– Не каждая, – тихо сказал я, – может заставить себя быть кем-то, кем она не является, хотя даже ее совесть запрещает ей делать это.
– Совесть…
– Я видел тебя с Массоу. Я видел тебя с другим детьми. Только с ним и только с ними я видел другую Дел.
– Другую, – горько сказала она. – Мягкую, добросердечную, глупую… Сладкая, нежная душа, какой многие мужчины хотят видеть свою жену.
– Некоторые да. На Юге может даже большинство. И иногда я задумываюсь, какой была бы моя жизнь, если бы ты была другой женщиной, – я пожал плечами. – Но я не хочу изменять тебя, Делила. Не хочу, чтобы ты была другой. Ну может быть немного… совсем чуть-чуть, чтобы лошадь могла распрямить шею и снова стать лошадью, – я наконец коснулся ее. Я потянулся и положил ладонь на ее правое плечо, сжав пальцами напряженные мышцы. – Я не хочу чтобы ты была мягкой. Но и не такой твердой. От этого ты рассыпаешься.
Дел дрожала.
– Ты не знаешь… ты не понимаешь… ты не можешь знать, каково это… – она сдержалась, закрыла на минуту глаза и взяла себя в руки. – Ни один мужчина, особенно Южанин, не поймет, как это тяжело.
– Нет.
– Ни один мужчина не поймет, каково быть женщиной от природы и мужчиной по профессии.
– Нет, баска. Не поймет.
– Ни один мужчина не знает, каково смотреть на то, как убивают мать, отца, сестер, братьев… а потом тебя насилуют и унижают… и при этом ты чувствуешь себя вещью, лишенной имени, души… – она снова запнулась, пытаясь справиться с дрожью. – Ты не можешь понять, каково это… Знать, что каждый мужчина, который видит тебя, хочет тебя. И тебе нужна не ты как человек, а твое тело, потому что это польстит ему… Ты не знаешь, Тигр, каково чувствовать как мужчина насилует тебя глазами, если не может сделать это физически. А ты уходишь и тебя выворачивает.
Я собрал все силы, чтобы заговорить.
– Нет, – сказал я. – Я этого никогда не испытаю. Но я знаю, что если ты будешь нести вину и горе вечно, ты станешь чудовищем. Ты потеряешь остатки человечности. Ты будешь триумфом Аджани.
К Дел вернулась улыбка.
– Этого не будет, – изумленно сказала она. – Это не навсегда. Только до тех пор, пока я не убью его. Пока Аджани не будет мертв.
Не решаясь заговорить, я откинул с ее лица прядь светлых волос, думая при этом: «Бедная моя Делила… тебе еще так многому нужно научиться».
28
Я услышал Гаррода раньше чем увидел. Бусинки в его косах зазвенели сначала тихо, а потом громче. Немного нахмурившись, я отвернулся от Дел и увидел, что выражение лица Северянина точно копировало мое.
– Твоя лошадь расстроена, – сказал Гаррод.
Я поскреб щетину.
– Надо думать, он сам тебе об этом сказал.
– Не так многословно, конечно, – Гаррод был занят своими мыслями и не улыбнулся. – Его здесь что-то беспокоит.
Дел покачала головой.
– Жеребца Тигра всегда что-то беспокоит. Это часть его, – она помолчала, – обаяния.
Гаррод пожал плечами.
– Я не знаю какой он обычно, но сейчас что-то заставляет его нервничать. Он хочет убежать отсюда.
– Понимаю, – глубокомысленно изрек я. – Но вот что мне понять трудно, так это почему он не сообщил тебе причину своей нервозности.
Говорящий с лошадьми вздохнул.
– Нам было бы проще, если бы вы уважали мою профессию так же, как я уважаю вашу.
– Не думал, что конокрад – уважаемая профессия, – парировал я.
– Я не…
– Нет? – вмешалась Дел. – Может это и не так называется. Ты просто покупаешь лошадей, которых крадут другие.
Гаррод ответил ей на диалекте, которого я вообще не знал. Но что бы он ни сказал, слова дошли до нужного места, потому что Дел покраснела. Она ответила резко и ее пальцы сжались, словно приготовившись выхватить меч.
– Подождите… – начал я, и вдруг за моей спиной появились остальные.
Зеленые глаза Адары сверкнули.
– Они будут драться?
– Нет, – твердо объявил я.
– Значит ты будешь драться.
– Никто из нас драться не будет. А вы, как я думал, должны ждать в пещере, пока мы с Дел поговорим с Кантеада.
Киприана простодушно пожала плечами.
– Мы услышали, что вы спорите.
Огромные голубые глаза Массоу смотрели из-под светлой, неровно подстриженной челки.
– Мы не могли сидеть и слушать, – добавил он.
Дел уже не скрывала, что и ее терпение может кончиться.
– Это наше дело, – отрезала она. – Это наше личное дело и вашего внимания оно не требует. Вас никогда не учили хорошим манерам? Вы не знаете, что такое уважение?
Пальцы Массоу ухватили ее за руку.
– Ты собираешься пригласить Говорящего с лошадьми в круг?
Маленькое кровожадное отродье.
– Нет, – сказал я, – не собирается. Но даже если бы собиралась, к тебе это отношения не имело бы.
Массоу сердито покосился на меня.
– Я спрашивал ее, а не тебя.
Еще и грубое отродье.
– Я думаю, было бы лучше…
Вдали нервно заржал жеребец.
– Видишь? – спросил Гаррод.
Массоу не сводил глаз с Дел.
– Я считаю, что тебе нужно сразиться с ним.
– Я так не считаю, – отрезала она. – По-моему, нам пора вспомнить, где мы находимся. Нам всем следовало бы следить за своим поведением. Я думаю… – она запнулась. – Не имеет значения, что я думаю, – она резко развернулась и ушла.
– Злится, – сказала Адара.
Киприана кивнула.
– Последнее время она постоянно злится. Она всегда злая внутри.
– И напуганная, – влез Массоу. – Я чувствую ее страх.
Все это, подумал я, ненужный разговор, ведущий в некуда.
– Дел просто устала изображать пастушью собаку для вашей отары овец,
– рявкнул я. – У нас есть дело, серьезное дело, а из-за вас мы еле двигаемся. У нас кончается время. Естественно Дел нервничает.
– А как же мы? – не унимался Массоу. – Вы хотите просто бросить нас здесь?
– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Я не посмел бы поступить так в доме Кантеада.
Гаррод тихо засмеялся, сказал что-то на Высокогорном и скрылся в темноте. Оставив нас с нашим спором.
Я хотел обойти их, но Киприана встала у меня на пути.
– Ты идешь за ней?
– Кип…
– За ней? – она подошла ближе. – Ты всегда бегаешь за ней как побитая собака, которая возвращается чтобы ее снова избили, – еще ближе. – Но ты не должен. Не должен. Она не нужна тебе, Тигр. Тебе не нужна такая женщина: твердая, жесткая, бесчувственная. Она скорее проткнет тебя мечом, чем скажет доброе слово. Тебе не нужна…
– Все, что мне нужно, это немного времени на себя, – отрезал я, уверенно отодвигая Киприану с дороги. – Мне нужно немного подумать в тишине.
– Тигр…
Я посмотрел поверх головы дочери на мать.
– А не пора ли и тебе приложить руку во всему этому делу? Твоя дочь бегает за мной как сука в охоте. Ты ее мать – сделай что-нибудь.
Рыжие волосы Адары в беспорядке рассыпались по плечам.
– А что я могу сделать? Она выросла, она женщина. Она сама может выбирать.
– Как выбрала ты… за себя и за Кесара, – я кивнул. – Что ж, тогда, я думаю, вам обеим стоит знать, что я не собираюсь бросать танцы мечей просто ради женщины. Какой бы она ни была.
Глаза Массоу странно засветились.
– Даже ради Дел?
Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.
– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?
Киприана сложила руки на груди.
– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.
– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.
– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.
Аиды…
Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.
Лицо Дел было очень торжественным.
– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.
– На что?
– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.
Я слабо вздохнул.
– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?
Она выглядела расстроенной.
– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.
Я улыбнулся.
– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.
Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.
– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.
– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?
Дел кивнула.
– Кантеада относятся к жизни с благоговением. К любому проявлению жизни. Даже к кровопийце комару.
– Эти гончие не совсем комары…
– Нет. И мастер песни понимает это. Поэтому он и сотворил песню охраны и дал ее другим, чтобы они пели. Но у него есть одно требование: пока мы здесь, мы не должны убивать или причинять кому-то вред.
– Даже комару.
– Даже комару.
– А как насчет…
– Никому, Тигр.
Я хмыкнул.
– А если на нас нападут? Нам придется защищаться.
Дел улыбнулась.
– Здесь ничто не причинит нам вреда, Тигр. Это место мира.
– Мир, шмир, – проворчал я. – Я уважаю их обычаи, но не верю во всю эту ерунду с песней охраны. Если хоть несколько гончих спустятся сюда, я уж постараюсь остановить их.
– Это еще и место силы, – предупредила Дел. – Не забывай о Кантеада.
Я устал.
– Ладно. Хорошо. Не буду. Здесь где-нибудь можно отдохнуть? Или чем-нибудь перекусить?
Дел наклонилась к человечку.
– Сулхайя, мастер песни. Мы принимаем твое гостеприимство.
Его горло раздулось.
Песня снов предлагает отдых. Песня выздоровления предлагает возрождение.
Я посмотрел на Дел.
– Что?
– Они будут петь, и ты уснешь, Тигр. Они усыпят нас песней, – Дел коснулась моей руки. – Пойдем, давай вернемся. Всем нужно поесть и отдохнуть.
Солнце скрылось за горами. Маленький Кантеада исчез, а я изумленно озирался. Я ожидал, что ночью каньон наполнит темнота, но не принял во внимание деловитость существ, которые жили в нем. Каждая дыра, щель, вход в пещеру были освещены свечами. Их огоньки наполняли каньон дымным тусклым сиянием. Каменные стены отражали свет и пылали как Южный похоронный круг, где собираются танцоры мечей со свечами, чтобы открыть величайшим из шодо путь в валхайл.
Я осмотрелся и прислушался. В воздухе по-прежнему висела мелодия, отгонявшая гончих.
– Неужели они никогда не устают от пения?
– А ты устаешь дышать?
– Это разные вещи, баска. Дыхание для человека необходимость.
– А для них пение необходимость, – я почувствовал, как холодные пальцы Дел переплелись с моими. – Когда я была маленькой, моя мама пела мне, чтобы я заснула. А потом я пела Джамайлу. А до нас, наверное, эти песни слушали братья. И отец всегда напевал, натачивая мечи, – она вздохнула, любуясь танцующим на стенах светом. – Я не помню, когда в первый раз услышала о Кантеада. Кажется я всегда о них знала, как и все вокруг. Легенды говорят, что до того, как появились Кантеада, музыки в мире не было. И люди грустили, не зная чего они лишены, но чувствуя, что для полноты им чего-то не хватает, – ее пальцы слабо сжались. – И тогда боги создали Кантеада, а Кантеада создали музыку.
Я задумался над ее словами. В моей семье никто не пел, потому что семьи у меня не было. Я жил в загоне с козами.
– Красивая история, – наконец сказал я, – только в нее трудно поверить.
– Пойдем, – Дел потянула меня за пальцы. – Ты помнишь узоры на стенах пещеры мастера песни? Линии и узлы?
– Помню, – мы шли сквозь сияние свечей. Было прохладно, но не холодно, хотя без Северной одежды все воспринималось бы по-другому. Шерсть начинала мне нравиться.
– Эти узлы – звуки. Прямые линии определяют течение песни. Вместе они составляют музыку.
Я хмыкнул.
– Это слишком сложно.
– Может быть. Но читать такие знаки нужно только если хочешь спеть или сыграть что-то так же, как это делали до тебя. А если не хочешь, можешь исполнить по-своему или так, как тебе запомнилось, – она слабо улыбнулась. – Это должен знать истойя.
– Не считая языков, математики и географии.
– Да. И конечно танца.
Да, танца. Того, ради чего мы жили.
– Я вообще-то предпочел бы поменьше сложностей. Можно обойтись и без песен.
Ее пальцы застыли.
– Но на Севере так нельзя.
Я пожал одним плечом.
– Тебе без этого нельзя, баска, но меня этот запрет не интересует. Я и без песни хорошо танцую.
– Но прислушайся, Тигр… Прислушайся к песне.
Я прислушался. Мелодия то поднималась, то опускалась, бормотали голоса… или что там использовали Кантеада, чтобы создавать музыку.
– Очень мило, – неохотно выдавил я, – только немного занудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Совесть…
– Я видел тебя с Массоу. Я видел тебя с другим детьми. Только с ним и только с ними я видел другую Дел.
– Другую, – горько сказала она. – Мягкую, добросердечную, глупую… Сладкая, нежная душа, какой многие мужчины хотят видеть свою жену.
– Некоторые да. На Юге может даже большинство. И иногда я задумываюсь, какой была бы моя жизнь, если бы ты была другой женщиной, – я пожал плечами. – Но я не хочу изменять тебя, Делила. Не хочу, чтобы ты была другой. Ну может быть немного… совсем чуть-чуть, чтобы лошадь могла распрямить шею и снова стать лошадью, – я наконец коснулся ее. Я потянулся и положил ладонь на ее правое плечо, сжав пальцами напряженные мышцы. – Я не хочу чтобы ты была мягкой. Но и не такой твердой. От этого ты рассыпаешься.
Дел дрожала.
– Ты не знаешь… ты не понимаешь… ты не можешь знать, каково это… – она сдержалась, закрыла на минуту глаза и взяла себя в руки. – Ни один мужчина, особенно Южанин, не поймет, как это тяжело.
– Нет.
– Ни один мужчина не поймет, каково быть женщиной от природы и мужчиной по профессии.
– Нет, баска. Не поймет.
– Ни один мужчина не знает, каково смотреть на то, как убивают мать, отца, сестер, братьев… а потом тебя насилуют и унижают… и при этом ты чувствуешь себя вещью, лишенной имени, души… – она снова запнулась, пытаясь справиться с дрожью. – Ты не можешь понять, каково это… Знать, что каждый мужчина, который видит тебя, хочет тебя. И тебе нужна не ты как человек, а твое тело, потому что это польстит ему… Ты не знаешь, Тигр, каково чувствовать как мужчина насилует тебя глазами, если не может сделать это физически. А ты уходишь и тебя выворачивает.
Я собрал все силы, чтобы заговорить.
– Нет, – сказал я. – Я этого никогда не испытаю. Но я знаю, что если ты будешь нести вину и горе вечно, ты станешь чудовищем. Ты потеряешь остатки человечности. Ты будешь триумфом Аджани.
К Дел вернулась улыбка.
– Этого не будет, – изумленно сказала она. – Это не навсегда. Только до тех пор, пока я не убью его. Пока Аджани не будет мертв.
Не решаясь заговорить, я откинул с ее лица прядь светлых волос, думая при этом: «Бедная моя Делила… тебе еще так многому нужно научиться».
28
Я услышал Гаррода раньше чем увидел. Бусинки в его косах зазвенели сначала тихо, а потом громче. Немного нахмурившись, я отвернулся от Дел и увидел, что выражение лица Северянина точно копировало мое.
– Твоя лошадь расстроена, – сказал Гаррод.
Я поскреб щетину.
– Надо думать, он сам тебе об этом сказал.
– Не так многословно, конечно, – Гаррод был занят своими мыслями и не улыбнулся. – Его здесь что-то беспокоит.
Дел покачала головой.
– Жеребца Тигра всегда что-то беспокоит. Это часть его, – она помолчала, – обаяния.
Гаррод пожал плечами.
– Я не знаю какой он обычно, но сейчас что-то заставляет его нервничать. Он хочет убежать отсюда.
– Понимаю, – глубокомысленно изрек я. – Но вот что мне понять трудно, так это почему он не сообщил тебе причину своей нервозности.
Говорящий с лошадьми вздохнул.
– Нам было бы проще, если бы вы уважали мою профессию так же, как я уважаю вашу.
– Не думал, что конокрад – уважаемая профессия, – парировал я.
– Я не…
– Нет? – вмешалась Дел. – Может это и не так называется. Ты просто покупаешь лошадей, которых крадут другие.
Гаррод ответил ей на диалекте, которого я вообще не знал. Но что бы он ни сказал, слова дошли до нужного места, потому что Дел покраснела. Она ответила резко и ее пальцы сжались, словно приготовившись выхватить меч.
– Подождите… – начал я, и вдруг за моей спиной появились остальные.
Зеленые глаза Адары сверкнули.
– Они будут драться?
– Нет, – твердо объявил я.
– Значит ты будешь драться.
– Никто из нас драться не будет. А вы, как я думал, должны ждать в пещере, пока мы с Дел поговорим с Кантеада.
Киприана простодушно пожала плечами.
– Мы услышали, что вы спорите.
Огромные голубые глаза Массоу смотрели из-под светлой, неровно подстриженной челки.
– Мы не могли сидеть и слушать, – добавил он.
Дел уже не скрывала, что и ее терпение может кончиться.
– Это наше дело, – отрезала она. – Это наше личное дело и вашего внимания оно не требует. Вас никогда не учили хорошим манерам? Вы не знаете, что такое уважение?
Пальцы Массоу ухватили ее за руку.
– Ты собираешься пригласить Говорящего с лошадьми в круг?
Маленькое кровожадное отродье.
– Нет, – сказал я, – не собирается. Но даже если бы собиралась, к тебе это отношения не имело бы.
Массоу сердито покосился на меня.
– Я спрашивал ее, а не тебя.
Еще и грубое отродье.
– Я думаю, было бы лучше…
Вдали нервно заржал жеребец.
– Видишь? – спросил Гаррод.
Массоу не сводил глаз с Дел.
– Я считаю, что тебе нужно сразиться с ним.
– Я так не считаю, – отрезала она. – По-моему, нам пора вспомнить, где мы находимся. Нам всем следовало бы следить за своим поведением. Я думаю… – она запнулась. – Не имеет значения, что я думаю, – она резко развернулась и ушла.
– Злится, – сказала Адара.
Киприана кивнула.
– Последнее время она постоянно злится. Она всегда злая внутри.
– И напуганная, – влез Массоу. – Я чувствую ее страх.
Все это, подумал я, ненужный разговор, ведущий в некуда.
– Дел просто устала изображать пастушью собаку для вашей отары овец,
– рявкнул я. – У нас есть дело, серьезное дело, а из-за вас мы еле двигаемся. У нас кончается время. Естественно Дел нервничает.
– А как же мы? – не унимался Массоу. – Вы хотите просто бросить нас здесь?
– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Я не посмел бы поступить так в доме Кантеада.
Гаррод тихо засмеялся, сказал что-то на Высокогорном и скрылся в темноте. Оставив нас с нашим спором.
Я хотел обойти их, но Киприана встала у меня на пути.
– Ты идешь за ней?
– Кип…
– За ней? – она подошла ближе. – Ты всегда бегаешь за ней как побитая собака, которая возвращается чтобы ее снова избили, – еще ближе. – Но ты не должен. Не должен. Она не нужна тебе, Тигр. Тебе не нужна такая женщина: твердая, жесткая, бесчувственная. Она скорее проткнет тебя мечом, чем скажет доброе слово. Тебе не нужна…
– Все, что мне нужно, это немного времени на себя, – отрезал я, уверенно отодвигая Киприану с дороги. – Мне нужно немного подумать в тишине.
– Тигр…
Я посмотрел поверх головы дочери на мать.
– А не пора ли и тебе приложить руку во всему этому делу? Твоя дочь бегает за мной как сука в охоте. Ты ее мать – сделай что-нибудь.
Рыжие волосы Адары в беспорядке рассыпались по плечам.
– А что я могу сделать? Она выросла, она женщина. Она сама может выбирать.
– Как выбрала ты… за себя и за Кесара, – я кивнул. – Что ж, тогда, я думаю, вам обеим стоит знать, что я не собираюсь бросать танцы мечей просто ради женщины. Какой бы она ни была.
Глаза Массоу странно засветились.
– Даже ради Дел?
Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.
– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?
Киприана сложила руки на груди.
– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.
– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.
– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.
Аиды…
Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.
Лицо Дел было очень торжественным.
– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.
– На что?
– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.
Я слабо вздохнул.
– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?
Она выглядела расстроенной.
– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.
Я улыбнулся.
– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.
Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.
– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.
– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?
Дел кивнула.
– Кантеада относятся к жизни с благоговением. К любому проявлению жизни. Даже к кровопийце комару.
– Эти гончие не совсем комары…
– Нет. И мастер песни понимает это. Поэтому он и сотворил песню охраны и дал ее другим, чтобы они пели. Но у него есть одно требование: пока мы здесь, мы не должны убивать или причинять кому-то вред.
– Даже комару.
– Даже комару.
– А как насчет…
– Никому, Тигр.
Я хмыкнул.
– А если на нас нападут? Нам придется защищаться.
Дел улыбнулась.
– Здесь ничто не причинит нам вреда, Тигр. Это место мира.
– Мир, шмир, – проворчал я. – Я уважаю их обычаи, но не верю во всю эту ерунду с песней охраны. Если хоть несколько гончих спустятся сюда, я уж постараюсь остановить их.
– Это еще и место силы, – предупредила Дел. – Не забывай о Кантеада.
Я устал.
– Ладно. Хорошо. Не буду. Здесь где-нибудь можно отдохнуть? Или чем-нибудь перекусить?
Дел наклонилась к человечку.
– Сулхайя, мастер песни. Мы принимаем твое гостеприимство.
Его горло раздулось.
Песня снов предлагает отдых. Песня выздоровления предлагает возрождение.
Я посмотрел на Дел.
– Что?
– Они будут петь, и ты уснешь, Тигр. Они усыпят нас песней, – Дел коснулась моей руки. – Пойдем, давай вернемся. Всем нужно поесть и отдохнуть.
Солнце скрылось за горами. Маленький Кантеада исчез, а я изумленно озирался. Я ожидал, что ночью каньон наполнит темнота, но не принял во внимание деловитость существ, которые жили в нем. Каждая дыра, щель, вход в пещеру были освещены свечами. Их огоньки наполняли каньон дымным тусклым сиянием. Каменные стены отражали свет и пылали как Южный похоронный круг, где собираются танцоры мечей со свечами, чтобы открыть величайшим из шодо путь в валхайл.
Я осмотрелся и прислушался. В воздухе по-прежнему висела мелодия, отгонявшая гончих.
– Неужели они никогда не устают от пения?
– А ты устаешь дышать?
– Это разные вещи, баска. Дыхание для человека необходимость.
– А для них пение необходимость, – я почувствовал, как холодные пальцы Дел переплелись с моими. – Когда я была маленькой, моя мама пела мне, чтобы я заснула. А потом я пела Джамайлу. А до нас, наверное, эти песни слушали братья. И отец всегда напевал, натачивая мечи, – она вздохнула, любуясь танцующим на стенах светом. – Я не помню, когда в первый раз услышала о Кантеада. Кажется я всегда о них знала, как и все вокруг. Легенды говорят, что до того, как появились Кантеада, музыки в мире не было. И люди грустили, не зная чего они лишены, но чувствуя, что для полноты им чего-то не хватает, – ее пальцы слабо сжались. – И тогда боги создали Кантеада, а Кантеада создали музыку.
Я задумался над ее словами. В моей семье никто не пел, потому что семьи у меня не было. Я жил в загоне с козами.
– Красивая история, – наконец сказал я, – только в нее трудно поверить.
– Пойдем, – Дел потянула меня за пальцы. – Ты помнишь узоры на стенах пещеры мастера песни? Линии и узлы?
– Помню, – мы шли сквозь сияние свечей. Было прохладно, но не холодно, хотя без Северной одежды все воспринималось бы по-другому. Шерсть начинала мне нравиться.
– Эти узлы – звуки. Прямые линии определяют течение песни. Вместе они составляют музыку.
Я хмыкнул.
– Это слишком сложно.
– Может быть. Но читать такие знаки нужно только если хочешь спеть или сыграть что-то так же, как это делали до тебя. А если не хочешь, можешь исполнить по-своему или так, как тебе запомнилось, – она слабо улыбнулась. – Это должен знать истойя.
– Не считая языков, математики и географии.
– Да. И конечно танца.
Да, танца. Того, ради чего мы жили.
– Я вообще-то предпочел бы поменьше сложностей. Можно обойтись и без песен.
Ее пальцы застыли.
– Но на Севере так нельзя.
Я пожал одним плечом.
– Тебе без этого нельзя, баска, но меня этот запрет не интересует. Я и без песни хорошо танцую.
– Но прислушайся, Тигр… Прислушайся к песне.
Я прислушался. Мелодия то поднималась, то опускалась, бормотали голоса… или что там использовали Кантеада, чтобы создавать музыку.
– Очень мило, – неохотно выдавил я, – только немного занудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53