— Он быстро высыхает.
— Забирай деньги и проваливай, — прорычал владелец балагана, наблюдая за служителями, которые несли Фарона в одну из палаток.
Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал вслед за ними.
Поздно ночью, когда они выбрались на Трансорланданский тракт, направляясь обратно на побережье, Брукинс наконец нарушил затянувшееся молчание. Он несколько часов без единого слова смотрел прямо перед собой, стараясь переварить то, что увидел в цирке.
— Там была… женщина с двумя… двумя штучками, — прошептал он и показал у себя между ног, а потом покачал головой, пытаясь прогнать воспоминание.
Куэйл громко расхохотался.
— Хорошо, что золото у меня, Брукинс, — сказал он грубоватым тоном. — А то вдруг тебе захотелось бы засунуть монетку в одну из «штучек».
— А другая ела человечину, — продолжал Брукинс, не в силах избавиться от страшного зрелища, представшего его глазам. — Вокруг нее были набросаны отрубленные руки, и она рвала их зубами и когтями…
— Прекрати, — сердито велел ему Куэйл. — Я хочу насладиться нашей удачей.
Он похлопал себя по груди, где держал кошелек с деньгами, и почувствовал под ладонью какой-то острый предмет. Засунув руку под рубашку, он вытащил неровный, переливающийся разными цветами диск, который забрал у странного существа, и тот засиял отраженным лунным светом.
— Эй, посмотри-ка, — воскликнул он, довольный собой, поскольку напрочь забыл о диковинном предмете. — Кажется, у нас осталось кое-что на память о нашем мальчике-рыбе.
— Разве ты не обещал вернуть ему эту штуку? — спросил Брукинс.
— Слово, данное рыбе, не считается, — рассмеялся Куэйл. — Я им каждый день что-нибудь обещаю, чтобы заманить в сети. И никогда не выполняю своих обещаний. Кроме того, даже если мы сейчас повернем обратно, вряд ли мы кого-нибудь застанем, цирк наверняка уже снялся с места. — Он принялся вертеть диск в руках, любуясь бликами на его поверхности.
— А они сказали, куда поедут дальше?
Куэйл задумался, пытаясь вспомнить, а потом кивнул.
— В Сорболд.
Большую часть пути они проехали в привычном молчании, Куэйл придумывал, как бы потратить деньги, а Брукинс пытался забыть, как они их получили.
10
Фарон проснулся, лежа в прохладной воде, и заморгал; в палатке было темно.
Он смог разглядеть лишь едва различимые тени сквозь тусклое стекло огромного чана, в котором находился. Он легко всплыл на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и ударился головой о брезент, натянутый над и вокруг его новой темницы.
Он попытался сообразить, как здесь оказался, но картинки в его ограниченном мозгу были туманными и причиняли острую боль. Фарон смутно помнил, как его вытащили из фургона и положили на какие-то носилки, как он испугался, что утонет, когда его засунули в чан с водой, но все остальное было покрыто мраком.
Некоторое время он беспомощно бился в стекло, потом попытался сдвинуть своими жалкими руками брезент, но вскоре отказался от попыток выбраться. По крайней мере он был защищен от лучей палящего солнца и находился в пресной воде.
Подумав о соленой воде, Фарон загрустил. Последний раз он разговаривал со своим отцом на борту корабля. Отец был страшно зол, он ушел на берег и больше не вернулся. Фарон видел, как он прошел сквозь диск Смерти и скрылся в глубокой пропасти, ибо лорд Роуэн, Ил Анголор, не впустил его в царство вечного мира. Смерть отца разбила сердце Фарона, и в нем поселилась бесконечная печаль.
А затем налетела волна, ознаменовавшая собой переход его отца в Подземный Мир.
Фарон находился в темной тюрьме, в резервуаре с сияющей зеленой водой, когда в борт корабля ударила волна. За несколько секунд до этого он услышал крики, но не имел ни малейшего представления о том, что происходит наверху, потом корабль накренился, вода из резервуара пролилась, а его прижало к переборке. Фарон потерял сознание и пришел в себя в море, окруженный обломками, и рядом не было ни одного живого существа.
Его долго носило по волнам, и он страдал от жалящей нежную кожу соленой воды и грохота волн, пока его, потерявшего сознание, не выбросило на берег, где он угодил в руки рыбаков.
Полог палатки сдвинулся в сторону, и внутрь пролился свет. Фарон поморщился.
Полная женщина, одетая в несколько рваных платьев, грязных передников и засаленных нижних юбок скользнула внутрь, держа в руках с длинными острыми ногтями поднос. Она шла босиком, ее плоские, покрытые мозолями ступни, были раза в два больше обычных и торчали под диковинными углами. Пальцы соединялись друг с другом перепонками, точно у лягушки.
Она подошла к чану и заглянула внутрь. Сердито расплескивая воду, Фарон бросился к дальней стенке. Женщина растянула губы в улыбке, и Фарон заметил, что у нее практически нет зубов, а те, что остались, были черными и сломанными.
— Проснулся! Эй, дружочек, как же Салли рада, что тебе лучше!
Женщина поставила поднос на земляной пол и ласково защелкала языком.
— Ну-ну, малыш, не боись. Старая Салли тебя не обидит.
Она развязала узел на цепи, которая удерживала брезент над чаном, и сбросила его на пол.
Фарон в испуге поднял руки и зашипел на старуху. Она даже не поморщилась, лишь скрестила руки на груди и с нежностью посмотрела на новичка.
— Ну-ка, перестань безобразить, крошка мой миленький. Тебе нечего бояться. Кушать хочешь?
Фарон прищурил тусклые глаза, искоса посмотрел на нее и осторожно кивнул.
— Бедняжечка. Я принесла тебе рыбки, живехонькая. Подойдет?
В глазах Фарона появилась смесь волнения и голода. Женщина захихикала, затем сняла с подноса тряпку, и Фарон увидел миску с золотыми рыбками. Она поднесла ее к лицу Фарона, у которого тут же потекла слюна, и он принялся жалобно постанывать от предвкушения. Тогда женщина неуловимым движением нацепила одну рыбешку на длинный ноготь и протянула ее над водой Фарону.
— Ну вот, мой красавчик, мой сладенький, — шептала она, — давай покушай.
Фарон несколько секунд плавал в дальней части чана, но голод очень быстро победил подозрительность, и он осторожно приблизился к старухе. Он потянулся вперед губами и, дрожа от восторга, слизнул трепещущую рыбешку с ногтя женщины. Она тут же провалилась в его желудок, который не знал, что такое сытость, с тех самых пор, как разбился корабль.
Снаружи послышались голоса, мимо прошли двое мужчин.
— Ты не видел Утконожку Салли? Хозяин ее ищет.
— Она пошла покормить новенького.
Полог палатки снова сдвинулся в сторону, и Фарон, дрожа, шарахнулся от света. Утконожка Салли окинула вошедшего хмурым взглядом.
— Салли…
— Я слыхала. Пусть подождет. Я кормлю новенького, — сердито заявила она.
Потом она снова повернулась к Фарону, и на лице у нее расцвела беззубая улыбка.
— Извини, красавчик, иди сюда. Вот тебе еще рыбка.
Она нацепила вторую рыбешку и протянула ее Фарону.
Немного поколебавшись, он подплыл к ней и позволил себя покормить. Казалось, она не обращает ни малейшего внимания на прикосновения его губ, на самом же деле ей нравилось наблюдать за тем, как извивающиеся рыбки исчезают у него во рту. Она тихонько разговаривала с Фароном, то и дело принимаясь повторять нежные словечки, точно мать ребенку.
После стольких дней мучений на море и страданий на земле ее доброта показалась ему самым лучшим, что было в его жизни, и тут он вспомнил своего отца, который заботился о нем и иногда бывал с ним ласков, хотя порой у него случались приступы жестокости и ярости. И тогда Фарона пронзила такая беспричинная боль, какой до сих пор ему переживать не доводилось. Не в силах с ней справиться, он почти по-человечески всхлипнул, и из одного его тусклого глаза выкатилась слеза и поползла по сморщенной щеке.
Улыбка на лице Утконожки Салли тут же сменилась выражением сочувствия.
— Ну-ну, — быстро проговорила она и, поставив на пол пустую миску, повернулась к плачущему Фарону. — Что случилось, миленький? Старая Салли с тобой, она никому не даст тебя обидеть. — Она протянула руку и медленно сжала ее в кулак, спрятав свои острые когти, чтобы не оцарапать Фарона, а потом осторожно, очень ласково, костяшками пальцев вытерла с его щеки слезинку. — Не плачь, малыш, не плачь, мой хорошенький.
Фарон вдруг открыл глаза, и на мгновение в них зажегся огонек.
— Что, дорогуша?
Губы Фарона задрожали, и он принялся колотить себя в грудь кривыми руками.
— Фа-арон.
Салли озадаченно нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, как тебя зовут?
Фарон энергично закивал, а Салли радостно хлопнула в ладоши.
— Так-так, — весело проговорила она и, протянув руку, осторожно, снова костяшками пальцев, погладила его по щеке, — рада с тобой познакомиться, Фарон. А ты мужчина или женщина?
Фарон заморгал, он явно не понял, о чем она его спросила. Утконожка Салли покачала головой.
— Ну и ладно. Не важно. Тут у нас таких, кто тоже не знает, сколько хочешь. Не переживай, Салли о тебе позаботится, а больше ничего и не нужно. — Она придвинулась к нему, и ее многочисленные одежки зашуршали, коснувшись стекла. — Ты только одно запомни, мой Фарон, ты такой, как все, кто живет в этом мире, и ничем не хуже, понял? Они, конечно, платят денежки, чтобы на нас глазеть, насмехаться над нами и швырять всякую гадость, но, может, там, откуда ты пришел, ты был настоящим королем! Может, где-нибудь в далеком море ты главный над всеми рыбами, устрицами и моллюсками! Да и кто они такие, те, что над тобой потешаются? Крестьяне, все до одного. Тупые крестьяне, которые копят свои жалкие гроши, чтобы потом пойти и поиздеваться над другими, и все потому, что они хотят забыть, насколько у них пустая и бессмысленная жизнь.
Она заулыбалась, и ее голос потеплел.
— Но ты и я, Фарон, мы выступаем перед королями и королевами! Перед прекрасными дамами и знаменитыми лордами. Мы приезжаем в большие города и дворцы, каких жалкие людишки не увидят никогда . Не переживай, когда они будут над тобой насмехаться, мой Фарон, потому что мы — ты, я и такие, как мы, — посмеемся последними.
* * *
Цирк «Чудовища» оставался в Бетани еще три вечера, на один день дольше, чем предполагалось. И каждый вечер толпа валом валила, чтобы поглазеть на ужасного мальчика-рыбу. Из деревень новость о нем просочилась в город и вызвала такой интерес, что владелец цирка, который всегда строго придерживался сроков, нарушил собственные правила.
Но когда сгустились сумерки третьего дня, он решил, что нельзя больше испытывать удачу, и приказал своей измученной труппе собираться в дорогу.
Их ждала целая империя, суровая и огромная, где процветала торговля и творились самые разные делишки, честные и не очень.
Сорболд.
11
Хагфорт, Наварн
Во время обеда в честь Гвидиона Рапсодия была очень бледна. После того как со стола убрали остатки десерта, Эши надеялся, что ей станет лучше и ее перестанет тошнить, но она оставалась на удивление тихой и явно нервничала, хотя вокруг царило радостное оживление и гости, один за другим, провозглашали тосты.
Эши забеспокоился с той самой минуты, когда обнаружил, что его жена беседует с Джел'си. Чудесный дар Рапсодии, настроенной на музыку самой жизни, как правило, помогал ей тонко чувствовать вибрации окружающего мира. С тех пор как она вернулась домой к своей семье, она по большей части была спокойна. Но дракон, живущий в крови Эши, сообщил ему, что, несмотря на внешнюю доброжелательность и приветливость, она страшно напряжена и расстроена. Морской маг сказал ей нечто такое, что вывело ее из состояния равновесия, однако она лишь качала головой в ответ на все его расспросы и упорно не говорила, о чем они беседовали.
Теперь же, когда герцоги Роланда начали вставать со своих мест, по очереди провозглашать тосты и давать мудрые советы его юному подопечному, Эши молча взял Рапсодию за руку. Она была очень теплой — либо из-за беременности, либо из-за стихии чистого огня, который проник в ее сущность давным-давно, когда она с Акмедом и Грунтором путешествовала под Землей. Более того, ладонь Рапсодии была влажной от пота, значит, она нервничает и чего-то боится. Он слегка наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Хочешь, я что-нибудь придумаю, чтобы ты могла отсюда уйти? — Рапсодия незаметно покачала головой. — С тобой все в порядке, любимая? Ты меня пугаешь.
— Мне нужно найти время и силы поговорить с послом морских магов, — прошептала Рапсодия.
Она произнесла это еле слышно, и Эши сразу понял, что она воспользовалась одним из приемов Дающих Имя.
— Завтра, — тихо ответил он. — А сейчас тебе следует произнести свой тост, уйти и лечь отдохнуть. Я могу попросить Джел'си прийти в сад после твоей утренней молитвы. Согласна?
Рапсодия вздохнула и неохотно кивнула. Наконец герцоги Роланда закончили поздравлять Гвидиона, произнесли свои тосты Риал из Тириана и послы государств, представителей Союза, и настал ее черед. Она устало поднялась и повернулась к своему названому внуку.
— Гвидион Наварн, ты сын одного великого человека и назван в честь другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Забирай деньги и проваливай, — прорычал владелец балагана, наблюдая за служителями, которые несли Фарона в одну из палаток.
Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал вслед за ними.
Поздно ночью, когда они выбрались на Трансорланданский тракт, направляясь обратно на побережье, Брукинс наконец нарушил затянувшееся молчание. Он несколько часов без единого слова смотрел прямо перед собой, стараясь переварить то, что увидел в цирке.
— Там была… женщина с двумя… двумя штучками, — прошептал он и показал у себя между ног, а потом покачал головой, пытаясь прогнать воспоминание.
Куэйл громко расхохотался.
— Хорошо, что золото у меня, Брукинс, — сказал он грубоватым тоном. — А то вдруг тебе захотелось бы засунуть монетку в одну из «штучек».
— А другая ела человечину, — продолжал Брукинс, не в силах избавиться от страшного зрелища, представшего его глазам. — Вокруг нее были набросаны отрубленные руки, и она рвала их зубами и когтями…
— Прекрати, — сердито велел ему Куэйл. — Я хочу насладиться нашей удачей.
Он похлопал себя по груди, где держал кошелек с деньгами, и почувствовал под ладонью какой-то острый предмет. Засунув руку под рубашку, он вытащил неровный, переливающийся разными цветами диск, который забрал у странного существа, и тот засиял отраженным лунным светом.
— Эй, посмотри-ка, — воскликнул он, довольный собой, поскольку напрочь забыл о диковинном предмете. — Кажется, у нас осталось кое-что на память о нашем мальчике-рыбе.
— Разве ты не обещал вернуть ему эту штуку? — спросил Брукинс.
— Слово, данное рыбе, не считается, — рассмеялся Куэйл. — Я им каждый день что-нибудь обещаю, чтобы заманить в сети. И никогда не выполняю своих обещаний. Кроме того, даже если мы сейчас повернем обратно, вряд ли мы кого-нибудь застанем, цирк наверняка уже снялся с места. — Он принялся вертеть диск в руках, любуясь бликами на его поверхности.
— А они сказали, куда поедут дальше?
Куэйл задумался, пытаясь вспомнить, а потом кивнул.
— В Сорболд.
Большую часть пути они проехали в привычном молчании, Куэйл придумывал, как бы потратить деньги, а Брукинс пытался забыть, как они их получили.
10
Фарон проснулся, лежа в прохладной воде, и заморгал; в палатке было темно.
Он смог разглядеть лишь едва различимые тени сквозь тусклое стекло огромного чана, в котором находился. Он легко всплыл на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и ударился головой о брезент, натянутый над и вокруг его новой темницы.
Он попытался сообразить, как здесь оказался, но картинки в его ограниченном мозгу были туманными и причиняли острую боль. Фарон смутно помнил, как его вытащили из фургона и положили на какие-то носилки, как он испугался, что утонет, когда его засунули в чан с водой, но все остальное было покрыто мраком.
Некоторое время он беспомощно бился в стекло, потом попытался сдвинуть своими жалкими руками брезент, но вскоре отказался от попыток выбраться. По крайней мере он был защищен от лучей палящего солнца и находился в пресной воде.
Подумав о соленой воде, Фарон загрустил. Последний раз он разговаривал со своим отцом на борту корабля. Отец был страшно зол, он ушел на берег и больше не вернулся. Фарон видел, как он прошел сквозь диск Смерти и скрылся в глубокой пропасти, ибо лорд Роуэн, Ил Анголор, не впустил его в царство вечного мира. Смерть отца разбила сердце Фарона, и в нем поселилась бесконечная печаль.
А затем налетела волна, ознаменовавшая собой переход его отца в Подземный Мир.
Фарон находился в темной тюрьме, в резервуаре с сияющей зеленой водой, когда в борт корабля ударила волна. За несколько секунд до этого он услышал крики, но не имел ни малейшего представления о том, что происходит наверху, потом корабль накренился, вода из резервуара пролилась, а его прижало к переборке. Фарон потерял сознание и пришел в себя в море, окруженный обломками, и рядом не было ни одного живого существа.
Его долго носило по волнам, и он страдал от жалящей нежную кожу соленой воды и грохота волн, пока его, потерявшего сознание, не выбросило на берег, где он угодил в руки рыбаков.
Полог палатки сдвинулся в сторону, и внутрь пролился свет. Фарон поморщился.
Полная женщина, одетая в несколько рваных платьев, грязных передников и засаленных нижних юбок скользнула внутрь, держа в руках с длинными острыми ногтями поднос. Она шла босиком, ее плоские, покрытые мозолями ступни, были раза в два больше обычных и торчали под диковинными углами. Пальцы соединялись друг с другом перепонками, точно у лягушки.
Она подошла к чану и заглянула внутрь. Сердито расплескивая воду, Фарон бросился к дальней стенке. Женщина растянула губы в улыбке, и Фарон заметил, что у нее практически нет зубов, а те, что остались, были черными и сломанными.
— Проснулся! Эй, дружочек, как же Салли рада, что тебе лучше!
Женщина поставила поднос на земляной пол и ласково защелкала языком.
— Ну-ну, малыш, не боись. Старая Салли тебя не обидит.
Она развязала узел на цепи, которая удерживала брезент над чаном, и сбросила его на пол.
Фарон в испуге поднял руки и зашипел на старуху. Она даже не поморщилась, лишь скрестила руки на груди и с нежностью посмотрела на новичка.
— Ну-ка, перестань безобразить, крошка мой миленький. Тебе нечего бояться. Кушать хочешь?
Фарон прищурил тусклые глаза, искоса посмотрел на нее и осторожно кивнул.
— Бедняжечка. Я принесла тебе рыбки, живехонькая. Подойдет?
В глазах Фарона появилась смесь волнения и голода. Женщина захихикала, затем сняла с подноса тряпку, и Фарон увидел миску с золотыми рыбками. Она поднесла ее к лицу Фарона, у которого тут же потекла слюна, и он принялся жалобно постанывать от предвкушения. Тогда женщина неуловимым движением нацепила одну рыбешку на длинный ноготь и протянула ее над водой Фарону.
— Ну вот, мой красавчик, мой сладенький, — шептала она, — давай покушай.
Фарон несколько секунд плавал в дальней части чана, но голод очень быстро победил подозрительность, и он осторожно приблизился к старухе. Он потянулся вперед губами и, дрожа от восторга, слизнул трепещущую рыбешку с ногтя женщины. Она тут же провалилась в его желудок, который не знал, что такое сытость, с тех самых пор, как разбился корабль.
Снаружи послышались голоса, мимо прошли двое мужчин.
— Ты не видел Утконожку Салли? Хозяин ее ищет.
— Она пошла покормить новенького.
Полог палатки снова сдвинулся в сторону, и Фарон, дрожа, шарахнулся от света. Утконожка Салли окинула вошедшего хмурым взглядом.
— Салли…
— Я слыхала. Пусть подождет. Я кормлю новенького, — сердито заявила она.
Потом она снова повернулась к Фарону, и на лице у нее расцвела беззубая улыбка.
— Извини, красавчик, иди сюда. Вот тебе еще рыбка.
Она нацепила вторую рыбешку и протянула ее Фарону.
Немного поколебавшись, он подплыл к ней и позволил себя покормить. Казалось, она не обращает ни малейшего внимания на прикосновения его губ, на самом же деле ей нравилось наблюдать за тем, как извивающиеся рыбки исчезают у него во рту. Она тихонько разговаривала с Фароном, то и дело принимаясь повторять нежные словечки, точно мать ребенку.
После стольких дней мучений на море и страданий на земле ее доброта показалась ему самым лучшим, что было в его жизни, и тут он вспомнил своего отца, который заботился о нем и иногда бывал с ним ласков, хотя порой у него случались приступы жестокости и ярости. И тогда Фарона пронзила такая беспричинная боль, какой до сих пор ему переживать не доводилось. Не в силах с ней справиться, он почти по-человечески всхлипнул, и из одного его тусклого глаза выкатилась слеза и поползла по сморщенной щеке.
Улыбка на лице Утконожки Салли тут же сменилась выражением сочувствия.
— Ну-ну, — быстро проговорила она и, поставив на пол пустую миску, повернулась к плачущему Фарону. — Что случилось, миленький? Старая Салли с тобой, она никому не даст тебя обидеть. — Она протянула руку и медленно сжала ее в кулак, спрятав свои острые когти, чтобы не оцарапать Фарона, а потом осторожно, очень ласково, костяшками пальцев вытерла с его щеки слезинку. — Не плачь, малыш, не плачь, мой хорошенький.
Фарон вдруг открыл глаза, и на мгновение в них зажегся огонек.
— Что, дорогуша?
Губы Фарона задрожали, и он принялся колотить себя в грудь кривыми руками.
— Фа-арон.
Салли озадаченно нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, как тебя зовут?
Фарон энергично закивал, а Салли радостно хлопнула в ладоши.
— Так-так, — весело проговорила она и, протянув руку, осторожно, снова костяшками пальцев, погладила его по щеке, — рада с тобой познакомиться, Фарон. А ты мужчина или женщина?
Фарон заморгал, он явно не понял, о чем она его спросила. Утконожка Салли покачала головой.
— Ну и ладно. Не важно. Тут у нас таких, кто тоже не знает, сколько хочешь. Не переживай, Салли о тебе позаботится, а больше ничего и не нужно. — Она придвинулась к нему, и ее многочисленные одежки зашуршали, коснувшись стекла. — Ты только одно запомни, мой Фарон, ты такой, как все, кто живет в этом мире, и ничем не хуже, понял? Они, конечно, платят денежки, чтобы на нас глазеть, насмехаться над нами и швырять всякую гадость, но, может, там, откуда ты пришел, ты был настоящим королем! Может, где-нибудь в далеком море ты главный над всеми рыбами, устрицами и моллюсками! Да и кто они такие, те, что над тобой потешаются? Крестьяне, все до одного. Тупые крестьяне, которые копят свои жалкие гроши, чтобы потом пойти и поиздеваться над другими, и все потому, что они хотят забыть, насколько у них пустая и бессмысленная жизнь.
Она заулыбалась, и ее голос потеплел.
— Но ты и я, Фарон, мы выступаем перед королями и королевами! Перед прекрасными дамами и знаменитыми лордами. Мы приезжаем в большие города и дворцы, каких жалкие людишки не увидят никогда . Не переживай, когда они будут над тобой насмехаться, мой Фарон, потому что мы — ты, я и такие, как мы, — посмеемся последними.
* * *
Цирк «Чудовища» оставался в Бетани еще три вечера, на один день дольше, чем предполагалось. И каждый вечер толпа валом валила, чтобы поглазеть на ужасного мальчика-рыбу. Из деревень новость о нем просочилась в город и вызвала такой интерес, что владелец цирка, который всегда строго придерживался сроков, нарушил собственные правила.
Но когда сгустились сумерки третьего дня, он решил, что нельзя больше испытывать удачу, и приказал своей измученной труппе собираться в дорогу.
Их ждала целая империя, суровая и огромная, где процветала торговля и творились самые разные делишки, честные и не очень.
Сорболд.
11
Хагфорт, Наварн
Во время обеда в честь Гвидиона Рапсодия была очень бледна. После того как со стола убрали остатки десерта, Эши надеялся, что ей станет лучше и ее перестанет тошнить, но она оставалась на удивление тихой и явно нервничала, хотя вокруг царило радостное оживление и гости, один за другим, провозглашали тосты.
Эши забеспокоился с той самой минуты, когда обнаружил, что его жена беседует с Джел'си. Чудесный дар Рапсодии, настроенной на музыку самой жизни, как правило, помогал ей тонко чувствовать вибрации окружающего мира. С тех пор как она вернулась домой к своей семье, она по большей части была спокойна. Но дракон, живущий в крови Эши, сообщил ему, что, несмотря на внешнюю доброжелательность и приветливость, она страшно напряжена и расстроена. Морской маг сказал ей нечто такое, что вывело ее из состояния равновесия, однако она лишь качала головой в ответ на все его расспросы и упорно не говорила, о чем они беседовали.
Теперь же, когда герцоги Роланда начали вставать со своих мест, по очереди провозглашать тосты и давать мудрые советы его юному подопечному, Эши молча взял Рапсодию за руку. Она была очень теплой — либо из-за беременности, либо из-за стихии чистого огня, который проник в ее сущность давным-давно, когда она с Акмедом и Грунтором путешествовала под Землей. Более того, ладонь Рапсодии была влажной от пота, значит, она нервничает и чего-то боится. Он слегка наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Хочешь, я что-нибудь придумаю, чтобы ты могла отсюда уйти? — Рапсодия незаметно покачала головой. — С тобой все в порядке, любимая? Ты меня пугаешь.
— Мне нужно найти время и силы поговорить с послом морских магов, — прошептала Рапсодия.
Она произнесла это еле слышно, и Эши сразу понял, что она воспользовалась одним из приемов Дающих Имя.
— Завтра, — тихо ответил он. — А сейчас тебе следует произнести свой тост, уйти и лечь отдохнуть. Я могу попросить Джел'си прийти в сад после твоей утренней молитвы. Согласна?
Рапсодия вздохнула и неохотно кивнула. Наконец герцоги Роланда закончили поздравлять Гвидиона, произнесли свои тосты Риал из Тириана и послы государств, представителей Союза, и настал ее черед. Она устало поднялась и повернулась к своему названому внуку.
— Гвидион Наварн, ты сын одного великого человека и назван в честь другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59