Сумеете задешево – ваше счастье…– Археолог никак не мог дойти до сути дела. Не решался произнести заветные слова, словно боясь, что карточный домик надежды тотчас рассыплется.
– Не тяни, ради святого Симбиоза! – взмолился Дом.
Платон глубоко вздохнул и изрек:
– Мне нужна вилла на Старой Земле.
Непейвода молча указал ему на дверь. Археолог не понял:
– Ты чего?
– Надо доложить Совету Домов Симбионтов. Побудь-ка в своей каюте.
Рассольников хмыкнул и пошел к себе.
В ожидании ответа Платон мерил шагами каюты. Двунадесятого Дома не было целый час. Археолог уже не знал, что и думать. Был уверен в одном: другой такой шанс ему вряд ли представится, и потому отступать не собирался. «Нет– так нет, – уговаривал сам себя. – Немедленно отправлюсь на Гею. Пусть попробуют меня не пустить!» Еще как не пустят. Еще как…
Наконец дверь отворилась. Непейвода вошел в рубку. Лицо непроницаемое, спина прямая, походка чинная. Он даже моргать перестал и дышал через раз. Парадный бы ему камзол с орденской лентой через плечо, да брюки с лампасами – сошел бы за Чрезвычайного и Полномочного Посла этой самой ФФФукуараби. Прошагал до единственного кресла, что росло из пола рядом с маленьким столиком, медленно опустился на него, замер, глядя перед собой.
– Что скажешь? – осведомился Платон.
– Договорились. – Всего одно слово. Разве поверишь, что все решено?
– У вас же нет таких денег…
– Ты прав: денег нет. Но мы уступим тебе здание нашего посольства. Тебе понравится. Это двухэтажный особняк на берегу Гудзона…
Больше Рассольников ничего не слышал. Он был далеко: там, где бьются о набережную Лонг-Айленда океанские волны, где светит неугасимый факел древней статуи, где рукой подать до лежащей на дне Атлантиды. А не понравится, он может продать эту хибару и купить себе что-нибудь поскромнее на карельских озерах или в Драконовых горах. Вся планета будет в его распоряжении…
– Очнись, – тронул его за плечо Двунадесятый Дом, и мираж растаял. – Дело за малым: надо вернуться назад и начать все сначала.
– Ну, положим, не все, – Платон с сожалениям вернулся к реальности. – На Чиуауа мы больше ни ногой. Это раз. Капсулу нам снова искать не надо. Это два. Все разведочные карты у меня теперь тут, – громко постучал пальцем по темени. – Это три. Тиугальбу я уже понял. – Последнее слово он выделил особо. – Четыре… Есть еще пять и шесть. Но не буду компенсировать тебе мозги.
Непейвода с усилием состроил улыбку. Разговор с правительством ФФФукуараби дорого ему дался. Дом поднял себя с кресла, переструившись клеточками от колен из сидячего в вертикальное положение.
– Пойду готовить корабль к полету.
– Маленькая формальность, – прихватил его за локоть археолог. – Надо составить договор по всем правилам, получить визу высших чиновников ФФФукуараби и заверить договор у независимого нотариуса.
– Ты что, смеешься над нами?
– Ничуть. Слишком велика ставка – я хочу быть абсолютно уверен, что сделка не сорвется. Вдруг тебя убьют, а ваш Совет откажется от обещания? Или ты сейчас соврал мне, и Совет вообще не в курсе?
Двунадесятый Дом помрачнел, задвигал плечами, будто хотел отрастить крылышки и улететь куда подальше.
– Подписей членов спецкомиссии тебе достаточно?
– Совет будет лучше…– вкрадчиво произнес Платон.
– Тогда полетели на ФФФукуараби, – помолчав, предложил Непейвода. – Немедленно.
– Погодь-ка, – притормозил его Рассольников. – Есть еще одна загвоздочка. Ты должен мне сказать, что именно мы ищем. С этого надо было начинать. Мы бы не привезли какого-то дерьма, и клеточки твои были бы целы.
– Да ты охренел! – взвился Двунадесятый Дом. – Душу из меня вынимаешь!..
– Можешь отмолчаться. Но шансы на успех при этом падают втрое. Будем рисковать жизнью впустую…– проникновенно говорил археолог. – Если у тебя строжайший запрет, не обращайся с такой просьбой к Совету. Просто шепни мне на ушко. Клянусь, что не разболтаю.
Непейвода покачал головой, понурился, долго просидел молча. Платон боялся громко дышать: вдруг спугнет муравьиную решимость. И вот в едва-едва шевелящемся лице Двунадесятого Дома что-то изменилось, просветлело, прояснилось – будто он мысленно махнул на все рукой: эх, была не была!
– Ты кругом прав. Это была наша ошибка, но Совет Домов Симбионтов даже предположить не мог, что в золотом горшке могут храниться…– он прикусил язык.
– Что именно? – негромко спросил археолог, глядя на него ясными глазами.
И в этот самый миг в каюте заскрипел чужой голос на космолингве:
– Человек Платон Рассольников. Просим вас посетить наш корабль.
Платон вопросительно посмотрел на Непейводу. Тот отвел глаза.
– Зачем? Мне и здесь хорошо.
– Надо обсудить один важный вопрос, – после заминки ответил голос.
– Мы уже все решили! – крикнул Рассольников.
– Не все, – с трудом выдавил из себя Двунадесятый Дом. – Сходи. От тебя не убудет.
– Ты проводишь меня? – подойдя к двери, осведомился археолог. Он был уверен, что Дом ответит согласием. Но тот затравленно посмотрел на него и ничего не сказал. Платон вдруг понял причину отказа: Непейводе страшно возвращаться на место казни.
Археолог надел легкий скафандр и подошел к люку кессона. Корабельный мозг раздраил его. Можно было входить в соединительный коридор. Платон обвел глазами тамбур, словно прощаясь с «Оболтусом» навсегда, затем перекинулся парой слов с покойной мамой и легкой походкой, посвистывая, двинулся вперед. Надо было держать марку.
Коридор, хоть и был фффукуарабским, не кусался. В конце его виднелся корабельный люк с красным изображением муравья. «Что бы это значило? – подумал археолог. – Просто эмблема или предупреждение об опасности?»
Когда он подошел ближе, крышка люка с легким щелчком распалась надвое. Платон, продолжая насвистывать марш, шагнул через порог. На него обрушилась темнота. Звуки застряли в глотке. Кто-то схватил его за руки и за ноги и понес в глубь корвета. Он не видел своих пленителей и даже пальцем не мог шевельнуть – так прочен был захват.
Внезапно носильщики остановились, раздался тихий скрипучий звук, совершенно не похожий на членораздельную речь, и вспыхнул свет. Археолог очутился в сферическом зале, стены и потолок которого были сплошь покрыты шевелящимся ковром из «мурашей».
Оказывается, Платона блокировал рой кибермух. Сейчас они поставили его на ноги, отлипли и черным вихрем унеслись обратно в корабельный коридор.
Сам по себе зал был пуст-ни мебели, ни приборов, ни иллюминаторов. Только посредине титанитового пола стоял, венчая хитроумную металлическую конструкцию, старинный медный котел с остывающим маслом. Разумные муравейники оставили экзекуторский котел специально – в устрашение человеку – или по случайности, но взгляд археолога снова и снова останавливался на нем, и по спине топотали липкие мурашки.
– Странное существо, – прошамкал возникший над его головой полуметровой величины рот. – Странное тело, странные мысли, странные поступки. Физиология определяет мышление и поведение. Все логично, – говорил рот на космолингве. Значит, его слова, в первую очередь, предназначались Рассольникову.
Платон молчал, не желая прогневать высокую фффукуарабскую комиссию. Хребтиной чуял, что слова ему пока никто не давал.
– Оно довольно рациональное, – произнес другой рот, возникший из живого ковра напротив входного люка. Был он потоньше и вроде бы помоложе. – Видали и хуже. По крайней мере, оно доказало, что умеет копать землю.
– Разве мы позвали его, чтобы рассматривать? Обсуждать его стати? – недоуменным тоном осведомился еще один рот, народившийся за спиной Платона, прямо над люком. – Не насмотрелись на экране? Камерам не верите? – Голос его был больше других похож на человеческий, богат интонациями. Археологу он сразу понравился. Как видно, Платон подсознательно искал себе союзника. – Спешить надо, содомники мои. Враг не дремлет.
«Значит, Непейвода передавал им каждый мой чих, – с горечью подумал археолог. – И ни слова мне не сказал. Что это, если не предательство? Исполнение священного долга? Одно другого хуже».
– Ты прав, Единосемерной, – согласился тот, что помоложе. – Слушай меня, двуногий! – обратился он к Платону. Голос его стал ледяным и жестким, царапающим барабанные перепонки.
– Я слушаю. – Археолог был само смирение.
– Цыц! – рявкнул муравьиный рот. Несколько клеточек от испуга даже свалились на пол. – Не вздумай надуть нас! Сбежать с найденным сокровищем! – выкрикивал он фразы, словно гвоздями плевался. – Не вздумай предать нас! Отдать нашим врагам! – Сделал паузу, а потом сказал тихим, но страшным голосом: – Мы тебя всюду достанем. Гляди…
Часть живого ковра понеслась во всю муравьиную прыть, обнажая кусок стены с экраном и панелью управления. Круговая волна удирающих клеточек откатилась и замерла, образовав что-то вроде лунного кратера. На экране виднелось шерстистое туловище «Оболтуса».
Несколько секунд в открытом космосе ничего не происходило. И вдруг одна из огневых башен корвета, занимавшая левый нижний угол экрана, повернулась. Взору открылся высунувшийся из амбразуры тонкий ствол лазерной пушки. Вспышка, еще одна и еще… Археолог не сразу сообразил, что огонь ведется не куда-то в межзвездное пространство, а прямо в бок живому кораблику.
Лазерный луч малой мощности вонзался в него то тут, то там. «Оболтус» корчился от адской боли, поджимал раненые места, как будто можно было увернуться от новых попаданий. И только криков археолог не слышал– это было немое кино.
– Прекратите! – заорал Платон. – Он же не виноват!
Лазерная пушка на экране стреляла, «Оболтус» содрогался… Живой ковер в куполе бурлил и пенился, выбрасывал гейзеры клеточек. Похоже, зрелище пытки доставляло Домам Симбионтам немалое удовольствие. В наушники Платонова шлема внезапно ворвался пронзительный, душу вынимающий визг кораблика. Археолог схватился за голову, приказал скафандру убавить звук вдесятеро. Совсем выключать не стал.
– Хватит! Я понял! – снова закричал Рассольников. – Я найду и отдам вам горшок!
Лазерная пушка прекратила огонь. «Оболтус» еще некоторое время дергался, потом затих, бессильно обвиснув на конце соединительного коридора.
– Ваши методы омерзительны. Чем вы лучше своих врагов?
– Не тебе судить о нас и наших делах, двуногий, – ответил ему Единосемерной. – Я вижу: ты запомнил увиденное. Запомни еще одно: мы выполним свое обещание, если ты исполнишь свое. Мы поклялись Царственной Матерью… А теперь иди.
Внутри кораблика все было не так. Тамбур перекошен, запасные скафандры грудой свалены в углу, коридор стал заметно уже и кривее. «Оболтуса» будто поразил жестокий приступ ревматизма.
Археолог словно пришел в госпиталь, чтобы навестить тяжело больного друга. Он хотел бы как-то приободрить его, но не мог подобрать нужных слов и боялся сделать еще хуже. Платон осторожно провел рукой по переборке. Остался влажный след – у кораблика выступила испарина.
Двунадесятый Дом по-прежнему оставался в каюте Рассольникова. Он лежал на его койке, вытянувшись во весь рост и сложив руки на груди, как покойник. При появлении напарника он вскочил на ноги и сел на стул. Археолог решил не показывать этому типу своих чувств и произнес так, будто ничего не случилось, будто они лишь на мгновение прервали разговор:
– Ты так и не сказал, что было в горшке. – Улыбочка и спокойный тон дались ему нелегко.
Непейвода открыл рот, закашлялся, а потом ответил столь же размеренным тоном – видно, пытался ему подыграть:
– Ты будешь смеяться: там лежали самые обыкновенные бифштексы. Шестивековой давности. Видно, тиугальбцам попался пустой горшок, и они не нашли ничего лучше… Совет запретил его вскрывать из опасения, как бы не случилось что-нибудь с личинками. – У Платона уши встали торчком. – Попадет вирус или ты попытаешься их уничтожить. Ты мог сообщить о находке термопсисам, а уж они бы постарались истребить последних уцелевших Цариц. Бросили бы на это весь свой военный флот и десантный легион.
– Да с какой стати мне на них работать?! – возмутился археолог. – Они ведь хотели меня убить!
Самое главное сказано. Теперь муравейнику некуда отступать. Но и Рассольников повязан этой тайной по рукам и ногам.
– Мы слишком боимся, – проговорил Двунадесятый Дом. – Ничего важнее для нас не существует. Тебе не понять…
– А я попробую.
Дом молчал, колебал плечи, шебаршился лицом, так что оно стало похожим на кучу еловых шишек. Наконец он заговорил:
– Итак, на Тиугальбе хранится золотой горшок с личинками наших Цариц. Он был похищен шесть веков назад. Мы убеждены, что он до сих пор не вскрыт.
– Откуда такая уверенность?
– Пока аборигены не погибли, они были заняты добыванием все новых редкостей. Они были уверены, что рано или поздно снова придет земной флот, и готовились к встрече. До поры до времени им удавалось тормозить Лигу… Тиугальбцы упорно что-то искали – скорей всего, супероружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49