Они завидовали ему. Сегев получил личную комнату и новый статус, символом которого было простое серебряное колечко на правом среднем пальце, а они еще не удосужились вызвать даже искру Огня. Юноша предпочел побыстрее удрать от их насмешек и поднялся наверх, чтобы полюбоваться своим новым обиталищем.
Когда пожар уничтожил Феруче, Сегев был слишком мал, чтобы помнить о тамошней роскоши, но что-то в нем жаждало прекрасных вещей: шелковых простынь, толстых ковров, гобеленов, изящной мебели и огромных комнат, которые могли бы все это вместить. Но новые апартаменты ничем не напоминали его мечту. Там стояли узкая койка с придвинутым к ней столом, пустая жаровня и сундучок для одежды. На столе красовались лохань для умывания и простой глиняный кувшин, который Сегев с утра наполнил вином. Сейчас он щедро приправил вино дранатом и пригубил сам, безошибочно определив по реакции своего тела, что дранат начал действовать.
Обнаженный Сегев лежал в постели и притворялся спящим. Но чем позднее становилось, тем сильнее нарастало его нетерпение. Уж не забыли ли о нем? Как вели себя другие юноши, зная, что наступает ночь, которая превратит их в мужчин? Конечно, он тоже нервничал, однако совсем по другой причине. Каждый шаг в коридоре заставлял лихорадочно биться сердце, но дверь оставалась закрытой. В комнате без окон сгущалась тьма, простыни начинали раздражать кожу. Он повернулся на левый бок, затем на правый, сбросил простыни на пол, а потом поднял снова. Что-то случилось. Теперь он был в этом уверен. У старой суки Андраде возникли подозрения. Кто-то заметил на ступеньке следы жира. Его разоблачили. Сейчас за ним придут, вытащат из постели и употребят все свое искусство, чтобы заставить его рассказать о Миреве, о каменном круге в лесу и…
Внезапно дверь слегка осветилась, превратившись в высокий прямоугольник. Он стремительно сел на кровати, мокрый от пота. Кто-то вошел — нет, не кто-то, а что-то : мерцающий бесцветный туман, бледный, почти прозрачный. Дверь снова утонула во мгле, смешалась с темнотой, но слабое, бесформенное сияние, не отбрасывавшее тени, приближалось к нему. Почувствовав нежное прикосновение пальца к своим губам, Сегев попытался справиться с сердцебиением. Он не испытывал такого волнения ни с Миревой, ни с крестьянской девушкой, лишившей его невинности в возрасте тринадцати лет.
Он горел в огне.
Светлая дымка приблизилась вплотную, он потянулся и обнял стройную женскую фигуру, задрожал и задохнулся. Притянув ее к себе, Сегев забыл про Миреву, про братьев, про причину, которая привела его в Крепость Богини — про все на свете. Юноша чувствовал лишь головокружительный аромат, податливое тело, древнюю власть женской плоти, соприкасавшейся с его собственной.
Их первое совокупление закончилось очень быстро. Он лежал на спине, еле переводя дух, и обливался потом, испытывая унижение при мысли о том, что не смог продлить удовольствие. В памяти возникло смутное воспоминание о Миреве в облике юной девушки; почему она никогда не говорила ему, какой сильной была любовная магия фарадимов? Женщина, кем бы она ни была, существовала только в образе слабого свечения. К ней можно было прикоснуться, но Сегев не мог определить, кто она такая, ни по форме носа, лба, рта, ни по очертаниям грудей или бедер. Был неразличим даже цвет волос, струившихся вокруг его тела. Сегев только надеялся, что они золотые и что в его объятиях лежит Холлис, но не стал бы переживать, если бы это была не она; ее губы учили юношу вещам, которых не знала сама Мирева, а когда Сегев начинал бояться, что не переживет этой ночи, они возвращали его к жизни.
Во второй раз он продержался дольше. Решив действовать более умело и до конца насладиться ее телом, он восстановил дыхание и вскоре пришел в себя. Сегев потянулся к ее рукам, пытаясь на ощупь определить, сколько у нее колец. Но колец не было, и это испугало его. Потрясение заставило мальчика вспомнить наставления Миревы. Настоящие «Гонцы Солнца» не должны были интересоваться тем, кто пришел к ним. Он не повторит ошибку. Он обязан помнить, зачем пришел сюда.
Сегев открыл рот, чтобы предложить ей вина, и обнаружил, что не может произнести ни звука. Он слышал, как его голос вторил женским стонам, но сейчас собственный язык стал незнакомым и толстым, губы онемели, горло сжалось, чуть не задушив его. По-настоящему испуганный, он вырвался из нежных рук и упал на колени рядом с низкой кроватью, комкая в руках мятые простыни. Она была всего лишь сном, бледным призраком, бесплотным и нереальным. Неужели фарадимы обладают столь чудовищной силой? Он потянулся к кувшину с вином и сделал два больших глотка, нуждаясь в дранате, чтобы восстановить свое пошатнувшееся мужество.
Теплые пальцы обхватили руку Сегева; женщина взяла глиняный кувшин, жадно припала к нему и отдала обратно. У Сегева дрогнула рука, и он пролил вино себе на колени. Юноша услышал донесшийся откуда-то издалека странный мелодичный смех, и женщина вновь привлекла его к себе…
Когда наутро в зале зазвонили часы, Сегев в ужасе проснулся. Она ушла. Он был вялым и измученным. Сил едва хватило на то, чтобы перекатиться на бок и сесть. Он осторожно вызвал в жаровне небольшой Огонь и при его свете осмотрел кувшин для вина. Большинство жидкости исчезло.
Может быть, он слишком много выпил сам? Хватило ли ей? Усталого Сегева охватил гнев: юноша выругался. Почему Мирева не предупредила его, что «Гонцы Солнца» обладают столь могучими чарами?
Мальчик допил остатки вина и лег на спину, постепенно расслабляясь, словно это было его работой. Возможно, Мирева и сама ничего не знала; возможно, он сейчас узнает те вещи, о которых ей и не дано было знать. Возможно, используя их, он легко займет место Руваля, когда придет время разбить принца Поля.
Возможно, Сегеву вообще больше не понадобится помощь Миревы.
Сегодня он войдет в древесный круг в лесу и увидит свое будущее в Огне. Первоначальный план предусматривал, что он только сделает вид, будто был там, но теперь он решил и в самом деле прибегнуть к магии — если и другие дары фарадимов так же сильны, как те, что применили к нему сегодня ночью, он сможет увидеть вещи, о которых Мирева и понятия не имеет.
«Гонцы Солнца» научили его всем ритуальным словам и тому, что нужно делать. Он слушал их больше из любопытства, потому что на самом деле вовсе не собирался колдовать. Но сейчас юноша спрыгнул с кровати и торопливо оделся, стремясь проверить, обладают ли фарадимы чарами, не уступающими по силе любовным. Если он объединит эти силы с тем, чему учила Мирева, он сможет…
Внезапно Сегев застыл на месте, держась за дверной замок. Ему не следовало идти в лес, как настоящему «Гонцу Солнца». В его жилах, жилах диармадима, пульсировал сок травы, которой они боялись больше всего на свете. Если чары женщины, бывшей с ним ночью, были чарами той Богини, которую Мирева отвергала, то, возможно, Богиня отомстит ему за то, что он сделал и собирается сделать.
Юноша заставил себя открыть дверь и высокомерно пожал плечами. Чего ему бояться? До сих пор все шло успешно. Нет никаких причин сомневаться в том, что удача ему изменит.
Сегев начинал верить, что может получить силу, которой никогда не было у Миревы. С этой силой он сумеет в одиночку завоевать Марку и Пустыню и стать верховным принцем как его дед.
С помощью Холлис? Юноша напомнил себе, что сегодня надо будет как следует присмотреться к ней, Джобине и Эридин и поискать у них признаки отравления дранатом. Он улыбнулся и стал спускаться по лестнице.
ГЛАВА 10
Сьонед прищурилась, взвешивая в руке плоский камень. Те, кто за ней наблюдал, стояли рядом: Сьонелл, которая задержала дыхание, Поль, перебиравший свои камни, и Вальвис, который ухмылялся и поглаживал иссиня-черную бороду. Лорд Ремагевский сделал приглашающий жест в сторону зеркальной поверхности озера. Сьонед тщательно прицелилась и отправила камень скользить по поверхности воды.
— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать! — восхищенно закричала Сьонелл. — Папа, а ты сможешь испечь столько же «блинчиков»?
— Нет ничего проще, — заверил он и метнул в озеро кусок гальки. Дочь насчитала пятнадцать малюсеньких всплесков.
— Ну что? — бросил он вызов Сьонед. — Спорим на три лучших попытки из четырех?
Пока они искали подходящие камни, Поль и Сьонелл сами попробовали печь «блинчики». Старшая пара обменялась улыбками, увидев, что Сьонелл сделала шесть всплесков с первой попытки, а у Поля получилось только два.
— Смотри, — объясняла Сьонелл огорченному Полю, — вот как надо! — Мгновение спустя девочка закричала: — Девять! У меня получилось девять!
Сьонелл вовремя обернулась и увидела вторую попытку Поля. Камень, который он бросил, коснулся воды два раза, а затем утонул.
— Попробуй еще, — стала настаивать Сьонелл.
— Нет уж, спасибо.
Малышка возмущенно посмотрела на него.
— Как же ты будешь учиться, если даже не хочешь попробовать? Ты же знаешь, что с первого раза ничего не получается!
Сьонед увидела многозначительный взгляд Вальвиса, и они немного подождали, пока Поль справится с внутренней битвой, которая ясно читалась у него на лице. Гордость победила, что в его возрасте было совсем не удивительно. Мальчик покачал головой и сложил все собранные им камни в ладонь матери.
— Как-нибудь в другой раз.
Сьонед и Вальвис снова стали рядом и продолжили соревнование. Ее первый камень сделал двенадцать кругов на воде — впрочем, как и его; второй камень коснулся воды шестнадцать раз, а Вальвис даже охнул, когда его бросок дал только десять всплесков.
— Может, лучше на пять из семи? — с надеждой предложил он.
— Уговор дороже денег, — возразила она и резко выкинула руку вперед. Сьонелл зааплодировала, когда увидела четырнадцать кругов. Вальвис притворно оскорбился и свирепо поглядел на дочь.
— За кого болеешь? — потребовал он ответа у хихикающей Сьонелл и бросил третий камень.
— Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Неожиданно сверху упала тень, поднялся ветер, и по озеру пошли круги. Сине-черный дракон погрузил задние лапы в воду, а затем, сотрясая воздух мощными ударами крыльев, вытянул шею и поднялся в воздух. Его разочарованный рык огласил весь кратер.
— Он подумал, что это рыбка, — смеясь воскликнул Поль. — Поглядите, вот они все!
Стая из сорока драконов-трехлеток опустилась на дальний берег, чтобы напиться. Они грациозно сложили крылья, склонили головы к воде и замерли. Дракон, принявший прыгающий камень за рыбу, с опозданием присоединился к остальным. На него насмешливо покрикивали, пихали из стороны в сторону, а он слабо огрызался в ответ.
— Вальвис, — прошептала Сьонед, — я могу поклясться, что они его дразнят!
— Я тоже так подумал. Неужели у драконов есть чувство юмора? — Он положил руку на плечо шагнувшей вперед дочери. — Ближе подходить нельзя.
— Но они не сделают мне ничего плохого. Они так прекрасны!
— И зубы у них тоже прекрасные — в половину твоей руки. Мы будем смотреть отсюда. Надеюсь, они настроены дружелюбно. — Он бросил беспокойный взгляд на Сьонед, разделяя ее тревогу. Нужно стоять тихо и не привлекать к себе внимания. По рассказам людей, которых драконы якобы уносили в небо, убегать от них было бесполезно.
Сьонелл почувствовала себя задетой.
— Папа, они уже пообедали. Ты только погляди на их животики!
Она была права. Животы драконов, обычно тощие, округлились; некоторые даже икали. Сьонед стало интересно, сколько же овец и коз пошло на то, чтобы наполнить эти ходячие склады. Она сделала пометку в памяти — еще раз спросить у Рохана, сколько стад разводится на корм драконам.
Утолив жажду, часть драконов взмыла в воздух. Они взлетали на головокружительную высоту, а затем, сложив крылья, стремительно падали в воду, ныряли, крутились и брызгались друг в друга проворными крыльями, заманивая тех, кто остался на берегу, и более всего напоминая резвящихся детей.
— Видишь? — сказала Сьонелл. — Они никому не причинят зла. Кроме того, — лукаво добавила она, — я не принцесса, а все знают, что драконы предпочитают принцесс.
— Тише! — сказал Вальвис, сжав ее плечо.
Сьонед взглянула на сына. В его глазах, направленных на драконов, читалась беззаветная любовь, точь-в-точь как у отца. Золото ничего не значило для них обоих; они любили драконов как часть Пустыни, как своих кровных братьев.
Постепенно все эти создания вылезали из воды на солнце. Сьонед восхитилась разнообразием оттенков их шкур: каждый из драконов был особенного цвета. Она выбрала себе одного — красноватого, чуть меньше остальных. Он отряхивал капли с крыльев, алмазами разлетавшиеся в стороны. Некоторое время Сьонед просто следила, не зная, сможет ли решиться. Драконы явно обладали чувством юмора, и она была уверена, что их мысли тоже имели цвета. Сьонед сплела несколько солнечных лучей и осторожно направила золотисто-шелковую прядь к этому маленькому дракону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Когда пожар уничтожил Феруче, Сегев был слишком мал, чтобы помнить о тамошней роскоши, но что-то в нем жаждало прекрасных вещей: шелковых простынь, толстых ковров, гобеленов, изящной мебели и огромных комнат, которые могли бы все это вместить. Но новые апартаменты ничем не напоминали его мечту. Там стояли узкая койка с придвинутым к ней столом, пустая жаровня и сундучок для одежды. На столе красовались лохань для умывания и простой глиняный кувшин, который Сегев с утра наполнил вином. Сейчас он щедро приправил вино дранатом и пригубил сам, безошибочно определив по реакции своего тела, что дранат начал действовать.
Обнаженный Сегев лежал в постели и притворялся спящим. Но чем позднее становилось, тем сильнее нарастало его нетерпение. Уж не забыли ли о нем? Как вели себя другие юноши, зная, что наступает ночь, которая превратит их в мужчин? Конечно, он тоже нервничал, однако совсем по другой причине. Каждый шаг в коридоре заставлял лихорадочно биться сердце, но дверь оставалась закрытой. В комнате без окон сгущалась тьма, простыни начинали раздражать кожу. Он повернулся на левый бок, затем на правый, сбросил простыни на пол, а потом поднял снова. Что-то случилось. Теперь он был в этом уверен. У старой суки Андраде возникли подозрения. Кто-то заметил на ступеньке следы жира. Его разоблачили. Сейчас за ним придут, вытащат из постели и употребят все свое искусство, чтобы заставить его рассказать о Миреве, о каменном круге в лесу и…
Внезапно дверь слегка осветилась, превратившись в высокий прямоугольник. Он стремительно сел на кровати, мокрый от пота. Кто-то вошел — нет, не кто-то, а что-то : мерцающий бесцветный туман, бледный, почти прозрачный. Дверь снова утонула во мгле, смешалась с темнотой, но слабое, бесформенное сияние, не отбрасывавшее тени, приближалось к нему. Почувствовав нежное прикосновение пальца к своим губам, Сегев попытался справиться с сердцебиением. Он не испытывал такого волнения ни с Миревой, ни с крестьянской девушкой, лишившей его невинности в возрасте тринадцати лет.
Он горел в огне.
Светлая дымка приблизилась вплотную, он потянулся и обнял стройную женскую фигуру, задрожал и задохнулся. Притянув ее к себе, Сегев забыл про Миреву, про братьев, про причину, которая привела его в Крепость Богини — про все на свете. Юноша чувствовал лишь головокружительный аромат, податливое тело, древнюю власть женской плоти, соприкасавшейся с его собственной.
Их первое совокупление закончилось очень быстро. Он лежал на спине, еле переводя дух, и обливался потом, испытывая унижение при мысли о том, что не смог продлить удовольствие. В памяти возникло смутное воспоминание о Миреве в облике юной девушки; почему она никогда не говорила ему, какой сильной была любовная магия фарадимов? Женщина, кем бы она ни была, существовала только в образе слабого свечения. К ней можно было прикоснуться, но Сегев не мог определить, кто она такая, ни по форме носа, лба, рта, ни по очертаниям грудей или бедер. Был неразличим даже цвет волос, струившихся вокруг его тела. Сегев только надеялся, что они золотые и что в его объятиях лежит Холлис, но не стал бы переживать, если бы это была не она; ее губы учили юношу вещам, которых не знала сама Мирева, а когда Сегев начинал бояться, что не переживет этой ночи, они возвращали его к жизни.
Во второй раз он продержался дольше. Решив действовать более умело и до конца насладиться ее телом, он восстановил дыхание и вскоре пришел в себя. Сегев потянулся к ее рукам, пытаясь на ощупь определить, сколько у нее колец. Но колец не было, и это испугало его. Потрясение заставило мальчика вспомнить наставления Миревы. Настоящие «Гонцы Солнца» не должны были интересоваться тем, кто пришел к ним. Он не повторит ошибку. Он обязан помнить, зачем пришел сюда.
Сегев открыл рот, чтобы предложить ей вина, и обнаружил, что не может произнести ни звука. Он слышал, как его голос вторил женским стонам, но сейчас собственный язык стал незнакомым и толстым, губы онемели, горло сжалось, чуть не задушив его. По-настоящему испуганный, он вырвался из нежных рук и упал на колени рядом с низкой кроватью, комкая в руках мятые простыни. Она была всего лишь сном, бледным призраком, бесплотным и нереальным. Неужели фарадимы обладают столь чудовищной силой? Он потянулся к кувшину с вином и сделал два больших глотка, нуждаясь в дранате, чтобы восстановить свое пошатнувшееся мужество.
Теплые пальцы обхватили руку Сегева; женщина взяла глиняный кувшин, жадно припала к нему и отдала обратно. У Сегева дрогнула рука, и он пролил вино себе на колени. Юноша услышал донесшийся откуда-то издалека странный мелодичный смех, и женщина вновь привлекла его к себе…
Когда наутро в зале зазвонили часы, Сегев в ужасе проснулся. Она ушла. Он был вялым и измученным. Сил едва хватило на то, чтобы перекатиться на бок и сесть. Он осторожно вызвал в жаровне небольшой Огонь и при его свете осмотрел кувшин для вина. Большинство жидкости исчезло.
Может быть, он слишком много выпил сам? Хватило ли ей? Усталого Сегева охватил гнев: юноша выругался. Почему Мирева не предупредила его, что «Гонцы Солнца» обладают столь могучими чарами?
Мальчик допил остатки вина и лег на спину, постепенно расслабляясь, словно это было его работой. Возможно, Мирева и сама ничего не знала; возможно, он сейчас узнает те вещи, о которых ей и не дано было знать. Возможно, используя их, он легко займет место Руваля, когда придет время разбить принца Поля.
Возможно, Сегеву вообще больше не понадобится помощь Миревы.
Сегодня он войдет в древесный круг в лесу и увидит свое будущее в Огне. Первоначальный план предусматривал, что он только сделает вид, будто был там, но теперь он решил и в самом деле прибегнуть к магии — если и другие дары фарадимов так же сильны, как те, что применили к нему сегодня ночью, он сможет увидеть вещи, о которых Мирева и понятия не имеет.
«Гонцы Солнца» научили его всем ритуальным словам и тому, что нужно делать. Он слушал их больше из любопытства, потому что на самом деле вовсе не собирался колдовать. Но сейчас юноша спрыгнул с кровати и торопливо оделся, стремясь проверить, обладают ли фарадимы чарами, не уступающими по силе любовным. Если он объединит эти силы с тем, чему учила Мирева, он сможет…
Внезапно Сегев застыл на месте, держась за дверной замок. Ему не следовало идти в лес, как настоящему «Гонцу Солнца». В его жилах, жилах диармадима, пульсировал сок травы, которой они боялись больше всего на свете. Если чары женщины, бывшей с ним ночью, были чарами той Богини, которую Мирева отвергала, то, возможно, Богиня отомстит ему за то, что он сделал и собирается сделать.
Юноша заставил себя открыть дверь и высокомерно пожал плечами. Чего ему бояться? До сих пор все шло успешно. Нет никаких причин сомневаться в том, что удача ему изменит.
Сегев начинал верить, что может получить силу, которой никогда не было у Миревы. С этой силой он сумеет в одиночку завоевать Марку и Пустыню и стать верховным принцем как его дед.
С помощью Холлис? Юноша напомнил себе, что сегодня надо будет как следует присмотреться к ней, Джобине и Эридин и поискать у них признаки отравления дранатом. Он улыбнулся и стал спускаться по лестнице.
ГЛАВА 10
Сьонед прищурилась, взвешивая в руке плоский камень. Те, кто за ней наблюдал, стояли рядом: Сьонелл, которая задержала дыхание, Поль, перебиравший свои камни, и Вальвис, который ухмылялся и поглаживал иссиня-черную бороду. Лорд Ремагевский сделал приглашающий жест в сторону зеркальной поверхности озера. Сьонед тщательно прицелилась и отправила камень скользить по поверхности воды.
— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать! — восхищенно закричала Сьонелл. — Папа, а ты сможешь испечь столько же «блинчиков»?
— Нет ничего проще, — заверил он и метнул в озеро кусок гальки. Дочь насчитала пятнадцать малюсеньких всплесков.
— Ну что? — бросил он вызов Сьонед. — Спорим на три лучших попытки из четырех?
Пока они искали подходящие камни, Поль и Сьонелл сами попробовали печь «блинчики». Старшая пара обменялась улыбками, увидев, что Сьонелл сделала шесть всплесков с первой попытки, а у Поля получилось только два.
— Смотри, — объясняла Сьонелл огорченному Полю, — вот как надо! — Мгновение спустя девочка закричала: — Девять! У меня получилось девять!
Сьонелл вовремя обернулась и увидела вторую попытку Поля. Камень, который он бросил, коснулся воды два раза, а затем утонул.
— Попробуй еще, — стала настаивать Сьонелл.
— Нет уж, спасибо.
Малышка возмущенно посмотрела на него.
— Как же ты будешь учиться, если даже не хочешь попробовать? Ты же знаешь, что с первого раза ничего не получается!
Сьонед увидела многозначительный взгляд Вальвиса, и они немного подождали, пока Поль справится с внутренней битвой, которая ясно читалась у него на лице. Гордость победила, что в его возрасте было совсем не удивительно. Мальчик покачал головой и сложил все собранные им камни в ладонь матери.
— Как-нибудь в другой раз.
Сьонед и Вальвис снова стали рядом и продолжили соревнование. Ее первый камень сделал двенадцать кругов на воде — впрочем, как и его; второй камень коснулся воды шестнадцать раз, а Вальвис даже охнул, когда его бросок дал только десять всплесков.
— Может, лучше на пять из семи? — с надеждой предложил он.
— Уговор дороже денег, — возразила она и резко выкинула руку вперед. Сьонелл зааплодировала, когда увидела четырнадцать кругов. Вальвис притворно оскорбился и свирепо поглядел на дочь.
— За кого болеешь? — потребовал он ответа у хихикающей Сьонелл и бросил третий камень.
— Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Неожиданно сверху упала тень, поднялся ветер, и по озеру пошли круги. Сине-черный дракон погрузил задние лапы в воду, а затем, сотрясая воздух мощными ударами крыльев, вытянул шею и поднялся в воздух. Его разочарованный рык огласил весь кратер.
— Он подумал, что это рыбка, — смеясь воскликнул Поль. — Поглядите, вот они все!
Стая из сорока драконов-трехлеток опустилась на дальний берег, чтобы напиться. Они грациозно сложили крылья, склонили головы к воде и замерли. Дракон, принявший прыгающий камень за рыбу, с опозданием присоединился к остальным. На него насмешливо покрикивали, пихали из стороны в сторону, а он слабо огрызался в ответ.
— Вальвис, — прошептала Сьонед, — я могу поклясться, что они его дразнят!
— Я тоже так подумал. Неужели у драконов есть чувство юмора? — Он положил руку на плечо шагнувшей вперед дочери. — Ближе подходить нельзя.
— Но они не сделают мне ничего плохого. Они так прекрасны!
— И зубы у них тоже прекрасные — в половину твоей руки. Мы будем смотреть отсюда. Надеюсь, они настроены дружелюбно. — Он бросил беспокойный взгляд на Сьонед, разделяя ее тревогу. Нужно стоять тихо и не привлекать к себе внимания. По рассказам людей, которых драконы якобы уносили в небо, убегать от них было бесполезно.
Сьонелл почувствовала себя задетой.
— Папа, они уже пообедали. Ты только погляди на их животики!
Она была права. Животы драконов, обычно тощие, округлились; некоторые даже икали. Сьонед стало интересно, сколько же овец и коз пошло на то, чтобы наполнить эти ходячие склады. Она сделала пометку в памяти — еще раз спросить у Рохана, сколько стад разводится на корм драконам.
Утолив жажду, часть драконов взмыла в воздух. Они взлетали на головокружительную высоту, а затем, сложив крылья, стремительно падали в воду, ныряли, крутились и брызгались друг в друга проворными крыльями, заманивая тех, кто остался на берегу, и более всего напоминая резвящихся детей.
— Видишь? — сказала Сьонелл. — Они никому не причинят зла. Кроме того, — лукаво добавила она, — я не принцесса, а все знают, что драконы предпочитают принцесс.
— Тише! — сказал Вальвис, сжав ее плечо.
Сьонед взглянула на сына. В его глазах, направленных на драконов, читалась беззаветная любовь, точь-в-точь как у отца. Золото ничего не значило для них обоих; они любили драконов как часть Пустыни, как своих кровных братьев.
Постепенно все эти создания вылезали из воды на солнце. Сьонед восхитилась разнообразием оттенков их шкур: каждый из драконов был особенного цвета. Она выбрала себе одного — красноватого, чуть меньше остальных. Он отряхивал капли с крыльев, алмазами разлетавшиеся в стороны. Некоторое время Сьонед просто следила, не зная, сможет ли решиться. Драконы явно обладали чувством юмора, и она была уверена, что их мысли тоже имели цвета. Сьонед сплела несколько солнечных лучей и осторожно направила золотисто-шелковую прядь к этому маленькому дракону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95