Присоски корабельного воздушного шлюза неторопливо вышли из соответствующих частей шлюза причала. Корабль Флота Объединенных Нации «Гиберния» медленно отходил от станции «Ганимед». Когда расстояние между нами достигло примерно десяти метров, я посмотрел на лейтенанта Мальстрема:
– Прикажете закрыть, сэр? – Он кивнул.
Я отдал приказ. Алюмалоевые половинки внешнего люка плавно сомкнулись, закрыв вид на удалявшуюся станцию. Лейтенант Мальстрем включил связь.
– Внешний люк носового шлюза закрыт, сэр.
– Закрыт; отлично.
Судя по голосу, командир был очень занят. Он вместе с пилотом готовил корабль к синтезу. Меня слегка подташнивало от уменьшения веса. Влияние гравитронов станции постепенно уменьшалось, а капитан еще не включил наши.
Мы молча ждали. Каждый думал о своем.
– Помаши рукой, Ники, – тихо сказал лейтенант Мальстрем.
– Уже помахал в Лунаполисе, сэр. – Я, конечно, мог бы взгрустнуть по Кардиффу, а также по ставшему близким Лунаполису и даже по ушедшей в прошлое Фарсайдской Академии, где я пребывал в качестве кадета три года назад. Но станция «Ганимед» – совсем другое дело. Прошло уже больше месяца с тех пор, как я выплакал свою грусть в укромном уголке одного из баров, запрятанного в недрах Лунаполиса. Теперь я был готов ко всему.
Включились двигатели ядерного синтеза. Звезды в круглом иллюминаторе стали красными, потом голубыми. Когда же двигатели достигли максимума своей мощности, голубой цвет перешел в черный.
Мы вошли в синтез.
«Гиберния» с ослепленными внешними сенсорами неслась прочь из Солнечной системы на гребне N-волны, сгенерированной двигателями нашего корабля.
– Всей команде, корабль стартовал со станции, – прозвучал хриплый голос командира.
Я запер пульт дистанционного управления Говарда в сейфе воздушного шлюза.
– Сыграем в шахматы, Ник? – обратился ко мне лейтенант Мальстрем после того, как ушел матрос.
– Да, конечно, сэр. – Мы прошли по коридору на офицерскую половину.
Спартанская каюта лейтенанта представляла собой безоконный серый кубик площадью четыре квадратных метра и высотой два с половиной. Мистер Мальстрем поставил игральную доску на койку, я сел на серое морское одеяло в изножье кровати, а он – в изголовье, где лежала подушка.
– Я должен научиться выигрывать у тебя, – сказал он, расставляя фигуры. – Это единственное, на чем я способен сосредоточиться, не считая служебных обязанностей.
Я вежливо улыбнулся, потому что не собирался проигрывать. Я не обладал многими талантами, но в шахматы играл хорошо. Дома, в Кардиффе, я был полуфиналистом в своей возрастной группе. Потом, когда мне исполнилось тринадцать, отец привел меня в Академию.
Согласно нашим собственным правилам, на ход давалось полминуты. С момента, когда «Гиберния» покинула «Околоземный порт», я выиграл двадцать три раза, он дважды. На этот раз, чтобы одержать победу, мне понадобилось двадцать пять ходов. Потом по установившейся традиции мы торжественно пожали друг другу руки.
– Когда мы вернемся с Надежды, мне будет тридцать пять. – Он печально вздохнул, – А тебе двадцать.
– Да, сэр, – ответил я, ожидая, что он скажет дальше.
– Чего тебе больше жаль, – спросил он вдруг, – потерянные годы или проведенное на корабле взаперти время?
– Я не считаю их потерянными, сэр. По возвращении у меня будет достаточно часов налета, чтобы стать лейтенантом, если я сумею пройти комиссию. На Земле я не смог бы даже мечтать об этом. – Я не решился признаться ему, насколько сильны во мне амбиции.
Он ничего не ответил.
– Тридцать четыре месяца туда и обратно, – сказал я, помолчав. – Не знаю, сэр. Как и другие, я боюсь клаустрофобии. – Я отважился на улыбку. – Все зависит от того, буду ли я эти три года играть в шахматы с вами или вытягиваться перед лейтенантом Казенсом. – Тут я спохватился, что перешел дозволенные границы, но ничего особенного не произошло.
Лейтенант Мальстрем подумал и со вздохом произнес:
– Я не собираюсь критиковать коллегу, тем более перед младшими чинами. Но мне непонятно, как он вообще попал в Академию.
«А главное, как окончил ее», – мелькнула у меня мысль. Вот если бы мистеру Мальстрему поручили обучать нас навигации! Но в его основные обязанности входило обеспечение безопасности корабля и контакты с пассажирами. Я лишь подумал об этом, но сказать не решился.
Я побрел в свой кубрик. Там сидел на полу, скрестив ноги, Сэнди Уилски с сосредоточенным видом. Вакс Хольцер, нахмурившись, задавал ему вопросы, сидя на своей койке.
– Ну и?..
Сэнди пожал плечами и в отчаянии выпалил:
– Не знаю, мистер Хольцер. Вакс прищурился:
– Ты что, все еще кадет? Неужели гардемарин может не знать, где находится корабельный арсенал?
Я прошел через комнату, словно не замечая обращенный на меня полный надежды взгляд мальчишки. Вакс имел право его потерзать. Как и все мы: Сэнди был самым младшим, он только что окончил Академию.
– Простите. – Сэнди не сводил с меня глаз, тщетно ища поддержки.
Такие вещи гардемарин должен знать. Я сбросил туфли и плюхнулся на койку.
Вакс строгим тоном продолжал задавать вопросы:
– В чем состоит миссия Военно-Космического Флота? Сэнди оживился:
– Миссия Военно-Космического Флота Объединенных Наций состоит в поддержке милостью Божьей правящего Правительства Объединенных Наций и защите колоний и форпостов человеческой цивилизации. Военно-Космический Флот должен обеспечивать оборону Объединенных Наций и их… их… – Он запнулся. Вакс бросил на него свирепый взгляд и закончил:
– …и их территорий от всех врагов, внешних и внутренних, транспортировать все грузы в космосе, сопровождать лиц, направляющихся в колонии или обратно для проведения законного бизнеса, а также выполнять приказы Адмиралтейства. Раздел I, статья 5 устава.
– Да, мистер Хольцер.
– Это стоит одного или даже двух штрафных баллов, Ники, – заявил Вакс.
Я промолчал. Дай Ваксу волю, так младшие чины проведут всю жизнь в спортивном зале. Только у меня было право назначать штрафные баллы своей команде. Но Вакс располагал другими способами портить им жизнь.
– Управление лазерами?
– В орудийной… Я имею в виду, в рубке связи. – Сэнди сдвинул брови. – Нет, должно быть… Я хочу сказать…
Вакс нахмурился:
– Сколько потребуется отжиманий…
Несколько отжиманий не повредили бы Сэнди. С нами проделывали кое-что и похуже. Но Вакс действовал мне на нервы. Возмущало и то, что мальчишка называл его мистером Хольцером. По традиции младшие называли мистером только старших гардемаринов.
Я отрывисто бросил:
– Управление лазерами осуществляется из рубки связи. Это надо знать. Ты что, спал на уроках по артиллерийской подготовке?
– Нет, мистер Сифорт. – На лбу у Сэнди высгупил пот. Теперьтфотив него оказались двое. Я сбавил тон:
– На некоторых кораблях лазеры находятся в отдельном помещении, так называемой орудийной. На старых кораблях так назывались кают-компании для гардемаринов.
– Спасибо, – смиренно ответил Сэнди.
Вакс проворчал:
– Ему следовало бы это знать.
– Ты прав. Не знать устройства корабля – позор, Сэнди. Отожмешься двадцать раз, – Это еще что. Вакс заставил бы его отжаться пятьдесят.
Обед проходил, как всегда, в обшей, а не в офицерской столовой, и я глотал воду со льдом в ожидании гонга. Дождавшись, встал и наклонил голову, как все офицеры и пассажиры. Командир Хаг – коренастый, седеющий и аристократичный – начал вечерний ритуал.
– Отец наш Небесный, сегодня на корабле Флота Объединенных Наций «Гиберния» 19 октября 2194 года. Благослови нас, наше путешествие и пошли здоровье и благополучие всем, кто у нас на борту.
– Аминь. – Заскрипели стулья, когда все стали садиться.
Молитву на кораблях, бороздивших космос на протяжении последних ста шестидесяти семи лет, всегда произносил командир как представитель Правительства, а значит, и Объединенной церкви. Все судовые команды, в том числе и наша, считали присутствие пастора плохой приметой, и священники, оказавшиеся на борту «Гибернии», совершали путешествие в частном порядке. Так было почти на всех кораблях.
– Добрый вечер, мистер Сифорт.
– Добрый вечер, мадам. – Миссис Донхаузер, весьма импозантная в своем элегантном и в то же время практичном костюме, направлялась в колонию Надежда в качестве посланника анабаптистов.
– Как прошли сегодня ваши занятия йогой, успешно?
Она приветливо улыбнулась. Женщина верила, что регулярные занятия йогой позволят ей в целости и сохранности добраться до Надежды. Ее миссия заключалась в том, чтобы обратить всех и каждого из двухсот тысяч обитателей колонии в свою веру. Я знал ее достаточно хорошо и не сомневался в успехе ее миссии.
Наша государственная религия являлась смесью протестантства и католицизма. Она образовалась в результате Великого Иеговистского Воссоединения после того, как ересь пятидесятников была подавлена воинами великого и всеединого Бога. Несмотря на это, Правительство Объединенных Наций терпимо относилось к некоторым отколовшимся сектам, к одной из которых и принадлежала миссис Донхаузер. Любопытно, что предпримет губернатор Надежды, если она слишком уж преуспеет в своей миссии. Губернатор, как и командир Хаг, был неофициальным представителем истинной церкви.
В это долгое межзвездное путешествие на борту «Гибернии» отправились одиннадцать офицеров: четыре гардемарина, три лейтенанта, главный инженер, пилот, корабельный врач и командир. Мы завтракали и обедали вместе с другими офицерами в нашей простой, по-спартански обставленной офицерской столовой. А ужинали с пассажирами.
Сто тридцать пассажиров, направлявшихся в процветающую колонию Надежда или дальше, до Окраинной колонии – нашей следующей остановки, – завтракали и обедали в столовой для пассажиров.
Экипаж нижних палуб – их было семьдесят: машинисты, специалисты по связи, рециркуляции, водоснабжению, корабельный юнга, а также менее квалифицированный персонал, работавший на камбузе или обслуживавший наших пассажиров, – имел свою столовую в нижнем помещении.
Места за обеденным столом ежемесячно распределялись интендантом. Исключение составлял капитанский столик, за который мог пригласить только сам командир. Мое место в этом месяце было за столом номер семь. В синих форменных брюках, белой рубашке с черным галстуком, начищенных черных туфлях, в синем кителе с погонами и медалями и в фуражке я всегда чувствовал себя за обедом стесненно, не то что Вакс Хольцер, чьей уверенности можно было только позавидовать.
За соседним столиком главный инженер Макэндрюс непринужденно болтал с одним из пассажиров. Этот флегматичный седеющий человек очень умело и без всякого шума управлял своим машинным отделением. Ко мне он относился дружелюбно, хотя и сдержанно. Впрочем, как и к остальным офицерам.
Стюарды разнесли по столикам супницы с густым горячим грибным супом. Мы сами разливали его по тарелкам. Сидевший напротив меня Айя Дин, торговец из Пакистана, ел с нескрываемой жадностью, однако остальные из деликатности старались не замечать этого. Мистер Барстоу – шестидесятилетний старик с лицом в красных прожилках – поглядывал на меня, как бы вызывая на разговор. Но я делал вид, что не вижу. Рэнди Кэрр, атлетического сложения, с безукоризненными манерами, в дорогом костюме пастельных тонов, вежливо улыбался, но смотрел как бы сквозь меня, будто я здесь просто отсутствовал. Его сын Дерек, весьма аристократичный, старался копировать манеры отца. Этот надменный шестнадцатилетний юнец не удостоил членов экипажа ни малейшим взглядом, зато с пассажирами был подчеркнуто вежлив.
– Я начала вести дневник, Ники, – сказала мне Аманда Фрауэл с приветливой улыбкой. Только недавно я узнал, что нашему штатскому директору по образованию всего двадцать лет и что улыбается она не только мне, но и другим гардемаринам и еще двум лейтенантам. Ну да ладно.
– Что же вы написали? – спросил я.
– Написала, что начала новую жизнь, – ответила она просто. – И закончила старую. – Аманда собиралась заняться на Надежде преподаванием естественных наук, а пока стала директором по образованию – давать должности пассажирам на корабле было делом обычным.
– Вы уверены, что это действительно так? – спросил я. – Разве новая жизнь начинается не тогда, когда вы прибываете на новое место, а когда покидаете старое? – Я положил немного салата.
Она не успела ответить, потому что в разговор вмешался Теодор Хансен:
– Справедливо замечено. Мальчик прав. – Хансен, торговец соевыми бобами, миллионер, решил потратить три года жизни, чтобы основать в наших колониях новые плантации и, если все пойдет хорошо, во много раз приумножить свои богатства.
– Нет, мистер Хансен. – Аманда говорила спокойно. – Я не согласна. Путешествие не пробел в моей нынешней жизни и не ожидание новой на Надежде.
Молодой Дерек Кэрр презрительно фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Прикажете закрыть, сэр? – Он кивнул.
Я отдал приказ. Алюмалоевые половинки внешнего люка плавно сомкнулись, закрыв вид на удалявшуюся станцию. Лейтенант Мальстрем включил связь.
– Внешний люк носового шлюза закрыт, сэр.
– Закрыт; отлично.
Судя по голосу, командир был очень занят. Он вместе с пилотом готовил корабль к синтезу. Меня слегка подташнивало от уменьшения веса. Влияние гравитронов станции постепенно уменьшалось, а капитан еще не включил наши.
Мы молча ждали. Каждый думал о своем.
– Помаши рукой, Ники, – тихо сказал лейтенант Мальстрем.
– Уже помахал в Лунаполисе, сэр. – Я, конечно, мог бы взгрустнуть по Кардиффу, а также по ставшему близким Лунаполису и даже по ушедшей в прошлое Фарсайдской Академии, где я пребывал в качестве кадета три года назад. Но станция «Ганимед» – совсем другое дело. Прошло уже больше месяца с тех пор, как я выплакал свою грусть в укромном уголке одного из баров, запрятанного в недрах Лунаполиса. Теперь я был готов ко всему.
Включились двигатели ядерного синтеза. Звезды в круглом иллюминаторе стали красными, потом голубыми. Когда же двигатели достигли максимума своей мощности, голубой цвет перешел в черный.
Мы вошли в синтез.
«Гиберния» с ослепленными внешними сенсорами неслась прочь из Солнечной системы на гребне N-волны, сгенерированной двигателями нашего корабля.
– Всей команде, корабль стартовал со станции, – прозвучал хриплый голос командира.
Я запер пульт дистанционного управления Говарда в сейфе воздушного шлюза.
– Сыграем в шахматы, Ник? – обратился ко мне лейтенант Мальстрем после того, как ушел матрос.
– Да, конечно, сэр. – Мы прошли по коридору на офицерскую половину.
Спартанская каюта лейтенанта представляла собой безоконный серый кубик площадью четыре квадратных метра и высотой два с половиной. Мистер Мальстрем поставил игральную доску на койку, я сел на серое морское одеяло в изножье кровати, а он – в изголовье, где лежала подушка.
– Я должен научиться выигрывать у тебя, – сказал он, расставляя фигуры. – Это единственное, на чем я способен сосредоточиться, не считая служебных обязанностей.
Я вежливо улыбнулся, потому что не собирался проигрывать. Я не обладал многими талантами, но в шахматы играл хорошо. Дома, в Кардиффе, я был полуфиналистом в своей возрастной группе. Потом, когда мне исполнилось тринадцать, отец привел меня в Академию.
Согласно нашим собственным правилам, на ход давалось полминуты. С момента, когда «Гиберния» покинула «Околоземный порт», я выиграл двадцать три раза, он дважды. На этот раз, чтобы одержать победу, мне понадобилось двадцать пять ходов. Потом по установившейся традиции мы торжественно пожали друг другу руки.
– Когда мы вернемся с Надежды, мне будет тридцать пять. – Он печально вздохнул, – А тебе двадцать.
– Да, сэр, – ответил я, ожидая, что он скажет дальше.
– Чего тебе больше жаль, – спросил он вдруг, – потерянные годы или проведенное на корабле взаперти время?
– Я не считаю их потерянными, сэр. По возвращении у меня будет достаточно часов налета, чтобы стать лейтенантом, если я сумею пройти комиссию. На Земле я не смог бы даже мечтать об этом. – Я не решился признаться ему, насколько сильны во мне амбиции.
Он ничего не ответил.
– Тридцать четыре месяца туда и обратно, – сказал я, помолчав. – Не знаю, сэр. Как и другие, я боюсь клаустрофобии. – Я отважился на улыбку. – Все зависит от того, буду ли я эти три года играть в шахматы с вами или вытягиваться перед лейтенантом Казенсом. – Тут я спохватился, что перешел дозволенные границы, но ничего особенного не произошло.
Лейтенант Мальстрем подумал и со вздохом произнес:
– Я не собираюсь критиковать коллегу, тем более перед младшими чинами. Но мне непонятно, как он вообще попал в Академию.
«А главное, как окончил ее», – мелькнула у меня мысль. Вот если бы мистеру Мальстрему поручили обучать нас навигации! Но в его основные обязанности входило обеспечение безопасности корабля и контакты с пассажирами. Я лишь подумал об этом, но сказать не решился.
Я побрел в свой кубрик. Там сидел на полу, скрестив ноги, Сэнди Уилски с сосредоточенным видом. Вакс Хольцер, нахмурившись, задавал ему вопросы, сидя на своей койке.
– Ну и?..
Сэнди пожал плечами и в отчаянии выпалил:
– Не знаю, мистер Хольцер. Вакс прищурился:
– Ты что, все еще кадет? Неужели гардемарин может не знать, где находится корабельный арсенал?
Я прошел через комнату, словно не замечая обращенный на меня полный надежды взгляд мальчишки. Вакс имел право его потерзать. Как и все мы: Сэнди был самым младшим, он только что окончил Академию.
– Простите. – Сэнди не сводил с меня глаз, тщетно ища поддержки.
Такие вещи гардемарин должен знать. Я сбросил туфли и плюхнулся на койку.
Вакс строгим тоном продолжал задавать вопросы:
– В чем состоит миссия Военно-Космического Флота? Сэнди оживился:
– Миссия Военно-Космического Флота Объединенных Наций состоит в поддержке милостью Божьей правящего Правительства Объединенных Наций и защите колоний и форпостов человеческой цивилизации. Военно-Космический Флот должен обеспечивать оборону Объединенных Наций и их… их… – Он запнулся. Вакс бросил на него свирепый взгляд и закончил:
– …и их территорий от всех врагов, внешних и внутренних, транспортировать все грузы в космосе, сопровождать лиц, направляющихся в колонии или обратно для проведения законного бизнеса, а также выполнять приказы Адмиралтейства. Раздел I, статья 5 устава.
– Да, мистер Хольцер.
– Это стоит одного или даже двух штрафных баллов, Ники, – заявил Вакс.
Я промолчал. Дай Ваксу волю, так младшие чины проведут всю жизнь в спортивном зале. Только у меня было право назначать штрафные баллы своей команде. Но Вакс располагал другими способами портить им жизнь.
– Управление лазерами?
– В орудийной… Я имею в виду, в рубке связи. – Сэнди сдвинул брови. – Нет, должно быть… Я хочу сказать…
Вакс нахмурился:
– Сколько потребуется отжиманий…
Несколько отжиманий не повредили бы Сэнди. С нами проделывали кое-что и похуже. Но Вакс действовал мне на нервы. Возмущало и то, что мальчишка называл его мистером Хольцером. По традиции младшие называли мистером только старших гардемаринов.
Я отрывисто бросил:
– Управление лазерами осуществляется из рубки связи. Это надо знать. Ты что, спал на уроках по артиллерийской подготовке?
– Нет, мистер Сифорт. – На лбу у Сэнди высгупил пот. Теперьтфотив него оказались двое. Я сбавил тон:
– На некоторых кораблях лазеры находятся в отдельном помещении, так называемой орудийной. На старых кораблях так назывались кают-компании для гардемаринов.
– Спасибо, – смиренно ответил Сэнди.
Вакс проворчал:
– Ему следовало бы это знать.
– Ты прав. Не знать устройства корабля – позор, Сэнди. Отожмешься двадцать раз, – Это еще что. Вакс заставил бы его отжаться пятьдесят.
Обед проходил, как всегда, в обшей, а не в офицерской столовой, и я глотал воду со льдом в ожидании гонга. Дождавшись, встал и наклонил голову, как все офицеры и пассажиры. Командир Хаг – коренастый, седеющий и аристократичный – начал вечерний ритуал.
– Отец наш Небесный, сегодня на корабле Флота Объединенных Наций «Гиберния» 19 октября 2194 года. Благослови нас, наше путешествие и пошли здоровье и благополучие всем, кто у нас на борту.
– Аминь. – Заскрипели стулья, когда все стали садиться.
Молитву на кораблях, бороздивших космос на протяжении последних ста шестидесяти семи лет, всегда произносил командир как представитель Правительства, а значит, и Объединенной церкви. Все судовые команды, в том числе и наша, считали присутствие пастора плохой приметой, и священники, оказавшиеся на борту «Гибернии», совершали путешествие в частном порядке. Так было почти на всех кораблях.
– Добрый вечер, мистер Сифорт.
– Добрый вечер, мадам. – Миссис Донхаузер, весьма импозантная в своем элегантном и в то же время практичном костюме, направлялась в колонию Надежда в качестве посланника анабаптистов.
– Как прошли сегодня ваши занятия йогой, успешно?
Она приветливо улыбнулась. Женщина верила, что регулярные занятия йогой позволят ей в целости и сохранности добраться до Надежды. Ее миссия заключалась в том, чтобы обратить всех и каждого из двухсот тысяч обитателей колонии в свою веру. Я знал ее достаточно хорошо и не сомневался в успехе ее миссии.
Наша государственная религия являлась смесью протестантства и католицизма. Она образовалась в результате Великого Иеговистского Воссоединения после того, как ересь пятидесятников была подавлена воинами великого и всеединого Бога. Несмотря на это, Правительство Объединенных Наций терпимо относилось к некоторым отколовшимся сектам, к одной из которых и принадлежала миссис Донхаузер. Любопытно, что предпримет губернатор Надежды, если она слишком уж преуспеет в своей миссии. Губернатор, как и командир Хаг, был неофициальным представителем истинной церкви.
В это долгое межзвездное путешествие на борту «Гибернии» отправились одиннадцать офицеров: четыре гардемарина, три лейтенанта, главный инженер, пилот, корабельный врач и командир. Мы завтракали и обедали вместе с другими офицерами в нашей простой, по-спартански обставленной офицерской столовой. А ужинали с пассажирами.
Сто тридцать пассажиров, направлявшихся в процветающую колонию Надежда или дальше, до Окраинной колонии – нашей следующей остановки, – завтракали и обедали в столовой для пассажиров.
Экипаж нижних палуб – их было семьдесят: машинисты, специалисты по связи, рециркуляции, водоснабжению, корабельный юнга, а также менее квалифицированный персонал, работавший на камбузе или обслуживавший наших пассажиров, – имел свою столовую в нижнем помещении.
Места за обеденным столом ежемесячно распределялись интендантом. Исключение составлял капитанский столик, за который мог пригласить только сам командир. Мое место в этом месяце было за столом номер семь. В синих форменных брюках, белой рубашке с черным галстуком, начищенных черных туфлях, в синем кителе с погонами и медалями и в фуражке я всегда чувствовал себя за обедом стесненно, не то что Вакс Хольцер, чьей уверенности можно было только позавидовать.
За соседним столиком главный инженер Макэндрюс непринужденно болтал с одним из пассажиров. Этот флегматичный седеющий человек очень умело и без всякого шума управлял своим машинным отделением. Ко мне он относился дружелюбно, хотя и сдержанно. Впрочем, как и к остальным офицерам.
Стюарды разнесли по столикам супницы с густым горячим грибным супом. Мы сами разливали его по тарелкам. Сидевший напротив меня Айя Дин, торговец из Пакистана, ел с нескрываемой жадностью, однако остальные из деликатности старались не замечать этого. Мистер Барстоу – шестидесятилетний старик с лицом в красных прожилках – поглядывал на меня, как бы вызывая на разговор. Но я делал вид, что не вижу. Рэнди Кэрр, атлетического сложения, с безукоризненными манерами, в дорогом костюме пастельных тонов, вежливо улыбался, но смотрел как бы сквозь меня, будто я здесь просто отсутствовал. Его сын Дерек, весьма аристократичный, старался копировать манеры отца. Этот надменный шестнадцатилетний юнец не удостоил членов экипажа ни малейшим взглядом, зато с пассажирами был подчеркнуто вежлив.
– Я начала вести дневник, Ники, – сказала мне Аманда Фрауэл с приветливой улыбкой. Только недавно я узнал, что нашему штатскому директору по образованию всего двадцать лет и что улыбается она не только мне, но и другим гардемаринам и еще двум лейтенантам. Ну да ладно.
– Что же вы написали? – спросил я.
– Написала, что начала новую жизнь, – ответила она просто. – И закончила старую. – Аманда собиралась заняться на Надежде преподаванием естественных наук, а пока стала директором по образованию – давать должности пассажирам на корабле было делом обычным.
– Вы уверены, что это действительно так? – спросил я. – Разве новая жизнь начинается не тогда, когда вы прибываете на новое место, а когда покидаете старое? – Я положил немного салата.
Она не успела ответить, потому что в разговор вмешался Теодор Хансен:
– Справедливо замечено. Мальчик прав. – Хансен, торговец соевыми бобами, миллионер, решил потратить три года жизни, чтобы основать в наших колониях новые плантации и, если все пойдет хорошо, во много раз приумножить свои богатства.
– Нет, мистер Хансен. – Аманда говорила спокойно. – Я не согласна. Путешествие не пробел в моей нынешней жизни и не ожидание новой на Надежде.
Молодой Дерек Кэрр презрительно фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62