образ жизни, включающий поражение и «смерть», «исчезновение» через погребение (Баал) или расчленение (Муту), за которыми следуют, более или менее периодически, «возрождения». Такой тип существования, одновременно и прерывистый, и цикличный, характерен для богов, управляющих растительным циклом. Однако в этом религиозном творении есть новизна цели: интегрировать некоторые негативные аспекты жизни в единую систему антагонистических ритмов.
В конечном счете, битвы Баала, его поражения и его победы, обеспечивают ему власть над небом и землей. Но Йамму продолжает царствовать над морем, а Муту остается господином подземного царства мертвых. Мифы свидетельствуют о первенстве Баала и тем самым о вечности жизни и норм, управляющих космосом и человеческим обществом. И в тех же мифах находят свое оправдание негативные аспекты, представляемые Йамму и Муту. То, что Муту — сын Илу, и, главное, то, что Баал не способен уничтожить его, утверждает нормальность смерти. Смерть оказывается, в конце концов, условием sine qua поп жизни.
Можно предположить, что миф о борьбе Баала с Йамму воспроизводился во время празднеств Нового Года, а миф о стычке между Баалом и Муту — в сезон жатвы; но текстов, подтверждающих такое предположение, нет. Можно также предположить, что царь, который, как известно, играл важную роль в культе — представлял Баала в этом мифо-ритуальном сценарии; но все это — не наверняка. Жертвоприношения рассматривались как пища для богов. Система жертвоприношений напоминает ту, которая описана в Ветхом Завете; она включала всесожжение, жертвоприношения или предложение «мира» и «согласия» и искупительные жертвы.
Слово, обозначающее жрецов (khnm), родственно древнеевреейскому (k?hen). Наряду со жрецами упоминаются и жрицы (khnt), a также qadesim, «посвященные» особы (в Библии этим термином обозначается священная проституция, но в угаритских текстах нет указаний на что-то подобное). Наконец, есть упоминание о жрецах-оракулах, или пророках. В храмах имелись алтари: их стены украшали изображения богов и божественные символы. Кроме кровавых жертвоприношений, культ включал танцы и множество оргиастических действий и телодвижений, которые позже вызывали гнев пророков. Но следует помнить, что неполнота документов позволяет нам высказывать лишь предположения о религиозной жизни Ханаана. У нас нет ни одного текста молитвы. Нам известно, что жизнь — это божественный дар, но мы не знаем мифа о сотворении человека.
Такие религиозные воззрения не были исключительно ханаанейскими. Но их значение возросло в связи с тем, что израильтяне, когда они вошли в Ханаан, столкнулись с этим типом космической сакральности, который дал начало сложной культовой деятельности и который, несмотря на свои оргиастические эксцессы, был не лишен определенного величия. Поскольку вера в священность жизни разделялась и израильтянами, сразу возникла проблема: как можно сохранить эту веру, не принимая другие элементы ханаанейской религиозной идеологии, составной частью которой она являлась? Идеология эта включает, как мы сейчас видели, свою теологию, построенную вокруг цикличного существования главного бога, Баала, символа целостности вселенной. Образ существования Яхве — другой (другой он и у Илу, но Илу претерпел и иные унизительные изменения). Яхве не позволял ограничивать себя культовыми действиями; он требовал от своих почитателей внутренней трансформации, основанной на покорности и доверии (§ 14).
Как мы увидим ниже (§ 60), многие элементы ханаанейской религии были усвоены израильтянами. "Но эти заимствования сами же и породили конфликт. Баал был побежден своим собственным оружием. Если принять во внимание, что все чужеземцы, даже из таких несемитских языковых групп, как хурриты, а позже филистимляне, после прибытия в Ханаан очень скоро полностью забыли свою собственную религию, то следует оценить как экстраординарное то обстоятельство, что борьба между Яхве и Баалом продолжалась столь долго и что, несмотря на некоторые компромиссы и многие "срывы в неверность", она завершилась победой яхвизма".
Глава VII
"КОГДА ИЗРАИЛЬ БЫЛ МЛАДЕНЦЕМ…"
§ 53. Две первые главы "Бытия"
Религия Израиля — прежде всего религия Книги. Этот письменный корпус состоит из текстов разного времени и направления, отражающих, разумеется, достаточно древние устные традиции, в ходе веков подвергшиеся переосмыслению и исправлению в той среде, в которую они попадали. Современные авторы начинают религиозную историю Израиля с Авраама. В самом деле, согласно традиции, именно он был избран Богом, чтобы стать предком израильского народа и овладеть землей Ханаанской. Но одиннадцать первых глав «Бытия» посвящены легендарным событиям, предшествовавшим избранию Авраама, — от Сотворения до Потопа и Вавилонской башни. Составление этих глав, как известно, относится к более позднему времени, нежели редакция большинства других текстов Пятикнижия. С другой стороны, некоторые исследователи, включая самых авторитетных, утверждают, что космогонические мотивы и мифы о происхождении (сотворение человека, происхождение смерти и т. д.) играли в религиозном сознании Израиля вторичную роль. В общем, израильтяне интересовались скорее "священной историей", т. е. своими отношениями с Богом, чем историей первоначал, относящихся к мифам и фантастическим событиям.
Это может быть верно — начиная с определенной эпохи и, в особенности, в определенной религиозной среде. Но у нас нет оснований утверждать, будто предки израильтян были безразличны к вопросам, волновавшим архаические общества, таким, как космогония, сотворение человека, происхождение смерти и прочие грандиозные проблемы. Вплоть до наших дней, после двух с половиной тысяч лет всевозможных «реформ», события, изложенные в первых главах «Бытия», продолжают питать воображение и религиозную мысль потомков Авраама. Поэтому, следуя предмодернистской традиции, мы и начнем наше изложение с первых глав Книги Бытия. Поздняя датировка их редакции не должна нас смущать, ибо их содержание архаично; фактически, оно отражает более древние события, чем те, о которых повествуется в саге об Аврааме.
"Бытие" открывается знаменитым пассажем: "В начале сотворил Бог (Элохим) небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою" (1:1–2). Образ изначального океана, над которым носится бог-творец, весьма архаичен. Однако тема бога, летающего над водной пучиной, не засвидетельствована в месопотамской космогонии, хотя один из мифов "Энума элиш", возможно, был знаком автору библейского текста (древнееврейский термин teh?m, служащий для обозначения изначального океана, этимологически близок вавилонскому ti?mat). Творение как таковое, т. е. упорядочение «хаоса» (t?h? w? b?h?), осуществляется силой слова Господня. Он сказал: "Да будет свет. И стал свет" (1:3). Последующие этапы творения также совершаются посредством слова Божия. Водный «хаос» здесь не персонифицирован (ср.: Тиамат) и, следовательно, не «побежден» в космогонической битве.
Этот библейский рассказ построен совершенно особым образом: 1) творение посредством Слова; 2) мира, который "хорош"" и 3) жизни (животной и растительной), которая тоже «хороша» и которую Бог благословляет (1:10, 21, 31 и сл.); 4) наконец, космогоническое творчество увенчивается сотворением человека. В шестой и последний день Бог говорит: "Сотворим человека по образу Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом" и т. д. (1:26). Никаких впечатляющих подвигов (вроде битвы Мардука с Тиамат), никаких «пессимистических» элементов в космогонии и в антропогонии (мир, сотворенный из останков «демонического» первосущества Тиамат, человек, вылепленный из крови демона Кингу). Мир «хорош», а человек — imago dei ; он, подобно своему Творцу и образцу, обитает в раю. Однако, как подчеркивает далее Книга Бытия, жизнь полна тягот, несмотря на то, что Господь благословил ее, а люди уже не живут в раю. Но все это — результат ряда заблуждений и грехов, совершенных предками. Именно они изменили человеческую судьбу. Бог не несет никакой ответственности за порчу своего совершенного творения. Подобно индийским воззрениям в последующую за упанишадами эпоху, человек, а вернее, весь род человеческий, есть результат своих собственных поступков.
Другой рассказ, более древний и относящийся к яхвистской редакции (2:5 и сл.), значительно отличается от только что изложенной священнической редакции. Там говорится не о сотворении неба и земли, а о пустыне, которую Бог (Яхве) делает плодородной благодаря пару, всходившему от земли. Яхве вылепил человека (?d?m) из праха земного и вдунул "в его ноздри дыхание жизни". Потом Яхве "насадил сад в Эдеме", взрастил разного рода "добрые деревья" (2:8 и сл.) и поселил человека в этом саду, "чтобы возделывать его и хранить его" (2:15). Затем Яхве "образовал из земли" животных и птиц и привел их к Адаму, чтобы тот дал им имена. В конце концов, наведя на человека крепкий сон, Яхве взял одно из его ребер и сотворил из него женщину, получившую имя Ева (древнееврейское слово haww?h этимологически родственно слову "жизнь").
Экзегеты заметили, что в более упрощенном яхвистском рассказе не водный «хаос» и мир «форм» противопоставляются друг другу, а пустыня и сушь контрастируют с зеленью и жизнью. Поэтому вполне возможно, что этот миф о происхождении зародился в засушливой, пустынной зоне. Что же касается сотворения первого человека из глины, то эта тема, как мы знаем (см. § 1), была известна в Шумере. Аналогичные мифы засвидетельствованы почти повсюду, начиная с Древнего Египта и Греции и кончая «примитивными» племенами. Их основная идея сводится к следующему: человек был создан из перво-материи (земли, дерева, кости) и оживлен дыханием творца. Иначе говоря, как мы уже заметили по поводу шумерского мифа, человек и «видом» своим, и «жизнью» в известной мере разделяет природу своего творца. «Материи» принадлежит только его тело.
Сотворение женщины из ребра, взятого у Адама, может быть истолковано как указание на андрогинность Первочеловека. Сходные понятия засвидетельствованы в других традициях, включая те, что переданы посредством некоторых мидрашей. Миф об андрогине служит примером довольно распространенного верования: совершенство человека, отождествляемого с мифическим Предком, включает в себя цельность, являющуюся одновременно и совокупностью. Нам еще представится возможность обсудить важность андрогинности при рассмотрении некоторых гностических и герметических умозаключений. А пока уточним, что человеческая андрогинность имеет своим образцом андрогинность божественную, и это понятие является общим для множества культур.
§ 54. Потерянный рай. Каин и Авель
Эдемский сад со своей рекой, которая разделялась на четыре рукава и несла жизнь четырем земным областям, со своими деревьями, которые Адам должен был возделывать и хранить, — все это напоминает месопотамские литературные образцы. Вполне возможно, что библейский рассказ опирается на какую-то вавилонскую традицию. Но миф о первозданном рае, в котором жил Первочеловек, и о "райских кущах", куда смертные могут проникнуть лишь с трудом, был известен за пределами Двуречья и Средиземноморья. Как любой «рай», Эдем располагается в Центре Мира, где берет начало река с четырьмя рукавами. Среди этого сада растут Древо Жизни и Древо Познания добра и зла (2:9). Яхве заповедал человеку: "…от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" (2:16–17). Этот неизвестный в других местах запрет таит в себе идею сущностной ценности познания. Говоря по-иному, познание может радикально изменить структуру человеческого бытия.
Однако змею удается искусить Еву. "Нет, вы не умрете, — говорит он ей. — Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло" (3:4–5). Этот достаточно таинственный эпизод породил бесчисленные толкования. Задник сцены напоминает хорошо известную мифологическую постановку: нагая богиня, волшебное Древо и его хранитель, Змей. Но вместо героя-победителя, овладевающего символом Жизни (чудесным плодом, молодильным источником, сокровищем и т. д.), библейский рассказ выводит Адама, наивную жертву змеиного коварства. Иначе говоря, перед нами сцена не состоявшейся «иммортализации», подобная которой описана в "Эпосе о Гильгамеше" (см. § 23). Ведь сделавшись всеведущим, равным «богам», Адам мог посягнуть и на Древо Жизни (относительно которого Яхве ничего ему не говорил) и обрести бессмертие. Библейский текст ясен и категоричен: "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял бы также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно" (3:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
В конечном счете, битвы Баала, его поражения и его победы, обеспечивают ему власть над небом и землей. Но Йамму продолжает царствовать над морем, а Муту остается господином подземного царства мертвых. Мифы свидетельствуют о первенстве Баала и тем самым о вечности жизни и норм, управляющих космосом и человеческим обществом. И в тех же мифах находят свое оправдание негативные аспекты, представляемые Йамму и Муту. То, что Муту — сын Илу, и, главное, то, что Баал не способен уничтожить его, утверждает нормальность смерти. Смерть оказывается, в конце концов, условием sine qua поп жизни.
Можно предположить, что миф о борьбе Баала с Йамму воспроизводился во время празднеств Нового Года, а миф о стычке между Баалом и Муту — в сезон жатвы; но текстов, подтверждающих такое предположение, нет. Можно также предположить, что царь, который, как известно, играл важную роль в культе — представлял Баала в этом мифо-ритуальном сценарии; но все это — не наверняка. Жертвоприношения рассматривались как пища для богов. Система жертвоприношений напоминает ту, которая описана в Ветхом Завете; она включала всесожжение, жертвоприношения или предложение «мира» и «согласия» и искупительные жертвы.
Слово, обозначающее жрецов (khnm), родственно древнеевреейскому (k?hen). Наряду со жрецами упоминаются и жрицы (khnt), a также qadesim, «посвященные» особы (в Библии этим термином обозначается священная проституция, но в угаритских текстах нет указаний на что-то подобное). Наконец, есть упоминание о жрецах-оракулах, или пророках. В храмах имелись алтари: их стены украшали изображения богов и божественные символы. Кроме кровавых жертвоприношений, культ включал танцы и множество оргиастических действий и телодвижений, которые позже вызывали гнев пророков. Но следует помнить, что неполнота документов позволяет нам высказывать лишь предположения о религиозной жизни Ханаана. У нас нет ни одного текста молитвы. Нам известно, что жизнь — это божественный дар, но мы не знаем мифа о сотворении человека.
Такие религиозные воззрения не были исключительно ханаанейскими. Но их значение возросло в связи с тем, что израильтяне, когда они вошли в Ханаан, столкнулись с этим типом космической сакральности, который дал начало сложной культовой деятельности и который, несмотря на свои оргиастические эксцессы, был не лишен определенного величия. Поскольку вера в священность жизни разделялась и израильтянами, сразу возникла проблема: как можно сохранить эту веру, не принимая другие элементы ханаанейской религиозной идеологии, составной частью которой она являлась? Идеология эта включает, как мы сейчас видели, свою теологию, построенную вокруг цикличного существования главного бога, Баала, символа целостности вселенной. Образ существования Яхве — другой (другой он и у Илу, но Илу претерпел и иные унизительные изменения). Яхве не позволял ограничивать себя культовыми действиями; он требовал от своих почитателей внутренней трансформации, основанной на покорности и доверии (§ 14).
Как мы увидим ниже (§ 60), многие элементы ханаанейской религии были усвоены израильтянами. "Но эти заимствования сами же и породили конфликт. Баал был побежден своим собственным оружием. Если принять во внимание, что все чужеземцы, даже из таких несемитских языковых групп, как хурриты, а позже филистимляне, после прибытия в Ханаан очень скоро полностью забыли свою собственную религию, то следует оценить как экстраординарное то обстоятельство, что борьба между Яхве и Баалом продолжалась столь долго и что, несмотря на некоторые компромиссы и многие "срывы в неверность", она завершилась победой яхвизма".
Глава VII
"КОГДА ИЗРАИЛЬ БЫЛ МЛАДЕНЦЕМ…"
§ 53. Две первые главы "Бытия"
Религия Израиля — прежде всего религия Книги. Этот письменный корпус состоит из текстов разного времени и направления, отражающих, разумеется, достаточно древние устные традиции, в ходе веков подвергшиеся переосмыслению и исправлению в той среде, в которую они попадали. Современные авторы начинают религиозную историю Израиля с Авраама. В самом деле, согласно традиции, именно он был избран Богом, чтобы стать предком израильского народа и овладеть землей Ханаанской. Но одиннадцать первых глав «Бытия» посвящены легендарным событиям, предшествовавшим избранию Авраама, — от Сотворения до Потопа и Вавилонской башни. Составление этих глав, как известно, относится к более позднему времени, нежели редакция большинства других текстов Пятикнижия. С другой стороны, некоторые исследователи, включая самых авторитетных, утверждают, что космогонические мотивы и мифы о происхождении (сотворение человека, происхождение смерти и т. д.) играли в религиозном сознании Израиля вторичную роль. В общем, израильтяне интересовались скорее "священной историей", т. е. своими отношениями с Богом, чем историей первоначал, относящихся к мифам и фантастическим событиям.
Это может быть верно — начиная с определенной эпохи и, в особенности, в определенной религиозной среде. Но у нас нет оснований утверждать, будто предки израильтян были безразличны к вопросам, волновавшим архаические общества, таким, как космогония, сотворение человека, происхождение смерти и прочие грандиозные проблемы. Вплоть до наших дней, после двух с половиной тысяч лет всевозможных «реформ», события, изложенные в первых главах «Бытия», продолжают питать воображение и религиозную мысль потомков Авраама. Поэтому, следуя предмодернистской традиции, мы и начнем наше изложение с первых глав Книги Бытия. Поздняя датировка их редакции не должна нас смущать, ибо их содержание архаично; фактически, оно отражает более древние события, чем те, о которых повествуется в саге об Аврааме.
"Бытие" открывается знаменитым пассажем: "В начале сотворил Бог (Элохим) небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою" (1:1–2). Образ изначального океана, над которым носится бог-творец, весьма архаичен. Однако тема бога, летающего над водной пучиной, не засвидетельствована в месопотамской космогонии, хотя один из мифов "Энума элиш", возможно, был знаком автору библейского текста (древнееврейский термин teh?m, служащий для обозначения изначального океана, этимологически близок вавилонскому ti?mat). Творение как таковое, т. е. упорядочение «хаоса» (t?h? w? b?h?), осуществляется силой слова Господня. Он сказал: "Да будет свет. И стал свет" (1:3). Последующие этапы творения также совершаются посредством слова Божия. Водный «хаос» здесь не персонифицирован (ср.: Тиамат) и, следовательно, не «побежден» в космогонической битве.
Этот библейский рассказ построен совершенно особым образом: 1) творение посредством Слова; 2) мира, который "хорош"" и 3) жизни (животной и растительной), которая тоже «хороша» и которую Бог благословляет (1:10, 21, 31 и сл.); 4) наконец, космогоническое творчество увенчивается сотворением человека. В шестой и последний день Бог говорит: "Сотворим человека по образу Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом" и т. д. (1:26). Никаких впечатляющих подвигов (вроде битвы Мардука с Тиамат), никаких «пессимистических» элементов в космогонии и в антропогонии (мир, сотворенный из останков «демонического» первосущества Тиамат, человек, вылепленный из крови демона Кингу). Мир «хорош», а человек — imago dei ; он, подобно своему Творцу и образцу, обитает в раю. Однако, как подчеркивает далее Книга Бытия, жизнь полна тягот, несмотря на то, что Господь благословил ее, а люди уже не живут в раю. Но все это — результат ряда заблуждений и грехов, совершенных предками. Именно они изменили человеческую судьбу. Бог не несет никакой ответственности за порчу своего совершенного творения. Подобно индийским воззрениям в последующую за упанишадами эпоху, человек, а вернее, весь род человеческий, есть результат своих собственных поступков.
Другой рассказ, более древний и относящийся к яхвистской редакции (2:5 и сл.), значительно отличается от только что изложенной священнической редакции. Там говорится не о сотворении неба и земли, а о пустыне, которую Бог (Яхве) делает плодородной благодаря пару, всходившему от земли. Яхве вылепил человека (?d?m) из праха земного и вдунул "в его ноздри дыхание жизни". Потом Яхве "насадил сад в Эдеме", взрастил разного рода "добрые деревья" (2:8 и сл.) и поселил человека в этом саду, "чтобы возделывать его и хранить его" (2:15). Затем Яхве "образовал из земли" животных и птиц и привел их к Адаму, чтобы тот дал им имена. В конце концов, наведя на человека крепкий сон, Яхве взял одно из его ребер и сотворил из него женщину, получившую имя Ева (древнееврейское слово haww?h этимологически родственно слову "жизнь").
Экзегеты заметили, что в более упрощенном яхвистском рассказе не водный «хаос» и мир «форм» противопоставляются друг другу, а пустыня и сушь контрастируют с зеленью и жизнью. Поэтому вполне возможно, что этот миф о происхождении зародился в засушливой, пустынной зоне. Что же касается сотворения первого человека из глины, то эта тема, как мы знаем (см. § 1), была известна в Шумере. Аналогичные мифы засвидетельствованы почти повсюду, начиная с Древнего Египта и Греции и кончая «примитивными» племенами. Их основная идея сводится к следующему: человек был создан из перво-материи (земли, дерева, кости) и оживлен дыханием творца. Иначе говоря, как мы уже заметили по поводу шумерского мифа, человек и «видом» своим, и «жизнью» в известной мере разделяет природу своего творца. «Материи» принадлежит только его тело.
Сотворение женщины из ребра, взятого у Адама, может быть истолковано как указание на андрогинность Первочеловека. Сходные понятия засвидетельствованы в других традициях, включая те, что переданы посредством некоторых мидрашей. Миф об андрогине служит примером довольно распространенного верования: совершенство человека, отождествляемого с мифическим Предком, включает в себя цельность, являющуюся одновременно и совокупностью. Нам еще представится возможность обсудить важность андрогинности при рассмотрении некоторых гностических и герметических умозаключений. А пока уточним, что человеческая андрогинность имеет своим образцом андрогинность божественную, и это понятие является общим для множества культур.
§ 54. Потерянный рай. Каин и Авель
Эдемский сад со своей рекой, которая разделялась на четыре рукава и несла жизнь четырем земным областям, со своими деревьями, которые Адам должен был возделывать и хранить, — все это напоминает месопотамские литературные образцы. Вполне возможно, что библейский рассказ опирается на какую-то вавилонскую традицию. Но миф о первозданном рае, в котором жил Первочеловек, и о "райских кущах", куда смертные могут проникнуть лишь с трудом, был известен за пределами Двуречья и Средиземноморья. Как любой «рай», Эдем располагается в Центре Мира, где берет начало река с четырьмя рукавами. Среди этого сада растут Древо Жизни и Древо Познания добра и зла (2:9). Яхве заповедал человеку: "…от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" (2:16–17). Этот неизвестный в других местах запрет таит в себе идею сущностной ценности познания. Говоря по-иному, познание может радикально изменить структуру человеческого бытия.
Однако змею удается искусить Еву. "Нет, вы не умрете, — говорит он ей. — Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло" (3:4–5). Этот достаточно таинственный эпизод породил бесчисленные толкования. Задник сцены напоминает хорошо известную мифологическую постановку: нагая богиня, волшебное Древо и его хранитель, Змей. Но вместо героя-победителя, овладевающего символом Жизни (чудесным плодом, молодильным источником, сокровищем и т. д.), библейский рассказ выводит Адама, наивную жертву змеиного коварства. Иначе говоря, перед нами сцена не состоявшейся «иммортализации», подобная которой описана в "Эпосе о Гильгамеше" (см. § 23). Ведь сделавшись всеведущим, равным «богам», Адам мог посягнуть и на Древо Жизни (относительно которого Яхве ничего ему не говорил) и обрести бессмертие. Библейский текст ясен и категоричен: "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял бы также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно" (3:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75