Год назад я приходил к Министру внутренних дел, он с трудом меня выслушал, посчитал за сумасшедшего, но тоже немного помог. Я не мог настаивать, я мог ошибаться. Хотя после Исхода все стало ясно не только мне. Теперь сомневаться времени нет, и ситуация изменилась. Патриарх благословил меня, и Церковь переводит на нужды приютов часть из тех огромных средств, что жертвуют в количествах неимоверных. Теперь мне не нужны деньги. Для того чтобы воспитывать праведников, мне нужны… праведники — праведные воспитатели и… дети.
— Ну конечно, только праведники у нас в школах и остались. Какой идиот еще будет за такую зарплату работать, — пробурчал школьный министр. — Теперь давай еще самых лучших попам отдавать. Массовые крещения устроим.
— Никаких крещений не надо, — решительно сказал Иоанн. — Этот документ разослан во все конфессии мира и практически везде признан подлинным. Как и чудо Исхода, как и благодать, называемая у нас торком. Учителям достаточно не отрицать чуда благодати и личным примером праведной жизни воспитывать праведников…
— Скажите, — неожиданно перебил Иоанна молчавший до этого Президент, — а вы могли бы возглавить систему нашего народного образования?
В наступившей тишине все услышали, как школьный министр громко икнул.
— Я — нет, — словно ожидая этого вопроса, ответил отец Иоанн, — но вот отец Серафим… Его специально готовили к этому посту.
— Вы готовили? И сколько же лет отцу Серафиму?
— Восемнадцать.
В зале можно было запускать муху.
— А почему бы и нет, — громко и четко прозвучал голос Президента, — давайте вспомним, сколько мне было, когда я победил на выборах. Но пока не будем торопиться. Уважаемый Министр народного образования, вы ведь у нас православный? Тогда назначим отца Серафима вашим персональным духовником с окладом заместителя. Согласны?
— Постойте-постойте, — замотал головой военный министр. — Это все хорошо, книжки умные, предсказания, праведные — неправедные. Школьного министра в жопу — это тоже правильно, а то даже в самый завалящий вуз нынче без блата и взяток не поступить. Но я все равно не понял, сколько эти торки еще продлятся? Когда опять начнется нормальная жизнь?
— А она уже начинается, — спокойно ответил отец Иоанн. — Я не силен в астрономии, но, по моим расчетам, в течение нескольких лет торки будут довольно часты на Земле, не исключено, что придет момент, когда торк будет постоянным, все 24 часа в сутки, на всей планете.
— Но это же безумие! — вскочил с кресла Министр обороны. — Так невозможно жить, работать. У нас же военная тайна, стратегические секреты! Может, ее, комету эту, ракетой ядреной, как в том кино?
— Идиот, — простонало в дальнем углу стола. Это был председатель ФСБ, его только-только отпустило…
— Послушайте, святой отец, — сказал Президент, провожая отца Иоанна до дверей. — Мне не дает покоя та самая подпись на пергаменте: «Ферапонтъ рече дуракомъ». Что она означает?
— Трудно сказать. По-видимому, так Ферапонт оценивал труд своих монахов. Эта надпись фигурирует на самых плохих, испорченных листах, означая: «Ферапонт говорит, что переписавший это — жуткий тупица, загубивший ценный пергамент». Попросту дурак, если по школьной системе, то «кол».
— Странно, а почему тогда нет листов с подписью «Ферапонтъ рече умница», или как там еще по-старославянски?
— Видимо, эти листы шли прямиком в сшивку книги, и прилежные монахи поощрялись иным способом.
— Логично, значит, с уникальнейшим документом в истории человечества далекие потомки смогли познакомиться лишь благодаря двоечникам и лодырям?
— Получается, что так…
Параллель 6. ПОЛНОЛУНИЕ
Полнолуние — самая благодатная пора для зверя. Когда огромная луна выходит из земной тени и отражает солнечный свет во всей своей красе. И волны великого океана стремятся к луне, вызывая приливы и отливы, и даже воды рек и речушек тянутся к луне, подтачивая высокий берег изо дня в день, из года в год, из века в век. Что же говорить о человеке, тоже почти полностью состоящем из воды.
Зверь прислушался к своим ощущениям: он здоров, он почти полностью восстановился, он вновь силен и готов к выходу в мир. И он знает, что дальше делать…
Белов еще раз глубоко вдохнул, набрал в легкие воздуха и с силой дунул в трубку.
— Ого, да с такой дыхалкой вам в стеклодувы идти можно, — хмыкнул доктор, глянув на показания прибора. — И все остальное у вас в норме. Хотя еще пару недель назад я всерьез опасался за вашу жизнь. И что это за волшебное лекарство, что привезли вам друзья из Москвы?
Белов пожал плечами. Он и в самом деле не знал, что за препарат вколола ему жена того капитана Васинцова, когда они неожиданно навестили его в больнице. Они вроде как на юга ехали отдыхать на машине, вот и заехали по пути в гости. Карина как увидела Белова, струпьями покрытого, сразу крикнула: «Гляди, Генк, как у тебя после Киржача» — и тут же вколола ему какой-то маслянистой жидкости из аптечки. Надо же, вот они, современные женщины, вместо румян-помады в сумочке ампулы да капсулы. Да, она еще три ампулы оставила, и вот, ни струпьев, ни гноя, и кровь в норме.
— В общем так, я вас выписываю. Вот предписание, пару неделек поваляетесь в вашем ведомственном санатории, там ужасть как хорошо, и можете выходить на работу.
Белов кивнул и выставил на стол пятизвездочную бутылку коньяку. Доктор глянул в сторону двери, вздохнул, пробормотал что-то типа: «С хорошим человеком грех не выпить» — и выставил пару медицинских стаканчиков.
Они сложили сумки в багажник, Галка прыгнула к Белову на заднее сиденье, обняла, прижалась к плечу и начала гладить тонкими пальчиками по отросшим за время болезни волосам. Брат Коля глянул в зеркальце заднего вида, улыбнулся и включил зажигание. Он уверенно вел машину по выщербленному асфальту, жаловался, что в последнее время работы совсем не стало — даже злостные браконьеры совесть стали иметь, удочки себе покупают, но все же похвалился, каких крупных браконьеров недавно выловил и какую классную рыбалку он приготовил для Белова к его выписке. Они въехали в сосновый бор и остановились на стоянке перед белым корпусом санатория.
— А в общем-то, Борь, ты не торопись, полежи, полечись, успеешь ты еще бандюг-то наловить, — сказал Коля, выволакивая сумки из багажника, — говорят, этот санаторий — просто рай, там, говорят, икру дают на завтрак.
Зверь осторожно выполз на балкон, потянулся, размял плечи и встал на задние лапы. Он в порядке, он полностью восстановился. Одним прыжком соскочив на землю, зверь осмотрелся, потом глянул в небо. Полная луна и свежий ветер, как раз то, что надо, и бежать ему надо вот туда, прямо на юг.
Он мчался огромными прыжками меж деревьев и наслаждался легкостью, с которой ему дается движение. Легкость движения после той чудовищной боли, что ему пришлось пережить. Но они ответят за эту боль! Они все ответят! Но сначала он возьмет свою самку. Он слишком долго был один, он устал от одиночества, а что может быть хуже одиночества?! Когда ты страдаешь и нет никого рядом, чтобы поддержать тебя, помочь зализать твои раны.
Бежать пришлось долго, но он не устал, совсем не устал. Напротив, эта пробежка пошла ему даже на пользу, легкая разминка перед серьезным делом. Вот и железная дорога. Он умилился ей, как старой знакомой, с наслаждением вдохнул запах мазута и мокрого железа рельс. А вот и поезд, как под заказ, большие открытые вагоны, груженные лесом, большими бревнами. Это даже лучше, чем вагоны обычные.
Зверь резко оттолкнулся лапами и повис, уцепившись за край вагона, когти царапнули по доскам, он практически без усилий подтянулся и очутился на штабеле толстых бревен. Поезд преодолел поворот и начал быстро набирать скорость. Зверя просто переполнял восторг: скорость, ветер в лицо, огромная луна над головой. Его разбирало встать во весь рост и завыть торжествующе, но он знал, сверху — опасные провода с электричеством.
Поезд снова застучал колесными парами на стыках и сбросил скорость. А вот и знакомые места, вот здесь он обычно спрыгивал. Попробуем и сейчас. Зверь решил не лихачить и прыгнул в заросли. Тут же боль обожгла его спину. Вот черт, на сучок нарвался!
Зверь выбрался на откос и принюхался. Конечно, летние запахи — это вам не зимние, здесь от разнообразия и сбиться можно, вон какой букет: помойка свежая, вишня цветет, где-то во дворе шашлык жарят, ароматы цветочные, от которых голова кругом пойдет у кого угодно. У кого угодно, но только не у него. Он учуял ее запах, еле уловимый, но такой манящий запах, самый великолепный запах в мире.
Зверь уже не бежал, он осторожно крался вдоль заборов, в двух местах только его уникальное чутье уберегло от беды. Чертовы частники набили кольев посреди тропинки и везде накрутили колючей проволоки, ни пройти, ни проехать. Вот ужо доберется он до вас!
А вот и дом, окошки светятся, какое-то тявканье со двора раздается. Она завела щенка? Ну нет, этот щенок ему не соперник, как и тот пес, которому он свернул шею. Но нюх у него хороший, вон, почувствовал, под крыльцо забился.
Зверь подошел к самой ограде, отмахнулся от вишневой ветки, хлестнувшей его по морде, и… встретился взглядом с ней. Она стояла у окна и всматривалась в темноту. Она очень умная, его избранница, она погасила свет в комнате и теперь смотрела прямо на него, прямо ему в глаза.
Зверь уже не скрывался, он выпрямился во весь рост, она должна наконец понять, как он красив, насколько лучше он того коротышки. Кстати, запаха его не чувствуется, и табаком его противным уже не воняет. Хороший знак! Ну что ж, любимая, встречай, я иду к тебе…
Нет, он не может подойти к ней, что-то незнакомое и очень сильное не пускало его к ней. Какая-то древняя, могучая сила. Что-то надетое прямо на нее. Перстень! Они называют это перстень, глупое приспособление, которыми их самки пытаются украсить себя. Идиотизм! Разве нужно себя украшать еще чем-то, кроме того, чем тебя наградила мудрая Природа? Нет, когда они будут вместе жить в логове, которое он уже для них присмотрел, никаких украшений не будет. Ни камней, ни кожи, ни ткани. Ей, конечно, сначала придется трудно без одежды, но она быстро привыкнет, он верит в нее.
Зверь еще раз попробовал преодолеть невидимый барьер, но убедился, что это никак невозможно. Что ж, он не сердится на нее, он терпелив. Главное, что она уже начинает понимать его, вон, позвала полюбоваться на него своего брата — самца средних лет, и щенка. Да, надо еще решить, что делать с ее щенком. Слишком уж он слабенький, сумеет ли он возглавить стаю, когда придет время? Или лучше придавить его сразу, как поступают настоящие вожаки с детенышами от других самцов?
Дверь дома заскрипела, на пороге появился Ее брат. В его руке это страшное ружье? Извини, Ее брат, для нас еще не наступило время знакомства…
Зверь возвращался в новое логово в самом благодушном настроении. Ну и что с того, что сегодня он не смог взять своей самки, разве гон у него? Он потерпит, он терпеливый. Главное, что она здорова, сильна, готова к спариванию, чтобы стать матерью новой могучей стаи.
Белов сразу заметил, что с Галиной что-то не так. Она выставила на тумбочку какое-то варенье в баночках, выложила пирожки в пакете и замерла, уставившись в одну точку, бессильно уронив руки.
— Что случилось, Галь? — тихо спросил Белов.
— Он снова появился.
— Кто?
— Тот зверь. Я видела его, его глаза, и Ванечка видел, и Коля. Он сидел в кустах совсем близко от забора. Сидел и смотрел в наши окна. А утром мы следы нашли на песке. Он вернулся.
Белов сел рядом с Галиной на кровать, взял ее за руку:
— Ты помнишь того поляка, что приезжал к нам весной? Он сказал, что тебе нечего бояться, пока ты носишь на руке этот перстень.
— Перстень? — всхлипнула Галина. — Это же просто камень. Ты же сам говорил, что тот поляк — сумасшедший. Я боюсь, Боря, понимаешь, боюсь. Я не переживу этого ужаса снова. Ну что мне делать, Боря? Вы же убили его. Неужели он мог выжить?
— Это совершенно исключено! — решительно сказал патологоанатом, собирая свои ужасные инструменты в сумку. — Я сам препарировал труп вот на этом самом столе и могу уверенно сказать, что он был совершенно мертв, абсолютно, стопроцентно мертв! Мертвее не бывает! Но если вы считаете, что человек может ожить, после того как его выпотрошили и вытащили мозг, тогда ладно…
— Поймите, доктор, я ни в чем не хочу обвинить вас…
— И на том спасибо, — низко поклонившись, ехидно ответил бородатый трупорез.
— Я просто хочу взглянуть на могилу, это запрещено?
— Господи, как же я намучился с этим трупом! — воздел руки к потолку патологоанатом. — Даже когда местного олигарха вскрывал, такого ажиотажа не было.
— Ажиотажа?
— Ну да, приехали какие-то столичные светила, кишочки, потрошки его в баночки-коробочки сложили и вместе с трупом увезли.
— Куда?
— На кудыкину гору! Оно мне надо? Мое дело вскрыть и написать отчет. Хотите почитать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Ну конечно, только праведники у нас в школах и остались. Какой идиот еще будет за такую зарплату работать, — пробурчал школьный министр. — Теперь давай еще самых лучших попам отдавать. Массовые крещения устроим.
— Никаких крещений не надо, — решительно сказал Иоанн. — Этот документ разослан во все конфессии мира и практически везде признан подлинным. Как и чудо Исхода, как и благодать, называемая у нас торком. Учителям достаточно не отрицать чуда благодати и личным примером праведной жизни воспитывать праведников…
— Скажите, — неожиданно перебил Иоанна молчавший до этого Президент, — а вы могли бы возглавить систему нашего народного образования?
В наступившей тишине все услышали, как школьный министр громко икнул.
— Я — нет, — словно ожидая этого вопроса, ответил отец Иоанн, — но вот отец Серафим… Его специально готовили к этому посту.
— Вы готовили? И сколько же лет отцу Серафиму?
— Восемнадцать.
В зале можно было запускать муху.
— А почему бы и нет, — громко и четко прозвучал голос Президента, — давайте вспомним, сколько мне было, когда я победил на выборах. Но пока не будем торопиться. Уважаемый Министр народного образования, вы ведь у нас православный? Тогда назначим отца Серафима вашим персональным духовником с окладом заместителя. Согласны?
— Постойте-постойте, — замотал головой военный министр. — Это все хорошо, книжки умные, предсказания, праведные — неправедные. Школьного министра в жопу — это тоже правильно, а то даже в самый завалящий вуз нынче без блата и взяток не поступить. Но я все равно не понял, сколько эти торки еще продлятся? Когда опять начнется нормальная жизнь?
— А она уже начинается, — спокойно ответил отец Иоанн. — Я не силен в астрономии, но, по моим расчетам, в течение нескольких лет торки будут довольно часты на Земле, не исключено, что придет момент, когда торк будет постоянным, все 24 часа в сутки, на всей планете.
— Но это же безумие! — вскочил с кресла Министр обороны. — Так невозможно жить, работать. У нас же военная тайна, стратегические секреты! Может, ее, комету эту, ракетой ядреной, как в том кино?
— Идиот, — простонало в дальнем углу стола. Это был председатель ФСБ, его только-только отпустило…
— Послушайте, святой отец, — сказал Президент, провожая отца Иоанна до дверей. — Мне не дает покоя та самая подпись на пергаменте: «Ферапонтъ рече дуракомъ». Что она означает?
— Трудно сказать. По-видимому, так Ферапонт оценивал труд своих монахов. Эта надпись фигурирует на самых плохих, испорченных листах, означая: «Ферапонт говорит, что переписавший это — жуткий тупица, загубивший ценный пергамент». Попросту дурак, если по школьной системе, то «кол».
— Странно, а почему тогда нет листов с подписью «Ферапонтъ рече умница», или как там еще по-старославянски?
— Видимо, эти листы шли прямиком в сшивку книги, и прилежные монахи поощрялись иным способом.
— Логично, значит, с уникальнейшим документом в истории человечества далекие потомки смогли познакомиться лишь благодаря двоечникам и лодырям?
— Получается, что так…
Параллель 6. ПОЛНОЛУНИЕ
Полнолуние — самая благодатная пора для зверя. Когда огромная луна выходит из земной тени и отражает солнечный свет во всей своей красе. И волны великого океана стремятся к луне, вызывая приливы и отливы, и даже воды рек и речушек тянутся к луне, подтачивая высокий берег изо дня в день, из года в год, из века в век. Что же говорить о человеке, тоже почти полностью состоящем из воды.
Зверь прислушался к своим ощущениям: он здоров, он почти полностью восстановился, он вновь силен и готов к выходу в мир. И он знает, что дальше делать…
Белов еще раз глубоко вдохнул, набрал в легкие воздуха и с силой дунул в трубку.
— Ого, да с такой дыхалкой вам в стеклодувы идти можно, — хмыкнул доктор, глянув на показания прибора. — И все остальное у вас в норме. Хотя еще пару недель назад я всерьез опасался за вашу жизнь. И что это за волшебное лекарство, что привезли вам друзья из Москвы?
Белов пожал плечами. Он и в самом деле не знал, что за препарат вколола ему жена того капитана Васинцова, когда они неожиданно навестили его в больнице. Они вроде как на юга ехали отдыхать на машине, вот и заехали по пути в гости. Карина как увидела Белова, струпьями покрытого, сразу крикнула: «Гляди, Генк, как у тебя после Киржача» — и тут же вколола ему какой-то маслянистой жидкости из аптечки. Надо же, вот они, современные женщины, вместо румян-помады в сумочке ампулы да капсулы. Да, она еще три ампулы оставила, и вот, ни струпьев, ни гноя, и кровь в норме.
— В общем так, я вас выписываю. Вот предписание, пару неделек поваляетесь в вашем ведомственном санатории, там ужасть как хорошо, и можете выходить на работу.
Белов кивнул и выставил на стол пятизвездочную бутылку коньяку. Доктор глянул в сторону двери, вздохнул, пробормотал что-то типа: «С хорошим человеком грех не выпить» — и выставил пару медицинских стаканчиков.
Они сложили сумки в багажник, Галка прыгнула к Белову на заднее сиденье, обняла, прижалась к плечу и начала гладить тонкими пальчиками по отросшим за время болезни волосам. Брат Коля глянул в зеркальце заднего вида, улыбнулся и включил зажигание. Он уверенно вел машину по выщербленному асфальту, жаловался, что в последнее время работы совсем не стало — даже злостные браконьеры совесть стали иметь, удочки себе покупают, но все же похвалился, каких крупных браконьеров недавно выловил и какую классную рыбалку он приготовил для Белова к его выписке. Они въехали в сосновый бор и остановились на стоянке перед белым корпусом санатория.
— А в общем-то, Борь, ты не торопись, полежи, полечись, успеешь ты еще бандюг-то наловить, — сказал Коля, выволакивая сумки из багажника, — говорят, этот санаторий — просто рай, там, говорят, икру дают на завтрак.
Зверь осторожно выполз на балкон, потянулся, размял плечи и встал на задние лапы. Он в порядке, он полностью восстановился. Одним прыжком соскочив на землю, зверь осмотрелся, потом глянул в небо. Полная луна и свежий ветер, как раз то, что надо, и бежать ему надо вот туда, прямо на юг.
Он мчался огромными прыжками меж деревьев и наслаждался легкостью, с которой ему дается движение. Легкость движения после той чудовищной боли, что ему пришлось пережить. Но они ответят за эту боль! Они все ответят! Но сначала он возьмет свою самку. Он слишком долго был один, он устал от одиночества, а что может быть хуже одиночества?! Когда ты страдаешь и нет никого рядом, чтобы поддержать тебя, помочь зализать твои раны.
Бежать пришлось долго, но он не устал, совсем не устал. Напротив, эта пробежка пошла ему даже на пользу, легкая разминка перед серьезным делом. Вот и железная дорога. Он умилился ей, как старой знакомой, с наслаждением вдохнул запах мазута и мокрого железа рельс. А вот и поезд, как под заказ, большие открытые вагоны, груженные лесом, большими бревнами. Это даже лучше, чем вагоны обычные.
Зверь резко оттолкнулся лапами и повис, уцепившись за край вагона, когти царапнули по доскам, он практически без усилий подтянулся и очутился на штабеле толстых бревен. Поезд преодолел поворот и начал быстро набирать скорость. Зверя просто переполнял восторг: скорость, ветер в лицо, огромная луна над головой. Его разбирало встать во весь рост и завыть торжествующе, но он знал, сверху — опасные провода с электричеством.
Поезд снова застучал колесными парами на стыках и сбросил скорость. А вот и знакомые места, вот здесь он обычно спрыгивал. Попробуем и сейчас. Зверь решил не лихачить и прыгнул в заросли. Тут же боль обожгла его спину. Вот черт, на сучок нарвался!
Зверь выбрался на откос и принюхался. Конечно, летние запахи — это вам не зимние, здесь от разнообразия и сбиться можно, вон какой букет: помойка свежая, вишня цветет, где-то во дворе шашлык жарят, ароматы цветочные, от которых голова кругом пойдет у кого угодно. У кого угодно, но только не у него. Он учуял ее запах, еле уловимый, но такой манящий запах, самый великолепный запах в мире.
Зверь уже не бежал, он осторожно крался вдоль заборов, в двух местах только его уникальное чутье уберегло от беды. Чертовы частники набили кольев посреди тропинки и везде накрутили колючей проволоки, ни пройти, ни проехать. Вот ужо доберется он до вас!
А вот и дом, окошки светятся, какое-то тявканье со двора раздается. Она завела щенка? Ну нет, этот щенок ему не соперник, как и тот пес, которому он свернул шею. Но нюх у него хороший, вон, почувствовал, под крыльцо забился.
Зверь подошел к самой ограде, отмахнулся от вишневой ветки, хлестнувшей его по морде, и… встретился взглядом с ней. Она стояла у окна и всматривалась в темноту. Она очень умная, его избранница, она погасила свет в комнате и теперь смотрела прямо на него, прямо ему в глаза.
Зверь уже не скрывался, он выпрямился во весь рост, она должна наконец понять, как он красив, насколько лучше он того коротышки. Кстати, запаха его не чувствуется, и табаком его противным уже не воняет. Хороший знак! Ну что ж, любимая, встречай, я иду к тебе…
Нет, он не может подойти к ней, что-то незнакомое и очень сильное не пускало его к ней. Какая-то древняя, могучая сила. Что-то надетое прямо на нее. Перстень! Они называют это перстень, глупое приспособление, которыми их самки пытаются украсить себя. Идиотизм! Разве нужно себя украшать еще чем-то, кроме того, чем тебя наградила мудрая Природа? Нет, когда они будут вместе жить в логове, которое он уже для них присмотрел, никаких украшений не будет. Ни камней, ни кожи, ни ткани. Ей, конечно, сначала придется трудно без одежды, но она быстро привыкнет, он верит в нее.
Зверь еще раз попробовал преодолеть невидимый барьер, но убедился, что это никак невозможно. Что ж, он не сердится на нее, он терпелив. Главное, что она уже начинает понимать его, вон, позвала полюбоваться на него своего брата — самца средних лет, и щенка. Да, надо еще решить, что делать с ее щенком. Слишком уж он слабенький, сумеет ли он возглавить стаю, когда придет время? Или лучше придавить его сразу, как поступают настоящие вожаки с детенышами от других самцов?
Дверь дома заскрипела, на пороге появился Ее брат. В его руке это страшное ружье? Извини, Ее брат, для нас еще не наступило время знакомства…
Зверь возвращался в новое логово в самом благодушном настроении. Ну и что с того, что сегодня он не смог взять своей самки, разве гон у него? Он потерпит, он терпеливый. Главное, что она здорова, сильна, готова к спариванию, чтобы стать матерью новой могучей стаи.
Белов сразу заметил, что с Галиной что-то не так. Она выставила на тумбочку какое-то варенье в баночках, выложила пирожки в пакете и замерла, уставившись в одну точку, бессильно уронив руки.
— Что случилось, Галь? — тихо спросил Белов.
— Он снова появился.
— Кто?
— Тот зверь. Я видела его, его глаза, и Ванечка видел, и Коля. Он сидел в кустах совсем близко от забора. Сидел и смотрел в наши окна. А утром мы следы нашли на песке. Он вернулся.
Белов сел рядом с Галиной на кровать, взял ее за руку:
— Ты помнишь того поляка, что приезжал к нам весной? Он сказал, что тебе нечего бояться, пока ты носишь на руке этот перстень.
— Перстень? — всхлипнула Галина. — Это же просто камень. Ты же сам говорил, что тот поляк — сумасшедший. Я боюсь, Боря, понимаешь, боюсь. Я не переживу этого ужаса снова. Ну что мне делать, Боря? Вы же убили его. Неужели он мог выжить?
— Это совершенно исключено! — решительно сказал патологоанатом, собирая свои ужасные инструменты в сумку. — Я сам препарировал труп вот на этом самом столе и могу уверенно сказать, что он был совершенно мертв, абсолютно, стопроцентно мертв! Мертвее не бывает! Но если вы считаете, что человек может ожить, после того как его выпотрошили и вытащили мозг, тогда ладно…
— Поймите, доктор, я ни в чем не хочу обвинить вас…
— И на том спасибо, — низко поклонившись, ехидно ответил бородатый трупорез.
— Я просто хочу взглянуть на могилу, это запрещено?
— Господи, как же я намучился с этим трупом! — воздел руки к потолку патологоанатом. — Даже когда местного олигарха вскрывал, такого ажиотажа не было.
— Ажиотажа?
— Ну да, приехали какие-то столичные светила, кишочки, потрошки его в баночки-коробочки сложили и вместе с трупом увезли.
— Куда?
— На кудыкину гору! Оно мне надо? Мое дело вскрыть и написать отчет. Хотите почитать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66