Напиток, что притащила девушка-служанка, напоминал скорее что-то континентальное. Кристиану не понравилось.
— Не думаю, что мы нашли себе спокойный мир, — сказал он.
Лоринда смотрела мимо него куда-то вдаль.
— И найдем ли когда-нибудь? — проговорила она. — Может ли он существовать, если в нем живут люди?
— Ладно, — Кристиан поморщился, — давай-ка выясним, что тут происходит.
— Если хотите, я могу вам все подробно объяснить, — произнес амулет. — Но рекомендую ограничиться общим обзором, как в прошлый раз.
— И верно, зачем забивать себе голову историей мира, которого никогда не было, — пробормотал Кристиан.
— Который никогда не был нашим, — поправила его Лоринда.
— Продолжай.
— Данная последовательность была сгенерирована на стадии, соответствующей пятнадцатому столетию от Рождества Христова, — сказал амулет. — Были сделаны допущения, согласно которым в отличие от вашего мира соборное движение здесь увенчалось успехом.
— Соборное движение?..
— Церковные соборы в Константинополе, а позднее в Базеле пытались уврачевать Великую схизму и реформировать управление Церковью. Здесь им удалось достичь этого, вернув епископам часть полномочий, принадлежавших в течение веков Папе, а также добиться примирения с гуситами и внести ряд других важных изменений. В результате не произошло ни Реформации, ни религиозных войн, и Церковь осталась противовесом государству, предотвращая появление абсолютных монархий.
— Как замечательно, — шепнула Лоринда.
— Не больно-то, — угрюмо заметил Кристиан. — Что случилось дальше?
— Говоря кратко, Германия была избавлена от опустошительной Тридцатилетней войны и долговременного распада на враждебные друг другу удельные княжества, В семнадцатом веке она объединилась и вскоре, став в Европе доминирующей державой, повела на Востоке политику завоеваний и колонизации. Религиозные и культурные различия со славянами оказались неустранимы. Жестокость империи порождала противостояние, для подавления которого принимались еще более суровые меры, в результате чего мятежные настроения ширились. Тем временем в ней шли внутренние процессы загнивания. Наконец Германия рухнула, и в настоящий момент русские наступают на Берлин.
— Ясно. А что с наукой и техникой?
— Их развитие шло медленнее, нежели в вашей истории, хотя, как вы могли заметить, здесь промышленно используется ископаемое топливо, а теория достигла приблизительно лагранжевского уровня.
— Вот ведь получается, что самые яркие эпохи были тогда, когда люди только и делали, что гробили друг друга, — задумчиво произнес Кристиан. — Тут Европа не разваливалась на куски, а открытий было сделано куда меньше. Совпадение?
— Чем здесь жили государства? — спросила Лоринда.
— В течение определенного периода процветали парламенты, превзошедшие могуществом королей, императоров и Пап, — ответил амулет. — В большинстве стран Запада они сохраняют значительное влияние.
— Держу пари, за ними просто интереснее наблюдать, — хмыкнул Кристиан. — Ладно, а что будет дальше?
Гея его знает, что там будет. Да, Гея знала: она ведь скорее всего заново включила программу, доигравшую до конца тысячи лет назад.
— Научно-технический прогресс будет продолжаться, причем в течение длительного периода общественного хаоса — со все нарастающей быстротой. К моменту прекращения…
— Не важно!
Лучше исчезнуть, чем сгореть в пламени ядерной войны. За столом стало тихо. Жизнь, плескавшаяся в шумном кабаке, казалась далекой, нереальной.
— Мы не смеем плакать, — сказала наконец Лоринда. — Пока — не смеем.
Кристиан передернул плечами.
— Европа — это еще не вся Земля, — проворчал он. — Сколько всего миров создала Гея?
— Много, — произнес амулет.
— Покажи нам какой-нибудь совершенно не похожий на наш. Если ты не против, Лоринда.
— Не против. Только не прямо сейчас. Если мы исчезнем, люди будут шокированы. Все их будущее может измениться.
— Да никто и не заметит, — сказал Кристиан. — Да и какое это имеет значение? Впрочем, ладно, давай выйдем на улицу.
…Они шли среди чудес, потерявших смысл, пока не наткнулись на лестницу, что вела на средневековую стену. Оттуда окинули взглядом крыши домов, и реку, и йоркширский край. Никого рядом не было.
— Теперь забери нас отсюда, — велел Кристиан.
— Вы не выбрали тип места назначения, — произнес амулет.
— Удиви нас.
Переход.
Небо было огромное, почти белое. Дул теплый ветерок. Над широкой бурой рекой стояла стена обрыва. У самого ее края росли деревья — высокие, с бледной корой и дрожащими серебристыми листьями. Кристиан узнал их: то были трехгранные тополя. Значит, он где-то на западе Северной Америки. Если не двигаться, по телу ползли пятна теней. За рекой было раздолье: крохотные фермы (дом, амбар, конюшня да мастерская), а меж ними вились сквозь посевы пшеницы и кукурузы проселочные дороги. Черепичные крыши построек по-азиатски выгибались кверху. Кристиан заметил несколько телег, запряженных волами, и всадников. В полях трудились люди, но разглядеть, какой они расы и во что одеты, он издалека не смог. У горизонта виднелись сгрудившиеся башни, тоже восточного вида. Если это был город, то небольшой, теснящийся к чему-то.
Вдоль того берега шла процессия: впереди слон в изукрашенной попоне, на нем под шелковым балдахином — разодетый мужчина. Следом шагали люди с обритыми головами, в желтых рясах, а по бокам ехали всадники, и каждый нес в руке длинный шест с золотым или алым вымпелом на конце. Ветер донес глухой напев и монотонные удары гонгов.
— Вот я дурак-то! — воскликнул Кристиан и щелкнул пальцами. — Дай-ка нам по паре биноклей.
Тут же в руках у них с Лориндой оказались оптические устройства из его эпохи: небольшие, но способные проецировать картинку с любым увеличением и без всяких линз, по блеску которых их могли бы заметить. Несколько минут Кристиан осматривал местность. Все кругом было похоже на Китай или какую-то другую культуру, многое почерпнувшую у китайцев, если не считать того, что черты лиц у многих людей напоминали индейские, а у их вождя, оседлавшего слона, на голове качался убор из перьев.
— Как тут тихо, — сказала Лоринда.
— Вы сейчас в высшей точке эпохи Великого Покоя, — ответил голос амулета.
— Такое часто бывало? — спросил Кристиан. — Где, когда, как?
— Вы находитесь в Северной Америке, в двадцать втором столетии во вашему счету. Семьсот лет назад на тихоокеанское побережье прибыли китайские мореходы, а следом за ними — колонисты.
В этом мире, подумал Кристиан, Европа и Африка — всего лишь набросок, географическая карта, где в лучшем случае обитают несколько примитивных племен. А может, их и вовсе нет, только океан. Упрощение, упрощение…
— Учитывая дальние расстояния и опасность плавания под парусом, процесс шел медленно, — продолжил амулет. — Прибывавшие китайцы изгоняли или покоряли местных жителей, однако большинство аборигенов надолго сохранили свободу, познакомились с новыми технологиями, а также приобрели иммунитет к незнакомым прежде болезням. В конце концов, оказавшись примерно в равных условиях, две расы стали смешиваться как на генетическом, так и на культурном уровне. Поселенцы смягчили варварство религий, с которыми встретились, но сами, в свою очередь, не только учили, но и учились. Результат вы видите.
— Путь Будды? — негромко спросила Лоринда.
— Да, подвергшийся влиянию даосизма и местных культов природы. Это гармоничная вера, лишенная сект и ересей.
— Не может же все состоять из чистой любви и доброты, — не поверил Кристиан.
— Разумеется. Но мир, принесенный стране императором Вэй Жи-фу, длится уже сто лет и не прервется еще двести. Если вы решите попутешествовать здесь, то увидите выдающиеся достижения искусства и добродетели.
— Мир продлится еще двести лет. — Голос Лоринды чуть дрожал. — А потом?
— А потом — кончится, — предсказал Кристиан. — Они же тоже люди. И еще, скажи мне, как у них с наукой?
— Никак, — ответил амулет. — Их гениальность простирается в других направлениях. Но грядущая эпоха войн приведет к заметному технологическому прорыву.
— Какая эпоха?!
— Китай так и не признал независимость, провозглашенную колониями, и не одобрил смешение народов. Появившаяся там воинственная династия завоюет Западное полушарие, ослабленное внутренними религиозными и светскими разногласиями, которые там в конце концов возникнут.
— А потом, в свою очередь, победители тоже падут. Если Гея прежде не прервет работу программы. Это ведь когда-то произойдет… то есть уже произошло, верно?
— Ничто не вечно. И творения Геи тоже. Ветер шелестел листвой.
— Хотите осмотреть город? — спросил амулет. — Вам может быть устроена встреча с рядом известных лиц.
— Нет, — ответил Кристиан. — Пока не хотим. Может, позже.
Лоринда вздохнула:
— Лучше мы сейчас вернемся домой и отдохнем.
— И подумаем, — добавил Кристиан. — Да.
Переход.
Солнце в Англии светило не так ярко, как в Америке. Оно клонилось к западу, и последние лучи горели багрянцем на дереве мебели, гладили мрамор и обложки книг, а там, где падали на резное стекло, взрывались радугой. Букет разных цветов, стоявший в вазе, источал аромат.
Лоринда открыла ящик бюро, сняла с шеи цепочку с амулетом и убрала туда. Кристиан моргнул, кивнул и сделал то же самое.
— Нам надо немного побыть самими собой, — сказала она. — Сегодня было не так ужасно, как вчера, но я очень устала.
— Неудивительно, — ответил Кристиан.
— А вы?
— Я скоро тоже устану.
— Эти миры… Мне все время кажется, будто я видела их во сне, а не наяву.
— Наверное, дело в эмоциональной самозащите. Это не трусость, просто у психики есть свои пределы. Ты ведь разделяла с ними их боль. Знаешь, Лоринда, ты слишком добра, чтобы быть счастливой.
Она улыбнулась:
— Не ошибитесь. Если вы не готовы рухнуть прямо на месте, я тоже буду держаться.
— Черт возьми, нет.
Она достала из шкафа хрустальные бокалы, налила в них вина из графина, стоявшего на буфете, и сделала приглашающий жест. Портвейн был изумителен. Кристиан и Лоринда так и стояли, глядя друг другу в глаза.
— Наверное, было бы глупо и претенциозно пытаться нащупать какие-либо закономерности, лишь начав исследование, — заговорила наконец она. — Мы ведь видели только тонкие срезы нескольких из огромного множества миров, при том что каждый реален не меньше, чем мы с вами. — Ее передернуло.
— У меня есть догадка, — медленно произнес Кристиан.
— Что?
— У меня интуитивное предчувствие. Зачем Гея все это делает? Не думаю, что она просто развлекается.
— Я тоже. И не верю, что она позволила бы происходить столь страшным вещам, если бы могла предотвратить их. Как может столь великий разум, столь великая душа, как у нее, не быть добра?
Так она считает, сказал себе Кристиан, но она ведь — частичное воплощение Геи. Конечно, он слишком хорошо знал Лоринду, чтобы сомневаться в ее честности. Но отсюда никак не следовало, что благие намерения питает сам узел Земли. Просто живая Лоринда Эшкрофт была славной женщиной.
Она сделала большой глоток и продолжила:
— Лично мне кажется, что она находится в том же положении, что и Бог, как его традиционно представляют люди. Будучи добра, она желает разделить свое существование с другими и потому создает их. Но было бы бессмысленно делать их марионетками или автоматами. Необходимо дать им сознание и свободу воли. Отсюда у них появляется способность грешить, чем они постоянно и занимаются.
— Почему она не сотворила их обладающими большей нравственной силой?
— Потому что предпочла, чтобы они были людьми. А кто мы есть, как не особый вид африканской обезьяны? — Тон Лоринды стал печальнее; она смотрела в бокал. — Особый, научившийся изготовлять инструменты, говорить на всяких языках и видеть сны. Но сны могут обернуться кошмарами.
Ни в Гее, ни в Альфе, подумал Кристиан, не таится древний зверь. Их человеческие элементы давно уже укрощены, преображены и растворены. Воскрешение и его, и Лоринды — почти уникальный случай.
Не желая ее огорчать, он стал очень осторожно подбирать слова:
— Твоя идея кажется мне осмысленной, но боюсь, что она оставляет незатронутыми несколько вопросов. Гея постоянно вмешивается в ход своих эмуляций. Об этом говорят амулеты. Когда события слишком отклоняются от задуманного, она изменяет условия. — А в конце концов и вовсе все отключает, подумал он, но вслух этих слов не произнес. — Зачем она проводит эксперименты? Лоринда вздрогнула:
— Чтобы… чтобы изучить наше странное племя? Он кивнул:
— Да, так мне и кажется. Ни ей, ни даже всему галактическому мозгу не под силу подсчитать по отправным условиям, чем закончится развитие какой-либо ситуации, в которой участвуют люди. Поведение человека хаотично. Однако и в хаотических системах присутствуют структурные элементы, сдержки, противовесы. Просмотрев огромный объем вариантов, можно обнаружить несколько глобальных законов и выяснить, какие направления лучше, какие хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Не думаю, что мы нашли себе спокойный мир, — сказал он.
Лоринда смотрела мимо него куда-то вдаль.
— И найдем ли когда-нибудь? — проговорила она. — Может ли он существовать, если в нем живут люди?
— Ладно, — Кристиан поморщился, — давай-ка выясним, что тут происходит.
— Если хотите, я могу вам все подробно объяснить, — произнес амулет. — Но рекомендую ограничиться общим обзором, как в прошлый раз.
— И верно, зачем забивать себе голову историей мира, которого никогда не было, — пробормотал Кристиан.
— Который никогда не был нашим, — поправила его Лоринда.
— Продолжай.
— Данная последовательность была сгенерирована на стадии, соответствующей пятнадцатому столетию от Рождества Христова, — сказал амулет. — Были сделаны допущения, согласно которым в отличие от вашего мира соборное движение здесь увенчалось успехом.
— Соборное движение?..
— Церковные соборы в Константинополе, а позднее в Базеле пытались уврачевать Великую схизму и реформировать управление Церковью. Здесь им удалось достичь этого, вернув епископам часть полномочий, принадлежавших в течение веков Папе, а также добиться примирения с гуситами и внести ряд других важных изменений. В результате не произошло ни Реформации, ни религиозных войн, и Церковь осталась противовесом государству, предотвращая появление абсолютных монархий.
— Как замечательно, — шепнула Лоринда.
— Не больно-то, — угрюмо заметил Кристиан. — Что случилось дальше?
— Говоря кратко, Германия была избавлена от опустошительной Тридцатилетней войны и долговременного распада на враждебные друг другу удельные княжества, В семнадцатом веке она объединилась и вскоре, став в Европе доминирующей державой, повела на Востоке политику завоеваний и колонизации. Религиозные и культурные различия со славянами оказались неустранимы. Жестокость империи порождала противостояние, для подавления которого принимались еще более суровые меры, в результате чего мятежные настроения ширились. Тем временем в ней шли внутренние процессы загнивания. Наконец Германия рухнула, и в настоящий момент русские наступают на Берлин.
— Ясно. А что с наукой и техникой?
— Их развитие шло медленнее, нежели в вашей истории, хотя, как вы могли заметить, здесь промышленно используется ископаемое топливо, а теория достигла приблизительно лагранжевского уровня.
— Вот ведь получается, что самые яркие эпохи были тогда, когда люди только и делали, что гробили друг друга, — задумчиво произнес Кристиан. — Тут Европа не разваливалась на куски, а открытий было сделано куда меньше. Совпадение?
— Чем здесь жили государства? — спросила Лоринда.
— В течение определенного периода процветали парламенты, превзошедшие могуществом королей, императоров и Пап, — ответил амулет. — В большинстве стран Запада они сохраняют значительное влияние.
— Держу пари, за ними просто интереснее наблюдать, — хмыкнул Кристиан. — Ладно, а что будет дальше?
Гея его знает, что там будет. Да, Гея знала: она ведь скорее всего заново включила программу, доигравшую до конца тысячи лет назад.
— Научно-технический прогресс будет продолжаться, причем в течение длительного периода общественного хаоса — со все нарастающей быстротой. К моменту прекращения…
— Не важно!
Лучше исчезнуть, чем сгореть в пламени ядерной войны. За столом стало тихо. Жизнь, плескавшаяся в шумном кабаке, казалась далекой, нереальной.
— Мы не смеем плакать, — сказала наконец Лоринда. — Пока — не смеем.
Кристиан передернул плечами.
— Европа — это еще не вся Земля, — проворчал он. — Сколько всего миров создала Гея?
— Много, — произнес амулет.
— Покажи нам какой-нибудь совершенно не похожий на наш. Если ты не против, Лоринда.
— Не против. Только не прямо сейчас. Если мы исчезнем, люди будут шокированы. Все их будущее может измениться.
— Да никто и не заметит, — сказал Кристиан. — Да и какое это имеет значение? Впрочем, ладно, давай выйдем на улицу.
…Они шли среди чудес, потерявших смысл, пока не наткнулись на лестницу, что вела на средневековую стену. Оттуда окинули взглядом крыши домов, и реку, и йоркширский край. Никого рядом не было.
— Теперь забери нас отсюда, — велел Кристиан.
— Вы не выбрали тип места назначения, — произнес амулет.
— Удиви нас.
Переход.
Небо было огромное, почти белое. Дул теплый ветерок. Над широкой бурой рекой стояла стена обрыва. У самого ее края росли деревья — высокие, с бледной корой и дрожащими серебристыми листьями. Кристиан узнал их: то были трехгранные тополя. Значит, он где-то на западе Северной Америки. Если не двигаться, по телу ползли пятна теней. За рекой было раздолье: крохотные фермы (дом, амбар, конюшня да мастерская), а меж ними вились сквозь посевы пшеницы и кукурузы проселочные дороги. Черепичные крыши построек по-азиатски выгибались кверху. Кристиан заметил несколько телег, запряженных волами, и всадников. В полях трудились люди, но разглядеть, какой они расы и во что одеты, он издалека не смог. У горизонта виднелись сгрудившиеся башни, тоже восточного вида. Если это был город, то небольшой, теснящийся к чему-то.
Вдоль того берега шла процессия: впереди слон в изукрашенной попоне, на нем под шелковым балдахином — разодетый мужчина. Следом шагали люди с обритыми головами, в желтых рясах, а по бокам ехали всадники, и каждый нес в руке длинный шест с золотым или алым вымпелом на конце. Ветер донес глухой напев и монотонные удары гонгов.
— Вот я дурак-то! — воскликнул Кристиан и щелкнул пальцами. — Дай-ка нам по паре биноклей.
Тут же в руках у них с Лориндой оказались оптические устройства из его эпохи: небольшие, но способные проецировать картинку с любым увеличением и без всяких линз, по блеску которых их могли бы заметить. Несколько минут Кристиан осматривал местность. Все кругом было похоже на Китай или какую-то другую культуру, многое почерпнувшую у китайцев, если не считать того, что черты лиц у многих людей напоминали индейские, а у их вождя, оседлавшего слона, на голове качался убор из перьев.
— Как тут тихо, — сказала Лоринда.
— Вы сейчас в высшей точке эпохи Великого Покоя, — ответил голос амулета.
— Такое часто бывало? — спросил Кристиан. — Где, когда, как?
— Вы находитесь в Северной Америке, в двадцать втором столетии во вашему счету. Семьсот лет назад на тихоокеанское побережье прибыли китайские мореходы, а следом за ними — колонисты.
В этом мире, подумал Кристиан, Европа и Африка — всего лишь набросок, географическая карта, где в лучшем случае обитают несколько примитивных племен. А может, их и вовсе нет, только океан. Упрощение, упрощение…
— Учитывая дальние расстояния и опасность плавания под парусом, процесс шел медленно, — продолжил амулет. — Прибывавшие китайцы изгоняли или покоряли местных жителей, однако большинство аборигенов надолго сохранили свободу, познакомились с новыми технологиями, а также приобрели иммунитет к незнакомым прежде болезням. В конце концов, оказавшись примерно в равных условиях, две расы стали смешиваться как на генетическом, так и на культурном уровне. Поселенцы смягчили варварство религий, с которыми встретились, но сами, в свою очередь, не только учили, но и учились. Результат вы видите.
— Путь Будды? — негромко спросила Лоринда.
— Да, подвергшийся влиянию даосизма и местных культов природы. Это гармоничная вера, лишенная сект и ересей.
— Не может же все состоять из чистой любви и доброты, — не поверил Кристиан.
— Разумеется. Но мир, принесенный стране императором Вэй Жи-фу, длится уже сто лет и не прервется еще двести. Если вы решите попутешествовать здесь, то увидите выдающиеся достижения искусства и добродетели.
— Мир продлится еще двести лет. — Голос Лоринды чуть дрожал. — А потом?
— А потом — кончится, — предсказал Кристиан. — Они же тоже люди. И еще, скажи мне, как у них с наукой?
— Никак, — ответил амулет. — Их гениальность простирается в других направлениях. Но грядущая эпоха войн приведет к заметному технологическому прорыву.
— Какая эпоха?!
— Китай так и не признал независимость, провозглашенную колониями, и не одобрил смешение народов. Появившаяся там воинственная династия завоюет Западное полушарие, ослабленное внутренними религиозными и светскими разногласиями, которые там в конце концов возникнут.
— А потом, в свою очередь, победители тоже падут. Если Гея прежде не прервет работу программы. Это ведь когда-то произойдет… то есть уже произошло, верно?
— Ничто не вечно. И творения Геи тоже. Ветер шелестел листвой.
— Хотите осмотреть город? — спросил амулет. — Вам может быть устроена встреча с рядом известных лиц.
— Нет, — ответил Кристиан. — Пока не хотим. Может, позже.
Лоринда вздохнула:
— Лучше мы сейчас вернемся домой и отдохнем.
— И подумаем, — добавил Кристиан. — Да.
Переход.
Солнце в Англии светило не так ярко, как в Америке. Оно клонилось к западу, и последние лучи горели багрянцем на дереве мебели, гладили мрамор и обложки книг, а там, где падали на резное стекло, взрывались радугой. Букет разных цветов, стоявший в вазе, источал аромат.
Лоринда открыла ящик бюро, сняла с шеи цепочку с амулетом и убрала туда. Кристиан моргнул, кивнул и сделал то же самое.
— Нам надо немного побыть самими собой, — сказала она. — Сегодня было не так ужасно, как вчера, но я очень устала.
— Неудивительно, — ответил Кристиан.
— А вы?
— Я скоро тоже устану.
— Эти миры… Мне все время кажется, будто я видела их во сне, а не наяву.
— Наверное, дело в эмоциональной самозащите. Это не трусость, просто у психики есть свои пределы. Ты ведь разделяла с ними их боль. Знаешь, Лоринда, ты слишком добра, чтобы быть счастливой.
Она улыбнулась:
— Не ошибитесь. Если вы не готовы рухнуть прямо на месте, я тоже буду держаться.
— Черт возьми, нет.
Она достала из шкафа хрустальные бокалы, налила в них вина из графина, стоявшего на буфете, и сделала приглашающий жест. Портвейн был изумителен. Кристиан и Лоринда так и стояли, глядя друг другу в глаза.
— Наверное, было бы глупо и претенциозно пытаться нащупать какие-либо закономерности, лишь начав исследование, — заговорила наконец она. — Мы ведь видели только тонкие срезы нескольких из огромного множества миров, при том что каждый реален не меньше, чем мы с вами. — Ее передернуло.
— У меня есть догадка, — медленно произнес Кристиан.
— Что?
— У меня интуитивное предчувствие. Зачем Гея все это делает? Не думаю, что она просто развлекается.
— Я тоже. И не верю, что она позволила бы происходить столь страшным вещам, если бы могла предотвратить их. Как может столь великий разум, столь великая душа, как у нее, не быть добра?
Так она считает, сказал себе Кристиан, но она ведь — частичное воплощение Геи. Конечно, он слишком хорошо знал Лоринду, чтобы сомневаться в ее честности. Но отсюда никак не следовало, что благие намерения питает сам узел Земли. Просто живая Лоринда Эшкрофт была славной женщиной.
Она сделала большой глоток и продолжила:
— Лично мне кажется, что она находится в том же положении, что и Бог, как его традиционно представляют люди. Будучи добра, она желает разделить свое существование с другими и потому создает их. Но было бы бессмысленно делать их марионетками или автоматами. Необходимо дать им сознание и свободу воли. Отсюда у них появляется способность грешить, чем они постоянно и занимаются.
— Почему она не сотворила их обладающими большей нравственной силой?
— Потому что предпочла, чтобы они были людьми. А кто мы есть, как не особый вид африканской обезьяны? — Тон Лоринды стал печальнее; она смотрела в бокал. — Особый, научившийся изготовлять инструменты, говорить на всяких языках и видеть сны. Но сны могут обернуться кошмарами.
Ни в Гее, ни в Альфе, подумал Кристиан, не таится древний зверь. Их человеческие элементы давно уже укрощены, преображены и растворены. Воскрешение и его, и Лоринды — почти уникальный случай.
Не желая ее огорчать, он стал очень осторожно подбирать слова:
— Твоя идея кажется мне осмысленной, но боюсь, что она оставляет незатронутыми несколько вопросов. Гея постоянно вмешивается в ход своих эмуляций. Об этом говорят амулеты. Когда события слишком отклоняются от задуманного, она изменяет условия. — А в конце концов и вовсе все отключает, подумал он, но вслух этих слов не произнес. — Зачем она проводит эксперименты? Лоринда вздрогнула:
— Чтобы… чтобы изучить наше странное племя? Он кивнул:
— Да, так мне и кажется. Ни ей, ни даже всему галактическому мозгу не под силу подсчитать по отправным условиям, чем закончится развитие какой-либо ситуации, в которой участвуют люди. Поведение человека хаотично. Однако и в хаотических системах присутствуют структурные элементы, сдержки, противовесы. Просмотрев огромный объем вариантов, можно обнаружить несколько глобальных законов и выяснить, какие направления лучше, какие хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19