Причастный не только к нефти, но и к скотоводству, он оказывал влияние на фермеров и нефтедобытчиков, а те в немалой степени определяли политику демократов и даже, в определенной мере, республиканцев.
В стране раскручивался виток неомаккартизма — на сей раз под лозунгом спасения от японского проникновения и под маской возвращения к старым добрым американским ценностям.
— Что, черт побери, представляет собой эта Комиссия по экономическому надзору? — спросил Гаунт, хотя подозревал, что сам знает ответ.
— Комиссия — это детище сенатора Бэйна, — с каким-то раболепием в голосе ответил Минтон. Это его вопиющее низкопоклонство перед Бэйном было просто тошнотворным. — Она была создана для осуществления надзора за всеми компаниями, чей совместный бизнес с японцами приносит более пятидесяти процентов общего годового дохода, а также за всеми совместными американо-японскими корпорациями.
— Для чего это делается?
Вопрос был явно излишним, разве что Гаунт хотел потешить себя всем этим параноидальным бредом от начала и до конца.
— В распоряжение сенатора Бэйна поступила информация, что некоторые из совместных сделок могут нанести ущерб интересам Соединенных Штатов и национальной безопасности.
— Национальной безопасности? — Гаунт чуть не рассмеялся ему в лицо. — Должно быть, вы шутите.
Однако по выражению лица Минтона он понял, что ни прокурор, ни его новый кумир Рэнс Бэйн вовсе не собираются шутить.
— Что за информация? — переспросил Гаунт.
— В настоящее время я не уполномочен сообщать вам это. — Минтон неожиданно вскочил со стула с таким видом, будто его дальнейшее пребывание здесь невозможно из-за повышающегося уровня смертоносной радиации.
— Повестка вам вручена, мистер Гаунт, — он вновь подбросил брелок. — Члены Комиссии будут ждать вас в назначенное время.
— Как быть с Николасом Линнером? Он находится в постоянных разъездах.
— Официальный запрос с требованием прибыть на слушания уже послан в штаб-квартиру вашей компании в Токио, — Минтон оскалил в улыбке свои желтые зубы гончего пса. — Мы уведомили вас, уведомим и его.
Слегка поклонившись, Минтон исчез, унеся с собой этот отвратительный запах тухлых яиц и неделями не стиранных носков, но оставив в душе Гаунта ощущение неодолимости надвигающихся неприятностей.
Гаунт размышлял над словами этого как с луны свалившегося на его голову прокурора, и ему уже не хотелось рассмеяться кому-нибудь в лицо. Более того, он испытывал омерзительное ощущение, будто попал в челюсти какого-то гаргантюанского робота, не имеющего иного намерения, как только разжевать его, а затем выплюнуть. Мало того, перед глазами пронеслась еще более мрачная картина: как в кошмарном сне, он представил себе, что через несколько месяцев может исчезнуть — буквальный перевод с аргентинского варианта испанского языка; увлечение фашизмом, подобно вирусу, распространялось на северные штаты.
Сэйко дожидалась Николаса в аэропорту Нарита. Он увидел ее в толпе пассажиров, заполнивших зал ожидания. Когда Николас подошел, она улыбнулась и поклонилась ему, затем протянула изящный саквояж. Получив билет в представительстве компании «Эр Франс», они отошли от стойки.
— Я захватила с собой кое-какие документы, чтобы вы просмотрели их после полета, — сообщила Сэйко. — Среди прочих закодированный факс от Винсента Тиня.
Опять Сайгон, подумал Николас. Тинь, директор-распорядитель их компания во Вьетнаме, имел далеко идущие цели, однако зачастую слишком зарывался и переоценивал свои возможности. Именно он настаивал на вложении дополнительного капитала для расширения производственных мощностей.
— Спасибо, Сэйко-сан.
Она заметила в его глазах печаль, но, верная своей натуре, никак да это не отреагировала. Она лишь спросила:
— Вы захватили паспорт?
— Хай. Да.
— До вылета у вас в запасе есть еще немного времени.
Николас всегда понимал намеки с полуслова.
— Почему бы нам не зайти в буфет и не выпить по чашке чая?
Сэйко кивнула. Они пересекли запруженный людьми зал и остановились у изогнутой стойки кафе. Зеленый чай им подали в бумажных стаканчиках.
Запах рыбы был очень резким, и Николас, глядя в стаканчик с чаем, вспомнил, с каким омерзением Жюстина всегда отзывалась об этом национальном напитке, говоря, что он воняет рыбой.
— Эта поездка, — после некоторого колебания начала свой вопрос Сэйко, — очень важна для вас?
— Да.
— Такое почтение к отцу... это очень... по-японски.
— Спасибо.
Сэйко, которая даже в самые тяжелые минуты жизни никогда не выказывала своих чувств и внешне всегда оставалась спокойной, сейчас, казалось, была наполнена какой-то необъяснимой энергией.
— Сэйко-сан, что-то случилось?
— У меня... — запнувшись, она облизала пересохшие губы, — у меня предчувствие. Это было... Помните, в свое время я знала все о Винсенте Тине — тоже результат моего предчувствия. Мы встретились с ним, и он оказался точь-в-точь таким, как я его вам обрисовала... более того, совпали даже некоторые цифры его отчетов.
Ее маленькая рука так сжала бумажный стаканчик, что чай потек через край.
— Тогда я сказалась права, и я... — запинаясь, продолжала Сэйко. — Эта поездка будет очень опасной. Умоляю вас быть осторожным.
Она начала говорить очень быстро, слова цеплялись одно за другое, казалось, она боится, что ее предчувствия покинут ее до того, как она успеет выговориться.
— Может быть, я вас больше не увижу. У меня такое чувство... что бы я ни сделала, это все равно ни к чему не приведет, произойдут необратимые перемены. Я уже не буду такой, как прежде, и вы, несомненно, будете другим... настолько другим, что никто вас не будет узнавать.
Инстинктивно, будучи западным человеком, он чуть было не рассмеялся над ее мелодраматическими переживаниями, но, почувствовав мурашки, бегущие по спине, моментально осекся — ему вспомнились собственные недобрые ощущения, которые он испытал после неожиданного звонка от Микио Оками.
— Даже если сказанное тобой — правда, я все равно должен ехать. Существует старый долг, который отец обязал меня оплатить.
Она сделала быстрый глоток и поперхнулась.
Николас, положив руку ей на спину, начал массировать мускулы, пытаясь унять спазматический кашель. Она повернулась и взглянула на него, ее лицо раскраснелось, но явно не только от приступов кашля.
Не следовало ему дотрагиваться до женщины в присутствии посторонних, даже в такой невинной манере.
— Извини, — пробормотал он, отдергивая руку.
Рука Сэйко вновь потянулась к стаканчику. Николас чувствовал, как от нее исходят мощные энергетические волны беспокойства, озабоченности и желания.
— Сэйко-сан, что произошло? — вновь спросил он.
Она плотно сцепила руки, покоящиеся на буфетной стойке, будто боясь, что больше не сможет управлять ими.
— Я дурная, эгоистичная женщина.
— Сэйко-сан...
— Разрешите мне закончить. Прошу вас, — она сделала глубокий вдох. — Уже с того момента, как по рекомендации Нанги-сан я начала работать у вас, мне... я уже знала, что питаю к вам неоднозначное чувство.
После этих слов сознание Николаса очутилось как бы посреди минного поля: с одной стороны это неожиданное признание, с другой — недавние обвинения Жюстины, вновь прокрутившиеся в мозгу.
Она посмотрела ему прямо в глаза, Николас тоже не мог отвести взгляда от ее лица.
— Я влюбилась в вас против моего желания. Знала, что вы женаты, знала, что никогда не будете моим. Но ничего не могла с собой поделать. Боюсь, в сердечных делах рассудок и здравый смысл ничего не значат, им просто там нет места.
Наступила длительная пауза. Высказав наболевшее, Сэйко как-то сникла, будто из нее выпустили дух.
— Я никогда бы не призналась... никогда, никогда, никогда. Но это предчувствие... если это правда, что я никогда больше вас не увижу... держать в себе эту тайну было выше моих сил. Видите, не такая уж я сильная, — она облизала губы. — Прошу насинить меня, хотя прощения и не заслуживаю. Я слабая женщина, потакающая своим желаниям. Моя любовь должна остаться только моей, личной мукой. — Она опустила голову. — Теперь вы видите, как оплачивается доброта. Но что поделать — я беспомощна, и я люблю вас, Николас.
Даже несмотря на все сказанное выше, Николас никак не ожидал, что она назовет его по имени. У него появилось ощущение, будто с твердого грунта он ступил в зыбучие пески, из которых нет возврата.
Царица Небесная, Жюстина, должно быть, видела... должно быть, догадывалась, читая эту тайну на лице Сэйко. Значит, неудивительно, что она ревновала и устраивала сцены. Николас разрывался — одна его часть хотела немедленно броситься домой, обнять жену, сказать, что любит ее и больше никогда не оставит ее одну, другая его часть не имела ничего против того, чтобы посидеть за стойкой залитого неоновым светом кафе в многолюдном аэропорту Нарита вместе с красивой женщиной, которая призналась, что любит его. И вот тут-то он впервые отчетливо понял то, что до этого только подсознательно ощущал, услышав по телефону имя Микио Оками: он вступает на неизведанный путь противоречий, с которого не сможет сойти без ущерба для себя.
Вы будете другим, настолько другим, что никто вас не будет узнавать, сказала ему Сэйко, и сейчас его передернуло от этих слов, потому что он начал подозревать их реальность, хотя не имел ни малейшего понятия, что они могли бы означать.
— Пожалуйста, ничего не говорите, — прошептала Сэйко. — Если вы меня не любите, это не имеет значения. Что хорошего это может принести в конечном счете? Вы женаты и любите свою жену. Я была предана собственным сердцем, и сейчас не рассчитываю, что вы оставите меня вашим секретарем.
— Если ты полагаешь, что я собираюсь наказывать тебя, то глубоко заблуждаешься, — возразил Николас. Он абсолютно не представлял, как ему реагировать на все ею сказанное, однако ему совершенно не хотелось терять лучшую помощницу из всех, которые когда-либо с ним работали. — Твои чувства ко мне не имеют никакого отношения к делу. Ты понимаешь меня с полуслова, прекрасно справляешься со служебными обязанностями, и я уверен, что через год ты будешь занимать более высокий пост в фирме. Не знаю, осознаешь ли ты это сама, но в «Сато интернэшнл» ты сделаешь быструю карьеру. Я слишком дорожу тобой, чтобы идти на риск потерять тебя. Ты работаешь у меня и будешь работать, точка.
Сэйко слегка поклонилась.
— Я вновь благодарю вас, Линнер-сан, за вашу бесконечную доброту. Не представляю, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я вас.
Она взглянула на часы и соскользнула со стула.
— Вам пора проходить иммиграционный контроль. Через пять минут начинается посадка.
Сэйко проводила его почти до самого контрольного пункта. Она вновь обрела хладнокровие и выглядела вполне успокоившейся после столь бурного эмоционального всплеска.
— Вы оставите мне свой контактный телефон в Венеции?
Николас раскрыл тонкий темно-желтого цвета буклет, выданный ему в представительстве «Эр Франс», посмотрел в него и сказал:
— Мне забронирован номер в палаццо «Ди Мачере Венециано».
Он показал ей номера телефона и факса, напечатанные на регистрационной карточке оформления заказа. Сэйко аккуратно переписала цифры в миниатюрный кожаный блокнот, который Николас подарил ей по случаю ее первого дня работы в компании.
— Ну вот и все, — заключил он, когда они подошли к очереди на прохождение иммиграционного и контроля безопасности. Он смотрел на Сэйко, стоящую поодаль, такую красивую и одинокую. Он почувствовал сердцем ее боль, хотел что-то сказать, но она приложила указательный палец к губам.
— Никаких прощаний, — попросила Сэйко. — Мы увидимся снова.
Перед самым выходом на летное поле Николас выкроил пару минут, чтобы позвонить Жюстине. После девятого гудка он положил трубку — никто не отвечал. Сейчас он сожалел, что не провел последние часы перед отлетом вместе с ней, и явственно ощущал реальность физического расставания. Ему хотелось поговорить с женой, сказать, как он страдает, попросить прощения. Однако, направляясь на посадку, он уговорил себя, что подобные разговоры лучше вести с глазу на глаз и у него будет для этого масса времени после возвращения.
Тандзан Нанги как раз диктовал письма своей секретарше Уми, когда в его офис зашла Сэйко. Он оторвался от своего занятия и молча поднял на нее глаза. Затем спросил:
— Какие у тебя новости?
— Не очень хорошие, — ответила Сэйко. Она раскрыла пайку и протянула Нанги несколько отпечатанных на машинке листов. — Только сейчас получили. Это официальный запрос сената Соединенных Штатов. Линнер-сан обязан предстать перед Комиссией по экономическому надзору, чтобы ответить на вопросы относительно объединения «Томкин индастриз» и «Сато интернэшнл».
— Час от часу не легче. Это уже попахивает очередной охотой на ведьм, — заметил Нанги, просматривая бумаги. — Я читал комментарии, посвященные этому сенатору Бэйну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
В стране раскручивался виток неомаккартизма — на сей раз под лозунгом спасения от японского проникновения и под маской возвращения к старым добрым американским ценностям.
— Что, черт побери, представляет собой эта Комиссия по экономическому надзору? — спросил Гаунт, хотя подозревал, что сам знает ответ.
— Комиссия — это детище сенатора Бэйна, — с каким-то раболепием в голосе ответил Минтон. Это его вопиющее низкопоклонство перед Бэйном было просто тошнотворным. — Она была создана для осуществления надзора за всеми компаниями, чей совместный бизнес с японцами приносит более пятидесяти процентов общего годового дохода, а также за всеми совместными американо-японскими корпорациями.
— Для чего это делается?
Вопрос был явно излишним, разве что Гаунт хотел потешить себя всем этим параноидальным бредом от начала и до конца.
— В распоряжение сенатора Бэйна поступила информация, что некоторые из совместных сделок могут нанести ущерб интересам Соединенных Штатов и национальной безопасности.
— Национальной безопасности? — Гаунт чуть не рассмеялся ему в лицо. — Должно быть, вы шутите.
Однако по выражению лица Минтона он понял, что ни прокурор, ни его новый кумир Рэнс Бэйн вовсе не собираются шутить.
— Что за информация? — переспросил Гаунт.
— В настоящее время я не уполномочен сообщать вам это. — Минтон неожиданно вскочил со стула с таким видом, будто его дальнейшее пребывание здесь невозможно из-за повышающегося уровня смертоносной радиации.
— Повестка вам вручена, мистер Гаунт, — он вновь подбросил брелок. — Члены Комиссии будут ждать вас в назначенное время.
— Как быть с Николасом Линнером? Он находится в постоянных разъездах.
— Официальный запрос с требованием прибыть на слушания уже послан в штаб-квартиру вашей компании в Токио, — Минтон оскалил в улыбке свои желтые зубы гончего пса. — Мы уведомили вас, уведомим и его.
Слегка поклонившись, Минтон исчез, унеся с собой этот отвратительный запах тухлых яиц и неделями не стиранных носков, но оставив в душе Гаунта ощущение неодолимости надвигающихся неприятностей.
Гаунт размышлял над словами этого как с луны свалившегося на его голову прокурора, и ему уже не хотелось рассмеяться кому-нибудь в лицо. Более того, он испытывал омерзительное ощущение, будто попал в челюсти какого-то гаргантюанского робота, не имеющего иного намерения, как только разжевать его, а затем выплюнуть. Мало того, перед глазами пронеслась еще более мрачная картина: как в кошмарном сне, он представил себе, что через несколько месяцев может исчезнуть — буквальный перевод с аргентинского варианта испанского языка; увлечение фашизмом, подобно вирусу, распространялось на северные штаты.
Сэйко дожидалась Николаса в аэропорту Нарита. Он увидел ее в толпе пассажиров, заполнивших зал ожидания. Когда Николас подошел, она улыбнулась и поклонилась ему, затем протянула изящный саквояж. Получив билет в представительстве компании «Эр Франс», они отошли от стойки.
— Я захватила с собой кое-какие документы, чтобы вы просмотрели их после полета, — сообщила Сэйко. — Среди прочих закодированный факс от Винсента Тиня.
Опять Сайгон, подумал Николас. Тинь, директор-распорядитель их компания во Вьетнаме, имел далеко идущие цели, однако зачастую слишком зарывался и переоценивал свои возможности. Именно он настаивал на вложении дополнительного капитала для расширения производственных мощностей.
— Спасибо, Сэйко-сан.
Она заметила в его глазах печаль, но, верная своей натуре, никак да это не отреагировала. Она лишь спросила:
— Вы захватили паспорт?
— Хай. Да.
— До вылета у вас в запасе есть еще немного времени.
Николас всегда понимал намеки с полуслова.
— Почему бы нам не зайти в буфет и не выпить по чашке чая?
Сэйко кивнула. Они пересекли запруженный людьми зал и остановились у изогнутой стойки кафе. Зеленый чай им подали в бумажных стаканчиках.
Запах рыбы был очень резким, и Николас, глядя в стаканчик с чаем, вспомнил, с каким омерзением Жюстина всегда отзывалась об этом национальном напитке, говоря, что он воняет рыбой.
— Эта поездка, — после некоторого колебания начала свой вопрос Сэйко, — очень важна для вас?
— Да.
— Такое почтение к отцу... это очень... по-японски.
— Спасибо.
Сэйко, которая даже в самые тяжелые минуты жизни никогда не выказывала своих чувств и внешне всегда оставалась спокойной, сейчас, казалось, была наполнена какой-то необъяснимой энергией.
— Сэйко-сан, что-то случилось?
— У меня... — запнувшись, она облизала пересохшие губы, — у меня предчувствие. Это было... Помните, в свое время я знала все о Винсенте Тине — тоже результат моего предчувствия. Мы встретились с ним, и он оказался точь-в-точь таким, как я его вам обрисовала... более того, совпали даже некоторые цифры его отчетов.
Ее маленькая рука так сжала бумажный стаканчик, что чай потек через край.
— Тогда я сказалась права, и я... — запинаясь, продолжала Сэйко. — Эта поездка будет очень опасной. Умоляю вас быть осторожным.
Она начала говорить очень быстро, слова цеплялись одно за другое, казалось, она боится, что ее предчувствия покинут ее до того, как она успеет выговориться.
— Может быть, я вас больше не увижу. У меня такое чувство... что бы я ни сделала, это все равно ни к чему не приведет, произойдут необратимые перемены. Я уже не буду такой, как прежде, и вы, несомненно, будете другим... настолько другим, что никто вас не будет узнавать.
Инстинктивно, будучи западным человеком, он чуть было не рассмеялся над ее мелодраматическими переживаниями, но, почувствовав мурашки, бегущие по спине, моментально осекся — ему вспомнились собственные недобрые ощущения, которые он испытал после неожиданного звонка от Микио Оками.
— Даже если сказанное тобой — правда, я все равно должен ехать. Существует старый долг, который отец обязал меня оплатить.
Она сделала быстрый глоток и поперхнулась.
Николас, положив руку ей на спину, начал массировать мускулы, пытаясь унять спазматический кашель. Она повернулась и взглянула на него, ее лицо раскраснелось, но явно не только от приступов кашля.
Не следовало ему дотрагиваться до женщины в присутствии посторонних, даже в такой невинной манере.
— Извини, — пробормотал он, отдергивая руку.
Рука Сэйко вновь потянулась к стаканчику. Николас чувствовал, как от нее исходят мощные энергетические волны беспокойства, озабоченности и желания.
— Сэйко-сан, что произошло? — вновь спросил он.
Она плотно сцепила руки, покоящиеся на буфетной стойке, будто боясь, что больше не сможет управлять ими.
— Я дурная, эгоистичная женщина.
— Сэйко-сан...
— Разрешите мне закончить. Прошу вас, — она сделала глубокий вдох. — Уже с того момента, как по рекомендации Нанги-сан я начала работать у вас, мне... я уже знала, что питаю к вам неоднозначное чувство.
После этих слов сознание Николаса очутилось как бы посреди минного поля: с одной стороны это неожиданное признание, с другой — недавние обвинения Жюстины, вновь прокрутившиеся в мозгу.
Она посмотрела ему прямо в глаза, Николас тоже не мог отвести взгляда от ее лица.
— Я влюбилась в вас против моего желания. Знала, что вы женаты, знала, что никогда не будете моим. Но ничего не могла с собой поделать. Боюсь, в сердечных делах рассудок и здравый смысл ничего не значат, им просто там нет места.
Наступила длительная пауза. Высказав наболевшее, Сэйко как-то сникла, будто из нее выпустили дух.
— Я никогда бы не призналась... никогда, никогда, никогда. Но это предчувствие... если это правда, что я никогда больше вас не увижу... держать в себе эту тайну было выше моих сил. Видите, не такая уж я сильная, — она облизала губы. — Прошу насинить меня, хотя прощения и не заслуживаю. Я слабая женщина, потакающая своим желаниям. Моя любовь должна остаться только моей, личной мукой. — Она опустила голову. — Теперь вы видите, как оплачивается доброта. Но что поделать — я беспомощна, и я люблю вас, Николас.
Даже несмотря на все сказанное выше, Николас никак не ожидал, что она назовет его по имени. У него появилось ощущение, будто с твердого грунта он ступил в зыбучие пески, из которых нет возврата.
Царица Небесная, Жюстина, должно быть, видела... должно быть, догадывалась, читая эту тайну на лице Сэйко. Значит, неудивительно, что она ревновала и устраивала сцены. Николас разрывался — одна его часть хотела немедленно броситься домой, обнять жену, сказать, что любит ее и больше никогда не оставит ее одну, другая его часть не имела ничего против того, чтобы посидеть за стойкой залитого неоновым светом кафе в многолюдном аэропорту Нарита вместе с красивой женщиной, которая призналась, что любит его. И вот тут-то он впервые отчетливо понял то, что до этого только подсознательно ощущал, услышав по телефону имя Микио Оками: он вступает на неизведанный путь противоречий, с которого не сможет сойти без ущерба для себя.
Вы будете другим, настолько другим, что никто вас не будет узнавать, сказала ему Сэйко, и сейчас его передернуло от этих слов, потому что он начал подозревать их реальность, хотя не имел ни малейшего понятия, что они могли бы означать.
— Пожалуйста, ничего не говорите, — прошептала Сэйко. — Если вы меня не любите, это не имеет значения. Что хорошего это может принести в конечном счете? Вы женаты и любите свою жену. Я была предана собственным сердцем, и сейчас не рассчитываю, что вы оставите меня вашим секретарем.
— Если ты полагаешь, что я собираюсь наказывать тебя, то глубоко заблуждаешься, — возразил Николас. Он абсолютно не представлял, как ему реагировать на все ею сказанное, однако ему совершенно не хотелось терять лучшую помощницу из всех, которые когда-либо с ним работали. — Твои чувства ко мне не имеют никакого отношения к делу. Ты понимаешь меня с полуслова, прекрасно справляешься со служебными обязанностями, и я уверен, что через год ты будешь занимать более высокий пост в фирме. Не знаю, осознаешь ли ты это сама, но в «Сато интернэшнл» ты сделаешь быструю карьеру. Я слишком дорожу тобой, чтобы идти на риск потерять тебя. Ты работаешь у меня и будешь работать, точка.
Сэйко слегка поклонилась.
— Я вновь благодарю вас, Линнер-сан, за вашу бесконечную доброту. Не представляю, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я вас.
Она взглянула на часы и соскользнула со стула.
— Вам пора проходить иммиграционный контроль. Через пять минут начинается посадка.
Сэйко проводила его почти до самого контрольного пункта. Она вновь обрела хладнокровие и выглядела вполне успокоившейся после столь бурного эмоционального всплеска.
— Вы оставите мне свой контактный телефон в Венеции?
Николас раскрыл тонкий темно-желтого цвета буклет, выданный ему в представительстве «Эр Франс», посмотрел в него и сказал:
— Мне забронирован номер в палаццо «Ди Мачере Венециано».
Он показал ей номера телефона и факса, напечатанные на регистрационной карточке оформления заказа. Сэйко аккуратно переписала цифры в миниатюрный кожаный блокнот, который Николас подарил ей по случаю ее первого дня работы в компании.
— Ну вот и все, — заключил он, когда они подошли к очереди на прохождение иммиграционного и контроля безопасности. Он смотрел на Сэйко, стоящую поодаль, такую красивую и одинокую. Он почувствовал сердцем ее боль, хотел что-то сказать, но она приложила указательный палец к губам.
— Никаких прощаний, — попросила Сэйко. — Мы увидимся снова.
Перед самым выходом на летное поле Николас выкроил пару минут, чтобы позвонить Жюстине. После девятого гудка он положил трубку — никто не отвечал. Сейчас он сожалел, что не провел последние часы перед отлетом вместе с ней, и явственно ощущал реальность физического расставания. Ему хотелось поговорить с женой, сказать, как он страдает, попросить прощения. Однако, направляясь на посадку, он уговорил себя, что подобные разговоры лучше вести с глазу на глаз и у него будет для этого масса времени после возвращения.
Тандзан Нанги как раз диктовал письма своей секретарше Уми, когда в его офис зашла Сэйко. Он оторвался от своего занятия и молча поднял на нее глаза. Затем спросил:
— Какие у тебя новости?
— Не очень хорошие, — ответила Сэйко. Она раскрыла пайку и протянула Нанги несколько отпечатанных на машинке листов. — Только сейчас получили. Это официальный запрос сената Соединенных Штатов. Линнер-сан обязан предстать перед Комиссией по экономическому надзору, чтобы ответить на вопросы относительно объединения «Томкин индастриз» и «Сато интернэшнл».
— Час от часу не легче. Это уже попахивает очередной охотой на ведьм, — заметил Нанги, просматривая бумаги. — Я читал комментарии, посвященные этому сенатору Бэйну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89