ему надо было поднять побольше шума в Твердыне, как можно больше шума. Откинутый в сторону уголок промасленной ткани явил связанные воедино фитили. Еще у себя в комнате Мэт, недолго поразмыслив, обрезал длинные фитили вровень с короткими, а оставшимися кусочками связал все фитили вместе. Наверное, тогда фейерверки взорвутся все одновременно, и на получившиеся в результате вспышку и гром сбегутся все, кто еще не окончательно оглох. Крышка жестянки была уже настолько горячей, что Мэту пришлось дважды дуть на обожженные пальцы, прежде чем он сумел ее снять. В эту минуту он очень пожалел, что не знает того хитрого трюка Алудры, при помощи которого она с такой легкостью зажгла тогда фонарь. В коробочке у Мэта оказался темный кусочек древесного угля, покоящийся на ложе из песка. Проволочная ручка превратилась в импровизированные щипцы, Мэт раза три-четыре дунул на уголек, и вот тот уже затлел красным глазком. Мэт ткнул разгоревшимся угольком в связку фитилей, а когда те зашипели, занялись пламенем, кинул щипцы и уголек за стену, схватил свой посох и стремглав понесся по гребню стены подальше от Твердыни.
Это безумие, успел подумать на бегу Мэт. Какая мне разница. громко шарахнет или не очень! Я свою дурацкую шею могу свер…
Ничего громче ударившего в уши рева Мэт в жизни не слышал; чудовищным кулаком его двинуло в спину, вышибив из легких весь воздух еще до того, как сбило с ног. Мэт шмякнулся на живот, едва удержав свой посох, – тот вознамерился вырваться из рук и улететь за стену. Некоторое время юноша полежал на гребне, заставляя легкие вновь заработать и стараясь не думать, не ушла ли на сей раз вся его удача на то, чтобы он не свалился со стены. В ушах будто звенели хором все колокола Тар Валона.
Осторожно поднявшись на ноги, он оглянулся на Твердыню. Облако дыма клубилось у бойницы. За дымной завесой очертания затененной амбразуры как будто изменились. Она стала больше. Мэт не понимал, как и почему, но она казалась много шире прежнего.
Мэт раздумывал только мгновение. На том конце стены ждал Сандар, который собирался провести Мэта в Твердыню под видом выловленного вора, – или он торопился обратно вместе с солдатами. А на другом конце мог открыться проход внутрь, и там у Сандара нет возможности предать его. Мэт повернулся и помчался назад, откуда бежал, больше не тревожась ни о темноте, ни о возможности упасть со стены.
Бойница и в самом деле была теперь больше, участок обточенного камня в середине попросту исчез, оставив рваную дыру – ее будто пробивали кувалдой не один час. Дыра казалась достаточно большой, чтобы в нее пролез человек. Во имя Света, как?.. Но удивляться не было времени.
Кашляя в едком дыму, Мэт протиснулся сквозь ощерившееся сколами отверстие и спрыгнул на пол уже в Твердыне. Не пробежал он и дюжины шагов, как появились Защитники Твердыни. Их было не меньше десятка, и они смятенно перекрикивались. Почти все были только в рубашках, ни на ком не блестели шлем или кираса. У нескольких были фонари. В руках некоторых сверкали обнаженные мечи.
Дурак! – мысленно заорал он на себя. Ты ведь как раз для этого и взорвал те проклятые штуковины! Ослепленный Светом дурак!
Времени отступать назад на стену не оставалось. Раскручивая шест, Мэт бросился на солдат, пока они, увидев его, еще не пришли в себя. Он врезался в гущу противников, наотмашь нанося удары по головам, мечам, коленям, по всему, до чего доставал, но понимал, что их слишком много, в одиночку ему не справиться, понимал, что его дурацкий бросок дорого обойдется Эгвейн и остальным. А какая была возможность!
Вдруг рядом с ним возник Сандар. В свете фонарей, которые побросали схватившиеся за мечи солдаты, его тонкий посох описывал дуги и круги еще быстрее, чем оружие Мэта. Застигнутые врасплох, зажатые между двумя нападающими, вооруженными боевыми шестами. солдаты падали, точно сбитые шарами кегли. Сандар разглядывал упавших воинов, недоверчиво качая головой.
– Защитники Твердыни! Я напал на Защитников!.. С меня голову снимут за такое!.. Эй, игрок, а что ты там устроил? Та вспышка, и грохот еще, разбитый камень. Ты что, молнию призвал? – Голос его упал до шепота. – Я связался с мужчиной, который способен направлять?
– Это фейерверки, – ограничился коротким ответом Мэт. В ушах по-прежнему звенело, но сквозь тонкий звон он слышал, как вдалеке глухо топочут по камню тяжелые сапоги. – Камеры! Покажи дорогу к камерам, Сандар, пока сюда не заявилось еще больше этих!
Сандар встрепенулся.
– Сюда! – Он нырнул в боковой коридорчик, прочь от приближающегося топота. – Надо поторопиться! Если нас найдут – убьют!
Где-то вверху загремели набатные гонги, их тревожное эхо громом раскатилось по всей Твердыне.
Я иду. думал Мэт на бегу, стараясь не отстать от ловца воров. Я вызволю вас или умру! Обещаю!
Тревожные гонги сметающим все эхом разнеслись по Твердыне, но Ранд обратил на них столько же внимания, сколько и на звук, который раздался немногим ранее, – рев, приглушенным громом пробившийся откуда-то снизу. Бок болел, горела старая рана, готовая вновь открыться от напряжения после нелегкого подъема по крепостной стене. Но на боль Ранд тоже не обращал внимания. Кривая улыбка сковала его черты – страшная улыбка ненависти, которую он, как ни хотел, все не мог содрать с лица. Теперь уже близко. То, что он видел во сне. Калландор.
Наконец-то я с этим. покончу. Так или иначе, этому придет конец. Со снами будет кончено. Погоня, злые насмешки, выслеживание, травля. Со всем этим я покончу!
Мрачно смеясь про себя. Ранд поспешил по сумрачным коридорам Тирской Твердыни.
Морщась от боли, Эгвейн приложила к лицу ладонь. Во рту был горький привкус, и ее мучила жажда. Ранд? Что? Почему я опять видела во сне Мэта, а потом еще и Ранда… И Мэт кричал, что он идет? Что это значит?
Девушка открыла глаза, обвела взглядом серые каменные стены, на которые бросал трепещущие тени единственный чадящий факел из тростника, и, вспомнив все, закричала:
– Нет! Никогда я не буду на цепи! Не хочу в ошейник! Нет!
Рядом с ней тут же оказались Найнив и Илэйн, но, как они ни успокаивали и ни утешали Эгвейн, поверить их словам было трудно – слишком озабочены и испуганы были их избитые лица. Но одно то, что их трое, уняло крики девушки. Она была не одна. Пленница, но не одна. И не в ошейнике.
Эгвейн попыталась сесть, и подруги помогли ей. Им пришлось ей помочь, – у нее болел каждый мускул. Она помнила каждый невидимый удар, обрушившийся на нее, когда ее одолел приступ бешенства; этот приступ едва не свел ее с ума, когда она поняла… Нет, не буду думать об этом. Я должна думать о том, как нам спастись. Эгвейн откинулась назад, оперлась спиной о стену. Боль сражалась в ней с усталостью; она отказывалась сдаться, и эта борьба забирала у нее последние крупицы силы, и казалось, что синяки саднят еще больше.
Камера была совершенно пуста, в ней были только три девушки и факел. Голый, холодный и жесткий пол. Серую шершавость стен нарушала только дверь, крепко сколоченная из грубых досок, вся в царапинах и расщепах, будто ее скребли бесчисленные отчаявшиеся пальцы. Камень испещряли надписи, большая часть которых была сделана нетвердой, обессилевшей рукой. Одно из посланий молило:
"Да смилостивится надо мной Свет и позволит мне умереть". Эгвейн прогнала эти слова из своих мыслей.
– Нас по-прежнему отгораживают? – невнятно проговорила она. Даже говорить было больно. Еще до того, как Илэйн кивнула, Эгвейн поняла, что спрашивать незачем было. Распухшая щека золотоволосой женщины, ее рассеченная губа и подбитый глаз были достаточным ответом. даже если б сама Эгвейн не чувствовала своих ссадин и ушибов. Сумей Найнив дотянуться до Истинного Источника, они бы уже были исцелены.
– Я пыталась, – с отчаянием в голосе произнесла Найнив. – Я пыталась, потом еще раз, и снова. – Она резко дернула свою косу, в голосе ее, несмотря на страх и безнадежность, прорезался гнев. – Одна из них сидит снаружи. Амико, та девчонка с молочно-белым личиком, если они не сменились с тех пор, как бросили нас сюда. Думаю, раз защита уже сплетена, то, чтобы поддерживать барьер, достаточно всего одной. – Она горько рассмеялась. – Они так старались схватить нас, а мы ведь тоже не лыком шиты и легко не дались! А теперь можно подумать, что мы им даром не нужны. Не час и не два минуло, как они захлопнули за нами эту дверь, а никто не пришел ни вопроса нам задать, ни взглянуть на нас, даже капли воды не принесли! Может быть, они решили держать нас здесь, пока мы не умрем от жажды.
– Наживка. – Голос Илэйн дрогнул, хотя она явно старалась говорить без страха. – Лиандрин сказала, что мы – наживка.
– Наживка? На что? – срывающимся голосом спросила Найнив. – Для кого наживка? Если я наживка, то я готова сама им в глотки залезть, только чтоб они мною подавились!
– Ранд. – Эгвейн прекратила попытки сглотнуть;
даже капля воды была желанной. – Мне снился Ранд и Калландор. Мне кажется, он идет сюда. – Но почему мне Мэт снился? И Перрин? Это был волк, но я уверена, это он и никто иной. – Не стоит так бояться, – произнесла она, стараясь говорить убедительно. – Как-нибудь убежим от них. Если уж мы Шончан сумели одолеть, то и с Лиандрин справимся.
Найнив и Илэйн переглянулись. И Найнив сказала:
– Эгвейн, скоро явятся тринадцать Мурддраалов. Так сказала Лиандрин.
Эгвейн поймала себя на том, что опять смотрит на стену, на выцарапанную в шершавом камне надпись: "Да смилостивится надо мной Свет и позволит мне умереть". Пальцы сами собой сжались в кулаки. Она до хруста стиснула челюсти, лишь бы не сорвались криком с обметанных губ те слова. Лучше умереть. Лучше смерть, чем дать обратить себя к Тени, чем служить Темному! Вдруг девушка ощутила под рукой свой поясной кошель. Пальцы сомкнулись на нем и нащупали внутри два кольца – маленькое кольцо Великого Змея и второе, побольше, перекрученное каменное кольцо.
– Они не забрали тер'ангриал? – удивленно промолвила Эгвейн. Она вытянула его из кошеля. Кольцо тяжело легло ей на ладонь, кольцо в бессчетных прожилках и пятнышках всевозможных цветов.
– Мы настолько никчемны, что и обыска не заслуживаем. – Илэйн вздохнула. – Эгвейн, ты уверена, что сюда идет Ранд? Лучше бы я сама освободилась, а не ждала освобождения от него, но если кто и может поразить Лиандрин и остальных, то только он. Возрожденному Дракону суждено завладеть Калландором. Он должен их поразить.
– Нет, он не сможет – если мы затянем его в клетку следом за собой, – проворчала Найнив. – Нет, если они расставили западню, которой он не увидит. Эгвейн, что ты уставилась на это кольцо? Сейчас Тел "аран "риод нам никак не поможет. Если, конечно, ты во сне не узнаешь, как выбраться отсюда.
– Может, и смогу, – медленно произнесла Эгвейн. – В Тел'аранриоде я могу направлять. Там их барьер меня не остановит. Мне же только спать надо, не направлять. А я так устала, что усну без труда.
Илэйн нахмурилась, кривясь от боли и ноющих ссадин:
– Нужно воспользоваться любым шансом, но как ты сумеешь направлять, пускай во сне? Ведь ты отрезана от Истинного Источника? А если во сне у тебя это получится, то какой от того толк тут нам?
– Не знаю, Илэйн. Но то, что я отрезана здесь, не означает, что в Мире Снов я тоже отсечена от Истинного Источника. По крайней мере, попытаться стоит.
– Наверное, стоит, – с беспокойством заметила Найнив. – Согласна, надо испробовать любую возможность, но… Но в последний раз, когда пользовалась кольцом, ты видела и Лиандрин, и ее сообщниц. Ты еще сказала, что и они тебя видели. А если они снова там?
– Надеюсь, что они там, – мрачно заявила Эгвейн. – Очень на это надеюсь.
Сжав в руке тер'ангриал, девушка смежила веки. Она чувствовала, как Илэйн гладит ее волосы, слышала, как та тихонько что-то приговаривает. Найнив начала негромко напевать знакомую с детства мелодию – колыбельную без слов. В голосе Найнив Эгвейн не ощущала никакого гнева. Нежные звуки и мягкие прикосновения успокоили Эгвейн, позволили уступить усталости, привели за собой сон. На этот раз шелк на ней был голубой, и вряд ли она заметила большее различие. Ласковый ветерок нежно овевал лицо без единого следа синяков, в теплом токе воздуха порхали над полевыми цветами легкокрылые бабочки. Чувство жажды пропало, всякая боль исчезла. Эгвейн потянулась в объятия саидар, и ее наполнила Единая Сила. Даже чувство восторга, которое испытала при этом девушка, было ничтожно мало по сравнению с триумфально хлынувшим сквозь нее потоком Силы.
С усилием, неохотно она заставила себя освободиться от этого потока, смежила веки и воссоздала в пустоте совершенное подобие Сердца Твердыни. Не считая узилища, это было единственное место Твердыни, которое она могла вызвать перед своим мысленным взором, да и как отличить одну безликую комнатушку от другой, точно такой же? Когда Эгвейн открыла глаза, она уже стояла там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124