Он приказал им войти в определенную дверь в определенном освещенном светом свечи коридоре, устланном коврами, но попробовав толкнуть эту дверь, обнаружили, что не могут ее открыть.
Лидиард знал эту дверь, знал, какова она на ощупь под его рукой, и на мгновение или два память и наблюдение наложились друг на друга и смешались.
Почему?
Лидиард отчаянно пытался это понять, но сознание, что его собственная рука, рука Дэвида Лидиарда, дотрагивалась до этой самой двери в этом самом освещенном свечами коридоре менее получаса назад, было очень странным. Он никак не мог увидеть разумной связи того эпизода с происходящим сейчас с другим, совершенно иным человеком.
Дэвид видел, как тот, кого называли Каланом, повернулся от этой двери к другой и перешел по ковру на противоположную сторону коридора. Но это оказалось еще более странно, потому что Лидиард, казалось, дотрагивался до той двери множество раз и отлично знал ее, и это обстоятельство, добавлялось к ужасной путанице сознаний, превращая их в тугой и безобразный узел, который ему совершенно не нравился.
Ему показалось, он слышит звук двери, открываемой не один, но дважды, и хотя первая реакция заставила Лидиарда застыть на полсекунды, как замер и сам Амалакс. И тут же на Калеба накатила эхом вторая волна страха, подчиняясь которой он тревожено вздрогнул.
Дверь отворилась шире, и снова раздался отчетливый звук — царапанье и скрежет. Снова Лидиарду почудилось, будто услышал его дважды, и снова его отклик на звук был смешанным, он и слышал, и ощущал, как кто-то передвигается по комнате. Дэвиду различил этот шелестящий звук — трение одежды о пикейное одеяло, но, вместе с тем, ощущал, как он давит ему на кожу.
И только тогда он понял, что Амалакс и те, кто его сопровождал, находились совсем рядом, а комната, дверь в которую сейчас отворили, его собственная спальня.
В этот момент Лидиард меньше понимал собственные действия, чем воспринимал их Амалккс. Более обостренно, чем собственные движения мысли, он ощущал, как толстяк лихорадочно соображал: вот неизвестная особа пошевелилась на кровати, и в любой момент может встать. Свечу все еще загораживала тяжелая дверь, и Лидиард знал, какой темной и подозрительной тенью он должен предстать глазам другого, его искаженному ночью зрению. Острее, чем собственную тревогу, он ощутил страх Амалакса, когда тот, вторгшись было к Лидиарду, отступил назад, а потом махнул рукой, сжимающей длинный нож, кому-то по ту сторону двери, указывая, где занять позицию.
Лидиард начал подниматься на постели, хотя полностью сознавал, как Амалакс занимает позицию за дверью, поджидая его.
Дверь была чуть приоткрыта, оставляя лишь щелочку, он видел ее, и одновременно понимал, что эта щель хорошо заметна, как бы старательно он ни прикрывал свою свечу. Когда Лидиард схватился за револьвер, который недавно положил возле кровати, страх Амалакса ничуть не усилился, — как такое могло быть? — и все же, тревога врага была достаточно сильна, чтобы почти поглотить его собственную. Его наблюдение за самим собой казалось такими же пассивным и беспомощным, как и наблюдение за Калебом, и осознание опасности совершенно не остановило его, когда он подошел к двери, взялся за ручку и распахнул ее.
Несмотря на заряженный револьвер в руке, Лидиард не был готов к приливу панического ужаса, который отразился от другого, и по-глупому не подготовился к неожиданной яростной атаке.
Нападение казалось безрассудным, но они не знали, что у Лидиарда есть револьвер. В одно мгновение Амалакс бросился на него, змеей обвив длинную руку вокруг шеи Лидиарда и замахиваясь ножом. Дэвид так сильно ощутил намерения этого толстяка, что в нем потонуло запоздалое чувство дурацкого гнева. Одновременно подобно и захватившему в плен, и пленнику, из которых один был полностью бодрствующим, а другой — наполовину опьяненным усталостью, он судорожно боролся с рукой, душившей его.
Лидиард знал, что Амалакс не может видеть револьвер в его руке, но кто-то другой видел. Калан или Джек, или еще кто-то — всего их было, вроде бы, пятеро, — обрушил на Лидиарда что-то похожее на дубинку. Удар оказался достаточно сильным и резким, чтобы вышибить из руки тяжелое оружие, и оно, подпрыгивая, с ужасным грохотом покатилось прочь, в тень.
Лидиард слышал этот шум ушами Амалакса, он отдавался в его мозгу, и Дэвид ощутил вместе с напавшим на него убийцей жуткую волну страха, которую возбуждал этот шум.
Лидиард почувствовал одновременно и свое отчаяние и триумф Амалакса. Ведь громадная масса тела делала того хозяином ситуации, негодяй был слишком крупным мужчиной, чтобы его можно было сбросить с себя. Лидиард понял, что его куда-то волокут, но одновременно он и сам кого-то тащит в коридор, а сжимающая Лидиарда рука душила в зародыше малейший крик, на который он мог бы осмелиться. Наконец он сумел разглядеть то, что он уже ощущал каким-то шестым чувством: сколько у него было противников, между тем, свет свечи отражался на лезвии ножа, который Амалакс поднес к его глазам.
— Тихо! — прошипел Калеб ему в ухо, и это слово, вызывая ужас, отдавалось эхом, и Лидиарду казалось, будто бы он одновременно произносил и слышал его.
— Веди себя тихо, и никакого вреда тебе не причинят. И только попробуй бороться с нами, я тебя придушу!
Но Лидиарду были слышны и мысли за этими словами. Он слышал отчаянную неразумную мольбу о том, чтобы тишина могла теперь каким-то образом заглушить грохот этого предмета — Амалакс все еще не догадывался, что это был револьвер, — который теперь был почти в самом конце коридора. С этим объединялась горячая надежда на то, что Дэвид всерьез поверит угрозе, которая в действительности не имеет под собой основания, потому что задачей Амалакса было захватить Лидиарда живым, и только смертельный страх мог бы заставить его выполнить угрозу.
Инстинктивно Лидиард напрягся изо всех сил, но он понял, когда это сделал, что Амалакс его предупредил. Когда юноша поспешно расслабился, он и сам не понял, было ли это просто неудачей или его намерение в последний момент соединило то, что он знал о Калебе, с тем, что он знал о себе самом.
Хотя он и понимал, что толстяк не хочет и не намеревается убить его, Лидиард был не в силах сдерживать холодный прилив собственного страха, который самым грубым образом смешивался с его восприятием ощущений схватившего его человека, и вызывал у него такое сильное головокружение, что он мог потерять сознание.
— Вот и ладно, — сказал Амалакс, обращаясь больше к себе, чем к Лидиарду.
Дэвид же видел в мозгу у держащего его только надежду, вопреки всей вероятности, что звук упавшего оружия Лидиарда никто не услышит. Но где-то в основании этой надежды начало образовываться убеждение, держа при себе Лидиарда, как заложника, он сможет, во всяком случае, передвигаться свободно.
Лидиард поглядел на ту дверь, возле которой валялся револьвер. Он надеялся, что эта дверь может открыться, и одновременно молил бога оставить ее закрытой. Если бы только это была комната Таллентайра, а не спальня Корделии! Если бы Фрэнклин все еще гостил здесь, занимая ту комнату, дверь которой ворвавшаяся в дом шайка попробовала открыть первой!
Другое имя проплыло по бурному морю общего сознания, которое Лидиард разделял с Амалаксом: Мандорла. Это было имя, вызывавшее приступ страха у них обоих. Амалаккс знал, кто такая Мандорла, и хотя он считал себя принадлежащим только себе самому, Лидиард мог видеть, и возможно, даже лучше, чем сам толстяк, истинную причину нападения на него и захвата в плен.
Джек с Каланом, чьи встревоженные физиономии четко виднелись в свете свечи, которую Джек приподнял повыше, казалось, растерялись, не зная, куда двигаться. Их тоже охватил панический страх.
От Калана неприятно воняло мясом и джином. Джек шагнул было вбок, по направлению к лестничной площадке, но, как только он это сделал, Калан, словно безумное зеркальное изображение, шагнул в другую сторону, к тупику, которым оканчивался коридор. Лидиард, испугавшись за Корделию, пошевелился, как бы для того, чтобы остановить Калана, но, как только он шевельнулся, и рука Амалакса снова теснее сжала его, Лидиард почувствовал, как его собственная тревога неистово перебивается новой решимостью, образующейся в мозгу держащего его в плену.
— А ну, шагай со мной, да поживее! — прошептал Амалакс, — И тогда никто не пострадает. Только попробуй со мной бороться — и я выпущу волка!
Пока Амалакс этого не произнес, по всей вероятности, ожидая, что Лидиард все поймет, Лидиард не понимал, кто такой Калан, но когда Амалакс назвал его волком, он сразу понял, что все отклонения этого существа происходили из-за того, что он был оборотнем.
Амалакс достаточно хорошо знал, что можно вложить в понятие «спустить волка», а Лидиарду было хорошо видно, как его собственными глазами, так и глазами другого, насколько свободно одеяние Калана и как быстро можно было бы его сбросить.
Из спальни Корделии послышался какой-то скрежет, не тихое потрескиванье или скрип досок пола, но более глухой и различимый звук. Шум упавшего револьвера разбудил ее, и, хотя ее постель была очень теплой, а ночь холодной, она все-таки решила встать и посмотреть, что это такое упало.
— Молчи, или ты покойник, — шепнул Амалакс, приблизив губы к самому уху Лидиарда. Слова отдавались эхом по мере того, как их произносили, слышали и понимали.
Лидиард знал, какое сильное искушение пронзить его ножом и заставить истекать кровью чувствовал Амалакс, чтобы показать, насколько он решительно настроен. Если бы только этот человек догадывался, насколько решительно уже настроен он!
Лидиард попытался поглядеть прямо в глаза тому, кто его держал, он еще не видел этих глаз, но внезапно ему помешало какое-то мимолетное давление руки Амалакса, которое заставило Лидиарда вместо того посмотреть в другую сторону и увидеть сразу двумя зрениями горящие глаза Калана, сверкающие от возбуждения и от накопившегося гнева.
Амалаксу не хотелось, чтобы вервольф поднимал шум, и очень боялся этого. Калеб всем сердцем желал, чтобы дверь в конце коридора не открывалась, но уже знал, когда это произойдет. Толстяк изо всех сил желал выбраться отсюда, но…
Амалакс облизнул губы, и у Лидиарда закружилась голова от двойного смешения тревог и волнений разного рода. Дэвид поверить не мог, что мотивы его собственных действий в состоянии так отвратительно перемешаться, он был поражен таким полным жестокости самосознанием, как у Амалакса.
До сих пор Лидиард считал людей более или менее одинаковыми, он думал, что все они хладнокровные копии друг друга. Но нет, они непохожи.
Они непохожи !
Лезвие ножа повернулось и очутилось сбоку от горла Лидиарда и надавило, правда, недостаточно сильно, чтобы хлынула кровь. Этого однако было вполне достаточно для того, чтобы убедить — Амалакс способен убить. Дэвид почувствовал, как его тело сделалось упругим от напряжения, и еще он почувствовал предположение Амалакса, что он ощущает страх своего пленника, и этот страх скует его, точно ледяным ветром, но если тут вообще и был какой-то ледяной ветер, он дул из души Амалакса, а не Лидиарда.
Ручка двери комнаты Корделии начала поворачиваться.
* * *
В это самое мгновение двойное восприятие прекратилось, и Лидиард внезапно почувствовал, что теперь он остался один, наедине со своим собственным страхом и, как ему открылось, с собственной безрассудной смелостью. Поскольку он так недавно ощущал мысли Амалакса, его удивило, насколько чистым оказался его гнев по сравнению с гневом того существа, которое его держало.
Лидиард увидел, как Калан оскалил зубы и заметил, как руки вервольфа опустились на узел, стягивающий веревку у него на поясе. Лидиард болезненно ощущал опасность, которая, кажется, исходила от какого-то глубокого и темного источника зла. Он испытывал ужас из-за того, что, вот-вот Корделия отпрет дверь, Калан прыгнет на нее. Хотя он уже больше не присутствовал в сознании Амалакса, он мог чувствовать, что его тюремщика это тоже беспокоит.
— Джек! — позвал Амалакс, как только они все уверились в том, что дверь открывается.
Но Джек не понял, что от него требуется. Корделия уже была видна, неясным силуэтом в расширяющейся дверной щели, при слабом свете, падавшем из комнаты позади нее, очевидно, возле постели горел ночник. Она выглянула в коридор, который, вероятно, казался ей ярко освещенным, и сразу поглядела вниз, на предмет, который остановился не более чем в полудюжине дюймов от ее двери.
Возможно, ни один из троих посторонних, вторгшихся в дом, до этого момента, как следует, не понимал, что это за вещь так беспомощно выскочила из рук их пленника. Но теперь они могли видеть ее достаточно ясно.
Увидев целое общество, ожидающее в коридоре, освещенном единственной свечей, Корделия немедленно упала на колени и схватила револьвер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71