Тут были колоритные личности: сухопутная медуза с Фомальгаута по имени Охр-Рхо (сплошные складки пыльной кожи), пристрастившаяся к сухому мартини; полупрозрачный кентербериец в облике библейского старца, со стаканом шартреза в руке; апт с Мицелия-6, похожий на древнего мексиканца в сомбреро, с полей которого к пояснице апта тянулись слизистые тяжи. Апт, то бишь «автономное плодовое тело», был разумным грибом в длительной командировке и весь вечер сосал через трубочку настой земных мухоморов. Четвертым оказался безымянный сидун из Содружества Ориона, он походил на гибрид удава и дубовой колоды и пил исключительно бренди. Пятым был чепальский хилицефал, разом пользующий две пригоршни пробирок с граппой. Тысячеголов был одет в человеческий костюм ядовито-желтого цвета; из ворота нежно-лимонной рубашки вылезал целый куст маленьких головок на гибких длинных шеях. Их чешуя отливала медной патиной.
И наконец сам Кребдюшин: широкоплечий, мускулистый полукровка с осиной талией. Кудрявые черные волосы заплетены в дюжину косиц, длинный горбатый нос изрядно покраснел, изрезанные лепестками уши напоминают подготовленную к варке лапшу, из ноздрей растут седые остистые пучки, лишенные белка глаза похожи на спелые оливки. Эти жуткие глаза всегда улыбаются, но только им нельзя верить.
Полукровки появляются на свет, если разгоряченный землянин в ночном сумраке или алкогольном тумане не заметит, что закадрил не такую же, как он, колонистку, а самку-мимикриста в период течки. Самку, которая на время утратила разум и ищет себе любого партнера. Мимикристы давным-давно научились принимать форму человеческой женщины и даже уяснили себе земные представления о женской красоте.
– Выпей с нами, Атлантида, и расскажи что-нибудь смешное. Наши закрома опустели, и мы скоро заснем от скуки, – пожаловался Кребдюшин и пододвинул Платону непочатый граненый стакан, выплавленный из настоящего речного песка.
– Что за пойло? – с подозрением осведомился археолог, посмотрев стакан с мутной жидкостью на просвет. Запах тоже был весьма сомнительный. – Паленая водка, настоенная на сушеной саранче?
Народ с готовностью расхохотался.
– Ну ты скажешь! Сразу видно: хохмач! – сквозь смех простонал полукровка. – Это лучшая фффукуарабская самогонка под названием «амброзия номер три».
– А текилы здесь нет?
– Только подделка. Редкостная дрянь. По-моему, ее гонят из листьев алоэ. Как говорится: лучше пить хорошую самогонку, чем плохой коньяк.
– Мда, – Платон в затруднении поскреб затылок, оглядел зал, ища взглядом Непейводу. Не обнаружил. «Хорошо замаскировался», – подумал он и вымолвил обреченно: – Уговорил. – Демонстративно зажал двумя пальцами нос, поднял ко рту граненый стакан и стал глотать, мужественно двигая кадыком.
Вытерев рукавом непрошеную слезу, археолог отставил порожний стакан и первый раз выдохнул. Звук был такой: уфф-ха. Затем Платон промокнул губы и с шумом втянул носом воздух. Странно: у самого обычного кондиционированного воздуха появился земной аромат.
– Слышал я: ты сейчас на вольных хлебах, – протянул Кребдюшин. – Наверное, неплохо зашибаешь…
Платон Рассольников и Кребдюшин Капоте дважды вместе искали клады и второй раз даже нашли великолепную неразграбленную гробницу, хотя ничем хорошим это не кончилось.
– Когда как, – неопределенно покачал головой Платон.
– А я слышал, – проскрипел жаберной щелью Охр-Рхо, – что тебя разыскивает Галпол.
– За какие грехи? – изумился археолог. – Полная брехня, – небрежно взмахнул рукой, опрокинув на медузу стакан с тоником. – Извини.
Уж он-то лучше всех знал, каких усилий стоило Послу ФФФукуараби на Гее-Квадрус замять конфликт. С Платона и Непейводы были сняты обвинения в злостном нарушении безопасности полетов, провозе контрабанды, хранении наркотиков и так далее, а взамен Совет Домов Симбионтов обязался выплатить тамошнему космопорту кругленькую сумму.
– Слухи, человечек…– заскрипел Охр-Рхо, обтирая свою складчатую кожу. – Я их собираю… Якобы ты наследил на Тиугальбе и покушался на собственность Лиги.
– У меня есть кой-какие интересные карты, – встрепенулся разумный гриб, но полукровка его укоротил:
– Ты проиграл их мне в покер. У вас, поганок, слишком короткая память…
Апт понурил бородавчатое сомбреро шляпки. А Кребдюшин вопросительно поглядел на Платона.
– Если мне захочется в ад, я выберу что-нибудь менее ядовитое и менее зеленое, – с усмешкой произнес Рассольников. Хилицефал протестующе зашипел и втянул часть своих голов в ворот рубашки. – Что мне делать на Тиугальбе? Но старые карты я коллекционирую с детства и готов поглядеть ваше добро.
– Заметано, – кивнул полукровка и снова наполнил ему стакан.
«Амброзия номер три» больше не раздражала археолога. Вполне сносная самогонка. Платон слегка захмелел, отмяк и был не прочь поболтать. Но бдительности не терял.
Они поговорили о тантруальском кладе, который стоил целую планету, о проклятии «гробницы» Хазера, отправившем на тот свет экипажи нескольких кораблей, а потом вспомнили старые добрые времена– когда вместе с Кребдюшином перекидали не один состав глины, земли и песка. Не вспоминали только о причине вы нужденного расставания.
Платон расслабленно сидел за столиком, попивая самогонку, и мог бы, наверное, просидеть так весь вечер. И вдруг заметил у стойки бара соблазнительную женскую попку, обтянутую темно-синим шелком. Археолог с удивлением обнаружил, что третий час пребывает на «Эль-Гарде» и еще ни одной ногой в постели. Это после месячного воздержания!
«Что же деется-то? – встревожился он. – Что со мной? На солнце перегрелся?» Удивление его было столь велико, что Рассольников присмотрелся к себе. Взвесил одно за другим свои чувства и ощущения. И поставил диагноз: с некоторых пор он испытывает необъяснимый страх перед женским полом. Признать в себе столь великий изъян было нелегко – гораздо проще убедить себя, что изрядно возвысился духом и стал презирать плотские утехи. «Клин клином вышибают», – решил археолог и как бы между прочим осведомился у полукровки:
– Где тут у вас водятся человеческие девочки?
– Я тебя провожу, – с готовностью воскликнул тот и вскочил на ноги.
Обширный зал «массажного салона» освещали желтые настенные бра, выполненные в виде фаллических символов. Именно они и журчащая восточная музыка должны были создавать атмосферу интима. В воздухе висел смешанный аромат духов, дезодорантов и жидкости для снятия лака. Здесь также пахло распаленной страстью и сладостью оргазма. Этот букет был хорошо знаком Рассольникову. Его специально создают, чтобы приманить недалекого клиента, побыстрей привести его в экстаз и вывернуть карманы. Скорей всего, в подсобке гудит, помигивая лампами, старенький гипногенератор, который втрое увеличивает заведению оборот.
Мебель археолог не рассматривал, равно как обои и паркет. А девочки здесь были так себе – не чета любезным сердцу геянкам. Если не считать ту, что сидела за столиком и, помешивая ложечкой мороженое в вазочке, рассеянно слушала, как треплется расфуфыренный тип со множеством тоненьких рыжих косичек на голове.
Девочки были квелые, снулые – без огонька в душе. Можно сколько угодно строить глазки, задирать подол и массировать нечто, прикрытое ажурными трусиками, но от этой показухи теплее не станет. Наверное, потому и посетителей здесь было немного. Хотя, быть может, они сразу перекочевывают наверх, в номера?
А в той крале, что мучает вазочку с мороженым, несомненно, сокрыт пламень живых чувств, еще не погашенный унылым профессионализмом. Она окинула Платона томным, оценивающим взглядом и тут же отвернулась. Дорого бы дал археолог, чтобы узнать, что именно девочка в нем высмотрела.
Ее стройная фигурка, длинные ноги, маленькая грудь, тонкие черты бледного лица, на котором яркими пятнами выделялись бездонные глаза и чувственный рот, были, в сущности, самыми обычными. Таких юных красоток на каждой человеческой планете тыщи, если не мильоны. Но здесь, в окрестностях муравьиной планеты фффукуараби, на перевалочной станции, битком набитой всяким сбродом, она была одна. Потому что девочка мечтала о любви и, не находя ее вне стен салона, каждый раз отдавала себя всю, без остатка. Она была здесь не ради денег, она хотела поделиться своими нерастраченными чувствами и делилась ими сколько могла.
Широким шагом, развинченной походкой Рассольников направился к накрашенной матроне в сиреневом пеньюаре и сетчатых колготках, которые туго обтягивали ее полные ляжки. Кребдюшин предусмотрительно остался в дверях. Он безошибочно и задолго чуял опасность.
Заметив импозантного посетителя, едва он переступил порог, матрона вскочила с мягкого дивана, разбудив похожего на гориллу, дремлющего вышибалу. Поправила свой кружевной пеньюар, слегка обнажив идеально выправленную грудь, и стала прихорашиваться: одним движением взбила пену гуталиновых волос, распушила метелки ресниц и стремительно мазнула ослепительно-красной помадой по сочным губам.
Археолог смотрел на ее жалкие ухищрения, но не почувствовал ни жалости, ни отвращения. Матрона не существовала для него. В этом пропитанном вожделениями зале существовала только она, дрянная девчонка с тающим мороженым.
– Рада вас видеть, кабальеро, – попыталась найти верный тон хозяйка салона. От ее плотоядной улыбки у Платона мурашки побежали по хребту. Казалась, она готова живьем съесть нового посетителя. – Вы ведь здесь впервые… Чем могу служить?
– Здравствуйте, хозяюшка, – Рассольников постарался не ударить в грязь лицом и галантно поцеловал ее пухлую ручку. От его ответной улыбки вспыхнули золотыми бликами хрустальные бокалы на низких столиках с резными тумбами. – Послужите мне, пожалуйста, рюмочкой ядреной текилы и юной кралей с дыханием свежим, как Цветок ландыша.
Платон сам от себя не ожидал подобного сладкословия. А на сияющее благожелательностью лицо матроны наплыла тень: этакое облачко легкой озадаченности. Археолог сходу загнал ее в угол. Как видно, текилой в «массажном салоне» даже и не пахло.
– У нас пьют французское шампанское, – с чуть поблекшей улыбкой произнесла хозяйка. – Можно послать в бар…– Уверенности в ее голосе не было.
* * *
– С текилой там столь же туго, – развел руками Платон. – А как насчет крали? – Он игриво подмигнул матроне.
«Ну уж этого добра…» – сказала ее круглая напудренная физиономия.
– Вы небось уже кого-нибудь присмотрели, кабальеро?
– Само собой, хозяюшка. Вот только…– Он кивнул в сторону косицеголового, который заигрывал с красоткой, и добавил совсем другим, строгим голосом: – Странно, что у вас позволяют отвлекать девочек от работы. – Археолог грозно сдвинул брови, чтоб никто не усомнился: клиент не шутит.
– Пойду узнаю, кабальеро. – Матрона мелкими шажками устремилась к занятому парочкой столику. – Он сказал, что присматривается, сделал заказ, – на ходу оправдывалась она. – Это солидный клиент…
– Солидный…– с сомнением протянул Платон. – Ну уж не сиятельнее меня, графа Платона Рассольникова.
Хозяйка подошла к обладателю рыжих косичек и, обняв его за могучие плечи, что-то зашептала ему на ухо. Тип повернул к археологу голову, и тот обмер. Перед Платоном был Адриан Папаиоану. Тот самый, что пытался убить его на Гее-Квадрус и был застрелен Непейводой. Или его брат-близнец. Или клон. Лишь с двумя отличиями от покойного агента: рыжим цветом волос и замысловатой – бабьей, как считал археолог, прической.
Папаиоану глянул на Рассольникова исподлобья, глянул – как из бластера пальнул. Узнал, стало быть… Матрона не заметила, каким взглядом «солидный» клиент одарил «сиятельного», и принялась расхваливать других своих работниц. Адриан упрямо качал головой, и тогда хозяйка предложила выгодную сделку:
– Берите двух по цене одной. – По ее мнению, отказаться было невозможно.
– Я предпочитаю одну по цене двух, – ответил Папаиоану.
Археолог хотел было вынуть из петлицы цветок кактуса, но передумал. Элегантным движением он снял белоснежный пиджак и кинул его на руки возникшему из воздуха кибергардеробщику. А тросточку свою он отдавать не стал. Со свистом крутанув ею в воздухе, он начал медленно приближаться к своему противнику.
Адриан Папаиоану привстал со стула, отстранил повисшую на нем матрону. Выпрямился во весь рост, выпятил колесом грудь (доселе выпячено было лишь его пивное брюхо) и начал снимать замшевую курточку. Она у него была вся увешана кисточками из лошадиных волос и усеяна начищенными медными бляхами. Под курточкой обнаружилась голубая джинсовая рубашка и белый платок на шее. На Адриане были коричневые джинсы с кожаными вставками, там где тело соприкасается с седлом, и невысокие сапоги со шпорами-колесиками. Кожа была натуральная и потому страшно дорогая. Этакий ковбойский стиль, принятый в Союзе Рио-Гранде и в Нью-Техасе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49