— Да нет же. — сказал Лидиард, изо всех сил стараясь изобразить наивное удивление, хотя не вполне понимал, почему вдруг ощутил такую острую потребность притворяться. — Он просыпался только на несколько часов каждый день. Обычно, уже было темно, и, хотя он соглашался, чтобы я его кормил, едва ли я мог усмотреть в нем проблеск человеческого разума до того самого дня, как он исчез. Боюсь, ваш брат был очень болен… но мне очень жаль, что мы не смогли доставить его домой.
— А вы и сами были больны? — Спросил молодой человек. Лидиарда изумила неподдельная искренность его тревоги.
— Меня укусила змея. — равнодушно произнес Дэвид, — Но теперь я полностью поправился. — И молча поздравил себя с тем, как продвигается в освоении тонкого искусства лжи. Ему совсем не понравился брат Пола Шепарда, в присутствии которого ему стало откровенно не по себе.
— Боюсь, я упустил ваше личное имя, мистер Шепард, — дружелюбно вставил Таллентайр.
— Перрис, — отозвался тот, по-прежнему не сводя изучающего взгляда с Лидиарда.
— Необычное имя, — заметил баронет. — Если бы вы потрудились дать мне ваш адрес и адреса других родственников вашего брата, я с удовольствием напишу вам полный отчет о нашем с ним знакомстве, который и пошлю вам с моими самыми серьезными и искренними соболезнованиями.
— Вы очень любезны, но думаю, что мои родные предпочли бы услышать новости из моих уст. — сказал Перрис, — Как вы думаете, есть надежда, что Пол еще жив?
— Мы, безусловно, не можем быть уверены, что он умер. — заметил баронет. — Но человек, который не вполне отвечает за себя, и исчезает с парохода в открытом море рано поутру, имеет мало возможностей спастись даже в такой безобидной лоханке, как Средиземное море. Не могу вам посоветовать на что-то надеяться.
— Конечно, — согласился посетитель. И без предупреждения его взгляд вновь переместился. На этот раз, чтобы ненадолго остановиться на лице Гилберта Фрэнклина, прежде чем вернуться к Таллентайру. — Простите, что пришлось вас побеспокоить, — вновь повторил он. — Вы были необыкновенно любезны, позаботившись о моем брате, очень жаль, что ваши усилия не завершились более счастливо. Увы, он болен уже очень давно, и нам сказали, что мало надежды на его полное выздоровление.
Тут посетитель протянул руку и принял у Саммерса свою шляпу. Затем с легким поклоном круто повернулся на пятках. Никто не шелохнулся, пока не слышался стук шагов, на ступенях парадной лестницы.
Таллентайр покосился на Лидиарда, прежде чем сказать Фрэнклину:
— Вы узнали этого человека? Он глядел на вас так, словно вы знакомы.
— Нет, — пожал плечами Фрэнклин. — Не знаю, и почему он пришел сюда, если в объявлении, помещенном в «Таймс», я указал свой адрес.
— Он мне здорово не понравился, — сказал Лидиард растерянно. — Это весьма странно, ведь я не испытывал такой неприязни к его брату, хотя, они, безусловно, близнецы.
— Я тоже ощутил явную неприязнь, — признался Таллентайр.
Доктор, который размышлял, сдвинув брови, внезапно вставил:
— Я никогда не встречал его раньше, но я видел кого-то, очень на него похожего.
— А, тогда я готов выдвинут следующее предположение. — сказал Таллентайр. — Возможно, его брат все-таки жив и прибыл в Англию раньше нас.
— Весьма похоже, — задумчиво произнес Фрэнклин, все еще следуя некоей своей мысли. — И если сумасшествие в семье наследственно, то, пожалуй, и здесь тот же случай.
— Что вы имеете в виду? — Спросил Лидиард.
— Ну, я имею в виду молодого человека, с которым разговаривал на станции Хэнуэлл. — сказал доктор, — Он был, конечно, не так похож на мистера Шепарда, чтобы счесть их двойняшками, но все же сходство довольно велико, и это наводит меня на мысль, об их несомненном происхождении из одной семьи.
— Лондонские вервольфы! — Саркастически произнес Таллентайр. — Мне следовало бы догадаться.
Лидиард тоже помнил, что подозрительный малый сказал Фрэнклину. Он помнил также и то, что Пол Шепард, настоящее имя которого, конечно, было не Пол и вовсе не Шепард, очень серьезно увещевал его остерегаться лондонских оборотней. Он вдруг почувствовал, отчетливо увидел, какова истинная связь между кошмарами, наполнявшими его сны, и жизнью. Все встало на свои места. И, хотя он прекрасно знал, что не располагает никакими свидетельствами, которые сэр Эдвард Таллентайр признал бы надежными, в глубине души был абсолютно уверен своем поразительном открытии.
Пол Шепард был тем самым волком из видения сэра Эдварда, спасшим баронета от Сфинкса. А семья, от которой, как утверждалось, он отошел, это лондонские вервольфы. И Лидиард осознал, принимая это (а он не мог, не смел, не дерзал сколько-нибудь в этом сомневаться), он не может отвергать и другое, то, что было очевидно с самого начала.
Неведомый демон, вселившийся в него, безусловно, подлинный. И подлинная опасность грозит ему со всех сторон. Теперь он должен ждать ее отовсюду, как и посоветовал человек-волк с «Эксельсиора».
Вообще-то он всегда знал, как много здесь правды, но теперь окончательно стал честен с собой. Он не безумен и не введен в заблуждение, и если загадку нового Сфинкса нельзя удовлетворительно разгадать, то будет потеряно куда больше, чем гордость сэра Эдварда.
5
Их второй посетитель явился на Стертон Стрит в тот же вечер, когда обед едва только завершился. Таллентайр согласился принять его, хотя леди Розалинда и Корделия были раздосадованы и очень недовольны, что их покидают.
Лидиард предвкушал беседу, не менее удивительную, и надеялся, что она все же прольет больше света на события. Но разговор начался весьма неловко, чувствовалась заметная скованность и растерянность в том, как четверо мужчин располагались в креслах в курительной комнате, терпеливо ожидая возможности начать разговор, пока Саммерс разольет бренди в стаканы и удалился.
— Я не был уверен, что вы меня примете, — сказал Джейкоб Харкендер, поднимая беглый взгляд от стакана, который согревал в пальцах. Таллентайр, похоже, тщательно изучал посетителя. Он ранее признался Лидиарду, что хотя не видел этого человека двадцать пять лет, он все еще помнил физиономию Харкендера столь остро и свежо, словно то впечаталась в его память. Сэр Эдвард описывал его лицо как нежное, почти женское, с бледной кожей, всегда готовой залиться лихорадочным румянцем. Но более всего он помнил жуткий взгляд, в котором иногда сквозила какая-то нечеловеческая злоба. Лидиарду трудно было вообразить Харкендера, сидящего перед ним, порядочно отмеченного возрастом и очень сдержанном, желчным и яростным чудовищем. Но в этом человеке угадывалось нечто вулканическое, стихийное, словно он все еще был способен порой разразиться безумным гневом. И была в нем известная мягкость и женственность. И еще что-то неуловимое. Лидиарду казалось, что это некая тень, наложенная его вторым Я, отражение чуждого внутреннего демона.
— Почему бы мне вас не принять? — Отозвался баронет. — Вы думаете, я человек из тех, что со всем пылом вспоминают ссоры, имевшие место более двадцати лет назад? — Его тон, до нелепости не сочетавшийся со словами, наводил на мысль, что он как раз такой и есть.
— Если быть откровенным, я считал вас исключительно мелочным и неуступчивым. — заявил Харкендер, — И не могу поверить, что вы переменились. Ссора, которая между нами вышла, была всего лишь последствием глубоко обоснованной взаимной неприязни. Учитывая, каким человеком стал я, и каким человеком всегда были вы, подозреваю, что в наших отношениях ничего не изменилось. Вы не выносите меня теперь точно так же, как и прежде. — Речь Харекндера была ровной и струилась легко, как шелк. Но он не насмехается над своим противником, скорее, весьма усердно пытался быть честным и открытым. Это было просто признание очевидного факта.
Взгляд Лидиарда привлекло странное движение тени, падавшей на стену позади кресла Харкендера, в смешении света камина и лампы она казалась сверхъестественно темной и зловещей, и чем-то напоминала паука, затаившегося в ожидании добычи.
— Если таково ваше мнение, то странно, с чего это вы пожелали, чтобы вас приняли в моем доме? — холодно сказал Таллентайр.
— Я пришел сюда, следуя принципу, что враг моего врага мой друг. — ответил Харкендер, который, казалось, пристально наблюдал за игрой света лампы, отразившегося в его толстостенном бокале, — Ирония судьбы чем только не оборачивается. Я знаю, что вы не можете считать меня джентльменом или ученым, но полагаю, могли бы оказать мне любезность держаться чуть более высокого мнения о моих достоинствах и образовании. Это возможно, если будете сравнивать меня не с теми, кем восхищаетесь, но с теми, неприязнь которых недавно снискали.
Произнося эти, как видно, тщательно отрепетированные слова, Харкендер с тревогой и удивлением взглянул на Лидиарда, словно, озадаченный чем-то в его наружности.
— Я и не подозревал, что недавно нажил себе врагов, — сказал Таллентайр, слегка, но намеренно сделав ударения на словах «недавно» и «врагов». На Харкендера это не произвело никакого впечатления.
— Могу я спросить, что случилось с молодым человеком, которого вы нашли в пустыне к югу от Кины? — Внезапно произнес он.
— Он полностью поправился, — непринужденно заметил Таллентайр. — И мы с удовольствием расскажем вам о нем больше, если пожелаете. Но сначала зададим свои вопросы, на которые вы должны ответить. Доктор Фрэнклин уже задавал вам некоторые из них, но вы в прошлый раз держались очень уклончиво. Не скажете ли вы нам теперь, почему вы отправились в то место, где исчез де Лэнси и пострадал Дэвид? И какова связь между вашим появлением здесь и ребенком, который был на попечении сестер Св. Синклитики, пока не сбежал?
Вопрос о мальчике, казалось, не застал Харкендера врасплох, он не выглядел недовольным или удивленным. Лидиарду показалось, что тень за головой посетителя приобрела еще больше сходства с хищным пауком. Но Дэвид не был уверен, произошло это, когда Харкендер поменял позу, или разыгралось его собственное воображение.
Тут Харкендер облизал губы и откинулся в кресле. Тень позади него исчезла, словно нырнула прочь с глаз в некое тайное логово, но огонь в камине яростно пылал, развеивая прохладу задержавшейся зимы, и по-прежнему освещал лицо необычного гостя, делая его красным и нездешним. Лидиарду вдруг пришла забавная мысль, что такое лицо, мог бы дать романтический художник Сатане Мильтона. Но его игривость пошла на убыль, когда он осознал, насколько Харкендер похож на Сатану, вызывающего к себе такое горячее сочувствие и сострадание, из его собственных кошмарных видений.
— Сомневаюсь, что вы поверили бы правде, даже несмотря на то, что вам хватило сообразительности задать вопрос. — сказал Харкендер Таллентайру.
— Я сомневаюсь во всем, и не во что не верю, пока не получу верных доказательств. — отпарировал баронет, — Тем не менее, я не прочь послушать вашу историю, и пусть вас не беспокоит, насколько неправдоподобно это для меня прозвучит.
Харкендер несколько секунд смотрел на него в упор, затем пожал плечами и спросил:
— Как много рассказал вам Пелорус?
— А что побуждает вас думать, будто он нам хоть что-то рассказал? — Отрезал баронет. Но Лидиард заметил, что сэр Эдвард старается не дать понять, что отроду не слыхал ни о каком Пелорусе.
— Ваша позиция, ваше любопытство и ваша готовность к обмену сведениями подсказывают мне, что вы уже вступили в игру, и что у вас припрятаны какие-то козыри в рукаве. — сказал Харкендер, — Когда доктор Фрэнклин явился в Уиттентон, он ничего не знал. А вы сейчас чувствуете, что знаете достаточно, чтобы искушать и насмехаться. Впрочем, должен предупредить вас, будьте осторожны, у Пелоруса есть родные в Лондоне, и они весьма не расположены ко всем тем, кто ему помогает.
— Мы уже встречались с его братом, — бесстрастно сообщил Таллентайр, — он приходил нынче днем.
Харкендер кивнул, и Дэвиду стало понятно, что это не было для него полной неожиданностью.
— Мандорла знает, что затеяла опасную игру, — пробурчал он себе под нос. Затем сказал. — Вы знаете, кто такие Пелорус и его семейство?
— Лондонские вервольфы, — без промедления ответил Таллентайр. Лидиард увидел, что Фрэнклин слегка вздрогнул от изумления. И Дэвид позволил себе слегка улыбнуться, зная, что сэр Эдвард лишь условно принимая некие правила игры, сам того не ведая, сказал истинную правду.
Харкендер поджал губы.
— Вы наверняка видели, как он превращается, — заметил он. — Либо так, либо вы в действительности этому не верите и говорите просто ради эксперимента, пытаясь раскусить меня. Впрочем, неважно. Предполагаю, что Пелорус уже объяснил вам, что я пробовал предпринять, и почему вмешательство его родных настолько нежелательно.
— Возможно, что да, — сказал Таллентайр. И Лидиард мог себе вообразить, как восхищен баронет успехом своей шалости. — Но я в этом деле не решаюсь принять что-либо на веру, и предпочел бы услышать, что вы пожелаете нам сказать сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71