По открытому склону холмика, отлично видимый в восьмикратный видеоискатель, деловито пробежал еж.
«Никого, — удовлетворенно подумал Влад. — Можно спокойно спускаться».
Он установил закамуфлированную под камень стальную дверь на блокиратор, не дающий ей захлопнуться, и набросил на поворотный штурвал веревку. Шнур кольцом охватил металлический штырь, оба конца с узлом крепления упали вниз.
— Давай, — скомандовал Влад. — Я буду потихоньку вытравливать, а ты держись крепко. Возьми автомат и ружье, повесь на спину.
Нагруженный Хашим ловко перехватил трос и уверенно кивнул.
— Поехали, — по гагарински заявил он. Рокотов спрятал улыбку.
Через несколько секунд мальчик достиг подножия горы, отпустил веревку и махнул Владу. Тот влез в лямки рюкзака, напоследок осмотрел площадку и, фиксируя обе половинки троса, в три прыжка спустился вниз. Развязав узел, скреплявший веревочное кольцо, он аккуратно стянул тонкий канат и уложил в рюкзак — бросать полезные вещи опрометчиво, никто не знает, сколько еще впереди спусков и подъемов.
Хашим с автоматом в руках бдительно осматривал опушку рощи.
«Учится пацан. И правильно! Практические знания ему не помешают. Маловат он, правда, для боевых действий, но что поделать! Нас с ним никто не спрашивал...»
— Куда идем? — Хашим отдал Владиславу «Калашников» и «моссберг».
— На юг. Будем искать албанскую деревню. Тебя обязательно надо определить в нормальные условия. Нельзя со мной по лесам шататься.
— Почему? — мальчик выглядел разочарованным.
— По кочану, — на русском заявил Влад и снова перешел на сербский. — К сожалению, ты еще маленький... Я не в том смысле, что не сумеешь мне помочь. Наоборот, если б не ты, мы бы из пещер не выбрались... Но рано или поздно мне надо будет идти в свое посольство, а там я не смогу объяснить, почему я не передал тебя официальным властям. Пойми, так положено делать, и если я нарушу закон, то меня посадят в тюрьму...
— В тюрьму?! — Хашим широко открыл глаза.
— Ну, может, не в тюрьму, но неприятности мне обеспечены крупные. Это взрослая жизнь, — печально констатировал Владислав. — В ней есть свои жесткие правила, и нарушать их нельзя. Ты думаешь, мне хочется с тобой расставаться? Так надо... Когда нибудь ты сам столкнешься с чем то подобным, — Рокотов глубоко вздохнул. — Мы с тобой должны это пережить... потом, когда все успокоится, я обязательно приеду к тебе. А пока — вытри глаза и вперед.
Хашим ладонью провел по лицу и на несколько секунд закрыл веки. Мусульманское воспитание приучило его с уважением принимать слова взрослых мужчин, а авторитет Рокотова был подтвержден делами, многие из которых почитались исламом как добродетель.
Хашим поднял голову и открыто посмотрел на Рокотова.
— Я понял. Я буду вести себя как мужчина. — Биолог кивнул и, подавив в себе желание обнять попутчика, указал рукой в сторону леса.
— Тогда идем. Я первый, ты в десяти шагах за мной, — он резко повернулся, чтобы Хашим не заметил его внезапно повлажневшие глаза, и раздвинул ветки крайнего на опушке куста жимолости.
* * *
Когда солнце уже склонилось к закату, они вышли к дороге, по которой на юг двигался маленький караван тракторов и повозок, нагруженный цветастым скарбом. Албанцы, вытесняемые от границы с Сербией югославской армией, спешно покидали дома и под бомбами «миротворцев» пробирались через все Косово в Македонию и Албанию. Семидесятилетний Ибрагим едущий на переднем тракторе, поднял ладонь, призывая остановиться: наперерез каравану, через вспаханное поле, ни от кого не скрываясь, шли маленький мальчик и заросший щетиной мужчина в серой походной куртке с автоматом на правом плече.
* * *
Госсекретарь США довольно скривила тонкие бесцветные губы, разглядывая свой портрет в дамском журнале, помещенный в разделе «Женщина года». Ее самолюбие было удовлетворено.
Уже неделю бомбардировщики НАТО во главе с бесстрашными американскими экипажами наносили удары по Югославии. Бесконтактная война принесла первые результаты: нарушались коммуникации, возникали проблемы с электричеством и водой, в больницах умирали пациенты, когда вдруг отключались медицинские аппараты, дети подрывались на ярких игрушках бомбах, бессмысленно гибло мирное население под бетонными плитами рухнувших домов многоэтажек, дороги переполняли тысячи и тысячи беженцев.
Военные корпорации получали новые заказы, генералы готовили новые дырочки на парадных кителях — для наград, ракетные заводы открывали новые вакансии рабочим, банкиры с Уолл стрит по дешевке скупали стремительно падающий «евро», ангажированные журналисты и телевизионщики все активнее раздували скандал об этнических чистках и представляли миру главарей косовских албанцев как мужественных борцов за права угнетенного народа. Хотя образ мелкого наркоторговца с рынка, извлекающего из карманов спичечные коробки с анашой, был бы куда более реальным. В общем, все были при деле.
Мадам Мадден не интересовали проблемы ни той, ни другой стороны.
Квадратноликая дамочка тешилась самолюбованием. Ей, всю жизнь чувствующей свою расовую неполноценность, приходилось рвать жилы, чтобы пробиться в высший свет самого демократичного общества на Земле. Она предавала, лгала, плела интриги, подставляла лучших друзей, лечилась от нервных срывов, даже в семейном кругу говорила только по английски, якшалась с любыми политическими проходимцами, ненавидела и презирала всех, кроме себя, и наконец достигла того, чего желала, — взошла на Олимп власти Соединенных Штатов Америки в ранге Государственного Секретаря.
Издерганная, обозленная на весь свет, неизлечимо больная женщина, внешне больше похожая на помесь пупырчатой жабы с ведьмой, еще раз нежно провела подагрическим пальцем по глянцевой странице журнала.
* * *
— Значит, война, — тихо и печально проговорил Влад.
Они с Ибрагимом сидели поодаль от остальных беженцев, сгрудившихся вокруг своих повозок.
Темнело.
— Что собираешься делать? — спросил убелённый сединами албанец. Он понимал, что не может пригласить русского с собой — тот был вооружен и с оружием расставаться не собирался. А присутствие такого «беженца» автоматически ставило под угрозу жизнь всех пятидесяти двух женщин, стариков и детей. Мужчин молодого и среднего возраста среди них не было.
Вопрос был задан искренне, и Рокотов это понял.
— Не знаю... Буду пробираться к своим, — он поднял голову и посмотрел на первые звезды. На его лицо набежала тень, рот жестко сжался в ниточку, брови сдвинулись к переносице. — Но сначала у меня есть еще одно дело...
Ибрагим оглянулся на своих. Женщины укладывали спать детей, с тревогой поглядывая на ночное небо. Надеялись, что сегодня, как и в предыдущие дни, смерть из бомбовых отсеков западных штурмовиков обойдет их стороной. Среди них был и Хашим, по взрослому покрикивавший на малышей.
— Аллах воздаст тебе за все, что ты сделал для мальчика. Я расскажу муфтию про твои поступки, — серьезно сказал Ибрагим. — Наши дома будут всегда для тебя открыты.
— Я желаю вам сначала обрести дом. А обо мне не беспокойтесь. — Владислав ждал, пока Хашим ляжет спать, чтобы уйти. — Передайте ему, что я буду скучать.
Ибрагим грустно посмотрел на русского.
— Ночь определений — лучше тысячи месяцев. Во время нее ангелы и духи, по изволению Господа их, нисходят со всеми повелениями его.
— Вы мне дадите с собой немного лепешек? — после недолгой паузы спросил Рокотов.
— Конечно.
— Я хотел бы взять еще солярки. Но, боюсь, вам самим не хватит...
— Бери. У нас топлива все равно только на полпути, дальше, если не отыщем, пойдем пешком, — старик махнул рукой, подзывая одного из подростков, и сказал ему что то по албански. — Сколько тебе нужно? Канистру, две?
Владислав впервые за вечер улыбнулся.
— Что вы! Литр, не больше. — Он достал пластиковую флягу. — Вот сюда...
Ибрагим внимательно посмотрел в лицо русского.
— Ты очень рискуешь.
Слова будто упали в пустоту. Рокотов не отреагировал.
Старик провел руками по бороде и прочел короткую молитву.
Подбежал парнишка с канистрой и нацедил полную фляжку. Биолог намертво закрутил колпачок и бросил потяжелевшую емкость в рюкзак. Теперь у него была солярка, которая при желании может послужить основой для зажигательной бомбы. А устраивать сюрпризы своим врагам Владислав научился.
Ближе к полуночи лагерь затих.
Рокотов проводил старика до повозок, в последний раз глянул на мирно спящего Хашима и понял, что надо уходить немедленно. Иначе он не уйдет никогда.
На прощание Ибрагим обнял Влада и прошептал ему вслед несколько сур из Корана, оберегающих путников и воинов.
...До рассвета он прошел тридцать километров. По прямой получалось меньше, но Рокотов не останавливался, пытаясь усталостью выгнать из души беспокойство за оставленного на дороге маленького друга, с которым он сроднился за время скитаний.
«Все таки войну они начали. Не смогли договориться. Это меняет дело. Теперь мне не обязательно скрывать подробности своих приключений. Боевые действия все спишут — и стрельбу в лесу по моей палатке, и уничтожение лагеря, и остальное. Можно сказать, что это сделали албанские террористы... Про полицию говорить не стоит. Но тем хуже для них! — Влад целеустремленно двигался в район, где, по его расчетам, находился специальный сербский отряд. — На войне не до церемоний. Издевательства и убийства безоружных людей — это симптомы заболевания. А раз так — встречайте доктора! Я вас, сволочей, вылечу раз и навсегда! Думали, испугался и сбежал? Нет уж, дудки... Не на того напали! Задницей чую, что они еще там. Бродят, как волки вокруг добычи... Ничего ничего, недолго вам ждать осталось. Еще один переход — и можно начинать поиск. С оружием у меня порядок, еды немного есть, оптика опять же... А я ведь вас давил, когда у меня ничего не было. Каратели хреновы! Вы еще с русскими не воевали, не видели настоящей партизанщины. Ну, так будет вам ха ароший урок. Если кто жив останется. А этого я вам гарантировать никак не могу. Даже — наоборот...»
Рокотов взобрался на очередную вершину. Брезжил рассвет, и утомленный организм все настойчивее требовал отдыха.
«Ладно, привал. А вот и миленькая расщелинка, где я расположусь. Случайно тут на меня не наткнутся...»
Через полторы минуты он уже крепко спал. Без сновидений, положив руку на ствол «Калашникова».
* * *
Техники из службы боевого обеспечения 95 й эскадрильи ВВС США заправили «F 117A» с бортовым номером 486 и оснастили самолет полным комплектом вооружения. Помимо противорадарных ракет «Харм» и «Маверик», в него вошли четыре управляемых тяжелых реактивных снаряда «GBU 10» и две остроносые «AIM 9» класса «воздух воздух».
Крайней под левое крыло «стелса» в специальном антирадарном контейнере подвесили «GBU 10» со схемой наведения номер 66930134.
Блок управления «Ночного Ястреба» установил контакт со всеми боеголовками, и каждая из них дала миллисекундный отчет об исправности. Оставалось поднять самолет в воздух и нажать клавишу пуска. Остальное «умные» снаряды сделают сами, принеся пилоту очередную боевую награду.
Вылет 486 го «F 117A» назначили на десять вечера по Лондону. Капитану Джессу Коннору было приказано явиться к восьми тридцати. А до этого — хорошенько выспаться.
* * *
К зоне, где, по его прикидкам, действовал отряд полицейских убийц, Влад вышел поздно вечером. Присев на камень возле опушки сосновой рощицы, Рокотов перекусил лепешками и собранными по пути корешками тапинамбура и запил водой из ручейка.
«Вот и дошел... Что дальше? — Предстоящий поиск банды уже не казался столь легким, как при планировании похода возмездия. — И где ты будешь их искать? Как никак, перед тобой несколько сот квадратных километров... Треугольничек с гранью в сорок кэ мэ. Перспектива! Ладно, сейчас ночь, огонь издалека виден. А, как я помню, светомаскировка у них хромает. Если на посту курить себе позволяют, то и костерок разведут. Вот и посмотрим с возвышенности на местность.»
Владислав, пыхтя, забрался на трехсотметровый утес и улегся на вершине, приложив к глазу геодезический увеличитель.
Получасовой осмотр местности ничего не дал. Дважды биологу казалось, что мелькнул огонек, но, приглядевшись, он с разочарованием понимал, что принял за отблеск костра лунный блик на поверхности маленьких водоемов.
«Фигня, первый блин комом. Отсюда мне видна только часть зоны. Заберусь поглубже и получу более широкий обзор. Ночь просижу другую, третью — и нащупаю гадов. Днем буду отсыпаться. По ночам их снайперы мне не страшны, отблеска линзы не видно. А на рожон я лезть не буду».
Влад перевернулся на спину и немного отдохнул, давая глазам успокоиться. Перерывы были обязательны, иначе переутомленный хрусталик пропустит даже очевидное.
«Психологическая атака — вот что самое главное! Не зря у всех народов есть сказания о вампирах, злых духах и призраках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Никого, — удовлетворенно подумал Влад. — Можно спокойно спускаться».
Он установил закамуфлированную под камень стальную дверь на блокиратор, не дающий ей захлопнуться, и набросил на поворотный штурвал веревку. Шнур кольцом охватил металлический штырь, оба конца с узлом крепления упали вниз.
— Давай, — скомандовал Влад. — Я буду потихоньку вытравливать, а ты держись крепко. Возьми автомат и ружье, повесь на спину.
Нагруженный Хашим ловко перехватил трос и уверенно кивнул.
— Поехали, — по гагарински заявил он. Рокотов спрятал улыбку.
Через несколько секунд мальчик достиг подножия горы, отпустил веревку и махнул Владу. Тот влез в лямки рюкзака, напоследок осмотрел площадку и, фиксируя обе половинки троса, в три прыжка спустился вниз. Развязав узел, скреплявший веревочное кольцо, он аккуратно стянул тонкий канат и уложил в рюкзак — бросать полезные вещи опрометчиво, никто не знает, сколько еще впереди спусков и подъемов.
Хашим с автоматом в руках бдительно осматривал опушку рощи.
«Учится пацан. И правильно! Практические знания ему не помешают. Маловат он, правда, для боевых действий, но что поделать! Нас с ним никто не спрашивал...»
— Куда идем? — Хашим отдал Владиславу «Калашников» и «моссберг».
— На юг. Будем искать албанскую деревню. Тебя обязательно надо определить в нормальные условия. Нельзя со мной по лесам шататься.
— Почему? — мальчик выглядел разочарованным.
— По кочану, — на русском заявил Влад и снова перешел на сербский. — К сожалению, ты еще маленький... Я не в том смысле, что не сумеешь мне помочь. Наоборот, если б не ты, мы бы из пещер не выбрались... Но рано или поздно мне надо будет идти в свое посольство, а там я не смогу объяснить, почему я не передал тебя официальным властям. Пойми, так положено делать, и если я нарушу закон, то меня посадят в тюрьму...
— В тюрьму?! — Хашим широко открыл глаза.
— Ну, может, не в тюрьму, но неприятности мне обеспечены крупные. Это взрослая жизнь, — печально констатировал Владислав. — В ней есть свои жесткие правила, и нарушать их нельзя. Ты думаешь, мне хочется с тобой расставаться? Так надо... Когда нибудь ты сам столкнешься с чем то подобным, — Рокотов глубоко вздохнул. — Мы с тобой должны это пережить... потом, когда все успокоится, я обязательно приеду к тебе. А пока — вытри глаза и вперед.
Хашим ладонью провел по лицу и на несколько секунд закрыл веки. Мусульманское воспитание приучило его с уважением принимать слова взрослых мужчин, а авторитет Рокотова был подтвержден делами, многие из которых почитались исламом как добродетель.
Хашим поднял голову и открыто посмотрел на Рокотова.
— Я понял. Я буду вести себя как мужчина. — Биолог кивнул и, подавив в себе желание обнять попутчика, указал рукой в сторону леса.
— Тогда идем. Я первый, ты в десяти шагах за мной, — он резко повернулся, чтобы Хашим не заметил его внезапно повлажневшие глаза, и раздвинул ветки крайнего на опушке куста жимолости.
* * *
Когда солнце уже склонилось к закату, они вышли к дороге, по которой на юг двигался маленький караван тракторов и повозок, нагруженный цветастым скарбом. Албанцы, вытесняемые от границы с Сербией югославской армией, спешно покидали дома и под бомбами «миротворцев» пробирались через все Косово в Македонию и Албанию. Семидесятилетний Ибрагим едущий на переднем тракторе, поднял ладонь, призывая остановиться: наперерез каравану, через вспаханное поле, ни от кого не скрываясь, шли маленький мальчик и заросший щетиной мужчина в серой походной куртке с автоматом на правом плече.
* * *
Госсекретарь США довольно скривила тонкие бесцветные губы, разглядывая свой портрет в дамском журнале, помещенный в разделе «Женщина года». Ее самолюбие было удовлетворено.
Уже неделю бомбардировщики НАТО во главе с бесстрашными американскими экипажами наносили удары по Югославии. Бесконтактная война принесла первые результаты: нарушались коммуникации, возникали проблемы с электричеством и водой, в больницах умирали пациенты, когда вдруг отключались медицинские аппараты, дети подрывались на ярких игрушках бомбах, бессмысленно гибло мирное население под бетонными плитами рухнувших домов многоэтажек, дороги переполняли тысячи и тысячи беженцев.
Военные корпорации получали новые заказы, генералы готовили новые дырочки на парадных кителях — для наград, ракетные заводы открывали новые вакансии рабочим, банкиры с Уолл стрит по дешевке скупали стремительно падающий «евро», ангажированные журналисты и телевизионщики все активнее раздували скандал об этнических чистках и представляли миру главарей косовских албанцев как мужественных борцов за права угнетенного народа. Хотя образ мелкого наркоторговца с рынка, извлекающего из карманов спичечные коробки с анашой, был бы куда более реальным. В общем, все были при деле.
Мадам Мадден не интересовали проблемы ни той, ни другой стороны.
Квадратноликая дамочка тешилась самолюбованием. Ей, всю жизнь чувствующей свою расовую неполноценность, приходилось рвать жилы, чтобы пробиться в высший свет самого демократичного общества на Земле. Она предавала, лгала, плела интриги, подставляла лучших друзей, лечилась от нервных срывов, даже в семейном кругу говорила только по английски, якшалась с любыми политическими проходимцами, ненавидела и презирала всех, кроме себя, и наконец достигла того, чего желала, — взошла на Олимп власти Соединенных Штатов Америки в ранге Государственного Секретаря.
Издерганная, обозленная на весь свет, неизлечимо больная женщина, внешне больше похожая на помесь пупырчатой жабы с ведьмой, еще раз нежно провела подагрическим пальцем по глянцевой странице журнала.
* * *
— Значит, война, — тихо и печально проговорил Влад.
Они с Ибрагимом сидели поодаль от остальных беженцев, сгрудившихся вокруг своих повозок.
Темнело.
— Что собираешься делать? — спросил убелённый сединами албанец. Он понимал, что не может пригласить русского с собой — тот был вооружен и с оружием расставаться не собирался. А присутствие такого «беженца» автоматически ставило под угрозу жизнь всех пятидесяти двух женщин, стариков и детей. Мужчин молодого и среднего возраста среди них не было.
Вопрос был задан искренне, и Рокотов это понял.
— Не знаю... Буду пробираться к своим, — он поднял голову и посмотрел на первые звезды. На его лицо набежала тень, рот жестко сжался в ниточку, брови сдвинулись к переносице. — Но сначала у меня есть еще одно дело...
Ибрагим оглянулся на своих. Женщины укладывали спать детей, с тревогой поглядывая на ночное небо. Надеялись, что сегодня, как и в предыдущие дни, смерть из бомбовых отсеков западных штурмовиков обойдет их стороной. Среди них был и Хашим, по взрослому покрикивавший на малышей.
— Аллах воздаст тебе за все, что ты сделал для мальчика. Я расскажу муфтию про твои поступки, — серьезно сказал Ибрагим. — Наши дома будут всегда для тебя открыты.
— Я желаю вам сначала обрести дом. А обо мне не беспокойтесь. — Владислав ждал, пока Хашим ляжет спать, чтобы уйти. — Передайте ему, что я буду скучать.
Ибрагим грустно посмотрел на русского.
— Ночь определений — лучше тысячи месяцев. Во время нее ангелы и духи, по изволению Господа их, нисходят со всеми повелениями его.
— Вы мне дадите с собой немного лепешек? — после недолгой паузы спросил Рокотов.
— Конечно.
— Я хотел бы взять еще солярки. Но, боюсь, вам самим не хватит...
— Бери. У нас топлива все равно только на полпути, дальше, если не отыщем, пойдем пешком, — старик махнул рукой, подзывая одного из подростков, и сказал ему что то по албански. — Сколько тебе нужно? Канистру, две?
Владислав впервые за вечер улыбнулся.
— Что вы! Литр, не больше. — Он достал пластиковую флягу. — Вот сюда...
Ибрагим внимательно посмотрел в лицо русского.
— Ты очень рискуешь.
Слова будто упали в пустоту. Рокотов не отреагировал.
Старик провел руками по бороде и прочел короткую молитву.
Подбежал парнишка с канистрой и нацедил полную фляжку. Биолог намертво закрутил колпачок и бросил потяжелевшую емкость в рюкзак. Теперь у него была солярка, которая при желании может послужить основой для зажигательной бомбы. А устраивать сюрпризы своим врагам Владислав научился.
Ближе к полуночи лагерь затих.
Рокотов проводил старика до повозок, в последний раз глянул на мирно спящего Хашима и понял, что надо уходить немедленно. Иначе он не уйдет никогда.
На прощание Ибрагим обнял Влада и прошептал ему вслед несколько сур из Корана, оберегающих путников и воинов.
...До рассвета он прошел тридцать километров. По прямой получалось меньше, но Рокотов не останавливался, пытаясь усталостью выгнать из души беспокойство за оставленного на дороге маленького друга, с которым он сроднился за время скитаний.
«Все таки войну они начали. Не смогли договориться. Это меняет дело. Теперь мне не обязательно скрывать подробности своих приключений. Боевые действия все спишут — и стрельбу в лесу по моей палатке, и уничтожение лагеря, и остальное. Можно сказать, что это сделали албанские террористы... Про полицию говорить не стоит. Но тем хуже для них! — Влад целеустремленно двигался в район, где, по его расчетам, находился специальный сербский отряд. — На войне не до церемоний. Издевательства и убийства безоружных людей — это симптомы заболевания. А раз так — встречайте доктора! Я вас, сволочей, вылечу раз и навсегда! Думали, испугался и сбежал? Нет уж, дудки... Не на того напали! Задницей чую, что они еще там. Бродят, как волки вокруг добычи... Ничего ничего, недолго вам ждать осталось. Еще один переход — и можно начинать поиск. С оружием у меня порядок, еды немного есть, оптика опять же... А я ведь вас давил, когда у меня ничего не было. Каратели хреновы! Вы еще с русскими не воевали, не видели настоящей партизанщины. Ну, так будет вам ха ароший урок. Если кто жив останется. А этого я вам гарантировать никак не могу. Даже — наоборот...»
Рокотов взобрался на очередную вершину. Брезжил рассвет, и утомленный организм все настойчивее требовал отдыха.
«Ладно, привал. А вот и миленькая расщелинка, где я расположусь. Случайно тут на меня не наткнутся...»
Через полторы минуты он уже крепко спал. Без сновидений, положив руку на ствол «Калашникова».
* * *
Техники из службы боевого обеспечения 95 й эскадрильи ВВС США заправили «F 117A» с бортовым номером 486 и оснастили самолет полным комплектом вооружения. Помимо противорадарных ракет «Харм» и «Маверик», в него вошли четыре управляемых тяжелых реактивных снаряда «GBU 10» и две остроносые «AIM 9» класса «воздух воздух».
Крайней под левое крыло «стелса» в специальном антирадарном контейнере подвесили «GBU 10» со схемой наведения номер 66930134.
Блок управления «Ночного Ястреба» установил контакт со всеми боеголовками, и каждая из них дала миллисекундный отчет об исправности. Оставалось поднять самолет в воздух и нажать клавишу пуска. Остальное «умные» снаряды сделают сами, принеся пилоту очередную боевую награду.
Вылет 486 го «F 117A» назначили на десять вечера по Лондону. Капитану Джессу Коннору было приказано явиться к восьми тридцати. А до этого — хорошенько выспаться.
* * *
К зоне, где, по его прикидкам, действовал отряд полицейских убийц, Влад вышел поздно вечером. Присев на камень возле опушки сосновой рощицы, Рокотов перекусил лепешками и собранными по пути корешками тапинамбура и запил водой из ручейка.
«Вот и дошел... Что дальше? — Предстоящий поиск банды уже не казался столь легким, как при планировании похода возмездия. — И где ты будешь их искать? Как никак, перед тобой несколько сот квадратных километров... Треугольничек с гранью в сорок кэ мэ. Перспектива! Ладно, сейчас ночь, огонь издалека виден. А, как я помню, светомаскировка у них хромает. Если на посту курить себе позволяют, то и костерок разведут. Вот и посмотрим с возвышенности на местность.»
Владислав, пыхтя, забрался на трехсотметровый утес и улегся на вершине, приложив к глазу геодезический увеличитель.
Получасовой осмотр местности ничего не дал. Дважды биологу казалось, что мелькнул огонек, но, приглядевшись, он с разочарованием понимал, что принял за отблеск костра лунный блик на поверхности маленьких водоемов.
«Фигня, первый блин комом. Отсюда мне видна только часть зоны. Заберусь поглубже и получу более широкий обзор. Ночь просижу другую, третью — и нащупаю гадов. Днем буду отсыпаться. По ночам их снайперы мне не страшны, отблеска линзы не видно. А на рожон я лезть не буду».
Влад перевернулся на спину и немного отдохнул, давая глазам успокоиться. Перерывы были обязательны, иначе переутомленный хрусталик пропустит даже очевидное.
«Психологическая атака — вот что самое главное! Не зря у всех народов есть сказания о вампирах, злых духах и призраках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44