К этому времени вполне возможно, что чувство близости уже улетучится.
– Данно, – поспешно заговорил он, потому что до фермы было уже недалеко, – почему ты так заинтересован во мне?
Данно посмотрел на него, подумал с минуту, затем свернул на обочину и заглушил мотор.
Он снова взглянул на Блейза. Лицо его было серьезным.
– Я знаю тебя, – сказал он. – Я единственный на шестнадцати мирах, кто знает, на что ты способен. Ты всегда будешь одинок. Я же научился жить с этим. Мы обречены на одиночество и всегда будем далеки друг от друга. Но дело в том, что я могу использовать тебя, Блейз, в своем деле.
– В каком деле? – спросил Блейз. Данно проигнорировал вопрос.
– Ты знаешь, как получить то, чего тебе хочется от других, – продолжал Данно. – Как привести нужного человека к нужному для тебя решению. Но не думай, что именно так я и поступаю с тобой.
Он замолчал. Блейз внимательно смотрел на него.
– Ты понимаешь меня? – спросил Данно.
– Да, – кивнул Блейз, – но ты до сих пор не ответил на мой вопрос.
– Я отвечу, – сказал Данно. – Я уже говорил тебе, что мне нужна твоя помощь, но я ее приму, только если она будет добровольной. Я не хочу – и ты, конечно, отлично это знаешь, малыш, – давить силой своей воли на твою. Поэтому выбор – за тобой. Я даю тебе возможность увидеть все, чем я занимаюсь, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не выберешь то, что тебе подойдет. А возможности здесь безграничны.
– Ты в этом уверен? – спросил Блейз с некоторой обидой.
– Как ты мне напоминаешь нашу мать, – усмехнулся Данно. – Но по мне – или ничего, или гораздо больше, чем она когда-либо желала. Теперь ты должен определиться. Спокойно оглядись и реши, будешь ли ты участвовать в моих делах. В этом случае я буду точно знать, что ты пришел ко мне по своей воле. Согласен?
– По крайней мере, на настоящий момент согласен, – ответил Блейз.
К нему протянулась огромная ладонь, Блейз схватил ее своими тонкими пальцами теперь уже двенадцатилетнего мальчишки, и они пожали друг другу руки.
Затем Данно, не говоря ни слова, запустил двигатель, вывел машину на дорогу, и они снова двинулись в сторону фермы.
Глава 13
Блейз, держа в руках чемодан и несколько свертков, шел к дому, ожидая, что там никого нет. Но все трое были дома – дядя Генри, Джошуа и Уилл – и занимались приготовлением сыра. Мальчики посмотрели на Блейза с любопытством, а Генри приветствовал его мимолетной улыбкой.
– Положи вещи в спальне, переоденься и иди помогать нам.
Блейз повиновался. Его охватило странное чувство нереальности при виде маленьких спартанских комнат фермы в сравнении с обширными роскошными покоями, в которых он жил в течение последних нескольких дней; так же как и от запаха сыра и процесса приготовления его. Он поставил чемодан на свою кровать, переоделся в рабочую одежду, затем вернулся на кухню и присоединился к работе.
– Ты хорошо выглядишь, Блейз, – неожиданно заговорил с дальнего конца стола Генри, – похоже, уик-энд прошел удачно.
– Да, Блейз, ты просто сияешь…
– Уилл, – отозвался Генри, – мое замечание вовсе не было сигналом для общей болтовни. Работа с разговорами идет медленно.
Неожиданно Блейз почувствовал себя виноватым: на целых четыре дня он и думать забыл о своем желании стать квакером. И это потому, что его ум был занят в эти дни все новыми и новыми загадками.
Но, сказал он себе, это его не извиняет. Образ жизни Данно – это не его, Блейза, образ жизни. Ведь его дом теперь здесь, а его борьба – борьба духовная. Приготовление сыра куда более важно, чем все таинственные ученики Данно и беседы с незнакомыми людьми в ресторане.
А еще Блейз вспомнил, что, будучи в Экумени, ни разу не молился, и тут же решил, что будет старательно и долго молиться перед сном.
Вечером, уже за обеденным столом, мальчики с разрешения Генри буквально засыпали его вопросами.
Это несколько развеяло атмосферу нереальности, но полностью она исчезла только через несколько дней. Удивительно, но теперь уже Экумени и четырехдневный уик-энд там стали казаться ему нереальными: как будто ферма Генри и город Данно существовали в двух разных вселенных.
Впрочем, вскоре все вошло в привычную колею.
Данно приезжал раза два в месяц, и теперь он увозил Блейза все на более и более долгое время, увеличившееся до шести дней.
Однажды Уилл заметил, что Блейз стал на добрых пару дюймов выше, чем Джошуа. Сам Джошуа на это внимания не обращал: его не беспокоило – выше его кузен или нет, потому что в его взгляде на мир рост никакого значения не имел.
Тем не менее Блейз начал расти не по дням а по часам. Было видно, что скоро он догонит самого Генри, хотя и оставался по-прежнему мальчишески худым и угловатым.
Теперь ферма стала для него домом, и он знал о ней больше, чем кто-либо, включая даже самого Генри. Так, например, Генри, которого Блейз спросил напрямую, не надо ли ему помочь в сборке мотора, согласился, потому что не мог сделать этого сам.
Блейз тоже не был механиком, зато обладал природным чутьем и в части логического устройства вещей, и в отношении того, как те или иные детали реального мира соединяются вместе, что относилось, конечно, и к деталям мотора.
Они собрали мотор, а еще через четыре месяца, по просьбе Блейза, Данно выделил деньги, и они купили остов старенького трактора, к которому мог подойти мотор.
Генри радовался безмерно, хотя внешне и не показывал этого. Неслыханное дело – он благодарил за помощь не только Бога, но и самого Блейза лично.
В то же время к Блейзу вернулось прежнее ощущение, что он снова изолирован от остальных. Да, конечно, Генри и его сыновья приняли его. Но община, в особенности та ее часть, которая наиболее тесно сплотилась вокруг церкви, по-прежнему видела в нем чужака.
Разумеется, они выслушали объяснение Генри, исходящее от Данно, что Блейз необыкновенно способный мальчик и должен учиться по гораздо более сложной программе, чем может предложить местная школа.
Это была удобная выдумка, которая, правда, не слишком нравилась самому Блейзу. Более того, несмотря на все его старания, он тем не менее все больше и больше отдалялся от других.
В конце концов он был вынужден согласиться, что причина кроется в его нежелании эмоционального сближения с людьми. А Генри и двух своих кузенов он принял просто потому, что жить с ними, не будучи хоть сколько-то эмоционально близким к ним, было бы просто невозможно.
Оба его кузена в определенном смысле нравились ему. Они тоже это чувствовали и платили ему настоящей привязанностью, отчего Блейзу становилось как-то не по себе, и он часто просто терялся, не зная, как реагировать. Странно – живя с матерью, он буквально тосковал по привязанности. С другой стороны, именно у нее он научился не доверять этому чувству, поэтому и пребывал теперь в затруднении. Проходили недели, месяцы, годы, и все больше и больше его внимание привлекала прочная как скала религиозная структура, частью которой твердо считал себя Генри. Блейзу стала нравиться идея столь превосходно отрегулированной и управляемой вселенной.
Но он не мог представить себе, исходя из своих познаний в науке и логике, чтобы такая вселенная обходилась без некоей управляющей и регулирующей силы. Для Генри и других квакеров ею служила концепция Бога. Себя же он не мог заставить в него поверить: по каким-то причинам его ум, его воображение – словом все, что создает в душе человека образ божества, – не способствовали этому. В последующие годы он перепробовал все, вплоть до тайного изготовления власяницы из куска козлиной шкуры, надевавшейся под одежду шерстью к телу – хотя скорее это была перевязь, чем рубашка, и она лишь мешала ему засыпать ночью.
Последней попыткой, которую он предпринял, находясь в полном отчаянии, был пост. Пророки и отшельники постились и удостаивались познания Бога. Может быть, и ему это удастся. Но здесь он должен был просить разрешения Генри.
– Дядя, – сказал он как-то утром, входя в хлев, где Генри промывал рану на правой ноге козла, – вы знаете, я никогда ничего не говорил об этом, но думаю, вы заметили, насколько безуспешны мои попытки приобщиться к Господу. Я подумал, что мне, может быть, следует пойти тем же путем, который выбирали святые. Если вы не возражаете, дядя, я хотел бы попробовать поститься.
Генри сидел на корточках на полу хлева перед тазом с водой, в которой было разведено самодельное мыло. Сполоснув руки и вытерев их о чистую тряпочку, он взглянул на Блейза. В его Непоколебимом взоре явно читалась заинтересованность.
– Богу известно, что я никогда не стою на чьем-либо пути к Нему! – Генри поднялся, а затем продолжил:
– А ведь ты, Блейз, еще растешь, и тебе требуется регулярное питание.
Он замолчал. Блейз смотрел на него и удивлялся: Генри выглядел смущенным.
– Думаю, – через мгновение произнес Генри, – сначала надо посоветоваться с доктором Родериком. Если он скажет, что тебе можно поститься, то я соглашусь.
– Я смогу делать свою работу, – уточнил Блейз, – просто не буду есть.
– Ну об этом надо поговорить с Родериком, – сказал Генри. – До него отсюда около часа ходьбы, и еще час потребуется, чтобы вернуться. Почему бы тебе не отправиться сразу после уборки? Тогда ты успеешь к обеду.
Итак, Блейз отправился в дальний путь по грязной дороге к дому врача, где тот и жил и принимал больных.
Короткое, очень жаркое лето Ассоциации было в полном разгаре. Одежда Блейза – самые легкие рубашка и брюки, доставшиеся ему по наследству от Джошуа, а также широкополая соломенная шляпа полностью защищали его от палящих лучей Эпсилона Эридана, которым нельзя было подставлять ни дюйма открытого тела. Именно поэтому на ферме все работы под открытым небом летом прекращались, и люди вообще старались пореже выходить из дома.
Блейзу повезло: доктор Родерик оказался на месте. Хотя разъезды в это время были наименее желанным занятием, Родерику все же приходилось навещать больных. Блейз знал, что этот грузный темнокожий шестидесятилетний человек мог быть исключительно добрым со своими пациентами, однако годы сделали его раздражительным, и он часто взрывался, особенно когда ему противоречили.
Учитывая это, за время неблизкого пути Блейз обдумал, как лучше изложить ему идею своего поста.
Родерик усадил его в деревянное кресло в саду, где было устроено нечто вроде летнего кабинета.
Блейз начал с описания своей длительной борьбы в поисках Бога. Он пересказывал все пережитое на протяжении нескольких лет, чтобы доктор мог понять, что это не внезапная блажь, а безуспешные попытки решить, очевидно, неразрешимую проблему. А затем перешел к тому, что задумал:
– Я должен попробовать поститься. Известно, что многие люди удостаивались видения Господа, отказываясь от пищи на протяжении какого-то времени. Я сказал Генри, что смогу продолжать работу…
– Полностью исключено! – воскликнул Родерик. – Более того, юноша, если хотите провести подобный опыт, то должны отрешиться от привычного окружения и остаться один на один со своей проблемой.
– Это вполне возможно, – сказал Блейз. – У нас есть участок леса у заднего двора фермы с ручейком: в нем хорошая вода даже сейчас, в жаркую погоду. Я могу построить нечто вроде шалаша и обосноваться там.
– Не так быстро, – спохватился Родерик. – Пока что я не дал вам согласия на пост. Это зависит и от вашего физического состояния. Насколько я помню, у вас есть какая-то необыкновенная болезнь, для лечения которой ваш брат привозил специальное лекарство.
– Но в это время года ее никогда не бывает, – тут же нашелся Блейз.
– Хорошо, – кивнул Родерик, – разденьтесь, чтобы я мог вас тщательно осмотреть. Сколько вам лет?
– Через три месяца мне будет семнадцать, – ответил Блейз, снимая одежду.
– Вы уже как небоскреб, – пробормотал Родерик, начиная прослушивать Блейза.
Затем он заставил его лечь, ощупал его живот и задал вопросы о том, как и что он ест. По окончании осмотра доктор взял кровь из вены и поместил ее в небольшое устройство на столе, которое через несколько секунд начало печатать ряды цифр на бумажной ленте. Когда оно остановилось, Родерик оторвал кусок ленты и стал изучать ее.
– Безусловно, здоров, – пробормотал он, – типичный представитель семьи Генри: тяжелая работа, простая, но вполне достаточная пища и хорошая окружающая среда.
Родерик уселся в кресло, пригласив Блейза занять другое.
– Скажите мне, – начал он, – как вы спите?
– О, довольно хорошо, – ответил Блейз.
– Что значит – довольно хорошо?
– Ну я временами просыпаюсь ночью, – объяснил Блейз, – а затем снова засыпаю. И так было всегда, насколько я себя помню.
– А может быть, это началось несколько позже, когда вы начали стараться познать Бога?
– Может быть… и немного позже, – опасливо произнес Блейз. – Но понимаете, я именно так всегда и решаю проблемы – думая о них по ночам.
– Понятно, – кивнул Родерик. – Точно так же вы думаете и о своих усилиях увидеть Бога, просыпаясь по ночам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Данно, – поспешно заговорил он, потому что до фермы было уже недалеко, – почему ты так заинтересован во мне?
Данно посмотрел на него, подумал с минуту, затем свернул на обочину и заглушил мотор.
Он снова взглянул на Блейза. Лицо его было серьезным.
– Я знаю тебя, – сказал он. – Я единственный на шестнадцати мирах, кто знает, на что ты способен. Ты всегда будешь одинок. Я же научился жить с этим. Мы обречены на одиночество и всегда будем далеки друг от друга. Но дело в том, что я могу использовать тебя, Блейз, в своем деле.
– В каком деле? – спросил Блейз. Данно проигнорировал вопрос.
– Ты знаешь, как получить то, чего тебе хочется от других, – продолжал Данно. – Как привести нужного человека к нужному для тебя решению. Но не думай, что именно так я и поступаю с тобой.
Он замолчал. Блейз внимательно смотрел на него.
– Ты понимаешь меня? – спросил Данно.
– Да, – кивнул Блейз, – но ты до сих пор не ответил на мой вопрос.
– Я отвечу, – сказал Данно. – Я уже говорил тебе, что мне нужна твоя помощь, но я ее приму, только если она будет добровольной. Я не хочу – и ты, конечно, отлично это знаешь, малыш, – давить силой своей воли на твою. Поэтому выбор – за тобой. Я даю тебе возможность увидеть все, чем я занимаюсь, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не выберешь то, что тебе подойдет. А возможности здесь безграничны.
– Ты в этом уверен? – спросил Блейз с некоторой обидой.
– Как ты мне напоминаешь нашу мать, – усмехнулся Данно. – Но по мне – или ничего, или гораздо больше, чем она когда-либо желала. Теперь ты должен определиться. Спокойно оглядись и реши, будешь ли ты участвовать в моих делах. В этом случае я буду точно знать, что ты пришел ко мне по своей воле. Согласен?
– По крайней мере, на настоящий момент согласен, – ответил Блейз.
К нему протянулась огромная ладонь, Блейз схватил ее своими тонкими пальцами теперь уже двенадцатилетнего мальчишки, и они пожали друг другу руки.
Затем Данно, не говоря ни слова, запустил двигатель, вывел машину на дорогу, и они снова двинулись в сторону фермы.
Глава 13
Блейз, держа в руках чемодан и несколько свертков, шел к дому, ожидая, что там никого нет. Но все трое были дома – дядя Генри, Джошуа и Уилл – и занимались приготовлением сыра. Мальчики посмотрели на Блейза с любопытством, а Генри приветствовал его мимолетной улыбкой.
– Положи вещи в спальне, переоденься и иди помогать нам.
Блейз повиновался. Его охватило странное чувство нереальности при виде маленьких спартанских комнат фермы в сравнении с обширными роскошными покоями, в которых он жил в течение последних нескольких дней; так же как и от запаха сыра и процесса приготовления его. Он поставил чемодан на свою кровать, переоделся в рабочую одежду, затем вернулся на кухню и присоединился к работе.
– Ты хорошо выглядишь, Блейз, – неожиданно заговорил с дальнего конца стола Генри, – похоже, уик-энд прошел удачно.
– Да, Блейз, ты просто сияешь…
– Уилл, – отозвался Генри, – мое замечание вовсе не было сигналом для общей болтовни. Работа с разговорами идет медленно.
Неожиданно Блейз почувствовал себя виноватым: на целых четыре дня он и думать забыл о своем желании стать квакером. И это потому, что его ум был занят в эти дни все новыми и новыми загадками.
Но, сказал он себе, это его не извиняет. Образ жизни Данно – это не его, Блейза, образ жизни. Ведь его дом теперь здесь, а его борьба – борьба духовная. Приготовление сыра куда более важно, чем все таинственные ученики Данно и беседы с незнакомыми людьми в ресторане.
А еще Блейз вспомнил, что, будучи в Экумени, ни разу не молился, и тут же решил, что будет старательно и долго молиться перед сном.
Вечером, уже за обеденным столом, мальчики с разрешения Генри буквально засыпали его вопросами.
Это несколько развеяло атмосферу нереальности, но полностью она исчезла только через несколько дней. Удивительно, но теперь уже Экумени и четырехдневный уик-энд там стали казаться ему нереальными: как будто ферма Генри и город Данно существовали в двух разных вселенных.
Впрочем, вскоре все вошло в привычную колею.
Данно приезжал раза два в месяц, и теперь он увозил Блейза все на более и более долгое время, увеличившееся до шести дней.
Однажды Уилл заметил, что Блейз стал на добрых пару дюймов выше, чем Джошуа. Сам Джошуа на это внимания не обращал: его не беспокоило – выше его кузен или нет, потому что в его взгляде на мир рост никакого значения не имел.
Тем не менее Блейз начал расти не по дням а по часам. Было видно, что скоро он догонит самого Генри, хотя и оставался по-прежнему мальчишески худым и угловатым.
Теперь ферма стала для него домом, и он знал о ней больше, чем кто-либо, включая даже самого Генри. Так, например, Генри, которого Блейз спросил напрямую, не надо ли ему помочь в сборке мотора, согласился, потому что не мог сделать этого сам.
Блейз тоже не был механиком, зато обладал природным чутьем и в части логического устройства вещей, и в отношении того, как те или иные детали реального мира соединяются вместе, что относилось, конечно, и к деталям мотора.
Они собрали мотор, а еще через четыре месяца, по просьбе Блейза, Данно выделил деньги, и они купили остов старенького трактора, к которому мог подойти мотор.
Генри радовался безмерно, хотя внешне и не показывал этого. Неслыханное дело – он благодарил за помощь не только Бога, но и самого Блейза лично.
В то же время к Блейзу вернулось прежнее ощущение, что он снова изолирован от остальных. Да, конечно, Генри и его сыновья приняли его. Но община, в особенности та ее часть, которая наиболее тесно сплотилась вокруг церкви, по-прежнему видела в нем чужака.
Разумеется, они выслушали объяснение Генри, исходящее от Данно, что Блейз необыкновенно способный мальчик и должен учиться по гораздо более сложной программе, чем может предложить местная школа.
Это была удобная выдумка, которая, правда, не слишком нравилась самому Блейзу. Более того, несмотря на все его старания, он тем не менее все больше и больше отдалялся от других.
В конце концов он был вынужден согласиться, что причина кроется в его нежелании эмоционального сближения с людьми. А Генри и двух своих кузенов он принял просто потому, что жить с ними, не будучи хоть сколько-то эмоционально близким к ним, было бы просто невозможно.
Оба его кузена в определенном смысле нравились ему. Они тоже это чувствовали и платили ему настоящей привязанностью, отчего Блейзу становилось как-то не по себе, и он часто просто терялся, не зная, как реагировать. Странно – живя с матерью, он буквально тосковал по привязанности. С другой стороны, именно у нее он научился не доверять этому чувству, поэтому и пребывал теперь в затруднении. Проходили недели, месяцы, годы, и все больше и больше его внимание привлекала прочная как скала религиозная структура, частью которой твердо считал себя Генри. Блейзу стала нравиться идея столь превосходно отрегулированной и управляемой вселенной.
Но он не мог представить себе, исходя из своих познаний в науке и логике, чтобы такая вселенная обходилась без некоей управляющей и регулирующей силы. Для Генри и других квакеров ею служила концепция Бога. Себя же он не мог заставить в него поверить: по каким-то причинам его ум, его воображение – словом все, что создает в душе человека образ божества, – не способствовали этому. В последующие годы он перепробовал все, вплоть до тайного изготовления власяницы из куска козлиной шкуры, надевавшейся под одежду шерстью к телу – хотя скорее это была перевязь, чем рубашка, и она лишь мешала ему засыпать ночью.
Последней попыткой, которую он предпринял, находясь в полном отчаянии, был пост. Пророки и отшельники постились и удостаивались познания Бога. Может быть, и ему это удастся. Но здесь он должен был просить разрешения Генри.
– Дядя, – сказал он как-то утром, входя в хлев, где Генри промывал рану на правой ноге козла, – вы знаете, я никогда ничего не говорил об этом, но думаю, вы заметили, насколько безуспешны мои попытки приобщиться к Господу. Я подумал, что мне, может быть, следует пойти тем же путем, который выбирали святые. Если вы не возражаете, дядя, я хотел бы попробовать поститься.
Генри сидел на корточках на полу хлева перед тазом с водой, в которой было разведено самодельное мыло. Сполоснув руки и вытерев их о чистую тряпочку, он взглянул на Блейза. В его Непоколебимом взоре явно читалась заинтересованность.
– Богу известно, что я никогда не стою на чьем-либо пути к Нему! – Генри поднялся, а затем продолжил:
– А ведь ты, Блейз, еще растешь, и тебе требуется регулярное питание.
Он замолчал. Блейз смотрел на него и удивлялся: Генри выглядел смущенным.
– Думаю, – через мгновение произнес Генри, – сначала надо посоветоваться с доктором Родериком. Если он скажет, что тебе можно поститься, то я соглашусь.
– Я смогу делать свою работу, – уточнил Блейз, – просто не буду есть.
– Ну об этом надо поговорить с Родериком, – сказал Генри. – До него отсюда около часа ходьбы, и еще час потребуется, чтобы вернуться. Почему бы тебе не отправиться сразу после уборки? Тогда ты успеешь к обеду.
Итак, Блейз отправился в дальний путь по грязной дороге к дому врача, где тот и жил и принимал больных.
Короткое, очень жаркое лето Ассоциации было в полном разгаре. Одежда Блейза – самые легкие рубашка и брюки, доставшиеся ему по наследству от Джошуа, а также широкополая соломенная шляпа полностью защищали его от палящих лучей Эпсилона Эридана, которым нельзя было подставлять ни дюйма открытого тела. Именно поэтому на ферме все работы под открытым небом летом прекращались, и люди вообще старались пореже выходить из дома.
Блейзу повезло: доктор Родерик оказался на месте. Хотя разъезды в это время были наименее желанным занятием, Родерику все же приходилось навещать больных. Блейз знал, что этот грузный темнокожий шестидесятилетний человек мог быть исключительно добрым со своими пациентами, однако годы сделали его раздражительным, и он часто взрывался, особенно когда ему противоречили.
Учитывая это, за время неблизкого пути Блейз обдумал, как лучше изложить ему идею своего поста.
Родерик усадил его в деревянное кресло в саду, где было устроено нечто вроде летнего кабинета.
Блейз начал с описания своей длительной борьбы в поисках Бога. Он пересказывал все пережитое на протяжении нескольких лет, чтобы доктор мог понять, что это не внезапная блажь, а безуспешные попытки решить, очевидно, неразрешимую проблему. А затем перешел к тому, что задумал:
– Я должен попробовать поститься. Известно, что многие люди удостаивались видения Господа, отказываясь от пищи на протяжении какого-то времени. Я сказал Генри, что смогу продолжать работу…
– Полностью исключено! – воскликнул Родерик. – Более того, юноша, если хотите провести подобный опыт, то должны отрешиться от привычного окружения и остаться один на один со своей проблемой.
– Это вполне возможно, – сказал Блейз. – У нас есть участок леса у заднего двора фермы с ручейком: в нем хорошая вода даже сейчас, в жаркую погоду. Я могу построить нечто вроде шалаша и обосноваться там.
– Не так быстро, – спохватился Родерик. – Пока что я не дал вам согласия на пост. Это зависит и от вашего физического состояния. Насколько я помню, у вас есть какая-то необыкновенная болезнь, для лечения которой ваш брат привозил специальное лекарство.
– Но в это время года ее никогда не бывает, – тут же нашелся Блейз.
– Хорошо, – кивнул Родерик, – разденьтесь, чтобы я мог вас тщательно осмотреть. Сколько вам лет?
– Через три месяца мне будет семнадцать, – ответил Блейз, снимая одежду.
– Вы уже как небоскреб, – пробормотал Родерик, начиная прослушивать Блейза.
Затем он заставил его лечь, ощупал его живот и задал вопросы о том, как и что он ест. По окончании осмотра доктор взял кровь из вены и поместил ее в небольшое устройство на столе, которое через несколько секунд начало печатать ряды цифр на бумажной ленте. Когда оно остановилось, Родерик оторвал кусок ленты и стал изучать ее.
– Безусловно, здоров, – пробормотал он, – типичный представитель семьи Генри: тяжелая работа, простая, но вполне достаточная пища и хорошая окружающая среда.
Родерик уселся в кресло, пригласив Блейза занять другое.
– Скажите мне, – начал он, – как вы спите?
– О, довольно хорошо, – ответил Блейз.
– Что значит – довольно хорошо?
– Ну я временами просыпаюсь ночью, – объяснил Блейз, – а затем снова засыпаю. И так было всегда, насколько я себя помню.
– А может быть, это началось несколько позже, когда вы начали стараться познать Бога?
– Может быть… и немного позже, – опасливо произнес Блейз. – Но понимаете, я именно так всегда и решаю проблемы – думая о них по ночам.
– Понятно, – кивнул Родерик. – Точно так же вы думаете и о своих усилиях увидеть Бога, просыпаясь по ночам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47