Я ерзал в удобном кресле, как на иголках Скорей допить кофе и смыться отсюда!
– Не привыкли вы еще к славе, – констатировал сержант.
Какая дерзость! Как он смеет меня поучать?!
– Пардон? – ледяным тоном процедил я.
– Видать, я только что схоронил свою карьеру? Извините, сэр.
– Есть вещи, о которых… – начал я с негодованием и осекся. Чего я окрысился? Сам же пригласил его выпить кофе, а значит, дружески поболтать, а теперь затыкаю ему рот. Нехорошо. Пригасив гнев, я встал, подошел к окну. На плацу все еще маршировали кадеты. – Верно, сержант, не привык я к славе. Честно говорю, она мне в тягость.
Снова воцарилась тишина, но на этот раз сержант молчал с другим выражением. Наконец он задумчиво произнес:
– Странно. Другие многое отдали б, чтобы оказаться на вашем месте.
– Не пожелал бы вам оказаться на моем месте, – сказал я с видом приговоренного к смерти.
– У нас в Академии все были уверены, что вам дадут корабль. Никто не верил слухам, будто вас отстранят от полетов.
Из коридора донесся звонок. В Академии он не означает, что можно захлопнуть карманные компьютеры и радостно броситься на перемену. Урок заканчивается лишь после команды преподавателя, а она может поступить и через несколько минут после звонка.
– Я сам отказался от корабля.
– Вы нужны флоту, сэр.
Опять! Что они, сговорились все, что ли?! Талдычат одно и то же! Сейчас этот сержант, как и сенатор Боланд, начнет объяснять, что флоту нужны герои, особенно в военное время, а война с космическими рыбами вот-вот разразится совсем рядом с Землей. Но сержант завел речь о другом:
– Понимаете… Академия закоснела. Я обернулся. Он грустно смотрел себе под ноги на ковер.
– Что вы имеете в виду? – нетерпеливо спросил я.
– Не подумайте, что я недоволен сложившимися здесь порядками, сэр. Традиции, конечно, нужны, они укрепляют порядок. – Он подошел к окну, задумчиво посмотрел на плац, на вертолетную площадку. – Я согласен, что начальник Академии должен держать дистанцию, не позволять своим подчиненным фамильярности, иначе его авторитет упадет, он потеряет ореол кумира, которому подчиняются не по принуждению, а с благоговением. Но порой традиции заходят слишком далеко. Ваш предшественник Керси иногда держал уж слишком большую дистанцию. Он очень уважает традиции, очень в них верит, сэр.
Я понял, что сержант Ибарес говорит от чистого сердца. Упрекать его за это нельзя. Я глянул на часы.
– Ваша точка зрения мне понятна. Пора на ужин. – Я протянул ему руку.
На столе конференц-зала оставалось еще четыреста двадцать папок с личными делами кандидатов в кадеты. Разумеется, их копии хранились в памяти компьютера Академии, поэтому мы, члены приемной комиссии, могли бы не шуршать сотнями листов, как в старину, а просматривать тексты на экранах. Так было бы быстрей и удобнее. Однако досье, отпечатанное на бумаге, – одна из тех старых традиций, о которых говорил сержант Ибарес.
– Какие еще будут предложения? – спросил начальник Академии Керси.
– Мне кажется, мы сформировали достаточно хорошие пропорции и по национальному составу, и по континентам. Возрастной состав тоже. неплохой, хотя в этом году оказалось больше четырнадцатилетних, – осторожно высказался лейтенант Дарвин Слик.
Эдгар Толливер, сидевший рядом со мной, не подавал голоса, рисовал в своем блокнотике каких-то чертиков.
– А что скажете вы, мистер Сифорт? Откуда мне знать, кого выбрать? Я не могу судить о людях лишь по их анкетам. Вот, например, лейтенанта Толливера я хорошо знаю. Я не переваривал его, еще когда был кадетом. И почему я от него не отделался? А ведь была прекрасная возможность.
– У меня нет… – начал я, но в этот момент Толливер подсунул мне свой дурацкий блокнот. Я хотел было отшвырнуть его, но вовремя заметил в нем дважды подчеркнутую фамилию Теро. – Как насчет Теро? – автоматически спросил я и только после этого допер, что вовсе не собирался идти на поводу у Толливера.
– Кто это такой? Тот парижанин? – спросил Керси.
– Так точно, сэр, – ответил вместо меня Толливер.
– Если вы так настаиваете, мы можем рассмотреть его кандидатуру повторно, – недовольно произнес Керси с тем самым выражением, которого я так страшился, когда был кадетом.
Ни на чем я не собирался настаивать и хотел лишь одного – побыстрее смыться отсюда, но недовольство Керси пробудило во мне демона противоречия, и я сказал:
– Мне бы хотелось включить Жака Теро в список.
– Ладно, – пожал плечами Керси. – Вы тоже имеете право голоса. Дарвин, внесите Теро в список вместо триста восьмидесятого номера.
– Есть, сэр, – ответил лейтенант Слик и произвел указанное изменение.
Сразу после заседания приемной комиссии я в сопровождении Толливера поспешил домой, вернее, в свою новую квартиру в офицерской гостинице. До отлета в Нью-Йорк к Анни оставалась всего пара часов. У Толливера, как только он проводит меня до вертолета, будет целая неделя свободы.
– Почему вы предложили Теро? – спросил я у него на ходу, автоматически козыряя по пути кадетам, старательно отдававшим мне честь.
– А почему бы и нет? Разве он хуже других?
Я резко остановился. Толливер пронесся еще пару метров, вдруг понял, что я куда-то исчез, и вернулся ко мне.
– Отвечайте! – приказал я.
– Сам не знаю, – пожал он плечами. – Наверно, потому, что он вначале был в списке принятых, а потом его оттуда выкинули, чтоб принять русского ради соблюдения национальных пропорций, хотя русский сдал экзамены хуже.
– Вы идеалист? Поборник справедливости?
– Называйте это как хотите, сэр. Мне кажется, я поступил правильно. Если вы не согласны, тогда почему не возразили на комиссии?
– Лучше последите за своими манерами! – вспылил я, потому что никакого разумного возражения мне в голову не приходило.
– Есть последить, сэр, – нагло ответил Толливер. Что ты с ним будешь делать? Он просто неисправим! Вскоре мой мучитель с удовольствием наблюдал, как вертолет уносил меня к Лондонскому космопорту.
2
Клиника была построена на бывшей автомобильной стоянке. Когда-то там находился огромный «Янки-Стадион». Но военный комендант Нью-Йорка решил, что футбольные матчи и прочие варварские зрелища чреваты массовыми драками болельщиков. С тех давних пор стадион зарос сорняками, а стены его местами разрушились. Он напоминал древнеримский Колизей. Контрастом ему было современное здание клиники, обрамленное аккуратно подстриженными газонами. Этот островок благополучия располагался за крепким высоким забором с колючей проволокой. Вокруг были беспорядочно разбросаны хибары бедноты, обитателей так называемого Нижнего Нью-Йорка.
Клиника тщательно охранялась. Скрытые камеры зорко следили за каждым сантиметром территории. В прочных, но красиво отделанных дверях и воротах таились детекторы, способные обнаружить любое оружие и взрывчатку. Все эти охранные навороты можно встретить в любом крупном городе Земли, не только в Нью-Йорке; они давно превратились в неотъемлемую часть урбанистической жизни. В прошлом году только благодаря детекторам пластиковой взрывчатки удалось предотвратить покушение на мэра Лондона Раджни Сивата. Встреча с доктором О'Нейлом была назначена на два часа пополудни. Я прибыл в клинику вовремя, но мне передали, что доктор задерживается на неопределенное время. Тогда я попытался что-то разузнать у его медсестры, миссис Тальбот, когда мы вместе шли по длинным коридорам. Но она то разговаривала по радиотелефону, то заглядывала к своим коллегам. Пришлось мне набраться терпения и смиренно дожидаться, пока эта болтушка соизволит довести меня до тихого местечка. Наконец мы были на месте.
– Разумеется, вы можете увидеться со своей женой, капитан Сифорт, – застрекотала она. – Доктор сказал, что ваши визиты пойдут ей на пользу, если, конечно, вы оба хотите встречи.
– Ей ведь свойственны перепады настроения? Не расскажете об этом поподробнее? – попросил я.
– Это обычное явление на такой стадии, – небрежно махнула она рукой, как будто речь шла о каком-то пустяке. Но для меня это была трагедия! – Ваша жена проходит сложный курс лечения для восстановления баланса гормонов. Доктор очень тщательно следит за работой ее эндокринных желез и вносит корректировки после каждого анализа крови.
Ох, бедная Анни! В отчаянии я комкал свою фуражку.
– А кроме того, – понизила голос миссис Тальбот, – ваша жена пережила тяжелую психическую травму, так что дело тут не только в балансе гормонов.
Конечно! До изнасилования она пережила хаос и панику, когда космические рыбы метнули в Сентралтаун астероид. До этого был голод на «Дерзком». Бедная Анни!
– Вдобавок, у нее прошлое беспризорницы, – вкрадчиво приговаривала миссис Тальбот, – а это тоже неблагоприятный фактор.
Зачем она напоминает мне об этих кошмарах?
Много десятилетий тому назад на Нижний Нью-Йорк махнули рукой и отдали его на растерзание беспризорникам, наводнявшим его разрушающиеся улицы. С тех пор там идет непрерывная и жестокая война банд, состоящих из латиноамериканцев, негров и азиатов, от которых цивилизованные жители Верхнего Нью-Йорка оградились высоченными заборами и современнейшими охранными системами. Между собой «верхние» называют «нижних» чернью и отбросами, а при «черни» старательно избегают обидных слов, чтобы не поплатиться за такое смертельное оскорбление жизнью.
Вот в этих «нижних» трущобах и прошло детство Анни. Она была в одной банде с Эдди Боссом, которого я во время трудного полета на «Дерзком» зачислил в рядовые Военно-Космических Сил. Позже он верой и правдой служил мне и на Надежде. Я долго верил в Эдди Боссу, но одной страшной ночью в Сентралтауне я застал его в постели с Анни. Она к тому времени уже была моей женой, и я отправил его с первым же кораблем (им оказался «Ватерлоо») прочь за много световых лет к дальним планетам.
– Вам обоим пришлось столько вынести, капитан. Представляю, какой ужасный след оставили эти испытания в ваших душах.
– Что было – то прошло, – пробормотал я, едва сдерживая свои истинные чувства.
– Теперь вы без того страшного… То есть я хотела сказать, после выздоровления вы выглядите гораздо лучше.
Без того страшного пятна на щеке, хотела сказать она. По возвращении с Надежды хирурги-косметологи так поработали над моим лицом, что от ожога не осталось и следа.
– А теперь, если позволите, я бы хотел увидеться с женой. – И побыстрее отделаться от бесцеремонной миссис Тальбот.
– Пожалуйста. – Она встала, мы вышли в коридор. – Доктор разрешает миссис Сифорт гулять по всей территории клиники. Проводить вас до ее палаты?
– Нет, спасибо, я помню дорогу. Скажите… у вас есть дети?
– Да. двое. Кэти и Джон.
– У вас есть их фото?
– На столе. Хотите взглянуть?
– Очень.
Мы вернулись в кабинет. На столе лежала не голограмма, а обычная фотография в старинном стиле. Я вынул из кармана ручку.
– Можно сделать надпись?
– Конечно, – улыбнулась миссис Тальбот, польщенная таким вниманием.
Я написал: «Кэти и Джону с благодарностью за заботу и помощь их матери. Николас Э. Сифорт, капитан Военно-Космических Сил».
– Благодарю, капитан! – радостно пропела миссис Тальбот, прижимая фотографию к груди. – Большое спасибо!
Я вышел из кабинета внешне спокойный, но внутри у меня все кипело. Такие, как миссис Тальбот, готовы прогибаться перед любым, чьи физиономии пестрят на обложках журналов. Фу! Но ради Анни я стерплю и не такое. Лишь бы к моей жене относились заботливо.
Мы сидели с ней на диване в светлой комнате отдыха. Одну руку я положил на спинку дивана, а сжатый от ярости кулак другой сунул в карман.
– Зря ты тратишь время на поездки ко мне, – равнодушно говорила Анни, угрюмо уставившись в стену.
– Я так хотел увидеться с тобой. Я навещал бы тебя каждый день, если бы это было возможно. – Мне хотелось придвинуться к ней ближе, но я не решался. Мои прикосновения порой вызывали у нее нервные взрывы. – Жаль, что сегодня у тебя неважное настроение.
– Нормальное настроение! – вспылила она.
– Анни, я люблю тебя. – Я затаил дыхание. Что она на это скажет?
– Ну и что, Никки? Этого мало, – презрительно скривилась она.
Мой кулак в кармане сжимался так, что болели пальцы. Я едва заставил себя их разжать.
– Чего тебе не хватает? Что еще для тебя сделать?
– Ничего. Зачем ты засунул меня в эту клинику?!
– Забрать тебя отсюда?
– Да! Нет! Я уже не знаю, чего хочу! Это ты и их чертовы таблетки довели меня до такого!
Я непроизвольно подвинулся к ней, но она резко отпрянула, как от зачумленного. Меня охватило отчаяние. Она тут же смягчилась:
– Ладно, пойдем прогуляемся.
Мы вышли из здания, в тягостном молчании побрели по дорожкам между газонами. Наконец Анни взяла меня за руку и виновато заговорила:
– Никки, я не хотела на тебя кричать. Сама не знаю, что на меня нашло. Знаешь, доктор О'Нейл говорит, что моя болезнь проходит. Ты сможешь дождаться моего выздоровления?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62