Образы текут более свободно в этой фазе: Вавилон голосов, которые многие принимали за голоса мертвых или наставления святых и пророков, но необходимо усвоить, как не стать их жертвой. Их зов — это песня сирен, полная обещаний, которые не осуществятся.
Далее следуют ярчайшие видения, на нас наваливаются зрительные образы. По сути, они таковы, что труднее пренебречь ими, чем голосами. Следует обращаться с ними очень осторожно, поскольку, они — иллюзия и обман зрения. Ангелы и драконы, чудеса и чудовища, Эдемы и Преисподние, все равно готовы сплести свою коварную паутину. Их очарование постепенно померкнет, когда адепт умножит свое искусство.
Совершенный мастер может одолеть образы и видения, дотянуться до горизонтов воображаемого. Вот дикий край, никем не исследованный, вот разворачивающаяся суть того что, расцветая внутри человеческой души, может сделать из простого человека сверхчеловека, и впрясть нити его существа в более совершенное созерцание вселенской души.
«Как внизу, так и вверху», такое утверждение и обещание — потенциальная божественность человека. Истинный маг не должен стремиться к меньшему.
Так действительно ли мне нужны союзники или сотрудники? Если да, следует ли мне искать других, которые уже сами проделали этот путь? Мои опыты по достижению божественности до сих пор оказывались весьма разочаровывающими. Но где искать тех, других адептов? Спиритуалисты большей частью шарлатаны, а те, кто по-настоящему ищут истину, попали в западню требований тех корыстных мистификаторов, которые преследуют только личную выгоду. Орден Св. Амикуса привлекает тех, кто ушел из рядов церкви, но погружает их, как в трясину, в недра своей особой ереси. Что до отступников из Других, которые описаны в «Истинной истории мира», то как и где их можно найти? Лондонские вервольфы — это лишь жестокие и беспринципные пугала, им нельзя доверять ни в чем.
Возможно, для меня необходимо оставаться в одиночестве. Не исключено, что это единственный путь к истинной Власти. Возможно, Акт Творения необходимо индивидуален, и Тот, кто желает стать Богом, должен быть одиноким и ревнивым Богом. Те из моих друзей и последователей, кто особенно сильно меня любят и особенно охотно подчиняются моему руководству, уже пострадали вследствие этого.
Я должен смириться с фактом, что не могу больше принимать любовь других и должен вместо этого иметь дело с людьми не способными на любовь. Любовь создает неважные орудия. В самом деле, совершенное орудие можно только создать , а не находить и открыть случайно в ходе встреч в обществе. Если бы только был способ сотворить магическое дитя, в котором были бы посеяны скрытые семена мощи в самый миг зачатия…
Вот путь, которым, наверное, можно чего-то достичь…
Джейкоб Харкендер, дневник опытов, велся между 1848 и 1860 гг.
3
Лондон, 23 марта 1872
Мой дорогой Эдвард.
Не знаю, дойдет ли до вас это письмо, прежде чем вы покинете Гибралтар, но, пока есть надежда, что получите, я чувствую себя обязанным его отправить. Кое-что из того, что я должен сообщить, настолько странно, что я чувствую необходимость доверить это бумаге, а не то еще уверюсь, что мне это пригрезилось.
Я встретился с Джейкобом Харкендером в его доме в Уиттентоне, как и собирался. Я ожидал, что встреча будет несколько необычной, но, боюсь, она имела последствия, еще более необычные. Но мне не стоит забегать вперед, я должен быть скрупулезен, и все излагать по порядку, или вы вправе распечь меня за неаккуратность, позорную для наблюдателя.
Я пришел в Уиттентон пешком со станции Мэйденхэд, и очень скоро у меня создалось впечатление, будто я пересек некую незримую границу и попал в особый мир. Дом Харкендера — самое любопытное жилище, какое я видел. На крыше его дома выстроено нечто вроде цветного купола. Я прибыл без предупреждения и был должным образом извещен дворецким, что мистера Харкендера нет дома. Тогда я спросил, не могу ли его подождать, дворецкий был крайне недоволен, но в конце концов снизошел до того, чтобы принять мою карточку. Он проводил меня в библиотеку и оставил одного.
Хотя дом снаружи кажется не очень больших размеров, в нем шестнадцать-двадцать помещений, не считая погребов, библиотека довольно просторна и до отказа набита книгами. Я поспешил найти отдел библиотеки, имеющий отношение к Египту, и не был удивлен, обнаружив, что «История египетских мумий» Петтигрю натирает плечи «Открытию утраченной Солнечной системы древних» Уилсона, между тем как книга Александра Ринда о Фивах стоит рядом с «Жизнью и работой у Великой Пирамиды» Пьяцци Смита. Я был больше удивлен, найдя весьма обширное собрание книг по философии, включающее Бэкона, Беркли и Юма, а также переводы с немецкого Канта и Гегеля, и с французского Декарта и Руссо.
Некоторое время я лелеял тайную надежду, что смогу обнаружить пропавший из Британского музея экземпляр «Истинной истории мира» де Терра, но и признака его не отыскал. Мое разочарование быстро сменилось изумлением по поводу представленных там библиографических редкостей, включающих и многие рукописные тома. Там был Корнелий Агриппа, в том числе, и его апокрифические тексты по черной магии, был и Фичино, и «Клавиукле Саломонис»; Джон Ди и Роберт Фладд; «Tableau de l’Inconstance des Mauvais Anges» [12] Пьера де Ланкра. Были бессчетные труды авторов, мне неведомых, на латыни и на нескольких современных языках. Если эти сочинения не просто выставлены напоказ, то Харкендер действительно человек знающий, и его увлечения которого не просто блажь.
Мне пришлось ждать не менее часа, прежде чем мой невольный гостеприимец явился меня приветствовать, и меня не изумило, что он не жаждет меня принимать. Его сопровождала женщина, которую он представил, как миссис Муррелл, хотя она ли та самая притча во языцех, я не знаю.
Хотя мое присутствие было явно нежелательным, но я решил все же задать те вопросы, ради которых так невежливо проник в этот дом. Я сообщил, что действую в ваших интересах, и рассказал о вашем недавнем посещении Египта. Он вспомнил ваше имя с легкой досадой, но его настроение заметно переменилось, как только я упомянул, как вы побывали в той части Восточной Пустыни, что раскинулась высоко на плато из песчаника к югу от Кины. Он спросил, кто вас туда привез, и я поведал о вашем загадочном иезуите, отце Мэллорне. Отвечая на вопросы, которые он выпаливал с великой скоростью, я объяснил ему, что с вами случилось, как вы мне это описали, и сказал, что мне посоветовал к нему обратиться Сэмюэл Берч из Музея. Лишь только когда я закончил свою пространную речь, мне пришло в голову, что я пришел, собственно, задавать вопросы, а не отвечать на них.
Реакция Харкендера на мой рассказ была неописуема. Да и миссис Муррелл казалась одновременно изумленной и встревоженной тем, что услышала. Харкендер тоже это заметил, и немедленно предложил ей удалиться. И надо сказать, эта просьба прозвучала, как приказ. После того, как мадам покинула нас, он выразил бурное изумление по поводу услышанного, и заявил, что у него были большие трудности, когда он искал проводника для экспедиции в те места, и эти трудности необыкновенно возбудили его любопытство, удвоив усилия в стремлении к цели. Наконец, сказал он, удалось найти не очень суеверного человека, который взялся за это дело и готов был задержаться на несколько недель в долине, где имело место ваше приключение, при обследовании мастаба. Все гробницы, продолжал свой рассказ Харкендер, были давным-давно разграблены, возможно, в дни строителей пирамид, и артефакты, которые ему удалось открыть, оказались скромными черепками и примитивными каменными орудиями. Он сделал отступление, чтобы торжественно сообщить, мне, что даже очень незначительные вещицы имеют ценность для антиквара Он также не упустил возможность напомнить мне, что эти исследования выполнялись до публикации книги сэра Джона Лаббока «Доисторические времена». Харкендер самодовольно утверждал: вести о его открытиях вдохновили сэра Джона на его поездку в Египет. Хотя, вынужден был признать, что его скромные изыскания совершенно незначительны по сравнению с такой поразительной работой, как открытие Беркхарддом, Великого Храма в Абу Симбеле или исследованиями Хоскинса в Нубии. Ни один из рабочих, как он сказал, не был ни разу укушен змеей, и никто не страдал ни от каких галлюцинаций.
Хотя не было ничего настораживающего в его тоне, и все, что он сказал, на первый взгляд, вызывало доверие, я остался при убеждении, что Харкендер мне лжет. Я хотел каким-то образом привести его в замешательство, пробить оборону, и поэтому сказал: «Нет ли, случайно, у вас в библиотеке книги под названием „Истинная история мира“, выпущенной под именем некоего Люсьена де Терра?» И, без сомнений, моя стрела попала в цель, поскольку изумление явственно было написано на лице Харкендера. Но я не получил немедленно преимущества, которое позволило бы мне выудить у него нужные сведения. Он лишь заметил, что это очень редкая книга, и он когда-то читал ее в Музее, но ему никогда не выпадала удача заполучить экземпляр в собственность. Его очень интересовал вопрос, имеет ли она отношение к истории, которую я ему рассказал. Я объяснил, что вполне возможно, человек, назвавший себя отцом Мэллорном, ссылался на ее заглавие. Это, казалось, в один миг успокоило Харкендера. Тогда я заметил, что один мой знакомый знавал человека, приписывавшего себе авторство этой загадочной книги. И эта новость показалась Харкендеру такой же ошеломляющей, как и само упоминание названия.
Когда он спросил меня, где можно найти этого человека, я был с ним так же уклончив, как и он со мной, и просто ответил, что он, увы, мертв, но я будто бы слышал, что книга представляет собой собрание всякой чепухи. На это Харкендер улыбнулся и заметил, что я, должно быть, скептик, вроде вас. Он, оказывается, знавал вас в свое время, и даже читал ваши сочинения, которые нашел занятными. Вам может показаться любопытным его следующее замечание, прозвучавшее примерно так: «Сэр Эдвард всегда был поклонником Бэкона и разделял взгляды этого великого человека, утверждавшего, что если бы только можно было низвергнуть идолов мысли, которые затемняют и смущают наше сознание, истина явилась бы нашему взгляду. Увы, я не могу с ним согласиться. Истина никогда не может быть и не будет явлена, потому что она не постоянна и не абсолютна. Это нечто, смещающееся и меняющееся, вечно ускользающее от попыток его ухватить. Люсьен де Терр знал это, потому и написал свою книгу поэтических фантазий в надежде ухватить сокрытую истину. Я знаю, что это извращение, но мне кажется, потайные истины не так неопределенны и переменчивы, как те, которые, как считается, должны громогласно заявлять о себе».
К моему удивлению Харкендер заявил, что не прочь встретиться с вами снова и непременно попытается заглянуть к вам, когда вы опять будете в Англии. Он прибавил к этому обещание, что постарается помочь вашему загадочному молодому человеку вновь обрести память, применив свое искусство гипноза.
Я к этому времени утомился состязаться с ним в хитроумии, и мне надоело, меня принимают за полного дурака. Поэтому не имея права требовать у него сведений, и поневоле придя к нему как нищий молить о помощи, я тем не менее, обратил внимание на рассказанную мной историю, которую он, кажется, выслушал с большим интересом, и теперь попросил у него что-нибудь взамен, пусть самую малость. Мне пришлось солгать, что считаю его честным человеком, и уверен, он усмотрит справедливость моего желания. Харкендер допустил в свой черед, что я тоже честный человек, но смеясь добавил, что в нем куда больше от рыночного торговца, чем я мог бы предположить. А затем пообещал мне назвать орден, к которому в действительности принадлежал отец Мэллорн, если я сообщу ему, кто тот, человек утверждавший, что он написал «Истинную историю мира», и где он жил до своей смерти. Хотя я счел сделку разумной, я не вправе был заключать ее, учитывая, что речь шла о пациенте моего коллеги, и то, что я о нем знал, являлось врачебной тайной. Это я и сказал Харкендеру, и, хотя он был разочарован, казалось, он не хотел, чтобы мы расстались недовольные друг другом. Он спросил меня, не имелось ли у вашего священника кольца, и когда я ответил утвердительно, поинтересовался, не оказалось ли на кольце букв O, S и A. Когда я подтвердил и это, он заметил, что эти буквы обозначают Орден Святого Амикуса. Я признался, что никогда не слышал о таком святом. Он лишь загадочно улыбнулся и уверил меня в том, что немногие слышали о нем, но, тем не менее, у этого ордена есть монастырь в Лондоне, и настоятеля зовут Зефиринус. Признаюсь, что я был совершенно нелюбезен и посетовал на то, что такие сведения — скудная награда за мои труды, и это ему не понравилось. Он прибавил только еще одно, дескать, мы взялись за дело, которое нам не по силам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71