И сюжет, коп выслеживает сам себя, днем он человек, устраивает ловушки, сидит в засадах, оберегая покой любимой, а ночью превращается в зверя, и все эти ловушки легко обходит. Что же имел в виду этот поляк, да упокоит его католический Господь его католическую душу, когда говорил, что знает, как убить зверя? Белов почувствовал, как глаза его закрываются, широко зевнул и покрепче прижался к Галине.
Зверь понял, что настало его время. Все, теперь никаких преград! Проклятого камня, излучавшего древнюю мистическую силу, больше нет, никто не помешает ему, и ничто не помешает! А тот вонючий старикашка, решивший, что может тягаться с ним, со зверем, мертв. Что ж, старикашка хотел увидеть зверя вблизи, он доставил ему такую радость напоследок. Он с огромным удовольствием заглянул старикашке в глаза, исполненные ужаса, перед тем как с наслаждением перегрызть ему глотку.
Зверь с наслаждением потянулся, постепенно обретая контроль над телом, чувствуя, как волны мощи накатываются на него одна за одной. Самка пошевелилась и во сне обняла его поперек груди.
— Ой, что, что это?.. — громко сказала Галина, просыпаясь.
Белов вдруг громко застонал, рванулся и сполз на пол, тело его забилось в конвульсиях…
— Боря, Боренька, что с тобой?! — закричала женщина, включая свет. Тут же она закричала снова, Борис корчился в судорогах, по спине его прокатывались бугры мышц, ногти, вернее, уже когти скребли по лаку паркета. — Борька, ну что же это такое, Боря! Я в «скорую» позвоню, потерпи, Боренька.
Белов вскочил на ноги, глаза его горели дьявольским огнем, руки-лапы тряслись, из края рта-пасти хлопьями падала густая слюна. Он, шатаясь, добрался до стула, на котором были сложены его вещи, и схватил пиджак, пистолет вывалился из кобуры и тихо стукнулся о паркет…
— Ты не сделаешь этого! — прорычал зверь вслух, уже понимая, что хочет этот человечишка, оказавшийся не таким уж и слабым. — Покорись, иначе ты убьешь и себя.
— Ну и черт с ним, — сказал Белов, стирая слюну с уголка рта.
— Идиот, ты ведь не будешь жить, — снова закричал зверь, неожиданно понимая, что это — не бравада, что этот смертный на самом деле готов прострелить свою голову, нет, их общую голову. Он усилил натиск, стараясь завладеть всем телом, но страх, ужас, сводящий, сковывавший все его члены, мешал ему победить. Внезапно он понял, что больше всего, по-настоящему он любил не Галину и не тех остальных самок, что сводили его с ума многие века, а жизнь. Да, он со всей возможной страстью любил жизнь, существование во всех возможных ипостасях. А этот ненормальный Белов уже взводил затвор, а эта самка, из-за которой он мог сейчас лишиться драгоценной жизни, только сидела на своем диване, прикрывшись одеялом, и дико орала.
— Брось орать, идиотка, да останови же ты его в конце концов… — призвал в отчаянии зверь.
— Боря, не надо, Боря! — закричала Галина, а Белов уже подносил пистолет к виску.
— Постой, погоди! — как за соломинку попытался ухватиться зверь. — Давай договоримся, ну зачем нам умирать, подумай? Я согласен, я больше не буду претендовать на твою самку, ты победил, она останется тебе. Я уйду, уйду внутрь, навсегда, навсегда-а-а-а, — завизжал зверь.
Белов на секунду остановился и глянул на Галину:
— Нет, он вернется. Он обязательно захочет вернуться. Прости, Галя, но так надо. Я люблю тебя, прощай… Эх, жаль, глушителя нет, Ванечку разбужу…
Приехавший врач «скорой» подтвердил предположение милиционеров о самоубийстве. «Следователь прокуратуры Белов застрелился из своего табельного пистолета системы „Макаров“ дома у сожительницы Чащиной Галины Ивановны. Причина суицида — сильный психологический стресс после недавнего ранения и продолжительной болезни».
— Поплачь, милая, поплачь, — нежно гладил рыдающую Галину по плечу старенький доктор в очках. — Слезы, они помогают. Любила его? Сильно? Тогда ничто, кроме слез, и не поможет. Жалко их, служивых. Сегодня уже третий за ночь. Такой вот торк сильный, а то ли еще будет…
Часть пятая
И СНОВА ЗИМА
Глава 1
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Телефон зазвонил, Васинцов схватил трубку, одновременно глянув на часы. Полвторого ночи, они с ума сошли!
— Командир, выручай! — прохрипело в трубке, связь была хреновая.
— Юдин, мать твою, ты что, сдурел?! Ты на часы-то глянь!
— Прости, командир, но тут такое дело…
— Денег, что ли?
— Да какие деньги, денег мешок! Отмазка нужна. Мы тут с ребятами за городом зависли в бане, в хорошей компании. Если моя звонить будет, скажешь, что я на задании?
— Не могу, — тихо сказал Васинцов.
— Что?! И тебя? — искренне удивился Юдин.
— И меня…
— Эка, брат… — Юдин замолчал, не зная, какими словами выразить свое сочувствие. — Ты это, особо-то не переживай, не ты один. Крушилина вон тоже прихватило, и Дзюбу с супругой вместе. А Карина как?
— Карина пока нормально, еще врет потихоньку.
— Ну ладно, привет ей передавай, — сказал Юдин и отключился.
— Кто там? — спросила Карина спросонья.
— Да Юдин это, никак не угомонится. Опять с девками загулял, а жены боится. Теперь отмазку ищет.
— Вот дурак, ведь женился недавно, и чего ему не хватает? И девка такая видная.
— Видная, да дура, — откровенно сказал Васинцов. — Думает, вышла замуж за «грифа», и весь мир в кармане. Хоть бы бельишко мужу простирнула, а то рубашка вечно словно жеваная, как у холостяка. Он как-то ей намекнул, а она: «Я когда замуж выходила, домохозяйкой не нанималась». Ну ладно бы училась или работала, а то сидит целыми днями перед зеркалом, красоту наводит или с дурами такими же по телефону болтает. Знаешь, чем она Юдина на ужин кормит? Пиццей, заказанной по телефону, ей даже пельменей сварить лень. «Я, когда замуж выходила, кухаркой не нанималась», — очень похоже передразнил Васинцов голос юдинской супружницы. — Каждый вечер — пицца, представляешь? А опоздает Юдин на ужин хоть на полчаса — скандал, пивом от него пахнет — трагедия, с друзьями на рыбалку соберется — в слезы и рыдает, как выпь. По выходным она изволит в лучших ресторанах ужинать в вечерних платьях. А знаешь, какие сейчас цены в приличных ресторанах? Юдин уж обзанимался у кого только можно, только что на паперти не сидел. А она все равно воет, все ей денег мало, мечтает, чтобы Юдин охранником в банк пошел. Прикинь, «гриф» — охранник. Засмеют же! Нет, не ужиться им вместе.
— Но он тоже хорош, неделю как знакомы, и в загс потащил.
— Это кто кого еще потащил. Ну поплыл мужик, подержал молодуху за сиську и поплыл. Ты ж видела, какая она, все по конкурсам мотается, «мисской» стать хочет. Видала, какие ей букетища дарили?
— Тогда что ж он, не видел, с кем связывается?
— Он «гриф», трудностей не боится. Премиальные получил, решил штурмом взять, вот и взял на свою голову. Он — служака, она… Дура она и есть дура. Дурища!
— Я у тебя тоже дура? — зловеще прошипела Карина и протянула к Васинцову руки.
— Нет, ты у меня прелесть, золотко, клад. Я у тебя всегда в чистеньком, рубашечки поглажены. А твои борщи, а пироги! А термосок в дорогу, когда на рыбалку…
— Ах ты подлый, на рыбалку! В прачку-кухарку меня превратил, а я, между прочим, не нанималась. Может быть, я тоже хочу в ресторан, в вечернем платье…
— Будет, будет тебе ресторан, обещаю!
Карина навалилась на Васинцова и ухватила его за шею:
— Васинцов, клянись самым святым: служебным удостоверением и должностным окладом, клянись премией в конце квартала, что в ближайшие выходные поведешь меня в самый лучший ресторан.
— Клянусь, клянусь, — смеясь, сказал Васинцов и высунул язык, как удавленник, — пусти, задушишь.
— Ну правда, Генк, когда мы с тобой сходим отдохнуть куда-нибудь, — сказала Карина, прижимаясь ушком к его чуть волосатой груди. — А то у тебя все работа и работа. Ведь от тела отлучу, или стану такой же стервой, как юдинская Верка.
— Давай через неделю, как раз дежурства не будет, и премию обещали. Днем Людмилу заберем, в парке погуляем, на каруселях покатаемся, а вечером в кабак завалимся.
— Все, ловлю на слове, правдоруб ты мой…
В этом и не было необходимости, ловить его на слове. С зимним усилением торков, а комета подлетала уже совсем близко к Марсу, активно задевая хвостом Землю, Васинцов напрочь отучился врать. И теперь, задерживаясь на работе, он не рассказывал Карине сказок о срочной вводной начальства, а честно говорил, что зашел с ребятами выпить пивка. Не он один, конечно, полстраны, даже больше, неожиданно утратили способность к вранью, даже к невинному обману. Первых таких уникумов ушлые журналюги окрестили правдорубами, так и прижилось. Кстати, самих журналюг тоже изрядно на правду торкнуло, оттого в столичных изданиях наметился явный недостаток кадров.
Васинцов решил ночное пробуждение использовать с пользой, похотливо погладил Карине нежный пушок под ночнушкой, она игриво потянулась молодой пантеркой, когда зазвонил телефон. Васинцов ткнул себя в грудь большим пальцем и скрестил ладони, мол, меня нет и не будет.
— Алле, — нарочито сонным голосом сказала Карина, берясь за трубку, — да, дома, да, спит. Как это разбудить? Он у меня устал за день, он ведь работает, семью кормит. Ах, Верочка Юдина, помню, конечно. Нет, ни про какое задание Геночка не говорил, а ваш муж скорее всего на блядках со шлюхами, в бане какой-нибудь, а где ж еще? Вы знаете, от постоянного потребления пиццы на ужин очень на девок чужих тянет, по своему опыту знаю. Я поэтому Геночку только борщиком кормлю и котлетками домашними с чесночком. Почему в бане? А где ж еще? Такой помятый, в рубашке неглаженой, где ж ему еще к девкам приставать? Только голым в бане. Что? От дуры слышу!
Карина бросила трубку на базу и звонко расхохоталась.
— Мил, ты что? Тоже на правду торкнуло? — удивился Васинцов.
— Неа, просто Юдина жалко. Если эта Верка на самом деле такая дурища, нечего им вместе мучиться. Не зря же люди придумали развод.
Телефон снова зазвонил.
— Опять эта дурища! Ну я ей щас задам! — сказала Карина, берясь за трубку. — Алло… Ген, это тебя, говорят, тревога…
Мороз вдарил не по-детски, печка автобуса гудела, но всего салона не прогревала. Васинцов еще раз подышал в ладони и потер их, чтобы согреть. Рядом сопел Юдин, его развезло после ночной бани «с девками» и даже ударная доза спецпрепаратов, способная протрезвить быка, на сержанта подействовала мало. Перед тем как развалиться и заснуть на сиденье автобуса, Юдин радостно сообщил, что эта тревога — «стопроцентная отмазка от жены», а то она все телефоны оборвала, его отыскивая, а теперь вроде как успокоилась. Наказала ему побольше зверьков поймать, чтобы премию получить. А то ей больно уж шубка песцовая в салоне приглянулась.
Корич тоже дремал, Дзюба разгадывал сканворды, устроив журнал на его спине, Кайметов читал какой-то мудреный учебник, он учился заочно и уже пару раз был замечен за примериванием лейтенантских погон. Вазгян дразнил Бифштекса хот-догом, тот виновато озирался на дремлющего на заднем сиденье Пашку и, не в силах побороть искушения, потихоньку поскуливая, полз в сторону Вазгяна. Васинцов улыбнулся и снова поглядел в дырочку, которую сам же и продышал. Впрочем, смотреть особо было не на чего: костры и люди, огромная толпа, вдоль всего забора института, будь он неладен. Люди по колено в снегу, некоторые — легко одетые, в осенних курточках, словно собирались второпях, теперь стоят возле больших костров, греются. Дверь автобуса зашипела и открылась.
— Блин, идиоты какие-то! — громко сказал Крушилин, поднимаясь в салон. — На улице дубак, а они стоят на ветру, как зомбированные, дрожат, но не расходятся. И прибывают, со всех сторон идут, толпами. Слышь, командир, че творится-то? Че из штаба говорят?
— Ничего. Приказали занять позицию и ждать указаний. Кайметов, что у нас в эфире?
Кайметов отложил учебник, снова покрутил ручками рации:
— Тишина, командир, как в морге, никаких переговоров.
Васинцов взялся за трубку мобильника, набрал номер, в управлении было занято, Одинцов не отзывался, бригадир тоже молчал, номер Танюкова оказался вне зоны досягаемости.
— Что творится-то, может, со связью что не так? — недоуменно сказал Васинцов и набрал домашний номер. Карина была дома, беспокоилась.
— Похоже, как осенью было, помнишь? — сказал Крушилин, присаживаясь на сиденье. — Неужели опять народ на зверофобию торкнуло?
— Эй, служивые, откройте, — раздалось снаружи.
Васинцов выглянул через водительское окно и с удивлением узнал отца Иоанна. А он-то здесь зачем?
— Доброго здравия, — сказал Васинцов, когда двери автобуса закрылись. — Признаться, не ожидал, батюшка, вас здесь увидеть. На кого оставили детишек?
— Дети под присмотром, — заверил отец Иоанн, — ну я и намерзся, пока вас нашел.
— А вы нас искали?
— Да, вот ознакомьтесь, — сказал священнослужитель и протянул Васинцову сложенный лист бумаги. Васинцов прочитал.
— Ого! За подписью Президента? А вы, батюшка, в высоких сферах вращаетесь. Может быть, если уж мы отданы под ваше распоряжение, вы просветите, что здесь происходит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Зверь понял, что настало его время. Все, теперь никаких преград! Проклятого камня, излучавшего древнюю мистическую силу, больше нет, никто не помешает ему, и ничто не помешает! А тот вонючий старикашка, решивший, что может тягаться с ним, со зверем, мертв. Что ж, старикашка хотел увидеть зверя вблизи, он доставил ему такую радость напоследок. Он с огромным удовольствием заглянул старикашке в глаза, исполненные ужаса, перед тем как с наслаждением перегрызть ему глотку.
Зверь с наслаждением потянулся, постепенно обретая контроль над телом, чувствуя, как волны мощи накатываются на него одна за одной. Самка пошевелилась и во сне обняла его поперек груди.
— Ой, что, что это?.. — громко сказала Галина, просыпаясь.
Белов вдруг громко застонал, рванулся и сполз на пол, тело его забилось в конвульсиях…
— Боря, Боренька, что с тобой?! — закричала женщина, включая свет. Тут же она закричала снова, Борис корчился в судорогах, по спине его прокатывались бугры мышц, ногти, вернее, уже когти скребли по лаку паркета. — Борька, ну что же это такое, Боря! Я в «скорую» позвоню, потерпи, Боренька.
Белов вскочил на ноги, глаза его горели дьявольским огнем, руки-лапы тряслись, из края рта-пасти хлопьями падала густая слюна. Он, шатаясь, добрался до стула, на котором были сложены его вещи, и схватил пиджак, пистолет вывалился из кобуры и тихо стукнулся о паркет…
— Ты не сделаешь этого! — прорычал зверь вслух, уже понимая, что хочет этот человечишка, оказавшийся не таким уж и слабым. — Покорись, иначе ты убьешь и себя.
— Ну и черт с ним, — сказал Белов, стирая слюну с уголка рта.
— Идиот, ты ведь не будешь жить, — снова закричал зверь, неожиданно понимая, что это — не бравада, что этот смертный на самом деле готов прострелить свою голову, нет, их общую голову. Он усилил натиск, стараясь завладеть всем телом, но страх, ужас, сводящий, сковывавший все его члены, мешал ему победить. Внезапно он понял, что больше всего, по-настоящему он любил не Галину и не тех остальных самок, что сводили его с ума многие века, а жизнь. Да, он со всей возможной страстью любил жизнь, существование во всех возможных ипостасях. А этот ненормальный Белов уже взводил затвор, а эта самка, из-за которой он мог сейчас лишиться драгоценной жизни, только сидела на своем диване, прикрывшись одеялом, и дико орала.
— Брось орать, идиотка, да останови же ты его в конце концов… — призвал в отчаянии зверь.
— Боря, не надо, Боря! — закричала Галина, а Белов уже подносил пистолет к виску.
— Постой, погоди! — как за соломинку попытался ухватиться зверь. — Давай договоримся, ну зачем нам умирать, подумай? Я согласен, я больше не буду претендовать на твою самку, ты победил, она останется тебе. Я уйду, уйду внутрь, навсегда, навсегда-а-а-а, — завизжал зверь.
Белов на секунду остановился и глянул на Галину:
— Нет, он вернется. Он обязательно захочет вернуться. Прости, Галя, но так надо. Я люблю тебя, прощай… Эх, жаль, глушителя нет, Ванечку разбужу…
Приехавший врач «скорой» подтвердил предположение милиционеров о самоубийстве. «Следователь прокуратуры Белов застрелился из своего табельного пистолета системы „Макаров“ дома у сожительницы Чащиной Галины Ивановны. Причина суицида — сильный психологический стресс после недавнего ранения и продолжительной болезни».
— Поплачь, милая, поплачь, — нежно гладил рыдающую Галину по плечу старенький доктор в очках. — Слезы, они помогают. Любила его? Сильно? Тогда ничто, кроме слез, и не поможет. Жалко их, служивых. Сегодня уже третий за ночь. Такой вот торк сильный, а то ли еще будет…
Часть пятая
И СНОВА ЗИМА
Глава 1
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Телефон зазвонил, Васинцов схватил трубку, одновременно глянув на часы. Полвторого ночи, они с ума сошли!
— Командир, выручай! — прохрипело в трубке, связь была хреновая.
— Юдин, мать твою, ты что, сдурел?! Ты на часы-то глянь!
— Прости, командир, но тут такое дело…
— Денег, что ли?
— Да какие деньги, денег мешок! Отмазка нужна. Мы тут с ребятами за городом зависли в бане, в хорошей компании. Если моя звонить будет, скажешь, что я на задании?
— Не могу, — тихо сказал Васинцов.
— Что?! И тебя? — искренне удивился Юдин.
— И меня…
— Эка, брат… — Юдин замолчал, не зная, какими словами выразить свое сочувствие. — Ты это, особо-то не переживай, не ты один. Крушилина вон тоже прихватило, и Дзюбу с супругой вместе. А Карина как?
— Карина пока нормально, еще врет потихоньку.
— Ну ладно, привет ей передавай, — сказал Юдин и отключился.
— Кто там? — спросила Карина спросонья.
— Да Юдин это, никак не угомонится. Опять с девками загулял, а жены боится. Теперь отмазку ищет.
— Вот дурак, ведь женился недавно, и чего ему не хватает? И девка такая видная.
— Видная, да дура, — откровенно сказал Васинцов. — Думает, вышла замуж за «грифа», и весь мир в кармане. Хоть бы бельишко мужу простирнула, а то рубашка вечно словно жеваная, как у холостяка. Он как-то ей намекнул, а она: «Я когда замуж выходила, домохозяйкой не нанималась». Ну ладно бы училась или работала, а то сидит целыми днями перед зеркалом, красоту наводит или с дурами такими же по телефону болтает. Знаешь, чем она Юдина на ужин кормит? Пиццей, заказанной по телефону, ей даже пельменей сварить лень. «Я, когда замуж выходила, кухаркой не нанималась», — очень похоже передразнил Васинцов голос юдинской супружницы. — Каждый вечер — пицца, представляешь? А опоздает Юдин на ужин хоть на полчаса — скандал, пивом от него пахнет — трагедия, с друзьями на рыбалку соберется — в слезы и рыдает, как выпь. По выходным она изволит в лучших ресторанах ужинать в вечерних платьях. А знаешь, какие сейчас цены в приличных ресторанах? Юдин уж обзанимался у кого только можно, только что на паперти не сидел. А она все равно воет, все ей денег мало, мечтает, чтобы Юдин охранником в банк пошел. Прикинь, «гриф» — охранник. Засмеют же! Нет, не ужиться им вместе.
— Но он тоже хорош, неделю как знакомы, и в загс потащил.
— Это кто кого еще потащил. Ну поплыл мужик, подержал молодуху за сиську и поплыл. Ты ж видела, какая она, все по конкурсам мотается, «мисской» стать хочет. Видала, какие ей букетища дарили?
— Тогда что ж он, не видел, с кем связывается?
— Он «гриф», трудностей не боится. Премиальные получил, решил штурмом взять, вот и взял на свою голову. Он — служака, она… Дура она и есть дура. Дурища!
— Я у тебя тоже дура? — зловеще прошипела Карина и протянула к Васинцову руки.
— Нет, ты у меня прелесть, золотко, клад. Я у тебя всегда в чистеньком, рубашечки поглажены. А твои борщи, а пироги! А термосок в дорогу, когда на рыбалку…
— Ах ты подлый, на рыбалку! В прачку-кухарку меня превратил, а я, между прочим, не нанималась. Может быть, я тоже хочу в ресторан, в вечернем платье…
— Будет, будет тебе ресторан, обещаю!
Карина навалилась на Васинцова и ухватила его за шею:
— Васинцов, клянись самым святым: служебным удостоверением и должностным окладом, клянись премией в конце квартала, что в ближайшие выходные поведешь меня в самый лучший ресторан.
— Клянусь, клянусь, — смеясь, сказал Васинцов и высунул язык, как удавленник, — пусти, задушишь.
— Ну правда, Генк, когда мы с тобой сходим отдохнуть куда-нибудь, — сказала Карина, прижимаясь ушком к его чуть волосатой груди. — А то у тебя все работа и работа. Ведь от тела отлучу, или стану такой же стервой, как юдинская Верка.
— Давай через неделю, как раз дежурства не будет, и премию обещали. Днем Людмилу заберем, в парке погуляем, на каруселях покатаемся, а вечером в кабак завалимся.
— Все, ловлю на слове, правдоруб ты мой…
В этом и не было необходимости, ловить его на слове. С зимним усилением торков, а комета подлетала уже совсем близко к Марсу, активно задевая хвостом Землю, Васинцов напрочь отучился врать. И теперь, задерживаясь на работе, он не рассказывал Карине сказок о срочной вводной начальства, а честно говорил, что зашел с ребятами выпить пивка. Не он один, конечно, полстраны, даже больше, неожиданно утратили способность к вранью, даже к невинному обману. Первых таких уникумов ушлые журналюги окрестили правдорубами, так и прижилось. Кстати, самих журналюг тоже изрядно на правду торкнуло, оттого в столичных изданиях наметился явный недостаток кадров.
Васинцов решил ночное пробуждение использовать с пользой, похотливо погладил Карине нежный пушок под ночнушкой, она игриво потянулась молодой пантеркой, когда зазвонил телефон. Васинцов ткнул себя в грудь большим пальцем и скрестил ладони, мол, меня нет и не будет.
— Алле, — нарочито сонным голосом сказала Карина, берясь за трубку, — да, дома, да, спит. Как это разбудить? Он у меня устал за день, он ведь работает, семью кормит. Ах, Верочка Юдина, помню, конечно. Нет, ни про какое задание Геночка не говорил, а ваш муж скорее всего на блядках со шлюхами, в бане какой-нибудь, а где ж еще? Вы знаете, от постоянного потребления пиццы на ужин очень на девок чужих тянет, по своему опыту знаю. Я поэтому Геночку только борщиком кормлю и котлетками домашними с чесночком. Почему в бане? А где ж еще? Такой помятый, в рубашке неглаженой, где ж ему еще к девкам приставать? Только голым в бане. Что? От дуры слышу!
Карина бросила трубку на базу и звонко расхохоталась.
— Мил, ты что? Тоже на правду торкнуло? — удивился Васинцов.
— Неа, просто Юдина жалко. Если эта Верка на самом деле такая дурища, нечего им вместе мучиться. Не зря же люди придумали развод.
Телефон снова зазвонил.
— Опять эта дурища! Ну я ей щас задам! — сказала Карина, берясь за трубку. — Алло… Ген, это тебя, говорят, тревога…
Мороз вдарил не по-детски, печка автобуса гудела, но всего салона не прогревала. Васинцов еще раз подышал в ладони и потер их, чтобы согреть. Рядом сопел Юдин, его развезло после ночной бани «с девками» и даже ударная доза спецпрепаратов, способная протрезвить быка, на сержанта подействовала мало. Перед тем как развалиться и заснуть на сиденье автобуса, Юдин радостно сообщил, что эта тревога — «стопроцентная отмазка от жены», а то она все телефоны оборвала, его отыскивая, а теперь вроде как успокоилась. Наказала ему побольше зверьков поймать, чтобы премию получить. А то ей больно уж шубка песцовая в салоне приглянулась.
Корич тоже дремал, Дзюба разгадывал сканворды, устроив журнал на его спине, Кайметов читал какой-то мудреный учебник, он учился заочно и уже пару раз был замечен за примериванием лейтенантских погон. Вазгян дразнил Бифштекса хот-догом, тот виновато озирался на дремлющего на заднем сиденье Пашку и, не в силах побороть искушения, потихоньку поскуливая, полз в сторону Вазгяна. Васинцов улыбнулся и снова поглядел в дырочку, которую сам же и продышал. Впрочем, смотреть особо было не на чего: костры и люди, огромная толпа, вдоль всего забора института, будь он неладен. Люди по колено в снегу, некоторые — легко одетые, в осенних курточках, словно собирались второпях, теперь стоят возле больших костров, греются. Дверь автобуса зашипела и открылась.
— Блин, идиоты какие-то! — громко сказал Крушилин, поднимаясь в салон. — На улице дубак, а они стоят на ветру, как зомбированные, дрожат, но не расходятся. И прибывают, со всех сторон идут, толпами. Слышь, командир, че творится-то? Че из штаба говорят?
— Ничего. Приказали занять позицию и ждать указаний. Кайметов, что у нас в эфире?
Кайметов отложил учебник, снова покрутил ручками рации:
— Тишина, командир, как в морге, никаких переговоров.
Васинцов взялся за трубку мобильника, набрал номер, в управлении было занято, Одинцов не отзывался, бригадир тоже молчал, номер Танюкова оказался вне зоны досягаемости.
— Что творится-то, может, со связью что не так? — недоуменно сказал Васинцов и набрал домашний номер. Карина была дома, беспокоилась.
— Похоже, как осенью было, помнишь? — сказал Крушилин, присаживаясь на сиденье. — Неужели опять народ на зверофобию торкнуло?
— Эй, служивые, откройте, — раздалось снаружи.
Васинцов выглянул через водительское окно и с удивлением узнал отца Иоанна. А он-то здесь зачем?
— Доброго здравия, — сказал Васинцов, когда двери автобуса закрылись. — Признаться, не ожидал, батюшка, вас здесь увидеть. На кого оставили детишек?
— Дети под присмотром, — заверил отец Иоанн, — ну я и намерзся, пока вас нашел.
— А вы нас искали?
— Да, вот ознакомьтесь, — сказал священнослужитель и протянул Васинцову сложенный лист бумаги. Васинцов прочитал.
— Ого! За подписью Президента? А вы, батюшка, в высоких сферах вращаетесь. Может быть, если уж мы отданы под ваше распоряжение, вы просветите, что здесь происходит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66