Шелест вентиляторов лишь подчеркивал извечную тишину. Обычный, полезный для здоровья цикл ионизации и нагрева принес прохладу, отдающую запахом ночи.
Фигурка Сюзанны Гранвиль чернильным пятном сжалась в углу. Обхватив спинку кресла, она руками закрывала лицо. У света, что лился с небес, не было жалости.
Бродерсен оттолкнулся, и его пронзил холодный воздух.
— Эй, Сью, что случилось?
— О! Мсье капитан… — она вздохнула, пока он цеплялся за кресло. — Прости, ничего страшного, — закашлялась она.
— Ну, не надо. — Бродерсен внезапно вспомнил, какая она милая женщина, как он любит и уважает ее. И едва ли не застенчиво положил руку ей на плечо. — Что тебя тревожит, Сью?
— Я… прости… лучше я пойду к себе в каюту…
— Ну? — Он чуточку прижал ее к себе.
— Здесь так пусто, отсюда видна вся галактика. — Она спрятала свою голову на его груди.
Но ненадолго; она подняла лицо — в звездном свете Бродерсен увидел ее милые черты — и призналась:
— Прости, Дэниэль, добрый друг. Плохо плакать, когда они возвращаются назад, так? Но… — прекрасные глаза вновь обратились к нему. — И не спеши с ответом, ведь у тебя много более важных дел. Но… — она охнула. — Мы затеряны в вечности. Ответь мне, пожалуйста, когда найдешь время, что мне теперь делать?
— Ах, — пробормотал он, заново ощущая в ней женщину (без желания, ведь Кейтлин скоро вернется, но с внезапной симпатией). — Ты осталась вне связи с машиной, так?
— Мне не запрещают подключаться, но Фиделио и доктор Кай сами делают все необходимое… — Она замерла, и Млечный Путь высветил напряжение, с которым она справлялась со своими губами. — Что осталось для меня, Дэниэль? Чем я могу помочь тебе?
Со словесными утешениями и сочувствием Бродерсен отвел Сью в каюту, дал ей успокоительное, по-братски поцеловал. А когда закрылась дверь, принялся размышлять, чем же все-таки занять ее.
Глава 31
Автопилот — опыт утверждал, что это безопасно, — вел «Чинук» к Т-машине. По пути экипаж устроил вечеринку. Для начала Кейтлин вместе с Сюзанной нажарила целую гору хлеба, а Вейзенберг изготовил в своей мастерской новые украшения для кают-компании из цветного металла и пластика.
— Леди и джентльмены, — начал капитан, когда собрался весь экипаж. — Нам предстоит весьма серьезное дело: набраться, нарезаться, нализаться, упиться в стельку… идо чертиков. Я, конечно, имею в виду международную стандартную стельку, соответствующую земному тяготению и атмосферному давлению, и международного стандартного чертика, каковое состояние отвечает энцефалограмме, снятой после потребления одного литра стопроцентного шотландского виски.
— Нет, ирландского, — возразила Кейтлин, поднимая бокал с упомянутым напитком. — Slainte fo fail lent. — Они улыбнулись друг другу. Тело Кейтлин еще болело после перегрузок изнурительного полета, но ей редко удавалось так порадовать его, как прошедшую ночь, предоставив не одну возможность для сравнения.
— Ну, выпьем за наши благородия, — предложил Бродерсен тост.
Все отвечали обычным образом. Он поглядел на экипаж. На видеоэкранах во всем великолепии царила Дану. Озаренная солнечным светом дневная сторона планеты уже успела уменьшиться, солнце сверкало рубином среди звезд возле галактического ручья. Никто не глядел туда, — это было не нужно. Собравшиеся, казалось, повернулись к космосу спиной.
Карлос Руэда казался оживленным: Фрида фон Мольтке поприветствовала его по-королевски. Впрочем, сегодня она исполнила свою партию для Стефа Дозсы более лучшим образом, но тот держался кисловато. На лице Фила Вейзенберга застыла привычная вежливая улыбка. Сью Гранвиль чуть приободрилась, помогая Кейтлин; тем не менее на лице ее Бродерсен читал горе. Джоэль Кай сидела в кресле чуть в стороне, нарочито подчеркнуто общалась с Фиделио, что было не в ее стиле. Нетрудно было заметить, что Мартти Лейно спал скверно и, вопреки всем стараниям, не мог не смотреть на Кейтлин.
«Влюбился, — подумал Бродерсен. — Понятно. Наверно, ей следовало бы… а может, и нет, не знаю. Что, если тогда возникнут лишь новые неприятности, ведь он так глубоко все переживает. Потом, что делать с Джоэль? Ее что-то грызет. И я не знаю, что именно». Обняв свою девушку, он ощутил податливое гибкое тело, вдохнул аромат ее юности. «Ненавижу терять время, которое я мог бы провести с Пиджин». Он расхохотался.
— Что здесь смешного, сердце мое? — спросила она.
— Ничего, — поспешно отвечал Бродерсен. "Пожалуй, зарвался, решив, что представляю собой истинный Божий дар страдающим от одиночества женщинам и проведенная со мной ночь мгновенно заставит Джоэль мурлыкать. Это Джоэль-то — Как насчет музыки? Твоей, конечно. Теперь, когда ты вернулась. — Он прикоснулся губами к удивительно нежной щеке и буквально ощутил, как Лейно пронзил его взглядом. «И, должно быть, не он один. Пора остановиться; не надо больше показывать, что у меня есть такое, чего нет у них. Но как суметь это сделать?»
— Ну, если все хотят, — Кейтлин помедлила. — А может быть, вместо песен спляшем? Нет лучшего способа, чтобы разогнать печаль.
— У нас не хватает дам, — заметил Вейзенберг. — Их четверо. И нам с Фиделио придется торчать у стены.
— Посидим втроем, — сказала Джоэль, — вычеркни и меня.
— Что за ерунда, — отвечал Бродерсен, — с чего бы? Джоэль оставалась на месте, он подошел к ней, склонился пониже и прошептал:
— Ты всегда любила танцевать, когда мы были вместе. Что же случилось с тех пор? — Взгляд ее показался ему вдвойне мрачным. — Ты нужна людям, разочарование у Дану явилось жестоким ударом. Если мы не приободримся, то не сможем выстоять. Прошу тебя, Джоэль.
— А как насчет Фиделио? — отвечала она тоже на английском. — Никого не беспокоят его чувства.
И, словно подслушав, Кейтлин ответила:
— Нам не нужны партнеры, заведем хоровод, джигу… пусть участвует и Фиделио, почему бы и нет? Неужели на Бете не любят попрыгать, чтобы потешиться? — Она хмыкнула. — Ей-богу, это будет особый танец. Первый межвидовой танец во всей человеческой истории.
Бродерсен спросил по-испански, что думает об этом инопланетянин. И с удивлением немедленно получил положительный ответ.
— Значит, все улажено, — сказала Кейтлин. — А теперь посмотрим, как это устроить. Дайте мне несколько секунд, чтобы придумать фигуры, которые подойдут всем. — Взяв свой сонадор, она запрограммировала его на звуки аккордеона и с музыкой закружила по палубе. Зеленое платье вздувалось, обрисовывая стройные ноги, бронзовые волосы рассыпались по плечам.
Зрелище это, за которым последовали наставления, каким-то образом разрушило мрачное настроение. Начался танец, сонадор извлекал музыку из памяти, и все начали смеяться, сперва собственной неловкости, скажем когда Руэда споткнулся о хвост Фиделио, потом, отвечая на шутки и прыжки при всей их неуклюжести. Кровь вновь становилась горячей. Легкий запах пота позволил ощутить человеческую плоть, топчущиеся ноги, соприкасающиеся руки задавали ритм, вселяющий жизнь. Сделав несколько кругов, некоторые начали садиться, чтобы попить, поговорить и отдохнуть. Невесть откуда явился пинг-понг — ведь вернулся и вес. И Кейтлин завела свою «Летнюю песню» для Вейзенберга, Руэды, Сюзанны и Фриды. Потом пары сошлись для более медленного танца. (Бродерсен и Сюзанна вели себя благопристойно, Дозса и Фрида скорее наоборот, прочие пары являли другие достоинства. Заполучив Кейтлин, Лейно погрузился в алкоголическое блаженство. Джоэль прижалась к Бродерсену.) Вечеринка удавалась.
Примерно в середине Кейтлин услышала, что говорят остальные.
— Поймите все: нам повезло, поймите. Все видели ленты с Дану. Того, кто не восхищен ими, можно спокойно выбрасывать из шлюза, как мертвого. Но фильм ничто рядом с реальностью.
— Я видела все своими глазами, я не буду эгоистичной; следующее чудо увидит кто-то другой, потом последуют новые. Если Мы никогда не вернемся домой, боги предоставят нам больше приключений, чем кому-либо из рода людского. — Она извлекла звонкий аккорд из своего инструмента. — Кто попробует возразить мне? Вселенная наша, я не вижу никакого предела.
— А ты еще не сочинила балладу на эту тему? — спросил, быть может, излишне подвыпивший Бродерсен. — Помнится, я видел тебя за этим делом после возвращения.
Тогда он не стал настаивать, потому что Кейтлин не любила разговаривать о незаконченных произведениях, утверждая, что преждевременный интерес уносит с собой вдохновение. К тому же она немедленно отвлекла его на другое занятие.
Она согласно кивнула:
— Да.
— Так ты закончила ее, Кейтлин? — выпалил Лейно. — Прошу тебя, ради Бога, спой!
— Ну, если вы хотите, — отвечала она, услышав аплодисменты, — песня эта не о нас, о будущем, когда все люди будут путешествовать свободно, как мы сегодня. Потому что так будет, так обязательно будет. — Подпрыгнув, она села на край стола и, качая босыми ногами, перестроила сонадор на гитару. Млечный Путь на экране за спиной увенчал ее поднятую голову.
Ветер трубит, машут руки,
Настало время разлуки.
Прощайте все: облака, лес, небеса и река,
Молний, громов чудеса и лунной ночи роса.
Но куда б ни привел меня путь,
Песне дальше лететь, пушинкой порхнуть,
Нотой, мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой.
Суровы звезды, пусть ласков их свет
На тверди над нашей Землей,
Но дорога моя на тысячу лет
Пойми — я прощаюсь с тобой.
В небе звезды горят
И планеты кружат.
Пляшет жизнь среди утр и ночей,
Бурна как океан, или звонка как ручей.
Путь мой лег наугад — Ждет ли рай, ждет ли ад,
Я отвечу мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой.
Кто сочтет чудеса,
Что сулят небеса?
Среди несчетных планет
Приди и бери — вот ответ.
И встретит нас новый дом,
И радостный ударит гром.
И запляшут девицы — зарницы, ей-ей!
Встречая желанных гостей.
И я воспою небеса,
Улыбку твою и глаза.
Пусть звездный несет хоровод
Вперед за народом народ.
Нотой, мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой
Я останусь в родной стороне
Только помни ты обо мне.
Но настанет конец и пути,
Ты прошедшего рай и ад
Поцелуй и прости,
Когда я вернусь назад.
Прошло несколько часов, и Вейзенберг объявил себя стариком и направился на уже нетвердых ногах в постель. Вскоре за ним последовал и Фиделио. (Интересно, нуждается ли каждая разумная раса в периодическом погружении в сон?) Фрида повела прочь Дозсу. Бродерсен увел Джоэль в уголок, там они посидели и переговорили негромко и откровенно. Лейно развлекал Кейтлин. А потом преднамеренно игнорировал Руэду и Сюзанну, хотя она с ним разговаривала; сухо улыбнувшись, перуанец предложил линкерше заново наполнить бокалы, после чего подтолкнул ее локтем к видеоэкрану, на котором светилась Дану, там они и уселись, поставив рядышком стулья. Свет приглушили, теперь он проникал только снаружи. Негромко играл один из Бранденбургских концертов Баха.
— Послушай-ка меня, — трубка Бродерсена очертила дугу, оставив за собой пахучий дымный след. — Ты обращаешься с бедной Сью совершенно бесстыдно. Она уже не может терпеть. Мы не можем позволить тебе такого.
— И чего ты хочешь от меня? — вопросила Джоэль. — Согласна, я однажды накричала на нее, когда она не была ни в чем виновата. Но потом извинилась, так? Что еще я должна сделать?
— Не лишай ее работы. Одной помощи квартирмейстеру мало. Кейтлин говорила — строго между нами, — что ей приходится изображать, что она не может управиться с таким количеством дел, чтобы Сью чувствовала себя нужной. Это трудно уже для Кейтлин, у нее есть своя гордость. В любом случае по хозяйству у нас работы немного и лишних дел не придумаешь.
— Ты хочешь, чтобы работу придумывала я? Я просто не могу этого сделать. Она сразу поймет, что я затеяла, и будет дважды оскорблена… правда? К тому же я не могу лишить работы Фиделио; мне было неудобно, уже когда пришлось взять управление «Вилливо», потому что он не слишком хорошо выговаривает испанские слова. — Джоэль взяла Бродерсена за руку. — Я обещала Фиделио, что он будет проводить все необходимые вычисления, начиная с самого элементарного подсоединения. У него больше ничего не осталось, Дэн. Его смерть близка.
Он молча поглядел на нее; на заострившиеся черты и на переменившуюся лепку под ними.
— Вот что, — проговорил он наконец. — Выходит, ты теперь не тот острый как сталь и непреклонный разум, которым некогда стремилась стать.
— Разве? Должно быть, так вышло непреднамеренно, клянусь тебе.
— Наверно, так, — он задумался. — Вот что, Джоэль, после всех лет нашего знакомства я начинаю думать, что не встречал более невинного, чем ты, человека.
Она прильнула к нему: не с обманчивой мягкостью Кейтлин, не с сердечностью Лиз, но памятным ему резким движением; Джоэль так и не научилась нежности.
— И ты… и ты, выходит, тоже не из железа… — она осеклась. Руэда и Сюзанна обменивались воспоминаниями о Европе, сохранившей достаточно много кафедральных соборов и музеев, о которых стоило поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Фигурка Сюзанны Гранвиль чернильным пятном сжалась в углу. Обхватив спинку кресла, она руками закрывала лицо. У света, что лился с небес, не было жалости.
Бродерсен оттолкнулся, и его пронзил холодный воздух.
— Эй, Сью, что случилось?
— О! Мсье капитан… — она вздохнула, пока он цеплялся за кресло. — Прости, ничего страшного, — закашлялась она.
— Ну, не надо. — Бродерсен внезапно вспомнил, какая она милая женщина, как он любит и уважает ее. И едва ли не застенчиво положил руку ей на плечо. — Что тебя тревожит, Сью?
— Я… прости… лучше я пойду к себе в каюту…
— Ну? — Он чуточку прижал ее к себе.
— Здесь так пусто, отсюда видна вся галактика. — Она спрятала свою голову на его груди.
Но ненадолго; она подняла лицо — в звездном свете Бродерсен увидел ее милые черты — и призналась:
— Прости, Дэниэль, добрый друг. Плохо плакать, когда они возвращаются назад, так? Но… — прекрасные глаза вновь обратились к нему. — И не спеши с ответом, ведь у тебя много более важных дел. Но… — она охнула. — Мы затеряны в вечности. Ответь мне, пожалуйста, когда найдешь время, что мне теперь делать?
— Ах, — пробормотал он, заново ощущая в ней женщину (без желания, ведь Кейтлин скоро вернется, но с внезапной симпатией). — Ты осталась вне связи с машиной, так?
— Мне не запрещают подключаться, но Фиделио и доктор Кай сами делают все необходимое… — Она замерла, и Млечный Путь высветил напряжение, с которым она справлялась со своими губами. — Что осталось для меня, Дэниэль? Чем я могу помочь тебе?
Со словесными утешениями и сочувствием Бродерсен отвел Сью в каюту, дал ей успокоительное, по-братски поцеловал. А когда закрылась дверь, принялся размышлять, чем же все-таки занять ее.
Глава 31
Автопилот — опыт утверждал, что это безопасно, — вел «Чинук» к Т-машине. По пути экипаж устроил вечеринку. Для начала Кейтлин вместе с Сюзанной нажарила целую гору хлеба, а Вейзенберг изготовил в своей мастерской новые украшения для кают-компании из цветного металла и пластика.
— Леди и джентльмены, — начал капитан, когда собрался весь экипаж. — Нам предстоит весьма серьезное дело: набраться, нарезаться, нализаться, упиться в стельку… идо чертиков. Я, конечно, имею в виду международную стандартную стельку, соответствующую земному тяготению и атмосферному давлению, и международного стандартного чертика, каковое состояние отвечает энцефалограмме, снятой после потребления одного литра стопроцентного шотландского виски.
— Нет, ирландского, — возразила Кейтлин, поднимая бокал с упомянутым напитком. — Slainte fo fail lent. — Они улыбнулись друг другу. Тело Кейтлин еще болело после перегрузок изнурительного полета, но ей редко удавалось так порадовать его, как прошедшую ночь, предоставив не одну возможность для сравнения.
— Ну, выпьем за наши благородия, — предложил Бродерсен тост.
Все отвечали обычным образом. Он поглядел на экипаж. На видеоэкранах во всем великолепии царила Дану. Озаренная солнечным светом дневная сторона планеты уже успела уменьшиться, солнце сверкало рубином среди звезд возле галактического ручья. Никто не глядел туда, — это было не нужно. Собравшиеся, казалось, повернулись к космосу спиной.
Карлос Руэда казался оживленным: Фрида фон Мольтке поприветствовала его по-королевски. Впрочем, сегодня она исполнила свою партию для Стефа Дозсы более лучшим образом, но тот держался кисловато. На лице Фила Вейзенберга застыла привычная вежливая улыбка. Сью Гранвиль чуть приободрилась, помогая Кейтлин; тем не менее на лице ее Бродерсен читал горе. Джоэль Кай сидела в кресле чуть в стороне, нарочито подчеркнуто общалась с Фиделио, что было не в ее стиле. Нетрудно было заметить, что Мартти Лейно спал скверно и, вопреки всем стараниям, не мог не смотреть на Кейтлин.
«Влюбился, — подумал Бродерсен. — Понятно. Наверно, ей следовало бы… а может, и нет, не знаю. Что, если тогда возникнут лишь новые неприятности, ведь он так глубоко все переживает. Потом, что делать с Джоэль? Ее что-то грызет. И я не знаю, что именно». Обняв свою девушку, он ощутил податливое гибкое тело, вдохнул аромат ее юности. «Ненавижу терять время, которое я мог бы провести с Пиджин». Он расхохотался.
— Что здесь смешного, сердце мое? — спросила она.
— Ничего, — поспешно отвечал Бродерсен. "Пожалуй, зарвался, решив, что представляю собой истинный Божий дар страдающим от одиночества женщинам и проведенная со мной ночь мгновенно заставит Джоэль мурлыкать. Это Джоэль-то — Как насчет музыки? Твоей, конечно. Теперь, когда ты вернулась. — Он прикоснулся губами к удивительно нежной щеке и буквально ощутил, как Лейно пронзил его взглядом. «И, должно быть, не он один. Пора остановиться; не надо больше показывать, что у меня есть такое, чего нет у них. Но как суметь это сделать?»
— Ну, если все хотят, — Кейтлин помедлила. — А может быть, вместо песен спляшем? Нет лучшего способа, чтобы разогнать печаль.
— У нас не хватает дам, — заметил Вейзенберг. — Их четверо. И нам с Фиделио придется торчать у стены.
— Посидим втроем, — сказала Джоэль, — вычеркни и меня.
— Что за ерунда, — отвечал Бродерсен, — с чего бы? Джоэль оставалась на месте, он подошел к ней, склонился пониже и прошептал:
— Ты всегда любила танцевать, когда мы были вместе. Что же случилось с тех пор? — Взгляд ее показался ему вдвойне мрачным. — Ты нужна людям, разочарование у Дану явилось жестоким ударом. Если мы не приободримся, то не сможем выстоять. Прошу тебя, Джоэль.
— А как насчет Фиделио? — отвечала она тоже на английском. — Никого не беспокоят его чувства.
И, словно подслушав, Кейтлин ответила:
— Нам не нужны партнеры, заведем хоровод, джигу… пусть участвует и Фиделио, почему бы и нет? Неужели на Бете не любят попрыгать, чтобы потешиться? — Она хмыкнула. — Ей-богу, это будет особый танец. Первый межвидовой танец во всей человеческой истории.
Бродерсен спросил по-испански, что думает об этом инопланетянин. И с удивлением немедленно получил положительный ответ.
— Значит, все улажено, — сказала Кейтлин. — А теперь посмотрим, как это устроить. Дайте мне несколько секунд, чтобы придумать фигуры, которые подойдут всем. — Взяв свой сонадор, она запрограммировала его на звуки аккордеона и с музыкой закружила по палубе. Зеленое платье вздувалось, обрисовывая стройные ноги, бронзовые волосы рассыпались по плечам.
Зрелище это, за которым последовали наставления, каким-то образом разрушило мрачное настроение. Начался танец, сонадор извлекал музыку из памяти, и все начали смеяться, сперва собственной неловкости, скажем когда Руэда споткнулся о хвост Фиделио, потом, отвечая на шутки и прыжки при всей их неуклюжести. Кровь вновь становилась горячей. Легкий запах пота позволил ощутить человеческую плоть, топчущиеся ноги, соприкасающиеся руки задавали ритм, вселяющий жизнь. Сделав несколько кругов, некоторые начали садиться, чтобы попить, поговорить и отдохнуть. Невесть откуда явился пинг-понг — ведь вернулся и вес. И Кейтлин завела свою «Летнюю песню» для Вейзенберга, Руэды, Сюзанны и Фриды. Потом пары сошлись для более медленного танца. (Бродерсен и Сюзанна вели себя благопристойно, Дозса и Фрида скорее наоборот, прочие пары являли другие достоинства. Заполучив Кейтлин, Лейно погрузился в алкоголическое блаженство. Джоэль прижалась к Бродерсену.) Вечеринка удавалась.
Примерно в середине Кейтлин услышала, что говорят остальные.
— Поймите все: нам повезло, поймите. Все видели ленты с Дану. Того, кто не восхищен ими, можно спокойно выбрасывать из шлюза, как мертвого. Но фильм ничто рядом с реальностью.
— Я видела все своими глазами, я не буду эгоистичной; следующее чудо увидит кто-то другой, потом последуют новые. Если Мы никогда не вернемся домой, боги предоставят нам больше приключений, чем кому-либо из рода людского. — Она извлекла звонкий аккорд из своего инструмента. — Кто попробует возразить мне? Вселенная наша, я не вижу никакого предела.
— А ты еще не сочинила балладу на эту тему? — спросил, быть может, излишне подвыпивший Бродерсен. — Помнится, я видел тебя за этим делом после возвращения.
Тогда он не стал настаивать, потому что Кейтлин не любила разговаривать о незаконченных произведениях, утверждая, что преждевременный интерес уносит с собой вдохновение. К тому же она немедленно отвлекла его на другое занятие.
Она согласно кивнула:
— Да.
— Так ты закончила ее, Кейтлин? — выпалил Лейно. — Прошу тебя, ради Бога, спой!
— Ну, если вы хотите, — отвечала она, услышав аплодисменты, — песня эта не о нас, о будущем, когда все люди будут путешествовать свободно, как мы сегодня. Потому что так будет, так обязательно будет. — Подпрыгнув, она села на край стола и, качая босыми ногами, перестроила сонадор на гитару. Млечный Путь на экране за спиной увенчал ее поднятую голову.
Ветер трубит, машут руки,
Настало время разлуки.
Прощайте все: облака, лес, небеса и река,
Молний, громов чудеса и лунной ночи роса.
Но куда б ни привел меня путь,
Песне дальше лететь, пушинкой порхнуть,
Нотой, мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой.
Суровы звезды, пусть ласков их свет
На тверди над нашей Землей,
Но дорога моя на тысячу лет
Пойми — я прощаюсь с тобой.
В небе звезды горят
И планеты кружат.
Пляшет жизнь среди утр и ночей,
Бурна как океан, или звонка как ручей.
Путь мой лег наугад — Ждет ли рай, ждет ли ад,
Я отвечу мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой.
Кто сочтет чудеса,
Что сулят небеса?
Среди несчетных планет
Приди и бери — вот ответ.
И встретит нас новый дом,
И радостный ударит гром.
И запляшут девицы — зарницы, ей-ей!
Встречая желанных гостей.
И я воспою небеса,
Улыбку твою и глаза.
Пусть звездный несет хоровод
Вперед за народом народ.
Нотой, мелодией чистой,
Памятью светлой, лучистой
Я останусь в родной стороне
Только помни ты обо мне.
Но настанет конец и пути,
Ты прошедшего рай и ад
Поцелуй и прости,
Когда я вернусь назад.
Прошло несколько часов, и Вейзенберг объявил себя стариком и направился на уже нетвердых ногах в постель. Вскоре за ним последовал и Фиделио. (Интересно, нуждается ли каждая разумная раса в периодическом погружении в сон?) Фрида повела прочь Дозсу. Бродерсен увел Джоэль в уголок, там они посидели и переговорили негромко и откровенно. Лейно развлекал Кейтлин. А потом преднамеренно игнорировал Руэду и Сюзанну, хотя она с ним разговаривала; сухо улыбнувшись, перуанец предложил линкерше заново наполнить бокалы, после чего подтолкнул ее локтем к видеоэкрану, на котором светилась Дану, там они и уселись, поставив рядышком стулья. Свет приглушили, теперь он проникал только снаружи. Негромко играл один из Бранденбургских концертов Баха.
— Послушай-ка меня, — трубка Бродерсена очертила дугу, оставив за собой пахучий дымный след. — Ты обращаешься с бедной Сью совершенно бесстыдно. Она уже не может терпеть. Мы не можем позволить тебе такого.
— И чего ты хочешь от меня? — вопросила Джоэль. — Согласна, я однажды накричала на нее, когда она не была ни в чем виновата. Но потом извинилась, так? Что еще я должна сделать?
— Не лишай ее работы. Одной помощи квартирмейстеру мало. Кейтлин говорила — строго между нами, — что ей приходится изображать, что она не может управиться с таким количеством дел, чтобы Сью чувствовала себя нужной. Это трудно уже для Кейтлин, у нее есть своя гордость. В любом случае по хозяйству у нас работы немного и лишних дел не придумаешь.
— Ты хочешь, чтобы работу придумывала я? Я просто не могу этого сделать. Она сразу поймет, что я затеяла, и будет дважды оскорблена… правда? К тому же я не могу лишить работы Фиделио; мне было неудобно, уже когда пришлось взять управление «Вилливо», потому что он не слишком хорошо выговаривает испанские слова. — Джоэль взяла Бродерсена за руку. — Я обещала Фиделио, что он будет проводить все необходимые вычисления, начиная с самого элементарного подсоединения. У него больше ничего не осталось, Дэн. Его смерть близка.
Он молча поглядел на нее; на заострившиеся черты и на переменившуюся лепку под ними.
— Вот что, — проговорил он наконец. — Выходит, ты теперь не тот острый как сталь и непреклонный разум, которым некогда стремилась стать.
— Разве? Должно быть, так вышло непреднамеренно, клянусь тебе.
— Наверно, так, — он задумался. — Вот что, Джоэль, после всех лет нашего знакомства я начинаю думать, что не встречал более невинного, чем ты, человека.
Она прильнула к нему: не с обманчивой мягкостью Кейтлин, не с сердечностью Лиз, но памятным ему резким движением; Джоэль так и не научилась нежности.
— И ты… и ты, выходит, тоже не из железа… — она осеклась. Руэда и Сюзанна обменивались воспоминаниями о Европе, сохранившей достаточно много кафедральных соборов и музеев, о которых стоило поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69