Это и были кусочки туркутюковского лба и лица, семьдесят семь раз отмеренные сообща с Сулейманом.
Еще на полке стоял очень красивый плоский кожаный чемоданчик. Доктор Петрович достал и его. Блеснула хромированная сталь. Это был детский слесарный набор, невиданный в наших краях и блестевший как хирургический инструмент. Такое можно было раздобыть только где-нибудь в ГДР, что Мишка Франк и сделал, участвуя однажды в заграничном вояже. В чемоданчик еще успешно влезли туркутюковские запчасти и разные вспомогательные спецматериалы. Розовый порошок в мешочке, запасные кусочки плекса, ну и другие там секреты.
Щелкнув блестящим замочком, доктор Рыжиков полюбовался комнатой. Его гордостью был для нее великоватый, правда, но универсальный стол: с одной стороны письменный, с другой - верстачный. И на верстачной стороне стоял будущий архитектурный приз архитектора Бальчуриса - белый пенопластовый поселок какой-то далекой отсюда неведомо-прекрасной пригородной жилой и культурно-оздоровителной зоны. Макет можно было снова везти на показ жене архитектора Бальчуриса.
Доктору Рыжикову очень бы хотелось сделать это немедленно. Может, угостят чаем с вишневым вареньем. И никакого усилия над собой, чтобы сделать разрез человеческой кожи.
Но надо было объяснить Туркутюкову закономерности рассеивания десанта при высадке из двухмоторных транспортных самолетов типа «дуглас». Туркутюков с Чикиным уже жили в одной комнате, правда разгороженные простыней. И Чикин тоже, затаив дыхание, прислушивался к воздушным приключениям доктора Рыжикова. Они втроем пили чай на половине летчика.
- Вот нас в последней операции бросили в ветер, - сказал доктор Рыжиков.
Туркутюков при слове «операция» вздрогнул.
- А если не получится? - выдавил он из себя, как всегда.
- Две тысячи девятьсот шестьдесят с лишним лет получалось, а у нас не получится? - даже обиделся за честь своей марки доктор Рыжиков.
- Две тысячи? - пригнулся под этим грузом Туркутюков.
- За тысячу лет до нашей эры в древней Индии один справедливый и мудрый… - Доктор Петрович с удовольствием опустил в чай печенье и предложил этот способ друзьям. - Один справедливый и мудрый приговаривал виноватых к отрезанию носов и губ.
- И губ?! - содрогнулся Чикин.
- И губ, - хладнокровно подтвердил доктор Петрович. - Но не расстраивайтесь. Той же ночью палач за взятку приделывал эти носы обратно.
- А губы? - Чикина почему-то волновала именно грустная судьба губ.
- С губами сложнее, - откровенно признался доктор Рыжиков, косвенно оправдывая древнеиндийского коллегу-палача.
- А откуда вы знаете? - спросил приговоренный Туркутюков.
- «Ауир Веда» - «Познание жизни», - сослался доктор Рыжиков на первоисточник. - Написал некто Суструта, хоть и древний, но очень культурный индиец. И, кстати, к его наблюдениям нравов мало что с тех пор можно прибавить.
- А красное лицо они исправляли? - грустно осведомился Чикин и вздрогнул.
В дверь постучали.
Доктор Рыжиков взглядом показал ему на всякий случай придвинуться ближе к свой койке.
Но в дверь вошел Сулейман.
- Извините, - он не удержался от улыбки, заметив поднятую им тревогу, и тут же застеснялся этой своей бестактности.
В пакете у Сулеймана было несколько больших красных гранатов и свежих помидоров необыкновенной величины. «С родины завезли, - несколько почему-то смущенно объяснил он. - Родственники жены».
- О чем здесь говорят? - Он сделал вежливый глоток из стакана, который заботливый Чикин поставил на табуретку и ему.
- О ринопластике, - ответил доктор Рыжиков. - Кстати, в Лейпцигском университете хранятся египетские папирусы, где сказано, что ринопластику делали в Тибете за три тысячи лет до новой эры…
- Какую ринопластику? - насторожились двое больных.
- Восстановление носа, - приветливо пояснили двое докторов.
Потом почему-то чисто случайно разговор повернул к судам и свидетелям. Доктор Рыжиков прочитал публике небольшую лекцию.
- Интересно, что в средневековой Руси, при Иване Грозном, доносчика так же пытали на дыбе, как и подозреваемого, - поделился он наблюдениями, как будто недавно вернулся оттуда. - Государево слово и дело - если хочешь засадить ближнего, то и сам покряхти под каленым железом.
Никогда еще доктор Рыжиков не был столь кровожадным, как сейчас, под тихим взглядом Чикина.
- Неплохой обычай был в свое время у древних египтян, - продолжил он путешествие во времени. - За лжесвидетельство заливали в горло расплавленный свинец.
Чикин вздрогнул, представив в этой сцене что-то свое.
- Римляне держали на такой случай громадного медного быка, в котором поджаривали уличенного лжесвидетеля, а его крики изнутри специальной акустикой преобразовывались в бычье мычание.
Чикин зажмурился. Туркутюков с солидарностью положил ладонь ему на руку. Он был в курсе и поддерживал. Полностью и всецело.
- Ну и греки-спартанцы не отставали. Их способ отличался спартанской решительностью. Забили в бочку с гвоздями и пустили с горы катиться…
Чикин посягнулся заткнуть уши. Очень уж он живо представлял, как с кем-то из его знакомых все это проделывают. Ему стало их жалко.
- Вы не жалейте, - сказал ему Сулейман. - Это очень полезные процедуры. Жаль, что их отменили. Вот даже доктор Рыжиков жалеет.
- Лучше не надо… - прошептал Чикин, потрясенный мучениями древних лжесвидетелей.
- И он их еще жалеет! - посмотрел вверх видит ли это аллах, Сулейман.
В дверь постучали.
Чикин пододвинулся к своей половине.
Вошла забытая ими Лариска, смесь меда с уксусной эссенцией.
- Ничего себе публика… Я дежурю, ничего не знаю, а они тут обмывают… А я паштета решила принести, поделиться. Сулейман, доктор Петрович возле больных досиделся, что от него жена сбежала. Вы что, тоже хотите? Ну-ка, подвиньтесь. Все про консультантшу небось трепетесь, облизываетесь?
37
Всем хотелось не ударить лицом в грязь перед приезжим косметологом из института красоты. Всем казалось, что она обязана, как никто, соответствовать названию своей фирмы.
Коля Козлов, например, аккуратно подстриг бородку - впервые со времени, когда начал ее отпускать.
Сулейман надел новый искристый галстук с блестящей, под золото, заколкой. Жаль, что это великолепие придется скрыть стерильным одеянием.
- Ну как? - спросили они доктора Петровича, который вел телефонные переговоры.
- Приказано начинать, - передал он. - Идет большой прием. Очередь на квартал. По ходу подойдет.
- Ну а вообще как? - вытянули свои женатые шеи Коля Козлов с Сулейманом.
- Вообще-то голос мелодичный, - неопределенно набросал образ доктор Петрович. - С глубокими грудными модуляциями. Я думаю, что-то между тридцатью и сорока…
Коля с Сулейманом переглянулись, коротко оценив каждый шансы вероятного соперника.
- А Лариса Сергеевна будет? - осторожно спросил Сулейман.
- Идет с дежурства, - пообещал доктор Рыжиков. - Сегодня комплект будет полный. Десантный батальон по полному штатному расписанию.
Машина уже закрутилась. Сильва Сидоровна сурово поставила в предбаннике три эмалированных таза для мытья рук. Кран в рукомойнике так бы и оставался один, если бы не больной Чикин. Он ловко вывел от одной трубы три крана, и это было невиданное творение рук человеческих. Правда, мыться приходилось носом к носу над маленькой раковиной.
- Вы Ларисе Сергеевне повода не давайте, - на всякий случай предупредил доктор Рыжиков. - Она женщина ревнивая, резкая. А косметолог нам нужен…
Смесь меда с уксусной эссенцией явилась тут как тут и полезла им в нос и в глаза свой рыжей проволочной щеткой. Терпеть пришлось довольно долго, так как руки им положено мыть до тех пор, пока они не перестают оставлять следы пальцев.
- Вот теперь на любое преступление можно идти, - сказал доктор Рыжиков с одобрением. - Чистота - залог удачи. Что-то Сулейман сегодня грустный, а Лариса веселая…
- Муж на соревнования уехал, - коротко объяснила рыжая кошка свой духовный подъем.
- Хозяйка плату вдвое увеличила, - вздохнул печальный Сулейман. - С сегодняшнего дня.
- Вот же клещи, - огорчился и доктор Петрович. - Это за что?
- Сезон студентов, - заработал Сулейман щеточкой по ногтям. - У каждого ведь есть соседи, Юрий Петрович. Весь вечер сидела считала, какой курдючок у соседей, и высчитала, что если пустит шестерых студентов с раскладушками, то выйдет вдвое больше. И утром объявила: пусть перс или двойную плату платит, он богатый, или выметается…
- И таких мы на войне защищали, - расстроенно взялся за свою щетку доктор Петрович.
- Если бы Сулейман был одиночкой, я бы его к себе на квартиру взяла, - высказалась Лариска в пользу бессемейных мужчин.
- А что, Сулейман, в самом деле, переходите ко мне, - обрадовался доктор Рыжиков. - Встаньте на постой, я беру недорого. Допустим, каждый вечер - по рассказу о нравах вашей родины. Я вам предоставлю свой стол для диссертации, без амортизационных отчислений… Только научите моих девок уважать старших, как это принято на вашем прекрасном Востоке…
Молчание, шуршание щеточек. Вздох Сулеймана. Чисто сулеймановский.
- Ай нет, наверное… К вам невозможно…
- Да почему это? - разволновался доктор Петрович. - Огромный пустующий дом, множество залов и комнат… Батальон слуг, охотничьи собаки и угодья… Нет, правда, Сулейман, для вас есть комната, а во дворе сад и трусливая собака. Жена и дочка будут гулять…
- Ваш дом для меня святой, - сказал Сулейман с чувством. - Только нельзя. Я хочу с вами дружить.
Доктор Рыжиков чуть не уронил тазик.
- Но где же и дружить, как…
- Извините, - мягко улыбнулся Сулейман. - Чтобы была дружба, надо каждому жить в своем доме.
- Это что, мудрость Востока? - не без ехидства осведомилась рыжая кошка.
- Это мудрость всех, - кротко сказал Сулейман.
С поднятыми руками, как под дулами автоматов, они перешли из тесного предбанника в саму баню. Правда, особым простором она не отличалась, и Коля Козлов с усилием впихивал свое скромное усыпляющее оборудование - по кусочкам и по крохам. Теснота, зато своя. Нет ничего приятнее.
- А где же эта ваша… - как можно небрежнее спросила рыжая царица бала. - Из красоты…
- Не знаю ни одной красивой женщины, - ответил доктор Рыжиков, - которая никуда бы не опоздала, а потом не пришла бы из чистого любопытства: что это они там делают…
- Я никогда не опаздываю, - обиделась рыжая кошка.
- Значит, одну знаю, - поправился доктор Рыжиков. - Так… - Он еще раз оглядел свое небольшое скученное войско, скрывшее лица за масками, свирепо блестевший инструмент, коробку с туркутюковскими запчастями на электроплитке в углу. - Начнем, братцы кролики?
Братцы кролики подобрали животы.
- Коля, пожалуйста, разверните мне это и прикрепите к этой раме…
Нестерильный Коля Козлов развернул «это» и прикрепил к «этой раме». Это был большой ватманский лист с модным в те годы сетевым графиком операции. Научная организация труда. Пункт первый гласил: намазывание зеленкой - 9.30. Индейские боевые разводы на схеме головы показывали, где именно мазать.
- Лариса, у вас рука легкая. Выполните пункт первый, пожалуйста. С опозданием на двадцать минут, как всегда. Но не по нашей вине, естественно.
Лариса смело провела зеленой ваткой по бритому, наполовину мягкому темени спящего летчика.
Когда многострадальный скальп - намного, правда, легче, чем в тот раз, - вторично отслоился от бедной головы, обвешанный сосульками зажимов, в дверь осторожно просунулся Чикин и осторожно сказал:
- Там косметолог пришли… Говорят, чтобы впустили.
Чикин при занятости Сильвы Сидоровны (операционная, она же перевязочная, она же палатная сестра) исполнял пока на входе роль часового.
Мужчины встрепенулись. Не все смогли одернуть свой наряд, как подобает при появлении носительницы идеалов красоты, - стерильными руками костюм (то есть бурый жеваный халат, уже малость забрызганный кровью) не поправляют. Только Коля Козлов (под трагическим взглядом Аве Марии) разгладил робу на груди, чтобы была видна тельняшка.
Это представлялось как рекламно-прекрасная парикмахерша или маникюрщица, какими они видятся сквозь загадочные витражи недоступных нам с улицы экстра-классных салонов. Плюс, конечно, неотразимость подлинной столичной интеллектуальности.
Тут дверь и отворилась. Любопытные взгляды уперлись в пустоту - вроде вошел невидимка. Но косметолог был не невидимкой, он просто прошел ниже взглядов.
Это была не красавица.
И более того - не женщина.
Это был маленький мужчина-горбун.
- Ну как тут у вас? - свысока спросил он бархатным вальяжным баритоном. - Черти, от такой женщинки оторвали… У вас тут водятся провинциалочки, водятся…
Перешибая все остробольничные операционные запахи дорогим и, наверное, заграничным одеколоном, косметолог вместе с нехваткой роста продемонстрировал прекрасно сшитый дорогой костюм, сногсшибательное золотое граненое кольцо со специфическим мужским рубином, золотые же запонки на белоснежных манжетах жутко дефицитной нейлоновой рубахи, красного дерева трость с резной головкой белой кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56