Я не знаю, но не могу молиться, не могу просить прощения.
Мир опустел для меня.
Маран".
Мир опустел и для меня. Я не знал, что делать. Видимо, новость дошла до Тенедоса: он подъехал ко мне и выразил свои соболезнования. Надеюсь, мне удалось связно ответить ему.
Я написал ответное письмо, пытаясь утешить Маран. Я заверял, что такие вещи случались и раньше, что наш ребенок вернулся к Колесу, где все хорошо и просто.
На самом деле я ни на секунду не верил этому.
Мне хотелось передать мои обязанности кому-то другому, уехать в Никею и вернуться к Маран, но это было невозможно. Я не мог позволить этой трагедии повлиять на меня: многие тысячи людей, также имеющие жен и детей, зависели от моей способности ясно думать и принимать верные решения.
Откуда-то явился священник. Он попытался предложить мне попробовать найти утешение в молитве, но, увидев выражение моего лица, тут же убрался вон.
Я вышел из лагеря, не обращая внимания на предостерегающие окрики часовых, встал посреди поля и поднял голову к небесам, где вроде бы обитают боги.
Я от души желал, чтобы они, все вместе и каждый в отдельности, были разорваны демонами и ощутили хотя бы частицу мучений Маран и моей собственной боли.
Потом я наглухо закрыл свою душу и приветствовал кровавые поля войны.
Приехал вестовой от домициуса Петре с просьбой о встрече с ним. У меня не было времени, но Петре командовал 17-м Уланским полком, поэтому я согласился.
Полк стоял лагерем близ развалин деревушки, обитатели которой либо пытались сопротивляться, либо сами подожгли дома при приближении неприятеля. Петре с мрачным видом отсалютовал мне.
– Прошу прощения, генерал, но я подумал, что вам нужно знать о случившемся. Один из моих уланов, сержант, признан виновным в изнасиловании.
– Какое отношение это имеет ко мне? – сухо спросил я. Хотя я пытался следить за собой, горе сделало меня вспыльчивым и способным на гораздо более опрометчивые выходки, чем обычно позволял мой симабуанский темперамент.
– Этого сержанта зовут Варваро, сэр, – пояснил Петре. – Он был с вами при отступлении из Кейта.
Я вспомнил искусного скалолаза родом с северных гор на границе Дары и Каллио, храброго добровольца, который спускался следом за Йонгом, когда мы прошли по хребту и напали с тыла на засаду хиллменов.
– Спасибо, что сообщил мне, – сказал я. – Вызови его.
Через несколько минут Варваро предстал передо мной под охраной двух вооруженных уоррент-офицеров. Он взглянул на меня и опустил глаза.
– Что произошло? – спросил я у Петре.
– Согласно показаниям командира его колонны, сержант Варваро командовал передовой разведгруппой. Они вошли в сельский дом на окраине маленькой деревушки. Там они нашли эту женщину... то есть, девочку – ей нет еще и пятнадцати лет.
Один из людей сержанта сказал, что девочка дрожала от страха, но улыбнулась сержанту. Он приказал своим подчиненным выйти из дома и проверить близлежащие амбары. Они запротестовали, но он настоял на своем, поэтому им пришлось подчиниться.
Через несколько минут они услышали крики и прибежали обратно. Девушка лежала на полу, обнаженная и стонущая, а сержант застегивал бриджи.
– В каком она сейчас находится состоянии?
Домициус Петре пожал плечами.
– Не могу сказать. Капитан Дэнгом нашел знахарку в другой деревне, и мы отвели девочку туда. Знахарка уверяет, что она поправится.
– Это правда, Варваро? – спросил я.
– Сэр, я подумал... сэр, эта сучка сама напросилась, – ответил он, не поднимая головы. – Она вела меня к этому.
– Какая разница? «Нет» означает «нет». Смотрите на меня, сержант!
Варваро неохотно поднял голову и встретился со мной взглядом.
– Вы имеете что-нибудь сказать в свое оправдание?
Наступила долгая пауза.
– Нет, сэр, – пробормотал сержант. – Пожалуй, что нет. Но... у меня не было ни одной бабы с тех пор, как мы уехали из Никеи, а это затуманивает разум.
– Ты знаешь, какое наказание следует за изнасилование, – твердо сказал я. – Здешние жители тоже нумантийцы, хотя и присягали на верность Чардин Шеру. Твоя обязанность как солдата... как уоррент-офицера – защищать невинных, а не насиловать их.
– Да, сэр. Но... прошу вас , сэр, – в его глазах был нескрываемый ужас. Я выдержал его взгляд, и он снова опустил голову.
– Все в порядке, домициус Петре. Выполняйте приговор!
– Слушаюсь, сэр.
Час спустя те части полка, которые можно было собрать, выстроились перед высоким дубом, чьи обнаженные ветви угрожающе чернели на фоне серого осеннего неба. Вывели Варваро со связанными за спиной руками. Он увидел свисающую петлю и заплакал. Его пришлось вести под руки.
Петлю накинули ему на шею, несмотря на попытки уклониться, надели капюшон на голову и посадили на лошадь. Один из сержантов щелкнул кнутом по крупу животного. Лошадь заржала, шарахнулась в сторону, и Варваро вылетел из седла. Его ноги болтались в воздухе; он извивался всем телом, медленно погибая от удушья. Несмотря на запрет, один из сержантов бросился вперед, рванул его за ноги, и я услышал хруст ломающихся шейных позвонков.
Жестокая смерть по жестоким законам жестокой войны.
Обратно в свою штаб-квартиру я ехал в молчании, и Карьян, ехавший следом за мной, тоже не проронил ни слова.
Через несколько дней по армии распространился один забавный слух.
Разведчики остановили карету, судя по виду, явно принадлежавшую человеку из высшего общества. В карете находилась очень красивая молодая женщина и несколько сундуков с одеждой и украшениями.
Женщина заявила, что ее зовут Сикри Джабнил – да, та самая Сикри Джабнил! – и она требует, чтобы ее немедленно препроводили в штаб Провидца-Генерала. Никто из солдат не слышал о ней, но офицер на всякий случай решил удовлетворить ее требование. После тщательного обыска, вызвавшего возмущенные крики, ее провели через посты охраны и в конечном итоге доставили на командный пункт Провидца Тенедоса.
Ее неоднократно спрашивали, чего она хочет от командующего, но она отвечала, что эти сведения предназначаются только для ушей Провидца.
Полагаю, в Тенедосе проснулось любопытство – эта женщина была и, насколько мне известно, по-прежнему является весьма привлекательной особой. Кроме того, после неудачи с письмом от ландграфа Малебранша, он выставил все мыслимые магические заслоны от шпионов и убийц Чардин Шера.
Я не знаю, кто подслушивал их разговор, хотя мне очень хотелось бы узнать. Тенедос так и не рассказал мне об этом инциденте, Сикри тем более, а капитан Отман никогда ничего не говорил о своей личной жизни. Тем не менее, чье-то ухо оказалось в тот вечер достаточно близко к тенту палатки командующего.
Тенедос представился. Женщина сделала то же самое, поблагодарив за то, что он нашел время для разговора с ней. Он спросил, чего она хочет. Сикри разыграла сцену возмущения: неужели он никогда не слышал о ней? Она была знаменитостью в Полиситтарии, да и во всем Каллио, даже дважды исполняла свои песни в Никее и получила приглашение на костюмированный бал от Совета Десяти. Тенедос с присущей ему дипломатичностью извинился за свое невежество и снова поинтересовался, какое дело привело ее к нему.
Сикри хихикнула и сказала, что она наслышана о достоинствах Провидца, хотя этот ужасный Чардин Шер запретил любое упоминание его имени, и теперь желает лично убедиться в том, из какого материала сделаны великие волшебники.
– Дело в том, что я обожаю великих мужчин, – сообщила она с обезоруживающей прямотой. – А в вас я с самого начала ощущала истинное величие и с тех пор стала вашей поклонницей.
Тенедос проигнорировал комплимент.
– Значит, Чардин Шер по-прежнему находится в Полиситтарии?
– Насколько мне известно, да, – ответила Сикри. – Хотя мне нет дела до этого человечка и его глупых мелких амбиций. Я отвергла их, потому что я не предательница, а истинная патриотка Нумантии. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашему делу и исцелить раны нашей бедной страны.
Хорошие рассказчики излагали эту речь звенящим от волнения голосом и выдвигали предположения, что Сикри усовершенствовала один из тех монологов, с которыми выступала на сцене как трагическая актриса.
Тенедос поинтересовался, какой именно вклад в общее дело, по ее мнению, она могла бы внести.
– Ну как же, – ответила она низким, мурлыкающим голосом. – Мне сказали, что у вас нет никого, с кем вы могли бы разделить свои печали, кто мог бы помочь вам нести бремя ваших обязанностей.
– Вы имеете в виду, что хотели бы спать со мной? – осведомился Тенедос.
Сикри снова захихикала.
– Разве это не лучший способ, которым женщина может помочь мужчине?
Наступила очень долгая пауза. Безымянный слушатель уже заподозрил неладное, но тут Тенедос заговорил:
– Я глубоко польщен, моя дорогая леди, но, должно быть, вам известно, что по окончании этой военной компании я собираюсь вступить в брак. В настоящий момент я обручен.
– Ну и что с того? – с невинным видом спросила Сикри. – Разве призовой жеребец удовлетворяет только одну кобылу?
Снова наступила тишина, а затем Тенедос громким голосом вызвал к себе капитана Отмана. Певица начала проявлять признаки раздражения, но Провидец попросил ее замолчать. Через несколько минут маленький адъютант вошел в палатку.
– Капитан, это Сикри Джабнил, – представил Тенедос.
– Очень рад, моя леди.
– Она желает послужить нашему делу. Я согласился. Леди Джабнил, если вы хотите остаться с нами, то можете выполнить свое желание, оставшись в качестве маркитантки капитана Отмана и находясь под его защитой.
– Но...
– Либо это, либо в течение часа вас препроводят через наши посты и вышлют обратно в Полиситтарию. Выбор за вами.
Тенедос вышел из палатки, и тому, кто подслушивал разговор, пришлось бежать, поэтому то, что произошло в палатке между капитаном Отманом и певицей, навеки осталось тайной.
Однако через час ее багаж был перевезен в палатку адъютанта, и когда армия тронулась в путь на следующий день, она с довольным видом ехала в своей карете – единственная женщина, сопровождавшая нумантийскую армию.
Это противоречило нашей политике, но история была такой лакомой, что одно нарушение прошло незамеченным. В любом правиле бывают исключения.
Боюсь, я не смеялся, слушая этот рассказ: меня слишком беспокоило состояние Маран. За последнее время я получил от нее лишь два письма – короткие сообщения, где говорилось, что она выздоравливает после выкидыша и никаких осложнений не наблюдается.
Я долго мучал себя, размышляя, что и когда могло пойти не так, но в конце концов нашел силы загнать проблему в потаенные закоулки своего разума, до тех пор, пока не кончится война.
Местность, по которой мы двигались, постоянно повышалась. Мы вышли на широкое плато, где каллианские фермы стали мельче и перемежались лесными массивами. Армия двигалась медленнее, так как теперь рельеф изобиловал каньонами и оврагами, требовавшими тщательной разведки, прежде чем мы могли проехать мимо.
С началом Периода Штормов стало заметно холоднее. Над Каллио проносились сильные ветра; земля промерзала по ночам, а днем раскисала в трясину.
Мы находились меньше чем в неделе пути от Полиситтарии и задавались вопросом, когда каллианская армия примет бой.
Я скакал впереди вместе с разведчиками, когда мы выехали на окраину Великого Каллианского Леса. Он занимал весь дальний конец плато, распластавшись на местности, словно крылья огромной летучей мыши. Нам нужно было миновать центр полумесяца расчищенной и возделанной земли, а потом следовать по дорогам, ведущим вниз, к каллианской столице.
Там нас поджидала армия Чардин Шера.
Глава 27
Смерть в лесу
Это сражение должно было стать триумфом Чардин Шера. Он, или его главнокомандующий, обладал превосходным чувством местности. Его войска удерживали внутренний участок полумесяца, а лес, выглядевший непроходимым, защищал его с флангов. Чардин Шер занимал господствующее положение, а разделявший нас подъем почти не имел укрытий, за исключением нескольких рощиц, оврагов, отдельно стоящих ферм и крошечной деревеньки под названием Дабормида.
На передовой линии своей обороны каллианцы выкопали только один ряд неглубоких траншей. Это не означало, что они только что прибыли на место сражения, и не свидетельствовало об их лености или неосмотрительности. Нет, они почти наверняка рассчитывали отразить нашу атаку, нанести нам как можно бо льший урон, а затем отступить в лес.
По карте было видно, что ширина лесного массива в центре не превышает трех миль, поэтому каллианцы могли отступить на открытый участок с другой стороны и перестроиться. Когда наши солдаты, спотыкаясь, выйдут из чащи растянутым строем, они контратакуют и сокрушат нас.
Так думал я о замыслах врага; Тенедос и другие генералы согласились со мной.
– Однако именно здесь Чардин Шера ожидает другой сюрприз, – с мрачной улыбкой произнес Тенедос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Мир опустел для меня.
Маран".
Мир опустел и для меня. Я не знал, что делать. Видимо, новость дошла до Тенедоса: он подъехал ко мне и выразил свои соболезнования. Надеюсь, мне удалось связно ответить ему.
Я написал ответное письмо, пытаясь утешить Маран. Я заверял, что такие вещи случались и раньше, что наш ребенок вернулся к Колесу, где все хорошо и просто.
На самом деле я ни на секунду не верил этому.
Мне хотелось передать мои обязанности кому-то другому, уехать в Никею и вернуться к Маран, но это было невозможно. Я не мог позволить этой трагедии повлиять на меня: многие тысячи людей, также имеющие жен и детей, зависели от моей способности ясно думать и принимать верные решения.
Откуда-то явился священник. Он попытался предложить мне попробовать найти утешение в молитве, но, увидев выражение моего лица, тут же убрался вон.
Я вышел из лагеря, не обращая внимания на предостерегающие окрики часовых, встал посреди поля и поднял голову к небесам, где вроде бы обитают боги.
Я от души желал, чтобы они, все вместе и каждый в отдельности, были разорваны демонами и ощутили хотя бы частицу мучений Маран и моей собственной боли.
Потом я наглухо закрыл свою душу и приветствовал кровавые поля войны.
Приехал вестовой от домициуса Петре с просьбой о встрече с ним. У меня не было времени, но Петре командовал 17-м Уланским полком, поэтому я согласился.
Полк стоял лагерем близ развалин деревушки, обитатели которой либо пытались сопротивляться, либо сами подожгли дома при приближении неприятеля. Петре с мрачным видом отсалютовал мне.
– Прошу прощения, генерал, но я подумал, что вам нужно знать о случившемся. Один из моих уланов, сержант, признан виновным в изнасиловании.
– Какое отношение это имеет ко мне? – сухо спросил я. Хотя я пытался следить за собой, горе сделало меня вспыльчивым и способным на гораздо более опрометчивые выходки, чем обычно позволял мой симабуанский темперамент.
– Этого сержанта зовут Варваро, сэр, – пояснил Петре. – Он был с вами при отступлении из Кейта.
Я вспомнил искусного скалолаза родом с северных гор на границе Дары и Каллио, храброго добровольца, который спускался следом за Йонгом, когда мы прошли по хребту и напали с тыла на засаду хиллменов.
– Спасибо, что сообщил мне, – сказал я. – Вызови его.
Через несколько минут Варваро предстал передо мной под охраной двух вооруженных уоррент-офицеров. Он взглянул на меня и опустил глаза.
– Что произошло? – спросил я у Петре.
– Согласно показаниям командира его колонны, сержант Варваро командовал передовой разведгруппой. Они вошли в сельский дом на окраине маленькой деревушки. Там они нашли эту женщину... то есть, девочку – ей нет еще и пятнадцати лет.
Один из людей сержанта сказал, что девочка дрожала от страха, но улыбнулась сержанту. Он приказал своим подчиненным выйти из дома и проверить близлежащие амбары. Они запротестовали, но он настоял на своем, поэтому им пришлось подчиниться.
Через несколько минут они услышали крики и прибежали обратно. Девушка лежала на полу, обнаженная и стонущая, а сержант застегивал бриджи.
– В каком она сейчас находится состоянии?
Домициус Петре пожал плечами.
– Не могу сказать. Капитан Дэнгом нашел знахарку в другой деревне, и мы отвели девочку туда. Знахарка уверяет, что она поправится.
– Это правда, Варваро? – спросил я.
– Сэр, я подумал... сэр, эта сучка сама напросилась, – ответил он, не поднимая головы. – Она вела меня к этому.
– Какая разница? «Нет» означает «нет». Смотрите на меня, сержант!
Варваро неохотно поднял голову и встретился со мной взглядом.
– Вы имеете что-нибудь сказать в свое оправдание?
Наступила долгая пауза.
– Нет, сэр, – пробормотал сержант. – Пожалуй, что нет. Но... у меня не было ни одной бабы с тех пор, как мы уехали из Никеи, а это затуманивает разум.
– Ты знаешь, какое наказание следует за изнасилование, – твердо сказал я. – Здешние жители тоже нумантийцы, хотя и присягали на верность Чардин Шеру. Твоя обязанность как солдата... как уоррент-офицера – защищать невинных, а не насиловать их.
– Да, сэр. Но... прошу вас , сэр, – в его глазах был нескрываемый ужас. Я выдержал его взгляд, и он снова опустил голову.
– Все в порядке, домициус Петре. Выполняйте приговор!
– Слушаюсь, сэр.
Час спустя те части полка, которые можно было собрать, выстроились перед высоким дубом, чьи обнаженные ветви угрожающе чернели на фоне серого осеннего неба. Вывели Варваро со связанными за спиной руками. Он увидел свисающую петлю и заплакал. Его пришлось вести под руки.
Петлю накинули ему на шею, несмотря на попытки уклониться, надели капюшон на голову и посадили на лошадь. Один из сержантов щелкнул кнутом по крупу животного. Лошадь заржала, шарахнулась в сторону, и Варваро вылетел из седла. Его ноги болтались в воздухе; он извивался всем телом, медленно погибая от удушья. Несмотря на запрет, один из сержантов бросился вперед, рванул его за ноги, и я услышал хруст ломающихся шейных позвонков.
Жестокая смерть по жестоким законам жестокой войны.
Обратно в свою штаб-квартиру я ехал в молчании, и Карьян, ехавший следом за мной, тоже не проронил ни слова.
Через несколько дней по армии распространился один забавный слух.
Разведчики остановили карету, судя по виду, явно принадлежавшую человеку из высшего общества. В карете находилась очень красивая молодая женщина и несколько сундуков с одеждой и украшениями.
Женщина заявила, что ее зовут Сикри Джабнил – да, та самая Сикри Джабнил! – и она требует, чтобы ее немедленно препроводили в штаб Провидца-Генерала. Никто из солдат не слышал о ней, но офицер на всякий случай решил удовлетворить ее требование. После тщательного обыска, вызвавшего возмущенные крики, ее провели через посты охраны и в конечном итоге доставили на командный пункт Провидца Тенедоса.
Ее неоднократно спрашивали, чего она хочет от командующего, но она отвечала, что эти сведения предназначаются только для ушей Провидца.
Полагаю, в Тенедосе проснулось любопытство – эта женщина была и, насколько мне известно, по-прежнему является весьма привлекательной особой. Кроме того, после неудачи с письмом от ландграфа Малебранша, он выставил все мыслимые магические заслоны от шпионов и убийц Чардин Шера.
Я не знаю, кто подслушивал их разговор, хотя мне очень хотелось бы узнать. Тенедос так и не рассказал мне об этом инциденте, Сикри тем более, а капитан Отман никогда ничего не говорил о своей личной жизни. Тем не менее, чье-то ухо оказалось в тот вечер достаточно близко к тенту палатки командующего.
Тенедос представился. Женщина сделала то же самое, поблагодарив за то, что он нашел время для разговора с ней. Он спросил, чего она хочет. Сикри разыграла сцену возмущения: неужели он никогда не слышал о ней? Она была знаменитостью в Полиситтарии, да и во всем Каллио, даже дважды исполняла свои песни в Никее и получила приглашение на костюмированный бал от Совета Десяти. Тенедос с присущей ему дипломатичностью извинился за свое невежество и снова поинтересовался, какое дело привело ее к нему.
Сикри хихикнула и сказала, что она наслышана о достоинствах Провидца, хотя этот ужасный Чардин Шер запретил любое упоминание его имени, и теперь желает лично убедиться в том, из какого материала сделаны великие волшебники.
– Дело в том, что я обожаю великих мужчин, – сообщила она с обезоруживающей прямотой. – А в вас я с самого начала ощущала истинное величие и с тех пор стала вашей поклонницей.
Тенедос проигнорировал комплимент.
– Значит, Чардин Шер по-прежнему находится в Полиситтарии?
– Насколько мне известно, да, – ответила Сикри. – Хотя мне нет дела до этого человечка и его глупых мелких амбиций. Я отвергла их, потому что я не предательница, а истинная патриотка Нумантии. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашему делу и исцелить раны нашей бедной страны.
Хорошие рассказчики излагали эту речь звенящим от волнения голосом и выдвигали предположения, что Сикри усовершенствовала один из тех монологов, с которыми выступала на сцене как трагическая актриса.
Тенедос поинтересовался, какой именно вклад в общее дело, по ее мнению, она могла бы внести.
– Ну как же, – ответила она низким, мурлыкающим голосом. – Мне сказали, что у вас нет никого, с кем вы могли бы разделить свои печали, кто мог бы помочь вам нести бремя ваших обязанностей.
– Вы имеете в виду, что хотели бы спать со мной? – осведомился Тенедос.
Сикри снова захихикала.
– Разве это не лучший способ, которым женщина может помочь мужчине?
Наступила очень долгая пауза. Безымянный слушатель уже заподозрил неладное, но тут Тенедос заговорил:
– Я глубоко польщен, моя дорогая леди, но, должно быть, вам известно, что по окончании этой военной компании я собираюсь вступить в брак. В настоящий момент я обручен.
– Ну и что с того? – с невинным видом спросила Сикри. – Разве призовой жеребец удовлетворяет только одну кобылу?
Снова наступила тишина, а затем Тенедос громким голосом вызвал к себе капитана Отмана. Певица начала проявлять признаки раздражения, но Провидец попросил ее замолчать. Через несколько минут маленький адъютант вошел в палатку.
– Капитан, это Сикри Джабнил, – представил Тенедос.
– Очень рад, моя леди.
– Она желает послужить нашему делу. Я согласился. Леди Джабнил, если вы хотите остаться с нами, то можете выполнить свое желание, оставшись в качестве маркитантки капитана Отмана и находясь под его защитой.
– Но...
– Либо это, либо в течение часа вас препроводят через наши посты и вышлют обратно в Полиситтарию. Выбор за вами.
Тенедос вышел из палатки, и тому, кто подслушивал разговор, пришлось бежать, поэтому то, что произошло в палатке между капитаном Отманом и певицей, навеки осталось тайной.
Однако через час ее багаж был перевезен в палатку адъютанта, и когда армия тронулась в путь на следующий день, она с довольным видом ехала в своей карете – единственная женщина, сопровождавшая нумантийскую армию.
Это противоречило нашей политике, но история была такой лакомой, что одно нарушение прошло незамеченным. В любом правиле бывают исключения.
Боюсь, я не смеялся, слушая этот рассказ: меня слишком беспокоило состояние Маран. За последнее время я получил от нее лишь два письма – короткие сообщения, где говорилось, что она выздоравливает после выкидыша и никаких осложнений не наблюдается.
Я долго мучал себя, размышляя, что и когда могло пойти не так, но в конце концов нашел силы загнать проблему в потаенные закоулки своего разума, до тех пор, пока не кончится война.
Местность, по которой мы двигались, постоянно повышалась. Мы вышли на широкое плато, где каллианские фермы стали мельче и перемежались лесными массивами. Армия двигалась медленнее, так как теперь рельеф изобиловал каньонами и оврагами, требовавшими тщательной разведки, прежде чем мы могли проехать мимо.
С началом Периода Штормов стало заметно холоднее. Над Каллио проносились сильные ветра; земля промерзала по ночам, а днем раскисала в трясину.
Мы находились меньше чем в неделе пути от Полиситтарии и задавались вопросом, когда каллианская армия примет бой.
Я скакал впереди вместе с разведчиками, когда мы выехали на окраину Великого Каллианского Леса. Он занимал весь дальний конец плато, распластавшись на местности, словно крылья огромной летучей мыши. Нам нужно было миновать центр полумесяца расчищенной и возделанной земли, а потом следовать по дорогам, ведущим вниз, к каллианской столице.
Там нас поджидала армия Чардин Шера.
Глава 27
Смерть в лесу
Это сражение должно было стать триумфом Чардин Шера. Он, или его главнокомандующий, обладал превосходным чувством местности. Его войска удерживали внутренний участок полумесяца, а лес, выглядевший непроходимым, защищал его с флангов. Чардин Шер занимал господствующее положение, а разделявший нас подъем почти не имел укрытий, за исключением нескольких рощиц, оврагов, отдельно стоящих ферм и крошечной деревеньки под названием Дабормида.
На передовой линии своей обороны каллианцы выкопали только один ряд неглубоких траншей. Это не означало, что они только что прибыли на место сражения, и не свидетельствовало об их лености или неосмотрительности. Нет, они почти наверняка рассчитывали отразить нашу атаку, нанести нам как можно бо льший урон, а затем отступить в лес.
По карте было видно, что ширина лесного массива в центре не превышает трех миль, поэтому каллианцы могли отступить на открытый участок с другой стороны и перестроиться. Когда наши солдаты, спотыкаясь, выйдут из чащи растянутым строем, они контратакуют и сокрушат нас.
Так думал я о замыслах врага; Тенедос и другие генералы согласились со мной.
– Однако именно здесь Чардин Шера ожидает другой сюрприз, – с мрачной улыбкой произнес Тенедос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84