- попросил он.
- Дам, приходи… А то вас ничем не заманишь… А я совсем отстала, - вздохнула она. - И читать некогда, внуки теребят… И голова заболела… Кружится… Да еще зрение. Так сижу, тебя вижу, а чуть повернусь, вот так, уже на твоем месте чернота. Может, так и положено в старости?
- Конечно, - уклончиво подтвердил доктор Рыжиков. - А как кружится?
- Да как? Обыкновенно. Представь себе, выхожу из автобуса, два шага делаю и… Главное, схватиться не за что! Хватаю воздух, как будто за поручень. Смешно, наверное…
- Да ничего, - как будто отмахнулся доктор Рыжиков. - Со всеми бывает. - А рука где немеет?
Она показала.
- Вроде как отсидишь или отлежишь… А на самом деле не отсижено… А то на эту ногу ступишь - и как в яму… Ой, думаешь, полетела… Да если бы не голова, все ерунда… И не глаза… Юра, ты что, глазник?
- Да как бы… А судороги больше по утрам или вечерам?
- По утрам, - ответила она. - Старость не радость, Юра. Я в молодости знаешь какой спортсменкой была! Парашютистка, ворошиловский стрелок!
- И я парашютист! - обрадовался доктор Рыжиков. - Гвардии ефрейтор ВДВ! Вы-то на каких системах прыгали?
Между обсуждением ранцевых и вытяжных парашютных систем они задели тошноту.
- Это так неприятно… - пожаловалась учительница кротко. - Я уже и на диету перешла, а не поешь - еще хуже…
Куда уж неприятнее. Сердце доктора Петровича стало стягивать обручем. Он встретился с ее спокойным взглядом. Она как бы подбадривала его на правильный ответ, но ничего не спрашивала вслух. Он постучал молоточком себе по ладони.
- Ну что ж, прекрасно…
И хотя в его натянутом голосе ничего прекрасного не было, она оживилась.
- Если прекрасно, то я, пожалуй, пойду, а то внучка из сада придет.
- Надо бы хорошенько обследоваться, - робко попросил он.
- Да уж обследуйся не обследуйся… - отмахнулась она. - Видно, уж если придет за тобой, то… Внучку бы в первый класс сдать, да и можно обследоваться. Жаль, нашу школу снесли…
- Жаль… - взгрустнул о милой старине и доктор Рыжиков. - А новая какая-то холодная…
- И тебе тоже кажется? - оживилась она. - Я-то старую больше любила. Особенно по утрам, когда печи затопят… Дрова потрескивают, в классах уютно… А паровое отопление какое-то бездушное. И ты был влюблен в Симочку Сахарову.
- Нет, - сказал он. - Я не был влюблен в Симочку.
- А в кого же ты был влюблен? - озадачилась она.
- В такую тощую и резкую, насмешливую. Помните, кучерявая, смуглая, но с голубыми глазами? Ее все боялись. Забыл, как звали, а на вид очень хорошо помню. Наверное, она была похожа на маленького Пушкина.
- На маленького Пушкина? - переспросила она.
- Ну да. А может, в какой-то родне с ним. Ведь жизнь чего только не накрутит! Занесло к нам маленькое семечко с того дерева, а оно ни о чем не подозревает само… И волосы курчавые, как у негритенка…
- Как у тебя интересно выходит, - похвалила она. - Ты бы учителем был прирожденным. А я курчавую не припоминаю… А вот в Симочку Сахарову влюблялись у нас все. Она была настоящая царевна-лебедь. Высокая, белая, золотая коса… Таких красавиц, может, на Руси раз-два и обчелся.
- Да, я помню… - пробормотал доктор Рыжиков, отвлекаясь к статоскопу, в который он уже смотрел сто раз.
- Симочке очень не повезло с браком, - вздохнула старая учительница. - К несчастью, красавицам вообще редко везет. Это примета русской истории и литературы. Она мечтала, что ее на руках носить будут, и была этого достойна. Мы пророчили ей в мужья известного артиста или ученого, генерала или лауреата. А тут подвернулся просто хулиган, он ее совратил почти девочкой. Какой-то раненый в госпитале, что ли. Ей еще в куклы играть, а она родила…
Все-таки она что-то путала. Или ей не так передали. Ведь это он и есть тот хулиган, который с помощью школьного друга совратил Симочку Сахарову. В отпуске, в сорок третьем. И она не так уж и противилась. А ребенок, родившийся из несытого живота вчерашней школьницы, был Валерией. Признаваться? Или оставить все как есть? Пусть кого-то другого (незаслуженно, конечно) считает ужасным мужем Симы Сахаровой, от которого она сбежала (с великим артистом) и утопилась, когда муж ее догнал, а она не хотела попасть ему в руки.
Так доктор Рыжиков узнал свою семейную историю.
Но если все это серьезно… Что делать? Что делать? Что…
- Но и этого мало, - зловеще пообещала коллегам Ада Викторовна. - Моральное лицо доктора Рыжикова еще больше открывается в той роли, которую он сыграл в истории с молодым талантливым врачом Козловым, как известно, снятым с должности заведующего отделением реанимации и анестезиологии. Всем известно, как Козлов из-за пьянки не проконтролировал деятельность медперсонала, что привело к смерти больного после операции из-за халатности палатной медсестры. В поведении Козлова и раньше проявлялись подобные симптомы, как сказано в заявлении в местком его жены. Из-за этого его уволили и с морской службы. Но, как теперь стало известно, вместо того чтобы предостеречь своего младшего коллегу, оказать на него моральное воздействие, в конце концов, позаботиться о лечении, доктор Рыжиков сам неоднократно выпивал с Козловым у него дома, поддерживал, так сказать, компанию. Может быть, его роль и оказалась провоцирующей в судьбе молодого талантливого врача и именно погубила его. Так почему же мы строго наказали, можно сказать жертву, а, можно сказать, главного виновника оставили без наказания? Вскрывшиеся факты пьянства доктора Рыжикова требуют должной оценки… И именно принципиальной!
Автоклав онемел, так как именно баптистская трезвенность доктора Рыжикова у всех в зубах навязла.
- Всё? - спросила докладчицу председательствующая баба Зина, массивная и рыхлая докторша из акушерства и гинекологии, кашлявшая от желания закурить.
- Как это все? - возмутилась Ада Викторовна. - Именно еще не всё! Главное я сейчас прочитаю! - Достала из папки давнишний сложенный листок. - Вот! Мы помним, как доктор Рыжиков выписал из больницы действительно больного человека с травмой головного мозга, предоставив его на произвол судьбы! Этот должностной проступок остался без последствий только благодаря счастливой случайности. Неоднократно в горздравотдел поступали и жалобы от больного Туркутюкова, инвалида и героя войны, который жаловался именно на эксперименты, проводимые над ним врачом Рыжиковым. Ему удавалось тогда ловко прикрываться тем, что больной эпилептик и у него неуравновешенный характер. И это ему сходило с рук, потому что у врача Рыжикова был авторитет якобы передового, прогрессивного хирурга, который загородился своей сложной областью. Мол, мы в ней ничего не понимаем. И не только мы, а даже такие именно ведущие хирурги, которые подвергались от врача Рыжикова даже зазнайству. И вот, товарищи, читаю, чем это кончилось. Это заявление родителя больной девочки, который доверился доктору Рыжикову и жестоко поплатился за это! - Голос Ады Викторовны достиг торжествующих высот. Она пела. - «Докладываю, что врач вашей больницы хирург Рыжиков, проводя операцию новым способом моей дочери, не проверил новый способ на собаке, а применил сразу на моей дочери. Прошу принять необходимые меры». Ну, знаете, товарищи… На беззащитном ребенке! Я просто не решаюсь сказать, какие эксперименты это напоминает!
- И правильно! - сказала с председательского места баба Зина, очень чувствительная ко всему детскому. - Все, Ада?
- Если бы всё! - сокрушенно покачала пышной укладкой докладчица. - Отсюда становятся ясными многие неэтичные высказывания товарища Рыжикова в адрес не только отдельных коллег, притом старших по должности и опыту, но и в адрес всего советского здравоохранения. Мы с вами гордимся нашей медициной, бесплатной и самой гуманной в мире, а товарищ Рыжиков неоднократно называл советскую хирургию диким зверством. Вы представляете только! - В ее голосе задрожали патриотические слезы. - Дикость и зверство! В чем, интересно, товарищ Рыжиков, вы изволите видеть эту дикость и зверство? Может быть, именно в гуманном подвиге советских врачей, которые спасли жизнь миллионам раненых воинов-героев на защите нашей любимой Родины? И кого конкретно он считает, как он выражается, дикими зверями и даже древними людоедами? Великого Вишневского? Гениального Бурденко? Талантливого Петровского? Нашего учителя, которому мы все должны быть бесконечно благодарны за заботу и внимание - Ивана Лукича Черныша? Да как же после этих слов… Вы знаете, сколько раз уважаемый Иван Лукич, заслуженный врач республики, ветеран войны, называл товарища Рыжикова своим любимым учеником! Талантливым последователем! И вот благодарность! Разве не тяжело, как в трагедии великого Шекспира, видеть, что мальчик оказался голым? Вернее, в… В сказке, извините, про голого мальчика…
- Все, Ада? - спросила баба Зина после небольшой паузы, которая говорила не то об избытке чувств у докладчицы, не то о закономерной усталости.
- Далеко не все! - продолжила докладчица заплыв. - Но и этого вполне хватит, чтобы коллектив разобрался. Закон Гиппократа, который мы все принимали, никому нарушать не позволено! Я предлагаю, чтобы товарищеский суд вынес справедливое решение о лишении диплома товарища Рыжикова! Я бы даже сказала - у гражданина!
- Все? - спросила баба Зина.
Дочь мягкой мебели и странгуляционной борозды гордо покинула кафедру. Гробовое молчание автоклава сопроводило ее. Это была тяжкая миссия.
- Если всё, скажи теперь ты, Юра, - сказала председательница. - Юра! Рыжиков Юрий Петрович, слышишь? Толкните там его!
- А? - поднялся доктор Рыжиков.
- Выйди, скажи что-нибудь! Тут на тебя такое дело…
- Я с места, - рассеянно сказал доктор Рыжиков. - Можно?
Ему позволили.
- «Я ль буду в роковое время позорить гражданина сан!» - сказал он, будто знать не знал, о чем тут шла долгая речь.
- Мы здесь не стихи читать собрались! - одернули его. - Ты возражай, возражай по существу дела!
- Хорошо, - покорно возразил доктор Рыжиков. - Не закон Гиппократа, а клятва Гиппократа. И ее не принимают, а дают. А закон - это Архимеда…
- Я и сказала «клятву»! - огрызнулась с места Ада Викторовна. - И вообще прошу меня оградить! Меня систематически подвергают на глазах у всех! Кличку нелепую дали…
- Ада, успокойся, - посочувствовала баба Зина. - Мы тебя понимаем. Мы тебя в обиду не дадим. Продолжай, Юра, только по существу.
- А что еще? - спросил доктор Рыжиков простодушно.
- Ну что-нибудь, - сказала баба Зина, теперь согласная, наоборот, терпеть.
- И голым оказался не мальчик, а король, - сказал по ее просьбе доктор Рыжиков. - Мальчик крикнул: «А король-то голый!»
- Я и сказала «король»! - крикнула Ада Викторовна. - Вот именно - голый король!
- Ада, ты же не мальчик! - напомнила ей баба Зина. Потом, после некоторого молчания, доктору Рыжикову: - Юра, ну что замолчал?
- Больше возражать нечего! - по-ефрейторски доложил доктор Петрович.
- Он издевается над вами! - выкрикнула Ада Викторовна, чтобы открыть глаза присутствующим.
- Вправду все, что ли? - спросила баба Зина после новой паузы. - Юра, тебе вправду нечего сказать?
- Сказать есть что, - дружелюбно ответил ей доктор Петрович. - Вот в штате Огайо, например, в Рио Гранде, были международные соревнования кур и петухов. На дальность полета. Первое место там занял японский петух Клыг Флук. Он без посадки пролетел 90 метров 76 сантиметров. А вот на второе место вышла курица, английская, правда, Лаки Леди, но с заметным отрывом. Всего 36 метров 27 сантиметров…
- Как понимать эти намеки? - раздался голос Ады Викторовны. - Мы требуем объяснить!
- Ада! - сказала баба Зина. - Юра! Ты что, согласен свой диплом отдать? Тут у тебя смотри сколько уголовщины!
- А в инструкции для дорожных полицейских в Англии есть интересное предупреждение, - охотно объяснил доктор Петрович. - «Если после столкновения двух автомобилей их водители отправляются в дальнейший путь пешком, то существует большая вероятность, что оба автомобиля будут украдены…»
- Это кто же тут полицейский? - заинтересовалась с места Ада Викторовна. - Вы прямо говорите!
- Ну, это в Юрином стиле, - без всякой надежды махнула рукой баба Зина и полезла за папиросой, что означало конец комедии. - Ну, в общем, нам там предложили заслушать на общественности, мы тут заслушали… Теперь надо разобраться. Комиссия подумает с месткомом, потом доложит…
Автоклав вытекал неохотно. От доктора Петровича всегда столько нового можно узнать! Жаль, не дали человеку договорить.
Когда они остались только с доктором Петровичем, баба Зина проворчала:
- Я еще Терентьича, покойника, в фельдшеры экзаменовала. И тебя, кутенка, между прочим, у Лизы принимала. А ты тут выламываешься… Ты вправду будешь отвечать серьезно?
- А вот для вас у меня есть серьезнейшая информация, - серьезно сказал доктор Рыжиков.
- Ну давай, - с интересом закурила она. - Ты особо-то не ерепенься. Вот посадят пациента, тогда попрыгаешь. Уж тогда-то в горздраве заверещат, заверещат…
- Вот вы скажите, - спросил доктор Рыжиков, - кто родил больше всех детей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- Дам, приходи… А то вас ничем не заманишь… А я совсем отстала, - вздохнула она. - И читать некогда, внуки теребят… И голова заболела… Кружится… Да еще зрение. Так сижу, тебя вижу, а чуть повернусь, вот так, уже на твоем месте чернота. Может, так и положено в старости?
- Конечно, - уклончиво подтвердил доктор Рыжиков. - А как кружится?
- Да как? Обыкновенно. Представь себе, выхожу из автобуса, два шага делаю и… Главное, схватиться не за что! Хватаю воздух, как будто за поручень. Смешно, наверное…
- Да ничего, - как будто отмахнулся доктор Рыжиков. - Со всеми бывает. - А рука где немеет?
Она показала.
- Вроде как отсидишь или отлежишь… А на самом деле не отсижено… А то на эту ногу ступишь - и как в яму… Ой, думаешь, полетела… Да если бы не голова, все ерунда… И не глаза… Юра, ты что, глазник?
- Да как бы… А судороги больше по утрам или вечерам?
- По утрам, - ответила она. - Старость не радость, Юра. Я в молодости знаешь какой спортсменкой была! Парашютистка, ворошиловский стрелок!
- И я парашютист! - обрадовался доктор Рыжиков. - Гвардии ефрейтор ВДВ! Вы-то на каких системах прыгали?
Между обсуждением ранцевых и вытяжных парашютных систем они задели тошноту.
- Это так неприятно… - пожаловалась учительница кротко. - Я уже и на диету перешла, а не поешь - еще хуже…
Куда уж неприятнее. Сердце доктора Петровича стало стягивать обручем. Он встретился с ее спокойным взглядом. Она как бы подбадривала его на правильный ответ, но ничего не спрашивала вслух. Он постучал молоточком себе по ладони.
- Ну что ж, прекрасно…
И хотя в его натянутом голосе ничего прекрасного не было, она оживилась.
- Если прекрасно, то я, пожалуй, пойду, а то внучка из сада придет.
- Надо бы хорошенько обследоваться, - робко попросил он.
- Да уж обследуйся не обследуйся… - отмахнулась она. - Видно, уж если придет за тобой, то… Внучку бы в первый класс сдать, да и можно обследоваться. Жаль, нашу школу снесли…
- Жаль… - взгрустнул о милой старине и доктор Рыжиков. - А новая какая-то холодная…
- И тебе тоже кажется? - оживилась она. - Я-то старую больше любила. Особенно по утрам, когда печи затопят… Дрова потрескивают, в классах уютно… А паровое отопление какое-то бездушное. И ты был влюблен в Симочку Сахарову.
- Нет, - сказал он. - Я не был влюблен в Симочку.
- А в кого же ты был влюблен? - озадачилась она.
- В такую тощую и резкую, насмешливую. Помните, кучерявая, смуглая, но с голубыми глазами? Ее все боялись. Забыл, как звали, а на вид очень хорошо помню. Наверное, она была похожа на маленького Пушкина.
- На маленького Пушкина? - переспросила она.
- Ну да. А может, в какой-то родне с ним. Ведь жизнь чего только не накрутит! Занесло к нам маленькое семечко с того дерева, а оно ни о чем не подозревает само… И волосы курчавые, как у негритенка…
- Как у тебя интересно выходит, - похвалила она. - Ты бы учителем был прирожденным. А я курчавую не припоминаю… А вот в Симочку Сахарову влюблялись у нас все. Она была настоящая царевна-лебедь. Высокая, белая, золотая коса… Таких красавиц, может, на Руси раз-два и обчелся.
- Да, я помню… - пробормотал доктор Рыжиков, отвлекаясь к статоскопу, в который он уже смотрел сто раз.
- Симочке очень не повезло с браком, - вздохнула старая учительница. - К несчастью, красавицам вообще редко везет. Это примета русской истории и литературы. Она мечтала, что ее на руках носить будут, и была этого достойна. Мы пророчили ей в мужья известного артиста или ученого, генерала или лауреата. А тут подвернулся просто хулиган, он ее совратил почти девочкой. Какой-то раненый в госпитале, что ли. Ей еще в куклы играть, а она родила…
Все-таки она что-то путала. Или ей не так передали. Ведь это он и есть тот хулиган, который с помощью школьного друга совратил Симочку Сахарову. В отпуске, в сорок третьем. И она не так уж и противилась. А ребенок, родившийся из несытого живота вчерашней школьницы, был Валерией. Признаваться? Или оставить все как есть? Пусть кого-то другого (незаслуженно, конечно) считает ужасным мужем Симы Сахаровой, от которого она сбежала (с великим артистом) и утопилась, когда муж ее догнал, а она не хотела попасть ему в руки.
Так доктор Рыжиков узнал свою семейную историю.
Но если все это серьезно… Что делать? Что делать? Что…
- Но и этого мало, - зловеще пообещала коллегам Ада Викторовна. - Моральное лицо доктора Рыжикова еще больше открывается в той роли, которую он сыграл в истории с молодым талантливым врачом Козловым, как известно, снятым с должности заведующего отделением реанимации и анестезиологии. Всем известно, как Козлов из-за пьянки не проконтролировал деятельность медперсонала, что привело к смерти больного после операции из-за халатности палатной медсестры. В поведении Козлова и раньше проявлялись подобные симптомы, как сказано в заявлении в местком его жены. Из-за этого его уволили и с морской службы. Но, как теперь стало известно, вместо того чтобы предостеречь своего младшего коллегу, оказать на него моральное воздействие, в конце концов, позаботиться о лечении, доктор Рыжиков сам неоднократно выпивал с Козловым у него дома, поддерживал, так сказать, компанию. Может быть, его роль и оказалась провоцирующей в судьбе молодого талантливого врача и именно погубила его. Так почему же мы строго наказали, можно сказать жертву, а, можно сказать, главного виновника оставили без наказания? Вскрывшиеся факты пьянства доктора Рыжикова требуют должной оценки… И именно принципиальной!
Автоклав онемел, так как именно баптистская трезвенность доктора Рыжикова у всех в зубах навязла.
- Всё? - спросила докладчицу председательствующая баба Зина, массивная и рыхлая докторша из акушерства и гинекологии, кашлявшая от желания закурить.
- Как это все? - возмутилась Ада Викторовна. - Именно еще не всё! Главное я сейчас прочитаю! - Достала из папки давнишний сложенный листок. - Вот! Мы помним, как доктор Рыжиков выписал из больницы действительно больного человека с травмой головного мозга, предоставив его на произвол судьбы! Этот должностной проступок остался без последствий только благодаря счастливой случайности. Неоднократно в горздравотдел поступали и жалобы от больного Туркутюкова, инвалида и героя войны, который жаловался именно на эксперименты, проводимые над ним врачом Рыжиковым. Ему удавалось тогда ловко прикрываться тем, что больной эпилептик и у него неуравновешенный характер. И это ему сходило с рук, потому что у врача Рыжикова был авторитет якобы передового, прогрессивного хирурга, который загородился своей сложной областью. Мол, мы в ней ничего не понимаем. И не только мы, а даже такие именно ведущие хирурги, которые подвергались от врача Рыжикова даже зазнайству. И вот, товарищи, читаю, чем это кончилось. Это заявление родителя больной девочки, который доверился доктору Рыжикову и жестоко поплатился за это! - Голос Ады Викторовны достиг торжествующих высот. Она пела. - «Докладываю, что врач вашей больницы хирург Рыжиков, проводя операцию новым способом моей дочери, не проверил новый способ на собаке, а применил сразу на моей дочери. Прошу принять необходимые меры». Ну, знаете, товарищи… На беззащитном ребенке! Я просто не решаюсь сказать, какие эксперименты это напоминает!
- И правильно! - сказала с председательского места баба Зина, очень чувствительная ко всему детскому. - Все, Ада?
- Если бы всё! - сокрушенно покачала пышной укладкой докладчица. - Отсюда становятся ясными многие неэтичные высказывания товарища Рыжикова в адрес не только отдельных коллег, притом старших по должности и опыту, но и в адрес всего советского здравоохранения. Мы с вами гордимся нашей медициной, бесплатной и самой гуманной в мире, а товарищ Рыжиков неоднократно называл советскую хирургию диким зверством. Вы представляете только! - В ее голосе задрожали патриотические слезы. - Дикость и зверство! В чем, интересно, товарищ Рыжиков, вы изволите видеть эту дикость и зверство? Может быть, именно в гуманном подвиге советских врачей, которые спасли жизнь миллионам раненых воинов-героев на защите нашей любимой Родины? И кого конкретно он считает, как он выражается, дикими зверями и даже древними людоедами? Великого Вишневского? Гениального Бурденко? Талантливого Петровского? Нашего учителя, которому мы все должны быть бесконечно благодарны за заботу и внимание - Ивана Лукича Черныша? Да как же после этих слов… Вы знаете, сколько раз уважаемый Иван Лукич, заслуженный врач республики, ветеран войны, называл товарища Рыжикова своим любимым учеником! Талантливым последователем! И вот благодарность! Разве не тяжело, как в трагедии великого Шекспира, видеть, что мальчик оказался голым? Вернее, в… В сказке, извините, про голого мальчика…
- Все, Ада? - спросила баба Зина после небольшой паузы, которая говорила не то об избытке чувств у докладчицы, не то о закономерной усталости.
- Далеко не все! - продолжила докладчица заплыв. - Но и этого вполне хватит, чтобы коллектив разобрался. Закон Гиппократа, который мы все принимали, никому нарушать не позволено! Я предлагаю, чтобы товарищеский суд вынес справедливое решение о лишении диплома товарища Рыжикова! Я бы даже сказала - у гражданина!
- Все? - спросила баба Зина.
Дочь мягкой мебели и странгуляционной борозды гордо покинула кафедру. Гробовое молчание автоклава сопроводило ее. Это была тяжкая миссия.
- Если всё, скажи теперь ты, Юра, - сказала председательница. - Юра! Рыжиков Юрий Петрович, слышишь? Толкните там его!
- А? - поднялся доктор Рыжиков.
- Выйди, скажи что-нибудь! Тут на тебя такое дело…
- Я с места, - рассеянно сказал доктор Рыжиков. - Можно?
Ему позволили.
- «Я ль буду в роковое время позорить гражданина сан!» - сказал он, будто знать не знал, о чем тут шла долгая речь.
- Мы здесь не стихи читать собрались! - одернули его. - Ты возражай, возражай по существу дела!
- Хорошо, - покорно возразил доктор Рыжиков. - Не закон Гиппократа, а клятва Гиппократа. И ее не принимают, а дают. А закон - это Архимеда…
- Я и сказала «клятву»! - огрызнулась с места Ада Викторовна. - И вообще прошу меня оградить! Меня систематически подвергают на глазах у всех! Кличку нелепую дали…
- Ада, успокойся, - посочувствовала баба Зина. - Мы тебя понимаем. Мы тебя в обиду не дадим. Продолжай, Юра, только по существу.
- А что еще? - спросил доктор Рыжиков простодушно.
- Ну что-нибудь, - сказала баба Зина, теперь согласная, наоборот, терпеть.
- И голым оказался не мальчик, а король, - сказал по ее просьбе доктор Рыжиков. - Мальчик крикнул: «А король-то голый!»
- Я и сказала «король»! - крикнула Ада Викторовна. - Вот именно - голый король!
- Ада, ты же не мальчик! - напомнила ей баба Зина. Потом, после некоторого молчания, доктору Рыжикову: - Юра, ну что замолчал?
- Больше возражать нечего! - по-ефрейторски доложил доктор Петрович.
- Он издевается над вами! - выкрикнула Ада Викторовна, чтобы открыть глаза присутствующим.
- Вправду все, что ли? - спросила баба Зина после новой паузы. - Юра, тебе вправду нечего сказать?
- Сказать есть что, - дружелюбно ответил ей доктор Петрович. - Вот в штате Огайо, например, в Рио Гранде, были международные соревнования кур и петухов. На дальность полета. Первое место там занял японский петух Клыг Флук. Он без посадки пролетел 90 метров 76 сантиметров. А вот на второе место вышла курица, английская, правда, Лаки Леди, но с заметным отрывом. Всего 36 метров 27 сантиметров…
- Как понимать эти намеки? - раздался голос Ады Викторовны. - Мы требуем объяснить!
- Ада! - сказала баба Зина. - Юра! Ты что, согласен свой диплом отдать? Тут у тебя смотри сколько уголовщины!
- А в инструкции для дорожных полицейских в Англии есть интересное предупреждение, - охотно объяснил доктор Петрович. - «Если после столкновения двух автомобилей их водители отправляются в дальнейший путь пешком, то существует большая вероятность, что оба автомобиля будут украдены…»
- Это кто же тут полицейский? - заинтересовалась с места Ада Викторовна. - Вы прямо говорите!
- Ну, это в Юрином стиле, - без всякой надежды махнула рукой баба Зина и полезла за папиросой, что означало конец комедии. - Ну, в общем, нам там предложили заслушать на общественности, мы тут заслушали… Теперь надо разобраться. Комиссия подумает с месткомом, потом доложит…
Автоклав вытекал неохотно. От доктора Петровича всегда столько нового можно узнать! Жаль, не дали человеку договорить.
Когда они остались только с доктором Петровичем, баба Зина проворчала:
- Я еще Терентьича, покойника, в фельдшеры экзаменовала. И тебя, кутенка, между прочим, у Лизы принимала. А ты тут выламываешься… Ты вправду будешь отвечать серьезно?
- А вот для вас у меня есть серьезнейшая информация, - серьезно сказал доктор Рыжиков.
- Ну давай, - с интересом закурила она. - Ты особо-то не ерепенься. Вот посадят пациента, тогда попрыгаешь. Уж тогда-то в горздраве заверещат, заверещат…
- Вот вы скажите, - спросил доктор Рыжиков, - кто родил больше всех детей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56