся я к насущным делам. – Попробуем тот же вариант, но без насилия. Ты врываешься и просто пугаешь обоих. Они ведь не знают, что ты такой… оригинал. Делаешь морду пострашнее и грозно рычишь – надеюсь, этого окажется достаточно. Только умоляю – ничего не говори! Говорить буду я.
– Что-то мне страшновато, господин! – признался Булыга, подходя к воротам постоялого двора. – А ну как не получится по-вашему?
– Все получится, Булыга, не трепещи. Все, я умолкаю. Действуй по плану.
Постоялый двор производил впечатление умиротворенной скуки. Неспешно бродили пестрые курицы и цыплята-подростки под надзором роскошного матерого петуха. Возле корыта дремали свиньи. Тощий конюх, лениво чинивший упряжь у ворот конюшни, поднял на нас равнодушный взгляд, не увидел лошадей и вернулся к своему занятию. Андрэ на подгибающихся ногах проковылял к дому, и я начал сомневаться в плане – слишком уж откровенно мой оруженосец трусил.
В общем зале посетителей почти не было – естественно для середины буднего дня: парочка явных завсегдатаев, неспешно угощавшихся пивом, да какой-то купец, видимо только что приехавший и решивший закусить после долгой дороги. Закусывал он основательно – стол перед ним был плотно уставлен блюдами с холодным, а с кухни тянуло оглушающим запахом жарящегося мяса. Наши с Булыгой желудки издали согласный жалобный вопль.
– Господин… – краем рта прошептал оруженосец, шумно сглатывая слюну. – Может, сначала поедим? На сытый желудок воевать сподручнее…
– Тебе-то откуда знать, трус несчастный?
– Так говорят.
– Глупости говорят. С набитым брюхом бегать тяжело – что наступать, что отступать. А ранят в живот – так и вообще… э, э, стоп, не вздумай! – чуть не в голос завопил я, чувствуя, как зашатало при этих словах впечатлительного оруженосца. – Если ты сейчас в обморок упадешь – клянусь! – я тебе нос все-таки отгрызу!
– Я не падаю, господин! Честное слово!
– Ну так пошли. Обещаю – как только разделаемся с этим делом, куплю тебе столько еды, сколько в тебя поместится.
От этой перспективы Булыга сразу воспрянул духом и вполне бодро прошел к стойке. Хозяин постоялого двора, пребывавший в том же состоянии благостной расслабленности, что и все подчиненное хозяйство, на вопрос о циркачах лишь буркнул «в седьмой» да махнул рукой в сторону лестницы, так что даже не пришлось врать про поиски работы. Подгоняемый видениями окороков, колбас и жареных цыплят, Булыга стремглав взлетел по лестнице на второй этаж. Я спрыгнул на пол, бросился к двери с нарисованной углем семеркой, выдохнул:
– Здесь! На себя!
Собиравшийся уже вынести дверь молодецким ударом, Булыга рванул ее на себя и вбежал в комнату, злобно рыча и вращая глазами. Я проскользнул следом, вскочил на задние лапы и зашипел:
– Фффсем стоять! Кто шшшевельнетссся, тому Булыга оторвет руку или ногу!
– Я же говорил! Ты мне никогда не веришь!
– И правда… Но, согласись, в это трудно поверить! Изумительно!
Я обвел взглядом комнату и устало опустился на пол.
– Дерьмо!
Следовало насторожиться раньше, когда мальчишка стал расхваливать выступление циркачей. Но несоответствие его слов о потрясающем зрелище тем жалким судорогам, что я наблюдал на рыночной площади Либерхоффе, как-то ускользнуло от моего внимания. Похоже, Конрад, маленький кошачий череп слишком сдавливает твои мозги, и ты начинаешь хуже соображать. Или это общение с Булыгой так на тебе сказывается? Притом что Андрэ явно поумнел за прошедшие дни, скоро твой оруженосец станет умнее своего господина…
– Грр-агрх! Арррр!
– Гм. Не знаю даже, как к вам обращаться, уважаемый… гм… кот. – Плотный мужчина средних лет с жизнеутверждающим румянцем на круглых гладко выбритых щеках слегка приподнялся в кресле и отвесил легкий поклон. – Я весьма рад вашему визиту, но не могли бы вы сказать своему слуге, чтобы он успокоился?
– Андрэ, отставить!
– А?
– Все, рычать больше не надо, можешь расслабиться.
– Мы победили?
– Мы в заднице, – устало вздохнул я. – Точнее, я в заднице. Ну и ты – со мной за компанию.
– Вот видишь, па! – Из-за кресла выступил давешний мальчишка. – Он совсем как человек говорит. Даже лучше папского петуха!
– Гениально! – согласился бородатый господин. – Кто, по сути, ecть papagallo?! Просто безмозглая птица, имитирующая речь. Все его преимущество перед нашими воронами или скворцами, которые также искусно умеют подражать различным звукам и человеческой речи, – пестрая окраска перьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39