Своему приятелю относительно вашего приезда я отправлю телеграмму.
– Вот этого делать не стоит, – возразил я. – Лучше напишите мне рекомендательное письмо. Я сам передам. Кстати, говорить, где мы скрываемся, никому не нужно, даже Софье Аркадьевне. Мало ли что… И вам, я думаю, следует вернуться в Петербург, вдруг они все-таки возьмут кого-нибудь из членов семьи в заложники.
– Мне показалось, что вы шутили, говоря о похищениях. Вы предполагаете, что в наше время такое возможно?!
– В ваше не знаю, а в наше и не такое бывает. Береженого, как говорится, и Бог бережет.
Пока мы с Татьяной Кирилловной ужинали, Алексей Иванович решил вопросы с женской одеждой и рекомендательным письмом. Поделиться своим платьем с какой-то бедной сироткой с радостью согласилась Наталья. Народница восприняла просьбу с энтузиазмом. Повод был дурацкий, но это была задумка самого Александра Ивановича. Потом он проинструктировал кучера, как и куда нас отвезти. Мы с Татьяной Кирилловной решили, что переодеться ей в женское платье будет лучше вне дома, чтобы не оставлять после своего отъезда легенду о необычном отроке.
Пока мать с дочерью суетились с подбором одежды глава семейства написал письмо приятелю и составил мне финансовый документ на получение денег в банке. Наконец все было готово. Версия нашего отъезда была безыскусна, по ней я должен был отправить заблудшего толстовца родителям. Мы с Татьяной Кирилловной распрощались с благородным семейством, Генерал приказал подать экипаж, что было тотчас исполнено, и мы отбыли на железнодорожную станцию. Предварительно было решено ехать в Москву не из Подольска или Лопастни на пригородном паровичке, а на поезде дальнего следования, где было меньше шансов столкнуться с проверкой на дорогах, если таковая могла иметь место.
Вместо «Браунинга», в котором кончились патроны, я позаимствовал у Александра Ивановича допотопный револьвер с длинным стволом неизвестной мне системы, очень крупного калибра, что-то вроде американского «Кольта» времен покорения дикого Запада из Голливудских вестернов.
Кучером, который повез нас на станцию, оказался слуга с глупым лицом, тот, что своим появлением в бане напугал Татьяну Кирилловну и почти бросил ее в мои объятия. Ехать в зимней коляске было покойно и безопасно. Мы с Раскиной пригрелись под медвежьим пологом и уснули. Я очнулся только около вокзала в Серпухове, куда нас отправил предусмотрительный генерал.
Здание Серпуховского вокзала было новым, чистым и пустым. В ожидании поезда из Симферополя мы зашли в буфет. Я взял себе пиво, а Татьяне Кирилловне сельтерской воды. До проходящего поезда было много времени, и за разговорами о нравственном совершенстве русского человека мы мирно коротали время. Кроме нас двоих, других пассажиров на вокзале не было. За стойкой сидел сонный буфетчик, да время от времени появлялся дежурный по вокзалу в красной форменной фуражке. Однако мы выглядели так заурядно, что не удостоились даже его снисходительного взгляда. Единственно слабым местом в моем внешнем облике были белые кроссовки, правда, предусмотрительно начищенные черной ваксой.
Наконец раздался свисток паровоза, застучали колеса, поезд Симферополь-Москва подошел к первой платформе, и мы заняли места в третьем классе, приличествующие нашему внешнему виду и, соответственно, социальному положению. Вагон был наполовину пуст и пропитан тяжелым махорочным духом. Усатый, представительный проводник изучил наши билеты, пропустил внутрь, после чего потерял к нам всякий интерес. Так началось наше «растворение» в народных массах.
По позднему времени, одиннадцати часам вечера, пассажиры в основном спали, только в крайнем купе компания сезонных рабочих пристойно, без шума выпивала. Мы нашли две пустые верхние полки и улеглись на голые доски.
– Сколько времени нам ехать? – спросила Татьяна Кирилловна.
– Часа два-три, – предположительно ответил я, Перемножив сто километров на скорость паровоза.
– А как же мне здесь переодеваться? – задала Пекина и меня самого занимавший вопрос. Сделать это в купе, где, кроме нас, ехало еще несколько человек, было рискованно, вдруг кто-нибудь из попутчиков проснется. К тому же проводника могла заинтересовать неведомо откуда появившаяся барышня.
– Потом переоденешься, когда доберемся до места, – решил я.
– А мы к кому едем?
– К знакомому Александра Ивановича, только ночью туда идти будет неудобно, придется где-нибудь переночевать.
– А как же быть, если спросят паспорт, я же по нему девица?
– А я Василий Тимофеевич, – парировал я. – Посидим в ночном трактире. Или… придумаем что-нибудь. Пока тебе лучше поспать, да и мне тоже.
Поезд, между тем, отбыв свои двадцать минут непривычно долгой остановки, лязгнул буферами и неспешно застучал колесами.
– Мне жестко лежать, – пожаловалась сонным голосом Татьяна Кирилловна, – и я не могу спать без подушки.
Я перекинул на ее полку узел с женскими вещами и хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но меня уже никто не слушал. Девушка повернулась лицом к стенке и затихла.
Я вытянулся на короткой полке так, что ноги почти до колена высунулись в проход.
Спать не хотелось. Я собрался обдумать ситуацию и наметить план действий. Однако, мысли внезапно смешались, я попытался встряхнуться, но вместо этого просто уснул.
– Станция Дерезай, кому надо вылезай! Прокричал протяжным голосом какой-то человек и зазвенел ключами.
Я открыл глаза, которые тут же уткнулись в низкий потолок вагона, и с облегчением подумал, что, слава богу, пока еще не Москва, а какая-то неведомая мне станция Дерезай. Я собрался опять заснуть, но протяжный голос не умолкал и приближался по освещенному проходу вагона. Я узнал проводника и понял, что он так шутит со спящими пассажирами, и что уже, увы, Москва и нужно «вылезать».
– Василий Тимофеевич, Алеша, вы поможете мне спуститься? – спросила меня Татьяна Кирилловна.
Я посмотрел на соседнюю полку. Вместо крестьянского парнишки на ней лежала девушка.
– Вы все-таки переоделись? – вопросом на вопрос ответил я.
– Я боюсь упасть, – сказала Раскина не своим прежним, а девичьи капризным голосом.
Я спрыгнул с полки, протянул руки и принял павшую мне в объятия, как говорится в таких случаях в старых романах, «драгоценную ношу». Ноша в женском наряде выглядела очень даже ничего, и я, придержав ее себе, начал было «расслабляться». Однако, Таня ловко вывернулась из «ищущих» рук и велела мне снять с багажной полки узел с ее мужскими вещами.
Вагон уже проснулся, люди кашляли, переговаривались и готовились к выходу. Поезд тихо полз по темному городу, лениво постукивая колесами. Определить, где мы находимся, я не смог, за окном тянулись Какие-то сараи, бревенчатые строения, ни одного знакомого здания я не увидел, а потому не стал зря ломать голову, уселся на нижнюю, освободившуюся от чьего-то спящего тела полку. Татьяна Кирилловна села рядом. Наши соседи готовились к выходу и не обращали на нас никакого внимания.
– Скоро станция? – увидев в проходе возвращающегося с противоположного конца вагона проводника, спросил я.
– Уже, почитай, подъехали, – ответил он своим протяжным голосом и прошел мимо, не разглядев в полутьме купе невесть откуда появившуюся пассажирку.
Действительно, минут через пять паровоз издал два коротких гудка, лязгнули буфера вагонов, и поезд остановился.
Пассажиры, как это всегда бывает в таких случаях, засуетились, спеша покинуть спертое табачным дыханием тепло временной железнодорожной обители.
Мы с Татьяной Кирилловной беспрепятственно вышли через непривычно маленькое здание Курского вокзала на непривычно большую, пустую площадь, освещенную всего несколькими электрическими фонарями. В Москве было слякотно, дул холодный пронизывающий ветер, в воздухе кружилась снежная пыль. На пустой привокзальной площади стояли разного калибра экипажи. Я направился к извозчикам попроще, не из экономии, а желая выбрать «ваньку» бестолковее, чтобы окончательно запутать наши следы. Однако, дойти до ряда одров и колымаг не успел, дорогу нам перегородил приличный, крытый кабриолет.
– Садись, ваше сиятельство, вмиг домчу! – предложил бойкий малый, отсекая нас от конкурентов.
На «сиятельство» я никак не тянул, но напору поддался и остановился.
– Почем берешь? – спросил я у извозчика.
– Садись, не обижу! – пообещал он. – Куда ехать? Куда ехать, я как раз и не знал, и потому замялся.
Извозчик сам оценил обстановку и предложил:
– Ежели с барышней, то могу отвезти в чистые нумера, будете премного довольные.
Меня такой ход событий устраивал, и я подошел к экипажу вплотную, оставив Татьяну Кирилловну позади себя.
– Мне нужно в спокойное место, чтобы, сам понимаешь, без огласки.
– Дело ясное, что дело темное, – хитро осклабился извозчик. – Есть хорошие нумера по троячку, а ежели хотите с удобствами, то по пятерочке, да мне желтенькую на водочку.
Цена в шесть рублей была грабительской, но извозчик сразу решал все мои ночные проблемы.
– Хорошо, поехали, – согласился я.
Извозчик хотел, было, помочь нам сесть, Я остановил его неуместный порыв и сам помог Татьяне Кирилловне подняться в экипаж. Когда мы устроились, он свистнул, чмокнул губами, и замерзшая лошадь с охотой поскакала по звучной под железными ободами колес брусчатке.
«Нумера» оказались поблизости, в десяти минутах езды от вокзала, Извозчик выхватил у меня узел с платьем «святого отрока» и сам отправился нас провожать, видимо, имея свой интерес с хозяином гостиницы. Мы вошли в обшарпанный вестибюль на первом этаже и по грязной, замусоренной лестнице поднялись на второй этаж, Наш чичероне постучал в дверь без таблички, которая тут же открылась, и мы очутились в помещении, напоминающем московскую коммунальную квартиру.
– Митрич, – обратился извозчик к странного вида мелкому, вертлявому человеку с закрученными усиками, – принимай постояльцев в генеральские нумера!
«Митрич» хитро осмотрел нас с Татьяной Кирилловной и пригласил следовать за собой. «Генеральский нумер» оказался тесной каморкой с низким потолком и кислым-запахом непонятного, но подозрительного происхождения.
– Я здесь не останусь, мне не нравится, – сказала Татьяна Кирилловна, с ужасом оглядывая нищую, порочную обстановку комнаты, состоящую из одной широкой кровати, застеленной пестрым ситцевым покрывалом.
– И правда, – поддержал ее я. – Ты бы нас за пять рублей еще под лестницу поселил.
– Так этот нумер-с за два рублика-то-с, – преданно заглядывая в глаза, затараторил человек с калужским выговором, для «деликатности» добавляя почти к каждому слову по паре лишних суффиксов. – А ежели-то вам-с чистые-с нумера-то-с, то пожалте-с в полулюкс.
– Веди, – сказал я.
Мы гуськом прошли за ним в «полулюкс».
– А люкс у вас есть? – уже сердито спросил я, оглядев небольшую комнатенку не только с большой кроватью, но еще и с умывальником.
– А как же-с, непременно-то-с, и люкс-то-с, и ко-ролевские-то-с, только они-то дороговаты-с, кусаются-то.
– Ладно, показывай, – сказал я, недовольный собственной дуростью. Попался, как лох, на первом же хитроване-извозчике.
Мы тем же порядком прошли в «королевский» номер. Был он, как и все здесь, дрянной, но после двухрублевого показался вполне приличным.
– У нас-то-с в ем самые что ни наесть-то титулованные особы-то-с останавливаются-с! – сообщил, умильно улыбаясь, вертлявый Митрич. – Чисто королевских-то кровей-с!
– Поди и Александр Македонский с Юлием Цезарем у вас бывали? – уважительно поинтересовался я.
– А как же-с, непременно-с, и Александр-то Васильевич и Юлий-то Иванович, сам-то принимал-с.
– Македонского звали Александр Филиппович, – поправил я Митрича.
– Виноват-с, запамятовал-то, точно Александр Филипыч. Оченно видный-с мужчина!
Татьяна Кирилловна засмеялась, а Митрич довольно закивал головой и сам рассыпался дробным – смешком.
– Сколько стоит номер? – спросил я.
– Пятьдесят-то рубликов-с, – скромно сообщил ЗДминистратор.
– Сколько?! – поразился я такой наглости. – Ты, братец, что, одурел?
– Для вас-то, ваше сиятельство, можно-с и уступочку сделать-с, рубликов пять-то уступлю-с.
– Спасибо, братец, мы поищем что-нибудь получше и подешевле.
– Это, зря-то, на улице ночь стоит, мало ли что-с, Неравен час, лихих людей повстречаете-то, вот и в га-зете-спишут-с!
– Чего пишут? – машинально интересовался я.
– Разбой-то описывают, самое страшное преступление-то двадцатого века, кровь в жилах стынет. Могу и до тридцати рубликов-с опустйть-то, но меньше ни-как-с нельзя, себе в убыток-то будет-с.
– А что за разбой? – спросил я, проигнорировав и тридцать рублей.
– Счас газету-с принесу-то, сами-то-с прочитае-те-с, – пообещал Митрич и выпорхнул из номера.
– Останемся? – спросил я у Татьяны Кирилловны, устало таращившей сонные глаза.
– Спать очень хочется, – виновато ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Вот этого делать не стоит, – возразил я. – Лучше напишите мне рекомендательное письмо. Я сам передам. Кстати, говорить, где мы скрываемся, никому не нужно, даже Софье Аркадьевне. Мало ли что… И вам, я думаю, следует вернуться в Петербург, вдруг они все-таки возьмут кого-нибудь из членов семьи в заложники.
– Мне показалось, что вы шутили, говоря о похищениях. Вы предполагаете, что в наше время такое возможно?!
– В ваше не знаю, а в наше и не такое бывает. Береженого, как говорится, и Бог бережет.
Пока мы с Татьяной Кирилловной ужинали, Алексей Иванович решил вопросы с женской одеждой и рекомендательным письмом. Поделиться своим платьем с какой-то бедной сироткой с радостью согласилась Наталья. Народница восприняла просьбу с энтузиазмом. Повод был дурацкий, но это была задумка самого Александра Ивановича. Потом он проинструктировал кучера, как и куда нас отвезти. Мы с Татьяной Кирилловной решили, что переодеться ей в женское платье будет лучше вне дома, чтобы не оставлять после своего отъезда легенду о необычном отроке.
Пока мать с дочерью суетились с подбором одежды глава семейства написал письмо приятелю и составил мне финансовый документ на получение денег в банке. Наконец все было готово. Версия нашего отъезда была безыскусна, по ней я должен был отправить заблудшего толстовца родителям. Мы с Татьяной Кирилловной распрощались с благородным семейством, Генерал приказал подать экипаж, что было тотчас исполнено, и мы отбыли на железнодорожную станцию. Предварительно было решено ехать в Москву не из Подольска или Лопастни на пригородном паровичке, а на поезде дальнего следования, где было меньше шансов столкнуться с проверкой на дорогах, если таковая могла иметь место.
Вместо «Браунинга», в котором кончились патроны, я позаимствовал у Александра Ивановича допотопный револьвер с длинным стволом неизвестной мне системы, очень крупного калибра, что-то вроде американского «Кольта» времен покорения дикого Запада из Голливудских вестернов.
Кучером, который повез нас на станцию, оказался слуга с глупым лицом, тот, что своим появлением в бане напугал Татьяну Кирилловну и почти бросил ее в мои объятия. Ехать в зимней коляске было покойно и безопасно. Мы с Раскиной пригрелись под медвежьим пологом и уснули. Я очнулся только около вокзала в Серпухове, куда нас отправил предусмотрительный генерал.
Здание Серпуховского вокзала было новым, чистым и пустым. В ожидании поезда из Симферополя мы зашли в буфет. Я взял себе пиво, а Татьяне Кирилловне сельтерской воды. До проходящего поезда было много времени, и за разговорами о нравственном совершенстве русского человека мы мирно коротали время. Кроме нас двоих, других пассажиров на вокзале не было. За стойкой сидел сонный буфетчик, да время от времени появлялся дежурный по вокзалу в красной форменной фуражке. Однако мы выглядели так заурядно, что не удостоились даже его снисходительного взгляда. Единственно слабым местом в моем внешнем облике были белые кроссовки, правда, предусмотрительно начищенные черной ваксой.
Наконец раздался свисток паровоза, застучали колеса, поезд Симферополь-Москва подошел к первой платформе, и мы заняли места в третьем классе, приличествующие нашему внешнему виду и, соответственно, социальному положению. Вагон был наполовину пуст и пропитан тяжелым махорочным духом. Усатый, представительный проводник изучил наши билеты, пропустил внутрь, после чего потерял к нам всякий интерес. Так началось наше «растворение» в народных массах.
По позднему времени, одиннадцати часам вечера, пассажиры в основном спали, только в крайнем купе компания сезонных рабочих пристойно, без шума выпивала. Мы нашли две пустые верхние полки и улеглись на голые доски.
– Сколько времени нам ехать? – спросила Татьяна Кирилловна.
– Часа два-три, – предположительно ответил я, Перемножив сто километров на скорость паровоза.
– А как же мне здесь переодеваться? – задала Пекина и меня самого занимавший вопрос. Сделать это в купе, где, кроме нас, ехало еще несколько человек, было рискованно, вдруг кто-нибудь из попутчиков проснется. К тому же проводника могла заинтересовать неведомо откуда появившаяся барышня.
– Потом переоденешься, когда доберемся до места, – решил я.
– А мы к кому едем?
– К знакомому Александра Ивановича, только ночью туда идти будет неудобно, придется где-нибудь переночевать.
– А как же быть, если спросят паспорт, я же по нему девица?
– А я Василий Тимофеевич, – парировал я. – Посидим в ночном трактире. Или… придумаем что-нибудь. Пока тебе лучше поспать, да и мне тоже.
Поезд, между тем, отбыв свои двадцать минут непривычно долгой остановки, лязгнул буферами и неспешно застучал колесами.
– Мне жестко лежать, – пожаловалась сонным голосом Татьяна Кирилловна, – и я не могу спать без подушки.
Я перекинул на ее полку узел с женскими вещами и хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но меня уже никто не слушал. Девушка повернулась лицом к стенке и затихла.
Я вытянулся на короткой полке так, что ноги почти до колена высунулись в проход.
Спать не хотелось. Я собрался обдумать ситуацию и наметить план действий. Однако, мысли внезапно смешались, я попытался встряхнуться, но вместо этого просто уснул.
– Станция Дерезай, кому надо вылезай! Прокричал протяжным голосом какой-то человек и зазвенел ключами.
Я открыл глаза, которые тут же уткнулись в низкий потолок вагона, и с облегчением подумал, что, слава богу, пока еще не Москва, а какая-то неведомая мне станция Дерезай. Я собрался опять заснуть, но протяжный голос не умолкал и приближался по освещенному проходу вагона. Я узнал проводника и понял, что он так шутит со спящими пассажирами, и что уже, увы, Москва и нужно «вылезать».
– Василий Тимофеевич, Алеша, вы поможете мне спуститься? – спросила меня Татьяна Кирилловна.
Я посмотрел на соседнюю полку. Вместо крестьянского парнишки на ней лежала девушка.
– Вы все-таки переоделись? – вопросом на вопрос ответил я.
– Я боюсь упасть, – сказала Раскина не своим прежним, а девичьи капризным голосом.
Я спрыгнул с полки, протянул руки и принял павшую мне в объятия, как говорится в таких случаях в старых романах, «драгоценную ношу». Ноша в женском наряде выглядела очень даже ничего, и я, придержав ее себе, начал было «расслабляться». Однако, Таня ловко вывернулась из «ищущих» рук и велела мне снять с багажной полки узел с ее мужскими вещами.
Вагон уже проснулся, люди кашляли, переговаривались и готовились к выходу. Поезд тихо полз по темному городу, лениво постукивая колесами. Определить, где мы находимся, я не смог, за окном тянулись Какие-то сараи, бревенчатые строения, ни одного знакомого здания я не увидел, а потому не стал зря ломать голову, уселся на нижнюю, освободившуюся от чьего-то спящего тела полку. Татьяна Кирилловна села рядом. Наши соседи готовились к выходу и не обращали на нас никакого внимания.
– Скоро станция? – увидев в проходе возвращающегося с противоположного конца вагона проводника, спросил я.
– Уже, почитай, подъехали, – ответил он своим протяжным голосом и прошел мимо, не разглядев в полутьме купе невесть откуда появившуюся пассажирку.
Действительно, минут через пять паровоз издал два коротких гудка, лязгнули буфера вагонов, и поезд остановился.
Пассажиры, как это всегда бывает в таких случаях, засуетились, спеша покинуть спертое табачным дыханием тепло временной железнодорожной обители.
Мы с Татьяной Кирилловной беспрепятственно вышли через непривычно маленькое здание Курского вокзала на непривычно большую, пустую площадь, освещенную всего несколькими электрическими фонарями. В Москве было слякотно, дул холодный пронизывающий ветер, в воздухе кружилась снежная пыль. На пустой привокзальной площади стояли разного калибра экипажи. Я направился к извозчикам попроще, не из экономии, а желая выбрать «ваньку» бестолковее, чтобы окончательно запутать наши следы. Однако, дойти до ряда одров и колымаг не успел, дорогу нам перегородил приличный, крытый кабриолет.
– Садись, ваше сиятельство, вмиг домчу! – предложил бойкий малый, отсекая нас от конкурентов.
На «сиятельство» я никак не тянул, но напору поддался и остановился.
– Почем берешь? – спросил я у извозчика.
– Садись, не обижу! – пообещал он. – Куда ехать? Куда ехать, я как раз и не знал, и потому замялся.
Извозчик сам оценил обстановку и предложил:
– Ежели с барышней, то могу отвезти в чистые нумера, будете премного довольные.
Меня такой ход событий устраивал, и я подошел к экипажу вплотную, оставив Татьяну Кирилловну позади себя.
– Мне нужно в спокойное место, чтобы, сам понимаешь, без огласки.
– Дело ясное, что дело темное, – хитро осклабился извозчик. – Есть хорошие нумера по троячку, а ежели хотите с удобствами, то по пятерочке, да мне желтенькую на водочку.
Цена в шесть рублей была грабительской, но извозчик сразу решал все мои ночные проблемы.
– Хорошо, поехали, – согласился я.
Извозчик хотел, было, помочь нам сесть, Я остановил его неуместный порыв и сам помог Татьяне Кирилловне подняться в экипаж. Когда мы устроились, он свистнул, чмокнул губами, и замерзшая лошадь с охотой поскакала по звучной под железными ободами колес брусчатке.
«Нумера» оказались поблизости, в десяти минутах езды от вокзала, Извозчик выхватил у меня узел с платьем «святого отрока» и сам отправился нас провожать, видимо, имея свой интерес с хозяином гостиницы. Мы вошли в обшарпанный вестибюль на первом этаже и по грязной, замусоренной лестнице поднялись на второй этаж, Наш чичероне постучал в дверь без таблички, которая тут же открылась, и мы очутились в помещении, напоминающем московскую коммунальную квартиру.
– Митрич, – обратился извозчик к странного вида мелкому, вертлявому человеку с закрученными усиками, – принимай постояльцев в генеральские нумера!
«Митрич» хитро осмотрел нас с Татьяной Кирилловной и пригласил следовать за собой. «Генеральский нумер» оказался тесной каморкой с низким потолком и кислым-запахом непонятного, но подозрительного происхождения.
– Я здесь не останусь, мне не нравится, – сказала Татьяна Кирилловна, с ужасом оглядывая нищую, порочную обстановку комнаты, состоящую из одной широкой кровати, застеленной пестрым ситцевым покрывалом.
– И правда, – поддержал ее я. – Ты бы нас за пять рублей еще под лестницу поселил.
– Так этот нумер-с за два рублика-то-с, – преданно заглядывая в глаза, затараторил человек с калужским выговором, для «деликатности» добавляя почти к каждому слову по паре лишних суффиксов. – А ежели-то вам-с чистые-с нумера-то-с, то пожалте-с в полулюкс.
– Веди, – сказал я.
Мы гуськом прошли за ним в «полулюкс».
– А люкс у вас есть? – уже сердито спросил я, оглядев небольшую комнатенку не только с большой кроватью, но еще и с умывальником.
– А как же-с, непременно-то-с, и люкс-то-с, и ко-ролевские-то-с, только они-то дороговаты-с, кусаются-то.
– Ладно, показывай, – сказал я, недовольный собственной дуростью. Попался, как лох, на первом же хитроване-извозчике.
Мы тем же порядком прошли в «королевский» номер. Был он, как и все здесь, дрянной, но после двухрублевого показался вполне приличным.
– У нас-то-с в ем самые что ни наесть-то титулованные особы-то-с останавливаются-с! – сообщил, умильно улыбаясь, вертлявый Митрич. – Чисто королевских-то кровей-с!
– Поди и Александр Македонский с Юлием Цезарем у вас бывали? – уважительно поинтересовался я.
– А как же-с, непременно-с, и Александр-то Васильевич и Юлий-то Иванович, сам-то принимал-с.
– Македонского звали Александр Филиппович, – поправил я Митрича.
– Виноват-с, запамятовал-то, точно Александр Филипыч. Оченно видный-с мужчина!
Татьяна Кирилловна засмеялась, а Митрич довольно закивал головой и сам рассыпался дробным – смешком.
– Сколько стоит номер? – спросил я.
– Пятьдесят-то рубликов-с, – скромно сообщил ЗДминистратор.
– Сколько?! – поразился я такой наглости. – Ты, братец, что, одурел?
– Для вас-то, ваше сиятельство, можно-с и уступочку сделать-с, рубликов пять-то уступлю-с.
– Спасибо, братец, мы поищем что-нибудь получше и подешевле.
– Это, зря-то, на улице ночь стоит, мало ли что-с, Неравен час, лихих людей повстречаете-то, вот и в га-зете-спишут-с!
– Чего пишут? – машинально интересовался я.
– Разбой-то описывают, самое страшное преступление-то двадцатого века, кровь в жилах стынет. Могу и до тридцати рубликов-с опустйть-то, но меньше ни-как-с нельзя, себе в убыток-то будет-с.
– А что за разбой? – спросил я, проигнорировав и тридцать рублей.
– Счас газету-с принесу-то, сами-то-с прочитае-те-с, – пообещал Митрич и выпорхнул из номера.
– Останемся? – спросил я у Татьяны Кирилловны, устало таращившей сонные глаза.
– Спать очень хочется, – виновато ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41