Нам попалась лишь парочка торопливых лаборантов в белых халатах, спешивших по коридору, никто не потрудился остановить нас или даже поинтересоваться, куда мы направляемся.
И тут со страшным грохотом — «бабах!» раздался новый удар. Трудно было понять — по земле, крыше, остаткам Купола или по самому небесному своду. Я ударился лицом о пыльную дверь и почувствовал, как тепло заструилась под носом кровь — представляю, какой у меня был вид! — и споткнулся о тело — видимо, Нево, под ногами.
Земля успокоилась под ногами спустя несколько секунд. Свет на этот раз погас окончательно.
Меня стал душить кашель от плотно повисшей в воздухе пыльной цементной завесы из бетонной крошки. Я снова ощутил старый забытый страх темноты. В бесконечных коридорах, в неизвестном месте… и даже незнакомом времени. И тут я услышал, как где-то рядом чиркнула спичка. Осветилась часть бородатого лица Моисея, и я увидел, что он подносит огонь к фитилю. Прикрывая пламя свечи в ладонях, он вытянул руки, освещая простершийся впереди коридор. Моисей улыбнулся.
— Я потерял рюкзак, но по твоему совету забил карманы. Так что можешь не благодарить.
Гедель поднялся на ноги, слегка шатаясь и прижимая уцелевший термос с платтнеритом к груди.
— Должно быть, снаряд попал в самое основание Колледжа. Нам сильно повезло, что стены еще держатся.
Длинные темные коридоры простирались теперь перед нами. Дважды пришлось перелезать через завалы, впрочем, без особых сложностей. Теперь я уже окончательно заблудился, но Гедель, чью спину я не упускал из виду, с сияющим платтнеритом под мышкой, похоже, знал, куда идет.
Еще через несколько минут мы добрались до крыла, которое Уоллис называл конструкторским отделом Транспорта Хроно-Перемещения. Моисей воздел свечу над головой, и нам открылась большая мастерская с высоким потолком. Если бы не отсутствие света и длинная диагональная трещина в потолке, мастерская оставалась той же. Части двигателя, колеса и гусеницы, канистры с маслом и горючим, ветошь и комбинезоны, раскиданные как попало, цепи, свисающие на блоках с потолка, отбрасывая длинные узловатые тени. И посреди всего этого недопитая кружка чая на полу, с пленкой пыли на поверхности.
Но вот блеснули поручни и оси времямобиля. Моисей сразу подобрался к нему со свечой и стал ощупывать.
— Что это?
— Вершина технологии второй трети двадцатого века. Универсальный времямобиль.
— М-да, — скривился Моисей. — Элегантный дизайн.
— Это ж тебе не карета. Его назначение чисто функциональное. Съездил, украл, вернулся. Снова узнал, съездил, ограбил. Ну, иногда убил. Заодно. И так далее. Вовремя похищать вражеские секреты и устраивать диверсии во времени. Почти военная машина.
Гедель тем временем поставил платтнерит на пол, отвинтил крышку у одной фляжки, понюхал ее и зачем-то посмотрел в отверстие. Свинчивание второй крышки вызвало у него затруднения, а третья и вовсе не поддалась, сколько он не кряхтел — понадобились молодые силы Моисея, поспешившего с клещами или чем-то похожим на разводной ключ.
— Дайте-ка я…
Наконец Геделю удалось справиться, и он принялся наполнить фляги чистым платтнеритом. Моисей прошел следом за ним, плотно завинчивая крышки, чтобы не пропало ни частицы драгоценного материала.
Я разобрался с дверью — в машину можно было залезть и спереди и сзади — там было несколько сидений, разместиться в которых как я говорил, могли как минимум четверо. Я сел впереди.
Передо мной оказалось округлое колесо руля. Положив руки на руль, я осмотрел контрольную панель: циферблаты, рычаги и переключатели. И еще какие-то рычаги не то педали, торчали под ногами из пола. Судя по количеству обнаженных механизмов и проводов, рабочие еще не завинтили кожух.
Рядом со мной сел Нево, он с любопытством навис у меня за плечом. Остальные пока еще возились с фляжками.
— Вам известен принцип работы ТХП? — подал голос Гедель. — Этот драндулет изобретал Уоллис — я почти не принимал участия в конструировании.
— Тут полно рычагов и ни одной надписи, — откликнулся я.
Занятый разливанием остатков платтнерита, Гедель пробормотал:
— Полагаю, их еще не успели закрепить. Ведь это же недостроенная модель для испытаний. Вас это беспокоит?
— Не хотелось бы окончательно заплутать во времени, — откликнулся я с водительского места. — Но, в конце концов, всегда можно спросить дорогу у местных!
Гедель усмехнулся.
— Итак, заговорил он изменившимся тоном, — Принцип работы ТХП таков. Платтнерит заливается в раму. Образуется контур. Когда он замыкается — вы перемещаетесь во времени. Понятно? Вся остальная механика — двигатель, трансмиссия, коробка передач — это уже для перемещения в пространстве. Для замыкания контура достаточно потянуть на себя синий рычаг на панели перед вами. Вы все поняли?
— Похоже, да.
Моисей завинтил последнюю крышку и забрался на заднее сиденье, бросив под ноги разводной ключ. Затем одобрительно постучал по стенкам:
— Надежная конструкция, — похвалил он детище Уоллиса.
— Думаю, нам пора, — сказал я. — Задерживаться здесь нечего.
— Но куда мы направляемся?
— Какая разница? Главное — подальше отсюда — остальное меня не интересует. Не имеет значения. Наверное, в прошлое — чтобы как-то повлиять на столь плачевное будущее.
Моисей, пора кончать с двадцатым веком. Нам предстоит новый скачок в темное прошлое. Приключения продолжаются!
Смущение на миг посетившее лицо Моисея, рассеялось, и его место заняла железная решимость: выпятив подбородок, он рявкнул:
— Тогда вперед! Точнее, назад!
Нево вздохнул, примиряясь с неизбежностью.
— Профессор! — позвал я. — Занимайте место.
— О, нет, — отвечал Гедель, скрещивая руки на груди. — Мое место здесь.
— Что вы, профессор! Стены Лондона вот-вот рухнут, германские пушки всего в нескольких милях!
— У меня здесь жена, — спокойно ответил профессор. На лицо его легла тень от свечи.
— Где она? Мы заберем ее с собой…
— Я потерял ее. Нам не удалось выбраться вместе. Она осталась в Вене. Боюсь, как бы они не выместили на ней мое отступничество.
В голосе профессора была неуверенность, и тут я понял, что этот человек, подкованный в логике, можно сказать, на все четыре ноги, в повседневной жизни мыслит совершенно алогично.
Но едва я раскрыл рот, чтобы сказать ему это, как над нами ухнул новый снаряд — на сей раз совсем рядом!
Мигнула свеча — и стена мастерской разлетелась осколками — все это произошло в одно мгновение, время словно замерло.
И мы погрузились во тьму.
Машину тряхнуло, и я услышал крик Моисея:
— Ложись!
Мы едва успели пригнуться под градом камней, осыпавших нас со всех сторон, колотя по обшивке.
Я почувствовал сладковатый мускусный запах морлочьей шерсти. И мягкие длинные пальцы на плече.
— Рычаг! — простонал он. — Рычаг!
— Профессор! — прокричал я во тьму.
Но не было ответа. Мне показалось, что я слышу стон — или хруст камней, обсыпавших нас.
— Рычаг! Крыша обваливается, сейчас мы окажемся под обломками.
Моисей стал возиться, перебираясь назад, потом заколотил ботинками в заваленную камнями дверь.
— Если бы хоть одна свеча! — услышал я его пыхтение.
И тут все заглушил грохот падающего потолка. Я рванулся за Моисеем, пытаясь его остановить — и в этот момент мне в руку вонзились зубы морлока!
Сама смерть обрушилась на нас, замыкая в свои удушливые объятия, опрокидывая в первородный мрак — и зубы морлока впившиеся в плоть, и его шерсть, щекотавшая кожу, и все это было невыносимо! Взревев, я сунул кулаком ему в лицо.
Но почувствовал, что, не попав, зацепил рукавом какой-то рычаг на панели. Рев падающей стены моментально стих, и мы погрузились в непривычную тишину серого тумана. Не чувствуя под собой ног — мы падали в серую дымку путешествия во времени.
16. Падение во время
Машину встряхнуло. Я схватился за кресло, но все равно оказался на полу, отбив голову и бока о деревянные пассажирские скамейки. Рука ныла после укуса.
Яркий белый свет залил кабину, словно пламя беззвучного взрыва. Я услышал вопль морлока. В глазах у меня помутилось, зарябило каплями крови… Но вскоре свечение угасло. Сначала мне показалось, что в мастерской бушует пожар, но свет был слишком мерным. Стало понятно, что мы уже не в лаборатории военного эпохи войны. И свет этот был дневным светом. Чуть сереющим от смены времени суток, ровно протекавших рядом. Я не знал, куда мы мчимся — в прошлое или будущее, но времямобиль уже явно вынес нас за пределы эпохи лондонского Купола.
Я попытался встать, и почувствовал кровь на ладонях — мою или морлока. Скользкая и липкая, она мешала подняться. И я снова упал, попутно задев головой скамью.
"Да и чего мучаться? "— пронеслось в голове. — "Моисея больше нет… он вместе с профессором Геделем погребен под тоннами камней в разрушенной лаборатории. Жив ли морлок, нет ли — меня вовсе не беспокоило. Неси меня, машина, в любые времена. Пока не разобьешься о стены Бесконечности и Вечности! Пусть — я даже рукой не двину. Мне все равно. «Игра не стоит свеч», — пробормотал я. — «Даже одной», — вспомнив про свечу, которой так не хватало Моисею.
Мне показалось, что мягкие гибкие руки вновь тянутся ко мне из темноты, и чья-то шерсть щекочет мою кожу своими прикосновениями — но из последних сил я отбросил эти руки и впал в глубокое, темное беспросветное забытье.
И проснулся от резких толчков. Снова пополз по ребристому полу, ударился о скамейку, ушиб череп. Резкая боль привела меня в чувство, и я с некоторой неохотой, принял сидячее положение.
Все тело ныло так, словно я отстоял несколько раундов на ринге. Правда, как ни странно, настроение улучшилось. Хотя меня до сих пор не оставлял ужас потери Моисея — словно бы я пережил собственную смерть. Но после короткого снизошедшего милостиво на меня обморока стало намного легче. Теперь от этой правды можно было отвернуться, как от слепящего солнечного света, и подумать о чем-нибудь другом.
Перламутрово-серое свечение взбаламученных дней и ночей наполняло кабину. Стало заметно прохладнее: по спине пробежали мурашки и изо рта вырывался парок. Нево сидел в кресле водителя, изучая панель с приборами и свисающую кучу проводов из рулевой колонки.
Я попытался встать — и машина заходила ходуном у меня под ногами. Похоже, там, в 1938-м, я получил контузию, которая не оставляла меня. Под головой у меня была какая-то мягкая тряпка — одежда морлока. Я скрутил его и положил на скамейку. Присев рядом, я уронил тяжелый ключ, которым Моисей завинчивал фляги. Металл был скользким от крови.
Тяжелые эполеты давили на плечи — я с ненавистью сорвал их и бросил.
Нево оглянулся на шум: его очки распались на две половинки, и один глаз у него заплыл.
— Приготовься, — прохрипел он.
— К чему?
И тут кабина окунулась во тьму.
Я невольно отшатнулся, чуть не свалившись на пол. Похолодел не только воздух, но и кровь в моих жилах. В висках снова застучало. Охватив себя руками, я пробормотал сдавленно:
— Что случилось? Почему нет света?
В ответе из темноты прошелестел голос морлока:
— Это продлится всего несколько секунд. Надо подождать…
И тут же тьма рассеялась, и серый свет снова просочился в кабину. Разглядев под собой пол, я опустился на колени перед Нево.
— Что происходит?
Ответ его был краток:
— Лед. Мы проходим сквозь Ледниковый период. Льдины и айсберги с севера постепенно сковывают моря и землю — затем приходит период потепления, и они вновь оттаивают. Временами мы исчезаем под пленкой льда толщиной в сотню футов.
За ветровым стеклом сквозь лед я разглядел русло Темзы, покрытой льдом, и тундровую растительность — мелкую колючую траву, розовеющий вереск и редкие деревья. На последних туманилась не то листва, не то хвоя — я не мог разглядеть из-за быстрой смены сезонов. И, тем не менее, это могли быть дуб, ива, тополь, вяз, боярышник. От Лондона, похоже, ничего не осталось: ни призрака высотных домов в сереющих небесах, ни следа присутствия человека, И вообще этот пейзаж казался незнакомым, искаженным ледниковой мерзлотой.
И вот я снова увидел его приближение. — Лед надвигался на нас. И снова нас укрыла тьма. Чертыхаясь, я засунул руки под мышки: пальцы на руках и ногах ломило от холода, лицо пощипывал мороз. Как только льды раздвинулись, перед нами открылся ландшафт с морозостойкими растениями. Я по-прежнему силился понять, где мы — перемахнули в прошлое через всю историю человечества или находимся в отдаленном, но альтернативном будущем, когда на земле уже нет человека. На моих глазах по суше мигрировали глыбы льда высотой с человека, причем с такой скоростью, словно катились на колесах. Это был явный эффект земной эрозии.
— Как долго я был без сознания? — попытался я выяснить у Нево.
— Недолго. Примерно полчаса.
— Так нас уносит в будущее?
— Мы проникаем в прошлое, — сказал морлок, оборачиваясь ко мне и дергая заплывшим глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
И тут со страшным грохотом — «бабах!» раздался новый удар. Трудно было понять — по земле, крыше, остаткам Купола или по самому небесному своду. Я ударился лицом о пыльную дверь и почувствовал, как тепло заструилась под носом кровь — представляю, какой у меня был вид! — и споткнулся о тело — видимо, Нево, под ногами.
Земля успокоилась под ногами спустя несколько секунд. Свет на этот раз погас окончательно.
Меня стал душить кашель от плотно повисшей в воздухе пыльной цементной завесы из бетонной крошки. Я снова ощутил старый забытый страх темноты. В бесконечных коридорах, в неизвестном месте… и даже незнакомом времени. И тут я услышал, как где-то рядом чиркнула спичка. Осветилась часть бородатого лица Моисея, и я увидел, что он подносит огонь к фитилю. Прикрывая пламя свечи в ладонях, он вытянул руки, освещая простершийся впереди коридор. Моисей улыбнулся.
— Я потерял рюкзак, но по твоему совету забил карманы. Так что можешь не благодарить.
Гедель поднялся на ноги, слегка шатаясь и прижимая уцелевший термос с платтнеритом к груди.
— Должно быть, снаряд попал в самое основание Колледжа. Нам сильно повезло, что стены еще держатся.
Длинные темные коридоры простирались теперь перед нами. Дважды пришлось перелезать через завалы, впрочем, без особых сложностей. Теперь я уже окончательно заблудился, но Гедель, чью спину я не упускал из виду, с сияющим платтнеритом под мышкой, похоже, знал, куда идет.
Еще через несколько минут мы добрались до крыла, которое Уоллис называл конструкторским отделом Транспорта Хроно-Перемещения. Моисей воздел свечу над головой, и нам открылась большая мастерская с высоким потолком. Если бы не отсутствие света и длинная диагональная трещина в потолке, мастерская оставалась той же. Части двигателя, колеса и гусеницы, канистры с маслом и горючим, ветошь и комбинезоны, раскиданные как попало, цепи, свисающие на блоках с потолка, отбрасывая длинные узловатые тени. И посреди всего этого недопитая кружка чая на полу, с пленкой пыли на поверхности.
Но вот блеснули поручни и оси времямобиля. Моисей сразу подобрался к нему со свечой и стал ощупывать.
— Что это?
— Вершина технологии второй трети двадцатого века. Универсальный времямобиль.
— М-да, — скривился Моисей. — Элегантный дизайн.
— Это ж тебе не карета. Его назначение чисто функциональное. Съездил, украл, вернулся. Снова узнал, съездил, ограбил. Ну, иногда убил. Заодно. И так далее. Вовремя похищать вражеские секреты и устраивать диверсии во времени. Почти военная машина.
Гедель тем временем поставил платтнерит на пол, отвинтил крышку у одной фляжки, понюхал ее и зачем-то посмотрел в отверстие. Свинчивание второй крышки вызвало у него затруднения, а третья и вовсе не поддалась, сколько он не кряхтел — понадобились молодые силы Моисея, поспешившего с клещами или чем-то похожим на разводной ключ.
— Дайте-ка я…
Наконец Геделю удалось справиться, и он принялся наполнить фляги чистым платтнеритом. Моисей прошел следом за ним, плотно завинчивая крышки, чтобы не пропало ни частицы драгоценного материала.
Я разобрался с дверью — в машину можно было залезть и спереди и сзади — там было несколько сидений, разместиться в которых как я говорил, могли как минимум четверо. Я сел впереди.
Передо мной оказалось округлое колесо руля. Положив руки на руль, я осмотрел контрольную панель: циферблаты, рычаги и переключатели. И еще какие-то рычаги не то педали, торчали под ногами из пола. Судя по количеству обнаженных механизмов и проводов, рабочие еще не завинтили кожух.
Рядом со мной сел Нево, он с любопытством навис у меня за плечом. Остальные пока еще возились с фляжками.
— Вам известен принцип работы ТХП? — подал голос Гедель. — Этот драндулет изобретал Уоллис — я почти не принимал участия в конструировании.
— Тут полно рычагов и ни одной надписи, — откликнулся я.
Занятый разливанием остатков платтнерита, Гедель пробормотал:
— Полагаю, их еще не успели закрепить. Ведь это же недостроенная модель для испытаний. Вас это беспокоит?
— Не хотелось бы окончательно заплутать во времени, — откликнулся я с водительского места. — Но, в конце концов, всегда можно спросить дорогу у местных!
Гедель усмехнулся.
— Итак, заговорил он изменившимся тоном, — Принцип работы ТХП таков. Платтнерит заливается в раму. Образуется контур. Когда он замыкается — вы перемещаетесь во времени. Понятно? Вся остальная механика — двигатель, трансмиссия, коробка передач — это уже для перемещения в пространстве. Для замыкания контура достаточно потянуть на себя синий рычаг на панели перед вами. Вы все поняли?
— Похоже, да.
Моисей завинтил последнюю крышку и забрался на заднее сиденье, бросив под ноги разводной ключ. Затем одобрительно постучал по стенкам:
— Надежная конструкция, — похвалил он детище Уоллиса.
— Думаю, нам пора, — сказал я. — Задерживаться здесь нечего.
— Но куда мы направляемся?
— Какая разница? Главное — подальше отсюда — остальное меня не интересует. Не имеет значения. Наверное, в прошлое — чтобы как-то повлиять на столь плачевное будущее.
Моисей, пора кончать с двадцатым веком. Нам предстоит новый скачок в темное прошлое. Приключения продолжаются!
Смущение на миг посетившее лицо Моисея, рассеялось, и его место заняла железная решимость: выпятив подбородок, он рявкнул:
— Тогда вперед! Точнее, назад!
Нево вздохнул, примиряясь с неизбежностью.
— Профессор! — позвал я. — Занимайте место.
— О, нет, — отвечал Гедель, скрещивая руки на груди. — Мое место здесь.
— Что вы, профессор! Стены Лондона вот-вот рухнут, германские пушки всего в нескольких милях!
— У меня здесь жена, — спокойно ответил профессор. На лицо его легла тень от свечи.
— Где она? Мы заберем ее с собой…
— Я потерял ее. Нам не удалось выбраться вместе. Она осталась в Вене. Боюсь, как бы они не выместили на ней мое отступничество.
В голосе профессора была неуверенность, и тут я понял, что этот человек, подкованный в логике, можно сказать, на все четыре ноги, в повседневной жизни мыслит совершенно алогично.
Но едва я раскрыл рот, чтобы сказать ему это, как над нами ухнул новый снаряд — на сей раз совсем рядом!
Мигнула свеча — и стена мастерской разлетелась осколками — все это произошло в одно мгновение, время словно замерло.
И мы погрузились во тьму.
Машину тряхнуло, и я услышал крик Моисея:
— Ложись!
Мы едва успели пригнуться под градом камней, осыпавших нас со всех сторон, колотя по обшивке.
Я почувствовал сладковатый мускусный запах морлочьей шерсти. И мягкие длинные пальцы на плече.
— Рычаг! — простонал он. — Рычаг!
— Профессор! — прокричал я во тьму.
Но не было ответа. Мне показалось, что я слышу стон — или хруст камней, обсыпавших нас.
— Рычаг! Крыша обваливается, сейчас мы окажемся под обломками.
Моисей стал возиться, перебираясь назад, потом заколотил ботинками в заваленную камнями дверь.
— Если бы хоть одна свеча! — услышал я его пыхтение.
И тут все заглушил грохот падающего потолка. Я рванулся за Моисеем, пытаясь его остановить — и в этот момент мне в руку вонзились зубы морлока!
Сама смерть обрушилась на нас, замыкая в свои удушливые объятия, опрокидывая в первородный мрак — и зубы морлока впившиеся в плоть, и его шерсть, щекотавшая кожу, и все это было невыносимо! Взревев, я сунул кулаком ему в лицо.
Но почувствовал, что, не попав, зацепил рукавом какой-то рычаг на панели. Рев падающей стены моментально стих, и мы погрузились в непривычную тишину серого тумана. Не чувствуя под собой ног — мы падали в серую дымку путешествия во времени.
16. Падение во время
Машину встряхнуло. Я схватился за кресло, но все равно оказался на полу, отбив голову и бока о деревянные пассажирские скамейки. Рука ныла после укуса.
Яркий белый свет залил кабину, словно пламя беззвучного взрыва. Я услышал вопль морлока. В глазах у меня помутилось, зарябило каплями крови… Но вскоре свечение угасло. Сначала мне показалось, что в мастерской бушует пожар, но свет был слишком мерным. Стало понятно, что мы уже не в лаборатории военного эпохи войны. И свет этот был дневным светом. Чуть сереющим от смены времени суток, ровно протекавших рядом. Я не знал, куда мы мчимся — в прошлое или будущее, но времямобиль уже явно вынес нас за пределы эпохи лондонского Купола.
Я попытался встать, и почувствовал кровь на ладонях — мою или морлока. Скользкая и липкая, она мешала подняться. И я снова упал, попутно задев головой скамью.
"Да и чего мучаться? "— пронеслось в голове. — "Моисея больше нет… он вместе с профессором Геделем погребен под тоннами камней в разрушенной лаборатории. Жив ли морлок, нет ли — меня вовсе не беспокоило. Неси меня, машина, в любые времена. Пока не разобьешься о стены Бесконечности и Вечности! Пусть — я даже рукой не двину. Мне все равно. «Игра не стоит свеч», — пробормотал я. — «Даже одной», — вспомнив про свечу, которой так не хватало Моисею.
Мне показалось, что мягкие гибкие руки вновь тянутся ко мне из темноты, и чья-то шерсть щекочет мою кожу своими прикосновениями — но из последних сил я отбросил эти руки и впал в глубокое, темное беспросветное забытье.
И проснулся от резких толчков. Снова пополз по ребристому полу, ударился о скамейку, ушиб череп. Резкая боль привела меня в чувство, и я с некоторой неохотой, принял сидячее положение.
Все тело ныло так, словно я отстоял несколько раундов на ринге. Правда, как ни странно, настроение улучшилось. Хотя меня до сих пор не оставлял ужас потери Моисея — словно бы я пережил собственную смерть. Но после короткого снизошедшего милостиво на меня обморока стало намного легче. Теперь от этой правды можно было отвернуться, как от слепящего солнечного света, и подумать о чем-нибудь другом.
Перламутрово-серое свечение взбаламученных дней и ночей наполняло кабину. Стало заметно прохладнее: по спине пробежали мурашки и изо рта вырывался парок. Нево сидел в кресле водителя, изучая панель с приборами и свисающую кучу проводов из рулевой колонки.
Я попытался встать — и машина заходила ходуном у меня под ногами. Похоже, там, в 1938-м, я получил контузию, которая не оставляла меня. Под головой у меня была какая-то мягкая тряпка — одежда морлока. Я скрутил его и положил на скамейку. Присев рядом, я уронил тяжелый ключ, которым Моисей завинчивал фляги. Металл был скользким от крови.
Тяжелые эполеты давили на плечи — я с ненавистью сорвал их и бросил.
Нево оглянулся на шум: его очки распались на две половинки, и один глаз у него заплыл.
— Приготовься, — прохрипел он.
— К чему?
И тут кабина окунулась во тьму.
Я невольно отшатнулся, чуть не свалившись на пол. Похолодел не только воздух, но и кровь в моих жилах. В висках снова застучало. Охватив себя руками, я пробормотал сдавленно:
— Что случилось? Почему нет света?
В ответе из темноты прошелестел голос морлока:
— Это продлится всего несколько секунд. Надо подождать…
И тут же тьма рассеялась, и серый свет снова просочился в кабину. Разглядев под собой пол, я опустился на колени перед Нево.
— Что происходит?
Ответ его был краток:
— Лед. Мы проходим сквозь Ледниковый период. Льдины и айсберги с севера постепенно сковывают моря и землю — затем приходит период потепления, и они вновь оттаивают. Временами мы исчезаем под пленкой льда толщиной в сотню футов.
За ветровым стеклом сквозь лед я разглядел русло Темзы, покрытой льдом, и тундровую растительность — мелкую колючую траву, розовеющий вереск и редкие деревья. На последних туманилась не то листва, не то хвоя — я не мог разглядеть из-за быстрой смены сезонов. И, тем не менее, это могли быть дуб, ива, тополь, вяз, боярышник. От Лондона, похоже, ничего не осталось: ни призрака высотных домов в сереющих небесах, ни следа присутствия человека, И вообще этот пейзаж казался незнакомым, искаженным ледниковой мерзлотой.
И вот я снова увидел его приближение. — Лед надвигался на нас. И снова нас укрыла тьма. Чертыхаясь, я засунул руки под мышки: пальцы на руках и ногах ломило от холода, лицо пощипывал мороз. Как только льды раздвинулись, перед нами открылся ландшафт с морозостойкими растениями. Я по-прежнему силился понять, где мы — перемахнули в прошлое через всю историю человечества или находимся в отдаленном, но альтернативном будущем, когда на земле уже нет человека. На моих глазах по суше мигрировали глыбы льда высотой с человека, причем с такой скоростью, словно катились на колесах. Это был явный эффект земной эрозии.
— Как долго я был без сознания? — попытался я выяснить у Нево.
— Недолго. Примерно полчаса.
— Так нас уносит в будущее?
— Мы проникаем в прошлое, — сказал морлок, оборачиваясь ко мне и дергая заплывшим глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65