— Ну, ваган, знакомься... Малявка... Аист... Рыба... Губач... Сыр... Ну а с Прыщавым ты вроде знаком. А ежели тут у нас Царство Под, то мы, стало быть, поддеры. Ну а как насчет тебя, ваган? Имечко у тебя имеется, а?
Возраста мальчишки было разного — на взгляд, от одного до четырех циклов. Столь же сильно они разнились по росту и телосложению. Они являли собой настолько необычное зрелище, что несколько мгновений Раджал с неподдельным интересом рассматривал их.
Парень, смахивающий на козла, снова поинтересовался насчет имени гостя.
Раджал покраснел и ответил:
— Раджал из рода Ксал.
— Руку! — осклабился парень.
— Что?
Парень закатил глаза, схватил Раджала за руку и смачно шлепнул по его ладони своей.
— О-о-ох!
— Фаха Эджо, — с довольной ухмылкой представился козлобородый. — Не скажу, из какого я рода — слишком много кровей у меня намешано. Ну, добро пожаловать к поддерам, Радж. Туточки у нас винца — хоть залейся, и выспаться есть где, и все мы тут — братья. Ну, как, ты с нами?
Глава 35
ПОЗОРНАЯ ЛЮБОВЬ
— А ну, давай поднимайся, стерва!
— Отпусти меня!
— Ни за что!
Шагая через две ступеньки, Полти поднимался вверх по лестнице, то и дело подергивая золоченую цепь. Ката, которую он тащил за собой, брыкалась и извивалась, хотя это доставляло ей невыносимую боль: кандалы на запястьях уже сильно исцарапали кожу. На широкой лестничной площадке она рванулась вперед и налетела на Полти, надеясь, что столкнет его вниз. Он покачнулся, но на ногах устоял. Ката и лягалась, и царапалась, но вырваться никак не могла. Полти сразу крепко намотал цепь себе на руку, когда разыскал Кату во время всеобщей сумятицы. Он не желал отпускать ее. Он ни за что бы ее не отпустил.
Дернув за цепь, он рванул девушку к себе, сжал в объятиях. Изо рта у него препротивно пахло. Казалось, само Зло гнездилось внутри красивой оболочки.
— Глупенькая! Думаешь, теперь тебе удастся от меня убежать?
— Полти! Ты делаешь ей больно!
По лестнице, запыхавшись, взбежал Боб.
— Не суйся, Боб! Не твое дело!
Полти порылся в карманах в поисках ключа от своих покоев. Полти отпер дверь и толкнул Кату внутрь. Та рухнула на пол, и Полти пошатнулся, но снова удержался на ногах. Развернувшись к Бобу, он схватил его за ворот.
— Где Бергроув? — свирепо брызгая слюной, вопросил он.
— Я не з-знаю, Полти, — запинаясь, вымолвил Боб. — Он у-убежал.
— Ну, так не пускай его сюда, если вернется. Мне с сестричкой надо кое о чем потолковать с глазу на глаз, и мы не желаем, чтобы нам мешали. Ступай... Ступай и разыщи этого вагана. Понял?
С этими словами Полти захлопнул дверь перед самым носом Боба.
— Понял? — послышалось из-за двери.
Боб услышал, как повернулся в замочной скважине ключ. Уныло, как побитый пес, он стал слоняться около двери. Сумеречный свет разливался вокруг подобно молоку — тоскливый, болезненный. Боб оглядел площадку, нижний и верхний пролеты лестницы. Где же стражники? Их нигде не было видно. За окнами слышались звуки беготни, крики — отчаянные вперемежку с радостными. С треском ревело пламя пожара на рыночной площади. Мародеры вершили свой набег на опустевшем базаре. Порой доносился конский топот. Порой — выстрелы.
Но какое сейчас имело значение все, что происходило за стенами дворца? Боб, прижавшись ухом к двери, услышал, как Полти вынул ключ из замочной скважины. Боб сглотнул подступивший к горлу ком и постарался унять бешено бьющееся сердце.
Он присел и стал подсматривать в замочную скважину.
Полти отвернулся от двери и спрятал ключ в карман. Раскрутил цепь, сбросил ее с запястья.
— Где я? — пробормотала девушка.
— Сестричка, ну где же, как не в любовном гнездышке?
— Заткнись!
Ставни были закрыты, но закатное солнце, проникая в прорези, заливало комнату приглушенным светом. Взгляд Каты скользнул по ночным горшкам, перепачканному постельному белью, заплеванным носовым платкам, гребням, белесым от перхоти. Посередине комнаты стояло высокое разбитое зеркало. В углу темнела лужа пролитого вина, в которой копошились муравьи, а над ней жужжали мухи и роились мелкие мошки.
— Ты не сможешь меня здесь удержать!
— Напротив, сестричка, смогу, и только этого желаю. Где же твое место, как не рядышком со мной?
Цепь со звоном упала на пол.
Запястья Каты по-прежнему были скованы кандалами, но она бросилась в сторону, словно была свободна. Полти не выдержал и расхохотался. Цепь, тянувшаяся за Катой, извивалась, будто угорь.
Полти наступил на цепь.
Ката запрокинулась назад.
Полти убрал ногу с цепи.
Ката качнулась вперед, налетела на шкаф.
Полти снова расхохотался, поднял с пола конец цепи, потянул к себе.
Кату швырнуло к нему.
— Я тебе глаза выцарапаю, если ты только посмеешь ко мне прикоснуться!
Но Полти был слишком проворен.
Он схватил Кату за запястья и противно ухмыляясь, заворковал:
— О, так у моей маленькой кошечки остренькие коготки? Вот жалость-то будет, если придется вырвать у нее эти коготки! Но сестренка, разве стоит вести себя так глупо? Сделаешь мне больно — я тебе сделаю вдвойне. А что скажет твой несчастный калека, если твои чудные ножки станут такие же скрюченные, как у него, а?
— Оставь Джема в покое! Даже не говори о нем! Не смей!
— Честно говоря, сестренка, я и не думал о нем говорить. Как приятно, что наши желания совпадают. — Полти изящно развернулся, приподнял за ножку тяжелый диван, обернул вокруг ножки цепь, опустил диван и, усевшись, зазывно похлопал по шелковой обивке. — Попозже я тебя покрепче привяжу. Ну а теперь, сестренка, иди сюда, садись рядышком.
Ката брезгливо скривилась и натянула цепь.
Полти откинулся на спинку дивана, раскурил сигару. Глядя на Кату, он не мог удержаться от довольной улыбки. Была ли на свете девушка, которую он любил сильнее? Ее губы... Ее глаза... Ее кожа... Ее волосы... Экстаз переполнял его в предвкушении всех восторгов, которые ему вскорости предстояло пережить.
Но он понимал, что девушку придется взять силой, хотя и верил в то, что сопротивляться та будет только поначалу.
Полти, любовно поглаживая своего раздувшегося от страсти божка, устремил затуманенный страстью взгляд на отражение Каты в разбитом зеркале, напоминавшее мозаику. А она знала о том, что отражается в этом зеркале? Полти усмехнулся. Так долго, слишком долго он встречался только с отражениями, призраками утерянной возлюбленной. И вот теперь, очень скоро, он сожмет в объятиях ее живую плоть!
Он жадно смотрел на вздымающуюся грудь Каты.
— Красивое платьице, милая, да вот беда — перепачкалось. А тебя разве не нарядили в унангские одежды?
— Я их разорвала.
— Ай-яй-яй! В порыве любовной страсти?
— Для того чтобы кое-кому помочь, если тебе так интересно.
— Кого же ты спасла, порвав одежды?
— Я помогла человеку бежать!
Полти выгнул дугой бровь.
— Ах, ты это так называешь? Сестренка, если я услышу, что кто-то другой видел сокровище, которое принадлежит мне и только мне, моя честь будет оскорблена, и я буду вынужден убить этого мерзавца.
Ката презрительно плюнула.
— Твоя честь!
— Ну право же, дорогуша! Что же это за муж, если он не способен отомстить за покушение на добродетель жены?
— Ты чокнулся! О чем ты болтаешь?
Полти вынул изо рта сигару.
— А я думал, что мы не будем вспоминать твоего калеку.
— Мы и не вспоминаем.
— Нет? А как насчет чьего-то там побега?
— Это был не Джем. Я не знаю, где он.
— Нет?
Ката тряхнула кандалами.
— Я тебе ничего не скажу!
— Я так и думал. Но это ничего, милая. После того как мы с тобой сольемся в экстазе, вряд ли у нас останутся какие-то тайны друг от друга.
Полти любовно подмигнул своему Пенге — все еще прячущемуся под одеждой, но неуклонно рвущемуся на волю. Неужели эта девчонка забыла, как им было хорошо вдвоем? Щеки ее зарделись. Глаза сверкали. Нет, она не забыла! Она была готова! Просто она была гордячкой, вот и все, но очень скоро ее гордыня будет растоптана в прах.
Пора было приступать.
Но осторожно, не сразу... Ката, милая Ката... Это не какая-нибудь шлюха. С ней надо было проявить нежность и учтивость.
— Ну, пойди ко мне, сестренка, сядь рядышком с братиком.
— Ты мне не брат.
— Нет? Ну, так оно и лучше. В конце концов я ведь собираюсь... предложить тебе выйти за меня замуж.
— Замуж? — ахнула в изумлении Ката.
— Ну конечно, сестренка. Разве ты позабыла о том, что мы некогда были обручены? Какая жалость, что твоя тетка Умбекка чересчур поддавалась мечтам о своем положении в свете — вернее говоря, о твоем положении. Сколько времени можно было бы сберечь! Но ты только представь себе: очень скоро ты поднимешься к таким вершинам, о которых твоя тетка и помыслить не могла. То есть не могла помыслить для тебя.
Глаза Полти сверкали от слез. Он отшвырнул сигару, опустился на пол, встал на колени, молитвенно сложил руки, устремил на застывшую в изумлении девушку умоляющий взгляд.
— Дорогая моя, я не имею желания оскорбить тебя! Разве ты не понимаешь, какая судьба открывается перед тобой? Разве не понимаешь, что сама судьба распорядилась так, чтобы ты стала одной из блистательнейших дам Эджландии... чтобы ты стала леди Вильдроп!
Ката жестоко, невесело расхохоталась.
Отвернувшись, она вновь увидела перед собой физиономию Полти, разделенную пополам трещиной в зеркале. Она обернулась.
— Твой отец умер?
Полти поднялся с дивана, сжал в пальцах кандалы на запястьях Каты, подтянул девушку ближе к себе.
— Умер? Ну, конечно. Разве ты не знаешь о том, что он умер в тот самый день, когда ты бежала из дома? И как ты думаешь, почему это случилось? А? Сестренка, ты принесла слишком много огорчений семейству Вильдропов. Ты можешь притворяться добродетельной, но неужели в твоем сердце нет ни капельки вины? Ну а теперь у тебя есть возможность искупить эту вину. Стань моей женой, и все твои грехи против моего семейства будут отпущены.
Ката снова принялась вырываться, но Полти тянул ее к себе все сильнее, и вот уже опять сжал ее в цепких объятиях и жарко зашептал:
— Милая, ты только представь себе! Мы оказались в далекой жаркой стране, но по морскому закону ваш капитан Порло может обвенчать нас. Мы попусту потеряли столько времени, так зачем же терять его и впредь, когда молодость столь коротка? Мы сможем провести наш медовый месяц здесь, в этом экзотическом царстве... о, а капитан Порло может взять нас в плавание! Мы совершим плавание к островам, что лежат вдоль побережья этой страны, посетим царства кокосов и пряностей! И когда солнце будет стоять в зените, мы с тобой будем лежать под сенью широких листьев баньяна и предаваться жарким страстям. А теплыми вечерами мы будем резвиться в пенистых волнах прилива!
— Никогда! — вскричала Ката, но Полти не слушал ее.
— Навсегда? Ты сказала — навсегда? Ах нет! Разве мы станем долго медлить, когда весь агондонский свет с нетерпением ожидает нашего возвращения и жаждет отпраздновать столь прекрасное, столь несравненное увеличение числа благородных дам? Какой триумф ожидает нас, когда я привезу тебя на родину! — Полти, ласково гладя платье на груди у Каты, жарко шептал: — И разве станем мы медлить с тем, чтобы в утробу моей милой супруги было заронено благородное семя? Милая, милая моя, мир, полный блаженства, ожидает нас. Скоро счастливая мать, возлежа на ложе, будет с ласковой улыбкой взирать на своего дорогого супруга, который будет прижимать к груди новорожденного отпрыска — своего сына, своего наследника, своего крошку Полти! О, как я мечтаю нежно пригладить его рыжие волосики! Сестрица, возлюбленная сестрица, скажи, о, скажи, что будешь моей!
Полти страстно целовал руки Каты, ее шею, шептал любовные слова. Его губы искали ее губ.
Ката вырвалась и, подняв руки, закованные в кандалы, изо всех сил ударила Полти.
Он зашатался — но лишь на миг.
Он бросился к ней.
Она метнулась прочь от него. Цепь натянулась, диван поехал по полу.
Полти вспрыгнул на диван.
Кату рвануло назад, и она упала в лужу липкого вина. В следующее мгновение Полти был рядом и навалился на нее. Глаза его сверкали ненавистью. Ката надула щеки. Рот ее был полон слюны.
Пусть бьет. Ей было все равно.
Она плюнула Полти в лицо.
А он даже не подумал утереться. Неожиданно из глаз его хлынули слезы, и он повалился, рыдая от тоски, ей на грудь.
Кату подташнивало от запаха прокисшего вина.
— Милая, — плача, зашептал Полти, — как ты не понимаешь? С тех пор как я покинул Ирион, у меня было множество женщин. Многие, слишком многие стонали от страсти подо мной. Но что такое те радости, которые мне дарила их плоть? Побрякушки, дешевые, никчемные побрякушки! Я изведал любовь самых разных женщин — от грязных шлюх до благородных дам. Но чего я искал в каждом хорошеньком личике, в каждом соблазне, как не призрак по имени Катаэйн? Милая моя девочка, не думай, только не думай, что я был неверен тебе, ибо в сердце своем я никогда не любил другую. Все эти другие всего лишь заменяли мне тебя, они были только твоими бледными отражениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95