Я даже поставлю свою подпись. Поставьте и вы свою - на тот случай, если посланник из Аламута настоящий.
- Нет.
- Как хотите.
Опять загремели шаги. Вновь ворвался возбужденный Ахмед.
- Господин! - еще с порога закричал он. - Аллах да благословит ваш ум и вашу проницательность. Кийа идет сюда!
- Пусть войдет. Аллах благословит его путь!
О том, как взволнован Габриэль, можно было догадаться, лишь взглянув на его руки. Вены набухли, пальцы теребят кисть пояса. Ахмед распоряжался споро. Два ассасина - коротышка, почти карлик и Мишель - спрятались за занавесью, отделяющей от комнаты нишу с кроватью. Еще один влез в шкаф. Сам Ахмед стал у окна. Всё было готово к встрече высокого гостя.
- Входите, входите же, благородный Бузург Умид.
- Господь да благословит этот кров, Габриэль! Вижу, ждал ты меня. Молодцом, молодцом!..
Ассасины ввели гостя. Лишь обостренная интуиция помогла Мелисанде узнать в нем Рошана. Лицо, походка, фигура - всё изменилось. Даже ростом он, казалось, стал меньше. Удивительное искусство перевоплощения!
Габриэль болезненно заморгал. Кийю он знал хорошо. Но вот беда: опять навалилась его старая беда. Лица людей стали дьявольскими рожами, а мир наполнили языки огня. А это значило, что ему грозит опасность.
- Что господин наш, а Кийа? Как поживает Старец Горы?
- Его здравие в полном порядке. Желаю тебе в точности такого же, Габриэль. - Ряженый окинул взглядом комнату: - Я что, не вовремя? У тебя франкская женщина.
- Это Мелисанда, дочь иерусалимского правителя. Она представляет короля Балдуина во всей его власти и силе. Вот только сомнительно мне: дозволено ли воину ислама заключать договор с женщиной?
- Отчего бы нет, Габриэль? - Гость взял со столика бумагу, пробежал ее взглядом. - Это ведь франки. У них всё не как у людей… - Бумага легла обратно на стол. Рошан повернулся к принцессе: - Можете подписать, госпожа. Теперь это не имеет никакого значения.
- Никакого, - подтвердил Габриэль. - Кроме того, что третье условие выполнено. Эй, кто там! Хватайте его!
Рошан даже не шелохнулся, когда ассасины повисли на его плечах. Кто-то сорвал с него чалму, у кого-то в кулаке осталась борода.
- Удивительная наглость, Рошан! - развел руками Габриэль. - Я ждал чего угодно, но не этого. Скажи ради Аллаха, зачем ты здесь? - Он брезгливо, двумя пальчиками поднял бороду гебра. - Неужели ты думал, что меня обманет этот маскарад?
- Твой человек, Зейд, перед смертью сказал, что ты хочешь меня зачем-то видеть. Он солгал?
- Нет. Он сказал истину. - Габриэль повернулся к ассасинам:
- Эй, свяжите его покрепче. Принесите вина и закусок, а сами отдыхайте. Аллах освободил нас от забот, подобно тому, как он это делает в пятницу.
- Хвала ему, ибо велик он! - нестройно отозвались ассасины. Мелко кланяясь, они ушли.
Габриэль опустился на ковер рядом с Мелисандой. Нетерпеливо побарабанил пальцами по столику:
- Нахальная девчонка, рыжий неуклюжий франк и Защитник Городов… Наверное, я сплю! - Он посмотрел на Рошана чуть ли не с мольбой: - Ну скажи, скажи, что за сюрприз ты приготовил? Так глупо отдаться в наши руки. Разве твоя жизнь не в моей власти?
Габриэль сделал знак. Мишель подал ему кинжал.
- Видишь это лезвие, гебр? Оно острее волосяного моста, что ждет грешников на пути в загробный мир. Скажи ради Аллаха: разве не могу я ткнуть им тебя в горло? А вот сидит глупая девчонка. И кто, скажи, помешает мне вырезать ей глаз?
Как ни отважна была Мелисанда, сердце ее дрогнуло. Один лишь Фаррох оставался спокоен.
- Кто тебе помешает? - переспросил он. - Да флорентийский кот. Часы мироздания идут бесшумно. Тиканье, бульканье, шорох песка - всё это нужно людям, чтобы придать вечности вещность. Всё-то мы хотим пощупать неизмеримое… Всё жаждем понюхать или попробовать его на вкус. Где-то в закоулках вселенной прячутся песочные часы с надписью: «Время удач Габриэля». Песок в них почти закончился. Последние песчинки соскользнули в узкое стеклянное горлышко. Их ждет отчаянное падение.
- Флорентийский кот? - Брови Габриэля поползли вверх. - Что это значит? Рошан?.. Принцесса?..
- Это значит, - четко разделяя слова, отвечала Мелисанда, - что ты, Габриэль, мерзавец и негодяй. Я предлагала честную сделку, но ты предпочел иной путь. Так получай же то, что причитается, и не жалуйся!
Удар! Звон!
Габриэлю показалось, что его ударили по запястью раскаленным молотком. Гулко задрожало оперение стрелы. Рука с кинжалом оказалась намертво пришпилена к столешнице.
- Ах, шайтан! - дернулся он. - Помогите!!
В доме поднялся крик. Насмерть перепуганный Мишель бросился к двери. Стрела воткнулась возле его ступни, заставив споткнуться.
- За флорентийского кота! - гремело повсюду. - За Мелисанду и короля!
Хрустнула рама. Аршамбо свесился с крыши с ножом в зубах. Прыжок - и храмовник оказался в комнате.
- Ага! Держитесь, сволочи! С нами святой Лонгин!
Габриэлю удалось наконец сломать пригвоздившую его стрелу. Он бросился к двери. Именно в этот миг коротышка Абдулла входил с подносом еды. Булочки, зловещие пирожки Юсуфа, чай. Всё это полетело на пол. Габриэль толкнул коротышку на нож Аршамбо, а сам бросился бежать.
- Стой, пес! - неслось ему вдогонку. - Кто бежит, тот сарацинская свинья!
«Живая свинья лучше дохлого пса», - подумал на бегу Габриэль. Ему удалось-таки получить нешуточную фору. Пока Аршамбо вытаскивал кинжал из умирающего Абдуллы, Тень уже выпрыгивал во двор. Следом, шаг в шаг, несся Мишель Злой Творец.
- Вы же не покинете меня, хозяин?! - завывал он. - Я ваш верный слуга!
- Нет, конечно. Сражайся за меня, слуга, и место в раю тебе обеспечено. Эй, сзади!
Мишель обернулся. За спиной его вырос Андре. Клинок метнулся к лицу ассасина и…
- Это мое ухо! - послышался вопль Злого Творца. - Эй, так нельзя! Я…
Что значило это «я», смог узнать только ангел смерти Азраил. Голова Мишеля кувыркнулась в пыльные заросли полыни. Андре же помчался следом за Габриэлем.
- Стой! Стой, мерзавец!
Повсюду звенели мечи. Жоффруа без промаха расстреливал с крыши ассасинов. Узнав, что Защитник Городов попал к ним в руки, батиниты утратили бдительность. Они забыли об ордене Храма.
И совершенно зря. Мессир Гуго де Пейн - не тот человек о котором следует забывать.
Аршамбо осторожно выглянул в дверь. Дом ходил ходуном; всюду дрались, кричали, стреляли. Откуда-то тянуло горелой кашей. Но на этаже ассасинов не было. Выражаясь языком моряков, сир де Сент-Аман оказался в центре бури, в ее мертвой зоне.
- Вы не ранены, сударыня? - вернулся он к Мелисанде.
- Благодарю, сир, нет. Но вот о Гуго и Рошане следует позаботиться.
Храмовник кивнул и принялся перерезать веревки на руках пленников. Гуго де Пюизе пыжился, как драчливый воробей. Выглядел он смешно и жалко, но Аршамбо со всей серьезностью поздравил его с освобождением принцессы. Так, словно все заслуги в этом деле принадлежали исключительно ему. Мальчишечье самолюбие - вещь серьезная.
Рошан смотрел на происходящее с изрядной долей иронии. Вскоре храмовник перешел к нему:
- Ты жив, бродяга! А я-то боялся, что ассасины порезали тебя в ремни. Являлся бы ты мне тогда во сне как святой Геминиан Аттиле.
- Я знаю Габриэля, - ответил Рошан. - Он любит поговорить. В нем умер прекрасный сказочник, собиратель историй.
- Думаю, сейчас он умер второй раз. Легче святому Себастьяну бежать с расстрельного столба, чем ассасину прорваться мимо Гундомара, Андре и Годфруа. Пойдем, посмотрим, как у них дела.
Побоище подходило к концу. Как ни крепилась Мелисанда, но на лестнице, заваленной трупами, ей стало дурно. Рошан первым сообразил, что происходит. Он подхватил девушку на руки и унес к открытому окну. Там принцессу вырвало. Гуго де Пюизе держался изо всех сил, но и ему, судя по тому, как он побледнел, приходилось несладко.
На улице царил ад. Воняло кровью, подгорелой кашей, изрубленной в клочья полынью. Повсюду валялись трупы ассасинов. С небесной выси на побоище взирало равнодушное солнце.
Гундомар, Годфруа и Пэйн де Мондидье азартно бились с последним из уцелевших. Исчерканное белыми шрамами лицо Ахмеда налилось кровью. Один против трех - он и не думал сдаваться, хоть и приходилось ему несладко.
- За все цветочные горшки, что ты разбил! - орал Гундомар, атакуя.
- За христианские святыни, что ты осквернил! - вторил ему Годфруа.
Пэйн всё не мог придумать, в чем обвинить ассасина.
- За… за… - бормотал он. Его осенило: - За спиной!
Ахмед оглянулся. Все трое тут же сделали выпад. Не тут-то было! Ассасин элегантно уклонился и запрыгнул на поломанную арбу, стоявшую у дувала.
- А ну подходите, кафиры! Аллах свидетель, ярость стала моей душой.
- У флорентийца! - ринулся в атаку Пэйн. На него накатило вдохновение. - У флорентийца - славный кот!
С каждым ударом рождалась очередная строчка «шедевра»:
- У флорентийца славный кот!
Его боятся даже лоси!
Храмовником зовется тот,
Кто друга в черный час не бросит!
Гуго де Пейн махнул рукой:
- Ладно, братья. Хватит валять дурака. - Он возвысил голос: - Эй, сарацин, сдавайся! У нас есть сир Аршамбо, и мы не побоимся пустить его в ход.
Аршамбо, Мелисанда, Рошан и де Пюизе как раз появились на крыльце. При виде их Ахмед понурился:
- Этот нечестивец, что дерется двумя мечами? Ладно, сдаюсь.
- Давно бы так.
- Но, видит Аллах, меча моего вы не получите, - Ахмед артистичным жестом бросил клинок через забор.
- Вот сволочь!
- Ладно, - пожал плечами магистр. - Это всё равно. Мы не собираемся тебя убивать или держать в плену. Ты отправишься в Аламут, расскажешь, что здесь случилось. Пусть запомнят, что обманывать франков - себе дороже.
- Как знаешь, франк. Но я расскажу больше, чем ты думаешь.
Руки ассасина скользнули к поясу. Блеснул метательный нож. Кому он предназначался, не оставалось ни малейших сомнений.
- Ме-елис!!
Рошан и Гуго ринулись к принцессе. Аршамбо выхватил меч.
Все они опоздали.
Кувыркаясь в воздухе, нож отправился в полет.
Но если бы кто-нибудь дал себе труд заглянуть в глаза ассасина, он обнаружил бы там… удивление.
Перед смертью ему открылась его судьба. Время замедлило бег. Ассасин увидел стрелу, что летела сверху. Нож врезался в древко, отскочил и чиркнул Ахмеда по щеке. На лице его распахнулась рана, которой уже не суждено было стать шрамом.
В следующий миг меч, брошенный рукой Аршамбо, вошел ему в живот.
- Прекрасный выстрел, - похвалил Рошан. - Кто это у вас так стреляет?
- Жоффруа, кто же еще, - неохотно отозвался магистр. Ему хватало дел: Мелисанда всё-таки потеряла сознание. Хоть и дочь крестоносца, хоть и не в тепличных условиях росла, да жара, вонь крови и перенесенные опасности сделали свое дело.
Крестоносцы расстелили на крыльце плащи. Молчаливый Андре принес воды и принялся хлопотать вокруг девушки. Скоро она открыла глаза.
- Хвала Иисусу, она жива! - радостно загомонили рыцари. - Жива!
Магистр вытер со лба пот:
- Где Жоффруа?
- Я здесь, мессир.
- Преклони колена, мошенник. - В глазах де Пейна блестели слезы. - Сынок, словами не передать, как я тобой горжусь… - Голос его сорвался. - Вот прими… Это малый знак моей признательности…
Магистр снял с шеи золотую цепь и надел ее на коленопреклоненного храмовника.
- Жоффруа, ты единственный из нас не являешься рыцарем. Но клянусь спасением души, это ненадолго. Ты заслужил эту честь. - Он выхватил из ножен меч и плашмя огрел им по спине юношу: - Встаньте же, сир Жоффруа!
Новоиспеченный рыцарь поднялся с колен. Храмовники бросились обнимать и поздравлять его. Мелисанда от души расцеловала своего спасителя. Когда гром оваций отгремел, магистр незаметно поинтересовался у Жоффруа:
- А ответьте-ка мне, сир мошенник, на такой вопрос. Отчего, когда мы мчались сюда, вы с сиром Аршамбо ехали на одной лошади?
- Э-э… мнэ-э…
- Ясно. До конца лета - кухня, кухня и кухня. С Аршамбо будет отдельный разговор. Пункт двести пятьдесят первый уложения о наказаниях как раз про него писан.
МЕЛИСАНДА, ИЛИ НОВОЕ РОЖДЕНИЕ ХРАМА
В антиохийской штаб-квартире ордена жизнь кипела и бурлила. Годфруа с утра засел за проект орденского знамени. Вариантов было два: черное (практично и немарко) и белое (на солнце не выцветает). Эти два достоинства предстояло как-то объединить. Пэйн де Мондидье плавал в неверном море рифм. Андре возился с новичками.
- Мессир! - донесся со двора ликующий голос Жоффруа. - Тут к вам народу-то! народу! И все, говорят, в храмовники вступать.
- Пусть ими Андре займется, - приказал магистр. - Я занят.
- Слушаюсь, мессир.
Гуго лукавил, никакие особенные занятия его не обременяли. Просто он устал, последние деньки выдались тяжелыми. Мессиру де Пейну пришлось оправдываться перед Боэмундом и коннетаблем Антиохии. Преступления, в которых обвиняли храмовников, выглядели очень серьезными. Чего стоила рука командира стражи, которую отсек Аршамбо!
Но, к счастью, Храм обелил себя. Документы, найденные в доме ассасинов, неопровержимо свидетельствовали, что некоторые антиохийские стражники вступили в сговор с Аламутом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Нет.
- Как хотите.
Опять загремели шаги. Вновь ворвался возбужденный Ахмед.
- Господин! - еще с порога закричал он. - Аллах да благословит ваш ум и вашу проницательность. Кийа идет сюда!
- Пусть войдет. Аллах благословит его путь!
О том, как взволнован Габриэль, можно было догадаться, лишь взглянув на его руки. Вены набухли, пальцы теребят кисть пояса. Ахмед распоряжался споро. Два ассасина - коротышка, почти карлик и Мишель - спрятались за занавесью, отделяющей от комнаты нишу с кроватью. Еще один влез в шкаф. Сам Ахмед стал у окна. Всё было готово к встрече высокого гостя.
- Входите, входите же, благородный Бузург Умид.
- Господь да благословит этот кров, Габриэль! Вижу, ждал ты меня. Молодцом, молодцом!..
Ассасины ввели гостя. Лишь обостренная интуиция помогла Мелисанде узнать в нем Рошана. Лицо, походка, фигура - всё изменилось. Даже ростом он, казалось, стал меньше. Удивительное искусство перевоплощения!
Габриэль болезненно заморгал. Кийю он знал хорошо. Но вот беда: опять навалилась его старая беда. Лица людей стали дьявольскими рожами, а мир наполнили языки огня. А это значило, что ему грозит опасность.
- Что господин наш, а Кийа? Как поживает Старец Горы?
- Его здравие в полном порядке. Желаю тебе в точности такого же, Габриэль. - Ряженый окинул взглядом комнату: - Я что, не вовремя? У тебя франкская женщина.
- Это Мелисанда, дочь иерусалимского правителя. Она представляет короля Балдуина во всей его власти и силе. Вот только сомнительно мне: дозволено ли воину ислама заключать договор с женщиной?
- Отчего бы нет, Габриэль? - Гость взял со столика бумагу, пробежал ее взглядом. - Это ведь франки. У них всё не как у людей… - Бумага легла обратно на стол. Рошан повернулся к принцессе: - Можете подписать, госпожа. Теперь это не имеет никакого значения.
- Никакого, - подтвердил Габриэль. - Кроме того, что третье условие выполнено. Эй, кто там! Хватайте его!
Рошан даже не шелохнулся, когда ассасины повисли на его плечах. Кто-то сорвал с него чалму, у кого-то в кулаке осталась борода.
- Удивительная наглость, Рошан! - развел руками Габриэль. - Я ждал чего угодно, но не этого. Скажи ради Аллаха, зачем ты здесь? - Он брезгливо, двумя пальчиками поднял бороду гебра. - Неужели ты думал, что меня обманет этот маскарад?
- Твой человек, Зейд, перед смертью сказал, что ты хочешь меня зачем-то видеть. Он солгал?
- Нет. Он сказал истину. - Габриэль повернулся к ассасинам:
- Эй, свяжите его покрепче. Принесите вина и закусок, а сами отдыхайте. Аллах освободил нас от забот, подобно тому, как он это делает в пятницу.
- Хвала ему, ибо велик он! - нестройно отозвались ассасины. Мелко кланяясь, они ушли.
Габриэль опустился на ковер рядом с Мелисандой. Нетерпеливо побарабанил пальцами по столику:
- Нахальная девчонка, рыжий неуклюжий франк и Защитник Городов… Наверное, я сплю! - Он посмотрел на Рошана чуть ли не с мольбой: - Ну скажи, скажи, что за сюрприз ты приготовил? Так глупо отдаться в наши руки. Разве твоя жизнь не в моей власти?
Габриэль сделал знак. Мишель подал ему кинжал.
- Видишь это лезвие, гебр? Оно острее волосяного моста, что ждет грешников на пути в загробный мир. Скажи ради Аллаха: разве не могу я ткнуть им тебя в горло? А вот сидит глупая девчонка. И кто, скажи, помешает мне вырезать ей глаз?
Как ни отважна была Мелисанда, сердце ее дрогнуло. Один лишь Фаррох оставался спокоен.
- Кто тебе помешает? - переспросил он. - Да флорентийский кот. Часы мироздания идут бесшумно. Тиканье, бульканье, шорох песка - всё это нужно людям, чтобы придать вечности вещность. Всё-то мы хотим пощупать неизмеримое… Всё жаждем понюхать или попробовать его на вкус. Где-то в закоулках вселенной прячутся песочные часы с надписью: «Время удач Габриэля». Песок в них почти закончился. Последние песчинки соскользнули в узкое стеклянное горлышко. Их ждет отчаянное падение.
- Флорентийский кот? - Брови Габриэля поползли вверх. - Что это значит? Рошан?.. Принцесса?..
- Это значит, - четко разделяя слова, отвечала Мелисанда, - что ты, Габриэль, мерзавец и негодяй. Я предлагала честную сделку, но ты предпочел иной путь. Так получай же то, что причитается, и не жалуйся!
Удар! Звон!
Габриэлю показалось, что его ударили по запястью раскаленным молотком. Гулко задрожало оперение стрелы. Рука с кинжалом оказалась намертво пришпилена к столешнице.
- Ах, шайтан! - дернулся он. - Помогите!!
В доме поднялся крик. Насмерть перепуганный Мишель бросился к двери. Стрела воткнулась возле его ступни, заставив споткнуться.
- За флорентийского кота! - гремело повсюду. - За Мелисанду и короля!
Хрустнула рама. Аршамбо свесился с крыши с ножом в зубах. Прыжок - и храмовник оказался в комнате.
- Ага! Держитесь, сволочи! С нами святой Лонгин!
Габриэлю удалось наконец сломать пригвоздившую его стрелу. Он бросился к двери. Именно в этот миг коротышка Абдулла входил с подносом еды. Булочки, зловещие пирожки Юсуфа, чай. Всё это полетело на пол. Габриэль толкнул коротышку на нож Аршамбо, а сам бросился бежать.
- Стой, пес! - неслось ему вдогонку. - Кто бежит, тот сарацинская свинья!
«Живая свинья лучше дохлого пса», - подумал на бегу Габриэль. Ему удалось-таки получить нешуточную фору. Пока Аршамбо вытаскивал кинжал из умирающего Абдуллы, Тень уже выпрыгивал во двор. Следом, шаг в шаг, несся Мишель Злой Творец.
- Вы же не покинете меня, хозяин?! - завывал он. - Я ваш верный слуга!
- Нет, конечно. Сражайся за меня, слуга, и место в раю тебе обеспечено. Эй, сзади!
Мишель обернулся. За спиной его вырос Андре. Клинок метнулся к лицу ассасина и…
- Это мое ухо! - послышался вопль Злого Творца. - Эй, так нельзя! Я…
Что значило это «я», смог узнать только ангел смерти Азраил. Голова Мишеля кувыркнулась в пыльные заросли полыни. Андре же помчался следом за Габриэлем.
- Стой! Стой, мерзавец!
Повсюду звенели мечи. Жоффруа без промаха расстреливал с крыши ассасинов. Узнав, что Защитник Городов попал к ним в руки, батиниты утратили бдительность. Они забыли об ордене Храма.
И совершенно зря. Мессир Гуго де Пейн - не тот человек о котором следует забывать.
Аршамбо осторожно выглянул в дверь. Дом ходил ходуном; всюду дрались, кричали, стреляли. Откуда-то тянуло горелой кашей. Но на этаже ассасинов не было. Выражаясь языком моряков, сир де Сент-Аман оказался в центре бури, в ее мертвой зоне.
- Вы не ранены, сударыня? - вернулся он к Мелисанде.
- Благодарю, сир, нет. Но вот о Гуго и Рошане следует позаботиться.
Храмовник кивнул и принялся перерезать веревки на руках пленников. Гуго де Пюизе пыжился, как драчливый воробей. Выглядел он смешно и жалко, но Аршамбо со всей серьезностью поздравил его с освобождением принцессы. Так, словно все заслуги в этом деле принадлежали исключительно ему. Мальчишечье самолюбие - вещь серьезная.
Рошан смотрел на происходящее с изрядной долей иронии. Вскоре храмовник перешел к нему:
- Ты жив, бродяга! А я-то боялся, что ассасины порезали тебя в ремни. Являлся бы ты мне тогда во сне как святой Геминиан Аттиле.
- Я знаю Габриэля, - ответил Рошан. - Он любит поговорить. В нем умер прекрасный сказочник, собиратель историй.
- Думаю, сейчас он умер второй раз. Легче святому Себастьяну бежать с расстрельного столба, чем ассасину прорваться мимо Гундомара, Андре и Годфруа. Пойдем, посмотрим, как у них дела.
Побоище подходило к концу. Как ни крепилась Мелисанда, но на лестнице, заваленной трупами, ей стало дурно. Рошан первым сообразил, что происходит. Он подхватил девушку на руки и унес к открытому окну. Там принцессу вырвало. Гуго де Пюизе держался изо всех сил, но и ему, судя по тому, как он побледнел, приходилось несладко.
На улице царил ад. Воняло кровью, подгорелой кашей, изрубленной в клочья полынью. Повсюду валялись трупы ассасинов. С небесной выси на побоище взирало равнодушное солнце.
Гундомар, Годфруа и Пэйн де Мондидье азартно бились с последним из уцелевших. Исчерканное белыми шрамами лицо Ахмеда налилось кровью. Один против трех - он и не думал сдаваться, хоть и приходилось ему несладко.
- За все цветочные горшки, что ты разбил! - орал Гундомар, атакуя.
- За христианские святыни, что ты осквернил! - вторил ему Годфруа.
Пэйн всё не мог придумать, в чем обвинить ассасина.
- За… за… - бормотал он. Его осенило: - За спиной!
Ахмед оглянулся. Все трое тут же сделали выпад. Не тут-то было! Ассасин элегантно уклонился и запрыгнул на поломанную арбу, стоявшую у дувала.
- А ну подходите, кафиры! Аллах свидетель, ярость стала моей душой.
- У флорентийца! - ринулся в атаку Пэйн. На него накатило вдохновение. - У флорентийца - славный кот!
С каждым ударом рождалась очередная строчка «шедевра»:
- У флорентийца славный кот!
Его боятся даже лоси!
Храмовником зовется тот,
Кто друга в черный час не бросит!
Гуго де Пейн махнул рукой:
- Ладно, братья. Хватит валять дурака. - Он возвысил голос: - Эй, сарацин, сдавайся! У нас есть сир Аршамбо, и мы не побоимся пустить его в ход.
Аршамбо, Мелисанда, Рошан и де Пюизе как раз появились на крыльце. При виде их Ахмед понурился:
- Этот нечестивец, что дерется двумя мечами? Ладно, сдаюсь.
- Давно бы так.
- Но, видит Аллах, меча моего вы не получите, - Ахмед артистичным жестом бросил клинок через забор.
- Вот сволочь!
- Ладно, - пожал плечами магистр. - Это всё равно. Мы не собираемся тебя убивать или держать в плену. Ты отправишься в Аламут, расскажешь, что здесь случилось. Пусть запомнят, что обманывать франков - себе дороже.
- Как знаешь, франк. Но я расскажу больше, чем ты думаешь.
Руки ассасина скользнули к поясу. Блеснул метательный нож. Кому он предназначался, не оставалось ни малейших сомнений.
- Ме-елис!!
Рошан и Гуго ринулись к принцессе. Аршамбо выхватил меч.
Все они опоздали.
Кувыркаясь в воздухе, нож отправился в полет.
Но если бы кто-нибудь дал себе труд заглянуть в глаза ассасина, он обнаружил бы там… удивление.
Перед смертью ему открылась его судьба. Время замедлило бег. Ассасин увидел стрелу, что летела сверху. Нож врезался в древко, отскочил и чиркнул Ахмеда по щеке. На лице его распахнулась рана, которой уже не суждено было стать шрамом.
В следующий миг меч, брошенный рукой Аршамбо, вошел ему в живот.
- Прекрасный выстрел, - похвалил Рошан. - Кто это у вас так стреляет?
- Жоффруа, кто же еще, - неохотно отозвался магистр. Ему хватало дел: Мелисанда всё-таки потеряла сознание. Хоть и дочь крестоносца, хоть и не в тепличных условиях росла, да жара, вонь крови и перенесенные опасности сделали свое дело.
Крестоносцы расстелили на крыльце плащи. Молчаливый Андре принес воды и принялся хлопотать вокруг девушки. Скоро она открыла глаза.
- Хвала Иисусу, она жива! - радостно загомонили рыцари. - Жива!
Магистр вытер со лба пот:
- Где Жоффруа?
- Я здесь, мессир.
- Преклони колена, мошенник. - В глазах де Пейна блестели слезы. - Сынок, словами не передать, как я тобой горжусь… - Голос его сорвался. - Вот прими… Это малый знак моей признательности…
Магистр снял с шеи золотую цепь и надел ее на коленопреклоненного храмовника.
- Жоффруа, ты единственный из нас не являешься рыцарем. Но клянусь спасением души, это ненадолго. Ты заслужил эту честь. - Он выхватил из ножен меч и плашмя огрел им по спине юношу: - Встаньте же, сир Жоффруа!
Новоиспеченный рыцарь поднялся с колен. Храмовники бросились обнимать и поздравлять его. Мелисанда от души расцеловала своего спасителя. Когда гром оваций отгремел, магистр незаметно поинтересовался у Жоффруа:
- А ответьте-ка мне, сир мошенник, на такой вопрос. Отчего, когда мы мчались сюда, вы с сиром Аршамбо ехали на одной лошади?
- Э-э… мнэ-э…
- Ясно. До конца лета - кухня, кухня и кухня. С Аршамбо будет отдельный разговор. Пункт двести пятьдесят первый уложения о наказаниях как раз про него писан.
МЕЛИСАНДА, ИЛИ НОВОЕ РОЖДЕНИЕ ХРАМА
В антиохийской штаб-квартире ордена жизнь кипела и бурлила. Годфруа с утра засел за проект орденского знамени. Вариантов было два: черное (практично и немарко) и белое (на солнце не выцветает). Эти два достоинства предстояло как-то объединить. Пэйн де Мондидье плавал в неверном море рифм. Андре возился с новичками.
- Мессир! - донесся со двора ликующий голос Жоффруа. - Тут к вам народу-то! народу! И все, говорят, в храмовники вступать.
- Пусть ими Андре займется, - приказал магистр. - Я занят.
- Слушаюсь, мессир.
Гуго лукавил, никакие особенные занятия его не обременяли. Просто он устал, последние деньки выдались тяжелыми. Мессиру де Пейну пришлось оправдываться перед Боэмундом и коннетаблем Антиохии. Преступления, в которых обвиняли храмовников, выглядели очень серьезными. Чего стоила рука командира стражи, которую отсек Аршамбо!
Но, к счастью, Храм обелил себя. Документы, найденные в доме ассасинов, неопровержимо свидетельствовали, что некоторые антиохийские стражники вступили в сговор с Аламутом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45