— Оно и понятно. После того, как мы выбрались на эту сторону горы, никакой проводник уже не поможет...»
Громыхнуло дважды, Владислав почувствовал легкую дрожь земли.
«Кто это там раздухарился? Палят и палят... Можно подумать, что артподготовка. Кстати, очень может быть. Ночные стрельбы. Отцы командиры обожают устраивать личному составу такие развлечения... Когда самим не спится. Либо марш бросок в противогазах, либо учебная тревога, — биолог улыбнулся, вспомнив свой опыт выезда на военные сборы после четвертого курса. — Ага, от забора и до обеда. Эй вы, трое, подойдите оба сюда! Главный враг солдата — энцефалитный клещ. Что вы, как дети, матом ругаетесь? Плавали, знаем. Вояки повсюду как инкубаторские, лишь бы подчиненным жизнь осложнить разными глупостями... Берете ломы и подметаете плац! — Так ведь метлами удобнее! — А мне надо не чтоб удобнее, а чтоб вы затрахались! ...Вот, блин, жизнь в армии! Сказка. У югославов то же самое... Нет чтобы дать людям поспать, так надо посреди ночи пальбу устроить. Всех в окрестностях перебудить. А как же без этого! На страже рубежей...»
Владислав потянулся.
«Однако спать пора... Подремлю минуток триста и снова — готов к труду и обороне! А завтра посмотрим...»
* * *
Президент прибыл в Кремль в 7.05 утра. Тяжелой походкой добрел до своего кабинета, оснащенного самой современной противоподслушивающей аппаратурой, бухнулся в кресло и насупился.
Порученец застыл в дверях.
Мрачное настроение Президента не сулило ничего хорошего. В таком состоянии он тасовал колоду государственных чиновников бессистемно, переставляя фигуры в табели о рангах с логикой молодого шимпанзе. Слетали головы одних, другие возносились на недосягаемые ранее высоты, третьи вдруг получали назначения на должности, о которых в кулуарах ходили самые мерзкие слухи. Иногда не спасало даже заступничество любимой дочери или занудного и пронырливого главы Администрации.
— Председателя Совбеза ко мне, — наконец разродился Президент и с кряхтением потянулся за карандашом.
— Его нет в Москве, — сообщил стоящий рядом пресс секретарь, который, до своего назначения на должность, славился в журналистской среде потрясающим неумением выражать свои мысли. Перед тем, как что либо сказать, он долго тянул «а а а» или «э э э», за что обзавелся кличкой «Милки Вэй».
— Тогда зама... — Глава государства ослабил ремень на брюках и подумал, что давно стоило бы перейти на подтяжки.
— Ждет в приемной.
— Ну так что стоишь? Иди, зови, раз ждет... — Порученец выскользнул за дверь, и спустя несколько секунд появился заместитель секретаря Совета Безопасности.
Президент двинул бровями, и пресс секретарь испарился.
— Садись, понимаешь, докладывай...
Замсекретаря осторожно опустился на краешек кресла. Настроение Президента было заметно невооруженным глазом, и чиновник изобразил на лице особенную почтительность.
— Какой вопрос докладывать первым? Президент недоуменно уставился на собеседника.
— Как какой? По Югославии... А ты что, еще что нибудь приготовил?
— Конечно. Ситуация в угольной отрасли, проекты указов по борьбе с политическим экстремизмом, анализ последних высказываний Прудкова...
Президент задумался, сжав губы куриной гузкой. Московский мэр волновал его больше Милошевича, но следовало проявить заинтересованность прежде всего в межгосударственных отношениях.
— Давай сначала о Югославии...
— Первые бомбардировки НАТО успехов не принесли, — замсекретаря Совета Безопасности вытащил сводку, поступившую из космического отдела ГРУ. — По нашим данным, бомбардировщики и ракеты «Томагавк» поразили несколько гражданских объектов и пустых казарм. Система ПВО не повреждена. Спутниковая разведка отметила попадание югославской ракеты в самолет германских ВВС. Тип самолета пока не определен. Эксперты склоняются к мысли, что это был беспилотный аппарат. Также сбито девять ракет из полусотни выпущенных...
— Хорошо. С послом виделся?
— Да. Милошевич намекает на необходимость военной помощи.
— Пусть намекает. Ты ему пока не отвечай ни да, ни нет. Потяни время.
— Понятно. Теперь о ситуации внутри НАТО. Французы и греки очень недовольны, что Администрация США на них давит. В принципе, усиление бомбардировок и продолжение операции, когда начнут гибнуть их солдаты, может привести к протестам в парламентах и отставкам правительств этих стран. Как нам докладывает источник в руководстве Альянса, принято решение все без исключения потери скрывать. В случае гибели летчиков будут имитироваться авиа— или автокатастрофы в европейских странах. Тела, естественно, подменят бродягами или неопознанными трупами. У США в этом отношении богатый опыт еще с войны в Персидском заливе.
— Да, помню, — Президент побарабанил искалеченной в детстве рукой по столешнице из спила огромного кедра, инкрустированной красным деревом и самшитом. Стоимость одного такого стола могла обеспечить обычную российскую семью на много лет вперед. — Как ведет себя Солана?
«Надо же! Вспомнил фамилию генсека НАТО...» — мысленно удивился чиновник и ответил:
— Нервничает. Исход операции неясен, а отвечать ему. Он это понимает, но ничего противопоставить давлению Клинтона с Олбрайт не может. Мы послали ему секретный меморандум о наших дальнейших шагах, но пока ответ не получили.
— Так, — глава государства еще больше помрачнел. — Это плохо. Очень плохо.
— Наша сеть в Брюсселе работает. Обещают в течение недели какие нибудь результаты... Зато из США хорошие новости.
Президент приободрился.
— Удалось нащупать связи мадам Олбрайт с израильской разведкой. По всей видимости, она сливает им часть сверхсекретной информации по политике Администрации Клинтона на Ближнем Востоке. Тель Авив сейчас усиливает свое присутствие на границе с Сирией.
— Ага. А что Олбрайт собирается делать с резолюциями ООН?
— Судя по ее высказываниям, она будет проводить политику давления на сербов и на словах поддерживать косовских албанцев.
Первое Лицо снова нахмурилось. Своими наглыми действиями заокеанские и европейские «друзья» российского Президента лишали его рычагов воздействия на международную политику.
— Кстати, а что наша разведка сообщает об этнических чистках в Косово?
«Экий ты сегодня живчик! — подумал чиновник. — Видать, двойную порцию лекарств с утра получил...»
— Тут имеются разночтения, — замсекретаря Совбеза покопался в бумажках и отыскал нужную. — Четких доказательств того, что сербское руководство причастно к карательным операциям, нет. Как нет и однозначных сведений о массовых убийствах. Албанцы говорят одно, сербы — другое. И ни у тех, ни у других нет никаких документальных подтверждений... По нашим видеоданным — да, трупы имеются. Но боевиков или мирных жителей, непонятно. Убитые в основном — молодые мужчины. Можно предположить, что албанцы снимают своих погибших бойцов, а потом выдают их за тела гражданских. Тем более что фенотипически разные нации в Югославии не различаются между собой. Так что это могут быть и сербы, и цыгане, и кто угодно...
Президент задумчиво посмотрел на стоящий в углу кабинета штандарт.
— Это все детали. Фильмы какие хочешь снять можно. Наши к эвакуации готовы?
— Да. Из семисот пятидесяти наших специалистов в Югославии не удалось связаться только с одним.
— Кто такой?
Замсекретаря Совбеза России полистал документы.
— Некто Рокотов. Биолог. Работал по приглашению Белградского Университета. Видимо, его пока не успели найти. Он в составе экспедиции югославов, так что скоро с ним свяжутся.
— Доложите... Самолеты МЧС готовы?
— Два уже вылетели. На борту сам министр, будет руководить эвакуацией.
— Хорошо. По Югославии все?
— Так точно, — по военному отрапортовал чиновник, хотя об армии знал только понаслышке. Служить он не пошел, так как в свое время был освобожденным секретарем комитета комсомола Торгового института.
— Тогда давай, понимаешь, про Прудкова...
— Докладываю. Во время визита во Францию он допустил ряд замечаний. А именно: сравнил вас с безвольным Павлом Первым, сообщил, что намеревается перенести выборы мэра на более ранний срок, и вообще вел себя так, будто уже победил на президентских выборах...
Президент набычился.
* * *
Они разошлись на выходе из долины. Основная группа, прикрываемая с флангов снайперами, двинулась на северо запад, а восемь человек с ранеными на импровизированных носилках, изготовленных из прочных стволов молодых рябин и накрытых кусками брезента из разрезанной палатки, — на восток.
Майор прождал без малого два часа у выхода из шахты в надежде услышать хорошие вести от ушедших в подземелье бойцов. Но те канули во тьме. Командир проклял их самонадеянность и приказал отходить. Судьба двух воинов осталась неизвестной.
Проводник с забинтованной головой понуро шагал впереди. Его опыт пока не требовался, группа двигалась по заранее намеченному маршруту. В двухстах метрах слева и справа между деревьев бесшумно скользили снайперы, останавливаясь на каждой возвышенности и давая по рации сигнал, что все чисто. Они с удвоенной энергией охраняли остатки изрядно поредевшего отряда, чувствуя вину за то, что не сумели подстрелить беглецов сутки назад.
Майор нагнал проводника, пошел рядом.
— Из пещеры ему никуда не деться. Приборов ночного видения у него нет, так что у наших явное преимущество...
Следопыт махнул рукой:
— Я бывал в таких шахтах. Там развилок и боковых тоннелей столько, что за неделю не обыщешь...
— Ну, значит, неделю и будут искать.
— А толку? Нельзя было отпускать их. Вдвоем в шахте делать нечего. Тут рота нужна. Русский может где угодно зашхериться. И черта с два они его обнаружат... При небольшом везении он их в шахте и положит. Опыт у него есть...
Майор помолчал минуту.
— Ты считаешь, что я плохо руковожу?
— Нет, дело не в этом...
— А в чем?
— Напрасно мы пошли по следам мальчишки и русского. Я как чувствовал, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Твое дело — следы читать, — жестко сказал майор. — Свои чувства оставь на потом, когда домой вернешься.
Проводник невесело усмехнулся:
— Домой... Это, конечно, хорошо. Только вернусь ли? Нам еще повезло, что русский по нашему следу не пошел...
— И почему ты так уверен, что не пошел, чувствительный ты наш? — Каждая фраза собеседника усиливала раздражение командира.
— Он «беглец», а не «охотник», по его поведению заметно. То, что он может и первым напасть, ни о чем не говорит. Он защищается, шкуру свою спасает. Преследовать нас он не будет, не в его характере.
— Ты так рассуждаешь, будто читаешь его мысли, — съехидничал майор.
Проводник искоса взглянул на командира и пожал плечами:
— Как умею. По виктимологии у меня всегда было «отлично». Этот русский, несмотря на его исключительную подготовку, первый на конфликт не идет. Соответственно, он — «жертва», а не «охотник».
— И как это нам поможет?
— Пока никак. Единственное, в чем мы можем быть более менее уверены, так это в том, что он пошел в другую сторону. Мы оставили его в покое, поэтому и он постарается не нарываться на неприятности...
— Если опять не придется кого нибудь спасать, — тихо произнес майор. Проводник кивнул.
— Это психологически оправдано. В ситуации, когда от жертвы зависит жизнь гораздо более слабого существа, она способна на многое. Иногда на такое, что вы и предугадать не сможете.
Майор задумался, сдвинув брови. Две минуты они шли молча.
— Иными словами, если мы возьмем в заложники кого нибудь вроде этого мальчишки, то у нас есть шанс выманить русского?
— Есть то есть. Только сейчас вам его уже не найти, чтобы продемонстрировать заложника.
— Это не твое дело.
Проводник еле слышно вздохнул.
Майор объявил привал. Минут пятнадцать он в одиночестве, сидя на стволе поваленного дерева в отдалении, изучал карту, шевелил губами и что то прикидывал. Его размышления прервал подбежавший радист и что то прошептал на ухо майору.
* * *
Группа, тащившая раненых, делала передышки каждые полчаса. Местность, как и везде на Балканах, была гористой, приходилось обходить многочисленные скальные образования и двигаться по низинам.
— Дай хлебнуть, — один из носильщиков утер пот со лба и взял поданную товарищем, идущим в соседней связке, фляжку. — Теплая...
— Ничего, дойдем до ручья, будет тебе и холодная, — ухмыльнулся высокий солдат и сделал небольшой глоток. Воду необходимо было экономить. Обеззараживающие таблетки кончились, поэтому пили только из резервных фляг. По весне вода в речках зацветала, и риск подцепить какую нибудь желудочную заразу был велик. — Ну что, передохнули? Тогда вперед...
Когда караван с ранеными поднимался по тропинке на очередной пологий склон, носильщик вдруг закачался, выронил деревянные рукоятки и согнулся в приступе рвоты.
Раненый грохнулся оземь и заорал от дикой боли, когда в его бедренном суставе сдвинулась сосновая щепка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44