Пол Уитли блестяще продемонстрировал религиозное предназначение и функции древнейших городов в Китае, Месопотамии, Египте, Центральной Америке и других местах. Самые древние города строились вокруг святилищ, т. е. около священного места — Центра Мира, где, по преданию, сообщались земля, небо и подземный мир. Только если удастся показать, что два главных города долины Инда четко отличаются от своих дохараппских прототипов (и от других древних городов), то Хараппу и Мохенджо-Даро можно будет рассматривать как первые примеры секуляризации городской структуры, феномен исключительно новой эры.
Сейчас же следует подчеркнуть морфологическую выделенность священного пространства и культового центра. В мегалитических культурах Средиземноморья и Западной Европы церемониальный центр, связанный с культом мертвых, был отмечен менгирами и дольменами, реже святилищами, а поселения не превышали размеров деревень. Реальные же мегалитические «города» на Западе, как мы видели, строились для мертвых: они были некрополями.
§ 39. Доисторические религиозные концепции и их параллели в индуизме
Верования хараппцев, принадлежащие первой городской цивилизации Индии, важны также и по другой причине — из-за их отношений с индуизмом. Несмотря на скептицизм некоторых авторов, можно считать, что религиозная жизнь Мохенджо-Даро и Хараппы известна нам, по крайней мере, в ее основных направлениях. Так, например, большое число фигурок и изображений на печатях указывают на культ Богини-Матери. Кроме того, как признал и сэр Джон Маршалл, фигура с фаллосом, сидящая в «йоговской» позе и окруженная дикими зверями, представляет Великого бога, возможно, прототип Шивы. Фэрсервис привлек внимание к многочисленным сценам религиозного поклонения или жертвоприношения, встречающимся на печатях. Наиболее известная изображает фигуру, сидящую (или танцующую?) на площадке между двумя коленопреклоненными молящимися, при каждом из которых находится кобра. На других запечатлен персонаж, усмиряющий, подобно Гильгамешу, двух тигров, или рогатый бог с бычьими ногами и хвостом, напоминающий месопотамского Энкиду; представлены также духи деревьев, которым приносят жертвоприношения, процессии людей, несущих «штандарты», и т. д. Вэтс полагает, что в сценах, нарисованных на некоторых урнах из раскопок в Хараппе, он может распознать души умерших, готовящиеся переправиться через поток.
Сэр Джон Маршалл, а вслед за ним и другие ученые подчеркивали «индуистский» характер хараппской религии. Кроме уже приведенных примеров — Великая Богиня, прото-Шива в «йоговской» позе, ритуальная ценность деревьев, змей, лингама, — мы можем упомянуть "большую ванну" в Мохенджо-Даро, напоминающую купальни современных индуистских храмов, дерево pipai, ношение чалмы (неизвестное в текстах Вед и документированное лишь после периода брахман), украшения для носа, гребни из слоновой кости и т. д. Исторический процесс, в результате которого хараппское наследие было отчасти поглощено индуизмом, недостаточно хорошо известен. Ученые все еще ведут дискуссии о причинах упадка, а затем полного разрушения двух главных городов. Называются такие возможные причины, как катастрофические разливы Инда, последствия засухи, сейсмические колебания и, наконец, нападения завоевателей — ариев. Вероятнее всего, упадок был обусловлен целым рядом причин. Так или иначе, около 1750 г. до н. э. индская цивилизация находилась уже на смертном одре, и индоарии нанесли ей лишь последний удар (ср. § 64). Но следует уточнить, что, с одной стороны, вторжение арийских племен происходило постепенно, в течение нескольких столетий, и что, с другой стороны, на Юге, в регионе, известном ранее как Заураштра, культура, возникшая из хараппского ядра, продолжала развиваться и после натиска ариев.
Двадцать лет тому назад мы так писали о разрушении индской культуры: "Крушение городской культуры не значит, что она себя исчерпала, она лишь регрессирует до сельской, зачаточной, «народной» формы (феномен, широко распространенный в Европе времен крупных варварских вторжений). Однако задолго до крушения индской культуры арианизация Пенджаба положила начало великому движению синтеза, которому суждено было однажды стать индуизмом. Большое число «хараппских» элементов в индуизме можно объяснить только начавшимся значительно раньше контактом между индоевропейскими завоевателями и представителями индской культуры. Эти представители не обязательно были творцами индской культуры или ее прямыми наследниками; они могли быть носителями хараппской культуры, которые, в результате рассеяния, сохранили ее в периферийных регионах, не затронутых первыми волнами арианизации. Так можно объяснить следующий по видимости странный факт: культ Великой Богини и Шивы, фаллический культ и почитание деревьев, аскетизм, йога и т. д. появляются в Древней Индии как религиозное выражение высокоразвитой городской цивилизации, т. е. индской — в то время как в средневековой и современной Индии эти религиозные элементы характеризуют «народные» культуры. Начиная с хараппского периода, определенно существовала спайка между духовностью австралоидных аборигенов и «учителей», создателей городской культуры. Следует предположить, однако, что сохранился не только этот синтез, но также и особенный, исключительный вклад «учителей» (вклад, напрямую связанный с их теократическими концепциями). Иначе будет невозможно объяснить то значение, какое приобрели брахманы в постведийский период. Весьма вероятно, что хараппские религиозные концепции (которые резко контрастируют с индоевропейскими) были сохранены — с неизбежными искажениями — в маргинальных слоях общества и в среде новых, индоевропейских, «учителей». Весьма вероятно, что именно отсюда они волнами распространялись во времена позднейшего формирования индуизма".
После публикации этих строк (1954 г.) были получены другие свидетельства преемственности цивилизаций. Более того, подобные же процессы документируются и в других местах, особенно на Крите, в континентальной Греции и в Эгейском регионе в целом, где эллинская культура и религия явились результатом симбиоза между средиземноморским субстратом и индоевропейскими завоевателями, пришедшими с севера. Здесь, так же как в Индии, религиозные идеи и верования автохтонного населения стали доступными главным образом через археологические данные, в то время как древнейшие тексты — Гомера и Гесиода прежде всего — широко отражают традиции индоарийских захватчиков. Надо подчеркнуть, однако, что Гомер и Гесиод — это уже заря эллинского синтеза.
§ 40. Крит: священные пещеры, лабиринты, богини
Неолитической культуре на Крите, документируемой с V тысячелетия до н. э., пришел конец, когда примерно в III тысячелетии остров был колонизирован иммигрантами, прибывшими с юга и востока. Пришельцы были мастерами по обработке меди и бронзы. Сэр Артур Эванс назвал их культуру Минойской — по имени легендарного царя Миноса — и разделил ее на три периода: ранне-минойский (конец III тысячелетия до н. э.); средне-минойский (строительство дворцов в Кноссе и Маллии, прибл. 2000–1580 гг. до н. э.) и поздне-минойский (1580–1150 гг. до н. э.). Во время средне-минойского периода критяне употребляли иероглифическую письменность, которую сменила около 1700 г. до н. э. линейная ("линейная А"); ни та, ни другая не были расшифрованы. Именно в этот период (2000–1900 гг. до н. э.) первые греки, минойцы, вошли в континентальную Грецию. Они были авангардом индоевропейских групп, которые последовательными волнами будут расселяться в Элладе, на островах и на побережье Малой Азии. Первая фаза поздне-минойской культуры (1580–1450 гг. до н. э.) представляет собой апогей Минойской культуры. Это был период, когда индоарийские захватчики основали на Пелопоннесе город Микены и поддерживали отношения с Критом. Вскоре после этого (прибл. 1450–1400 гг. до н. э.) микенцы (или ахейцы) поселились в Кноссе и изобрели письменность, известную под названием "линейная В". Последняя фаза поздне-минойской культуры, именуемая микенской эпохой (прибл. 1400–1150 гг. до н. э.), закончилась с вторжением дорийцев (прибл. 1150 г.) — окончательным разрушением критской цивилизации.
До тех пор, пока Вентрис не расшифровал, в 1952 г., линейную письменность В, единственными документами минойской культуры были материалы археологических раскопок. Они все еще остаются наиболее важными. Первые указания на действа, имеющие религиозное назначение, были найдены в пещерах. На Крите, как и повсюду в Средиземноморье, пещеры долго служили по преимуществу жилища-ми, но также, особенно со времени неолита, кладбищами (обычай, который дошел до современности). Однако значительное число пещер было посвящено различным автохтонным божествам. Некоторые обычаи, мифы и легенды, связанные с этими чудесными пещерами, были позже включены в религиозные традиции греков. Так, одна из наиболее известных пещер, находящаяся в Амнисосе, близ Кносса, была посвящена Илифии, доэллинской богине деторождения. Другая, на горе Дикте, знаменита тем, что служила убежищем для младенца Зевса; именно здесь появился на свет будущий хозяин Олимпа, и его крики заглушили бряцанием своих щитов куреты. Воинственный танец куретов, вероятно, был церемонией инициации, которую проводили братства молодых людей (см. § 83). Ибо некоторые пещеры использовались братствами для тайных ритуалов: например, пещера на горе Ида была местом сборищ дактилей, мифологической персонификации братства мастеров-металлургов.
Пещеры, как известно, играли религиозную роль, начиная с эпохи палеолита. Лабиринты переняли и расширили эту роль; вхождение в пещеру или лабиринт было эквивалентно спуску в Аид, иными словами — ритуальной смерти инициатического типа. Мифология знаменитого лабиринта Миноса темна и фрагментарна, но ее самые драматические эпизоды связаны с инициацией. Первичное значение этого мифо-ритуального сценария, было, возможно, забыто задолго до появления первых письменных документов, свидетельствующих о нем. Миф о Тесее, и особенно о его вхождении в лабиринт и победоносной борьбе с Минотавром, привлечет наше внимание позже (§ 94). Сейчас уместно просто напомнить о ритуальной функции лабиринта в инициатическом, испытании.
Раскопки в Кноссе не выявили следов легендарного создания Дедала. Тем не менее, лабиринт изображен на критских монетах классического периода, упоминаются лабиринты и в связи с другими городами. Что касается этимологии этого слова, то его толковали, как "дом двойного топора" (labrys), иными словами, как обозначение царского дворца в Кноссе. Но ахейским словом для «топора» было pelekys (ср. месопотамское pilakku). Более вероятно, что термин происходит от азиатского labra/laura — «камень», «пещера» — и означает подземный карьер, проложенный руками человека. Так, Ампелусийская пещера близ Гортины и в наши дни называется "лабиринт". Мы хотели бы напомнить, что пещеры издревле играли ритуальную роль. К живучести этой роли мы еще вернемся, ибо она превосходно иллюстрирует преемственность некоторых религиозных идей и инициатических сценариев — от предыстории до современности (§ 42).
В эпоху неолита увеличивается число женских скульптурных фигурок; для них характерны колоколообразные юбки, открытая грудь и руки, воздетые в молитвенном жесте. Чем бы ни были эти фигурки — вотивы или «идолы», но обозначают они религиозное превосходство женщин и, прежде всего, главенство богинь. Позднейшие свидетельства подтверждают и определяют это главенство. Судя по изображениям процессий, дворцовых празднеств и сцен жертвоприношений, женщины принимали большое участие во всех этих действиях. Богини представлены в покрывалах или полуобнаженными, они сжимают ладонями свои груди или воздевают руки в знак благословения. Другие изображения представляют их как Хозяек Диких Зверей (potnia theron). На печати из Кносса изображена Хозяйка Гор, указующая своим скипетром на почитателя, который закрыл глаза. На выгравированных изображениях богиня идет вслед за львом, либо держит оленя или барана, либо стоит между двумя животными и т. д. Как мы увидим, Хозяйка Диких Зверей перейдет в греческую мифологию и религию (ср. § 92).
Культ богинь отправлялся на вершинах гор, равно как и в дворцовых часовнях или частных домах, и везде богини оказывались в центре религиозного действа. Начало средне-минойской культуры (2100–1900 гг. до н. э.) дает нам самые ранние свидетельства о святилищах на высоких местах. Сначала это были только скромные ограды, а позже — небольшие здания. В святилищах Петсофы, на горе Юктас толстый слой пепла скрывал терракотовые фигуры людей и животных. Нильссон считает, что здесь поклонялись богине природы, бросая вотивные фигурки в костры. Более сложными и загадочными были так называемые аграрные, или вегетационные культы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Сейчас же следует подчеркнуть морфологическую выделенность священного пространства и культового центра. В мегалитических культурах Средиземноморья и Западной Европы церемониальный центр, связанный с культом мертвых, был отмечен менгирами и дольменами, реже святилищами, а поселения не превышали размеров деревень. Реальные же мегалитические «города» на Западе, как мы видели, строились для мертвых: они были некрополями.
§ 39. Доисторические религиозные концепции и их параллели в индуизме
Верования хараппцев, принадлежащие первой городской цивилизации Индии, важны также и по другой причине — из-за их отношений с индуизмом. Несмотря на скептицизм некоторых авторов, можно считать, что религиозная жизнь Мохенджо-Даро и Хараппы известна нам, по крайней мере, в ее основных направлениях. Так, например, большое число фигурок и изображений на печатях указывают на культ Богини-Матери. Кроме того, как признал и сэр Джон Маршалл, фигура с фаллосом, сидящая в «йоговской» позе и окруженная дикими зверями, представляет Великого бога, возможно, прототип Шивы. Фэрсервис привлек внимание к многочисленным сценам религиозного поклонения или жертвоприношения, встречающимся на печатях. Наиболее известная изображает фигуру, сидящую (или танцующую?) на площадке между двумя коленопреклоненными молящимися, при каждом из которых находится кобра. На других запечатлен персонаж, усмиряющий, подобно Гильгамешу, двух тигров, или рогатый бог с бычьими ногами и хвостом, напоминающий месопотамского Энкиду; представлены также духи деревьев, которым приносят жертвоприношения, процессии людей, несущих «штандарты», и т. д. Вэтс полагает, что в сценах, нарисованных на некоторых урнах из раскопок в Хараппе, он может распознать души умерших, готовящиеся переправиться через поток.
Сэр Джон Маршалл, а вслед за ним и другие ученые подчеркивали «индуистский» характер хараппской религии. Кроме уже приведенных примеров — Великая Богиня, прото-Шива в «йоговской» позе, ритуальная ценность деревьев, змей, лингама, — мы можем упомянуть "большую ванну" в Мохенджо-Даро, напоминающую купальни современных индуистских храмов, дерево pipai, ношение чалмы (неизвестное в текстах Вед и документированное лишь после периода брахман), украшения для носа, гребни из слоновой кости и т. д. Исторический процесс, в результате которого хараппское наследие было отчасти поглощено индуизмом, недостаточно хорошо известен. Ученые все еще ведут дискуссии о причинах упадка, а затем полного разрушения двух главных городов. Называются такие возможные причины, как катастрофические разливы Инда, последствия засухи, сейсмические колебания и, наконец, нападения завоевателей — ариев. Вероятнее всего, упадок был обусловлен целым рядом причин. Так или иначе, около 1750 г. до н. э. индская цивилизация находилась уже на смертном одре, и индоарии нанесли ей лишь последний удар (ср. § 64). Но следует уточнить, что, с одной стороны, вторжение арийских племен происходило постепенно, в течение нескольких столетий, и что, с другой стороны, на Юге, в регионе, известном ранее как Заураштра, культура, возникшая из хараппского ядра, продолжала развиваться и после натиска ариев.
Двадцать лет тому назад мы так писали о разрушении индской культуры: "Крушение городской культуры не значит, что она себя исчерпала, она лишь регрессирует до сельской, зачаточной, «народной» формы (феномен, широко распространенный в Европе времен крупных варварских вторжений). Однако задолго до крушения индской культуры арианизация Пенджаба положила начало великому движению синтеза, которому суждено было однажды стать индуизмом. Большое число «хараппских» элементов в индуизме можно объяснить только начавшимся значительно раньше контактом между индоевропейскими завоевателями и представителями индской культуры. Эти представители не обязательно были творцами индской культуры или ее прямыми наследниками; они могли быть носителями хараппской культуры, которые, в результате рассеяния, сохранили ее в периферийных регионах, не затронутых первыми волнами арианизации. Так можно объяснить следующий по видимости странный факт: культ Великой Богини и Шивы, фаллический культ и почитание деревьев, аскетизм, йога и т. д. появляются в Древней Индии как религиозное выражение высокоразвитой городской цивилизации, т. е. индской — в то время как в средневековой и современной Индии эти религиозные элементы характеризуют «народные» культуры. Начиная с хараппского периода, определенно существовала спайка между духовностью австралоидных аборигенов и «учителей», создателей городской культуры. Следует предположить, однако, что сохранился не только этот синтез, но также и особенный, исключительный вклад «учителей» (вклад, напрямую связанный с их теократическими концепциями). Иначе будет невозможно объяснить то значение, какое приобрели брахманы в постведийский период. Весьма вероятно, что хараппские религиозные концепции (которые резко контрастируют с индоевропейскими) были сохранены — с неизбежными искажениями — в маргинальных слоях общества и в среде новых, индоевропейских, «учителей». Весьма вероятно, что именно отсюда они волнами распространялись во времена позднейшего формирования индуизма".
После публикации этих строк (1954 г.) были получены другие свидетельства преемственности цивилизаций. Более того, подобные же процессы документируются и в других местах, особенно на Крите, в континентальной Греции и в Эгейском регионе в целом, где эллинская культура и религия явились результатом симбиоза между средиземноморским субстратом и индоевропейскими завоевателями, пришедшими с севера. Здесь, так же как в Индии, религиозные идеи и верования автохтонного населения стали доступными главным образом через археологические данные, в то время как древнейшие тексты — Гомера и Гесиода прежде всего — широко отражают традиции индоарийских захватчиков. Надо подчеркнуть, однако, что Гомер и Гесиод — это уже заря эллинского синтеза.
§ 40. Крит: священные пещеры, лабиринты, богини
Неолитической культуре на Крите, документируемой с V тысячелетия до н. э., пришел конец, когда примерно в III тысячелетии остров был колонизирован иммигрантами, прибывшими с юга и востока. Пришельцы были мастерами по обработке меди и бронзы. Сэр Артур Эванс назвал их культуру Минойской — по имени легендарного царя Миноса — и разделил ее на три периода: ранне-минойский (конец III тысячелетия до н. э.); средне-минойский (строительство дворцов в Кноссе и Маллии, прибл. 2000–1580 гг. до н. э.) и поздне-минойский (1580–1150 гг. до н. э.). Во время средне-минойского периода критяне употребляли иероглифическую письменность, которую сменила около 1700 г. до н. э. линейная ("линейная А"); ни та, ни другая не были расшифрованы. Именно в этот период (2000–1900 гг. до н. э.) первые греки, минойцы, вошли в континентальную Грецию. Они были авангардом индоевропейских групп, которые последовательными волнами будут расселяться в Элладе, на островах и на побережье Малой Азии. Первая фаза поздне-минойской культуры (1580–1450 гг. до н. э.) представляет собой апогей Минойской культуры. Это был период, когда индоарийские захватчики основали на Пелопоннесе город Микены и поддерживали отношения с Критом. Вскоре после этого (прибл. 1450–1400 гг. до н. э.) микенцы (или ахейцы) поселились в Кноссе и изобрели письменность, известную под названием "линейная В". Последняя фаза поздне-минойской культуры, именуемая микенской эпохой (прибл. 1400–1150 гг. до н. э.), закончилась с вторжением дорийцев (прибл. 1150 г.) — окончательным разрушением критской цивилизации.
До тех пор, пока Вентрис не расшифровал, в 1952 г., линейную письменность В, единственными документами минойской культуры были материалы археологических раскопок. Они все еще остаются наиболее важными. Первые указания на действа, имеющие религиозное назначение, были найдены в пещерах. На Крите, как и повсюду в Средиземноморье, пещеры долго служили по преимуществу жилища-ми, но также, особенно со времени неолита, кладбищами (обычай, который дошел до современности). Однако значительное число пещер было посвящено различным автохтонным божествам. Некоторые обычаи, мифы и легенды, связанные с этими чудесными пещерами, были позже включены в религиозные традиции греков. Так, одна из наиболее известных пещер, находящаяся в Амнисосе, близ Кносса, была посвящена Илифии, доэллинской богине деторождения. Другая, на горе Дикте, знаменита тем, что служила убежищем для младенца Зевса; именно здесь появился на свет будущий хозяин Олимпа, и его крики заглушили бряцанием своих щитов куреты. Воинственный танец куретов, вероятно, был церемонией инициации, которую проводили братства молодых людей (см. § 83). Ибо некоторые пещеры использовались братствами для тайных ритуалов: например, пещера на горе Ида была местом сборищ дактилей, мифологической персонификации братства мастеров-металлургов.
Пещеры, как известно, играли религиозную роль, начиная с эпохи палеолита. Лабиринты переняли и расширили эту роль; вхождение в пещеру или лабиринт было эквивалентно спуску в Аид, иными словами — ритуальной смерти инициатического типа. Мифология знаменитого лабиринта Миноса темна и фрагментарна, но ее самые драматические эпизоды связаны с инициацией. Первичное значение этого мифо-ритуального сценария, было, возможно, забыто задолго до появления первых письменных документов, свидетельствующих о нем. Миф о Тесее, и особенно о его вхождении в лабиринт и победоносной борьбе с Минотавром, привлечет наше внимание позже (§ 94). Сейчас уместно просто напомнить о ритуальной функции лабиринта в инициатическом, испытании.
Раскопки в Кноссе не выявили следов легендарного создания Дедала. Тем не менее, лабиринт изображен на критских монетах классического периода, упоминаются лабиринты и в связи с другими городами. Что касается этимологии этого слова, то его толковали, как "дом двойного топора" (labrys), иными словами, как обозначение царского дворца в Кноссе. Но ахейским словом для «топора» было pelekys (ср. месопотамское pilakku). Более вероятно, что термин происходит от азиатского labra/laura — «камень», «пещера» — и означает подземный карьер, проложенный руками человека. Так, Ампелусийская пещера близ Гортины и в наши дни называется "лабиринт". Мы хотели бы напомнить, что пещеры издревле играли ритуальную роль. К живучести этой роли мы еще вернемся, ибо она превосходно иллюстрирует преемственность некоторых религиозных идей и инициатических сценариев — от предыстории до современности (§ 42).
В эпоху неолита увеличивается число женских скульптурных фигурок; для них характерны колоколообразные юбки, открытая грудь и руки, воздетые в молитвенном жесте. Чем бы ни были эти фигурки — вотивы или «идолы», но обозначают они религиозное превосходство женщин и, прежде всего, главенство богинь. Позднейшие свидетельства подтверждают и определяют это главенство. Судя по изображениям процессий, дворцовых празднеств и сцен жертвоприношений, женщины принимали большое участие во всех этих действиях. Богини представлены в покрывалах или полуобнаженными, они сжимают ладонями свои груди или воздевают руки в знак благословения. Другие изображения представляют их как Хозяек Диких Зверей (potnia theron). На печати из Кносса изображена Хозяйка Гор, указующая своим скипетром на почитателя, который закрыл глаза. На выгравированных изображениях богиня идет вслед за львом, либо держит оленя или барана, либо стоит между двумя животными и т. д. Как мы увидим, Хозяйка Диких Зверей перейдет в греческую мифологию и религию (ср. § 92).
Культ богинь отправлялся на вершинах гор, равно как и в дворцовых часовнях или частных домах, и везде богини оказывались в центре религиозного действа. Начало средне-минойской культуры (2100–1900 гг. до н. э.) дает нам самые ранние свидетельства о святилищах на высоких местах. Сначала это были только скромные ограды, а позже — небольшие здания. В святилищах Петсофы, на горе Юктас толстый слой пепла скрывал терракотовые фигуры людей и животных. Нильссон считает, что здесь поклонялись богине природы, бросая вотивные фигурки в костры. Более сложными и загадочными были так называемые аграрные, или вегетационные культы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75