А потом я действительно взвилась вверх и, падая, увидела, что внизу простирается море. И я стала волной этого моря, горько-соленой волной, качающей рыб и медуз, а ударившись, я видела, как яркая синева заливает небо. Но я недолго пробыла в море. Мой танец звал меня – к джунглям и водопадам, к затерянным храмам и похороненным сокровищам, к раскаленному сердцу пустынь и жгучему холоду полюсов... И я поняла, для чего я танцую.
Я танцую для того, чтобы встало солнце.
И оно поднялось, величавое и грозное, и весна накрыла землю цветным покрывалом. Я оглядела себя. Мой наряд уже был другим – он состоял из алых, желтых, синих и зеленых полос ткани, развевавшихся как языки пламени. Я снова кружилась вокруг костра и сама была костром, сжигающим тьму, небытие и даже самое смерть!
Снег давно растаял, влажная земля, такая нежная и беззащитная, высыхала с каждым мгновением. И вот первая трава и первые цветы явились на свет и тоже закружились со мной в вековечном танце жизни и смерти. Я уже не видела людей, танцующих вокруг, все превратились в размытые яркие пятна. Но я знала, что люди здесь: они пели, они кричали от восторга, они взывали ко мне: «Таоте! Таоте! »
И снова сменились мои одежды: теперь они были из нефритовых пластин, скрепленных меж собой золотой проволокой. Тяжелы и холодны были эти одежды, но я знала, что это ненадолго. Я остановила свой танец и воззвала:
– Души потерянные, заблудившиеся, умирать не умеющие и страшащиеся, грядите ко мне! Я проводник ваш к Желтым водам, к водам, где суждено вам возродиться вновь!
И они пришли – потерянные, забытые, заблудившиеся души. Их было много, но каждой душе я давала нефритовую пластинку со своего наряда. И душа, просветлившись, отправлялась на постоянное место жительства к Желтым истокам.
Последней душе я отдала последнюю пластину и осталась нагой. Нагота не смущала меня, я была сейчас все равно что птица или цветок – так легко и светло мне было. И я запела: ликующую, безумную песню жизни и любви, торжествующей даже среди мрака и смерти. Я победила вечную зиму. Я исполнила свой долг. Я – таоте, дух жизни и победы.
И едва я поняла это, как взлетела – прочь от деревни, от расцветающей земли. Я оказалась среди облаков, но не ласковых и нежных, а грубых, словно вырезанных из пенопласта. И небосвод здесь не небосвод, а – сатиновое полотно, выкрашенное синей гуашью. Я касаюсь небосвода, и чешуйки краски остаются на моих пальцах.
– Вот мы и встретились снова, – слышу я голос. Этот голос мне неприятен, я оборачиваюсь и вижу странное существо. Но оно знакомо мне, такого уродства не забыть. Раньше я не знала (нет, не помнила!), кто это, а теперь память вернулась ко мне.
– Лун, – говорю я, – что тебе нужно от меня?
– Того же, что и четыре тысячи лет назад, – скалится Лун. – Победы.
– Зачем тебе эта победа? – Я говорю холодно и надменно. Маска, которая у меня на лице, понуждает меня говорить так. – Разве нам нужно что-то делить, Лун, дух темных начал?
– Ты права, победа – это второстепенное. Мне нужно, чтобы перестала существовать ты, таоте. Четыре тысячи лет я вершил свои дела спокойно, зная, что ты затеряна в цепях перерождений и высшие духи не вернут тебя. Но вот четыре тысячи лет прошли, ты вернулась.
– Лун, не зарься на то, чего тебе не получить. Владей тьмой, я же буду владеть светом.
– Ты не владеешь светом, таоте!
– Хорошо. Пусть не светом. Пусть я владею переходом из тьмы в свет. Это тоже немало.
– Пусть вечный спор наш рассудит поединок, – высокопарно говорит Лун, дух злых начал, дух тьмы и забвения. – Сразись со мной, таоте.
– Снова?
– Снова.
– Хорошо.
– Но я хочу, чтобы перед началом нашей битвы ты знала: это я тогда стоял на шоссе.
– На каком шоссе?
– Быстро же ты забыла! На том шоссе, где молния взорвала машину с тобой и твоим кузеном. Это я послал молнию.
– Ты убил Го! – кричу я в отчаянии.
– Убил. Но тем самым сделал себе же хуже: твой кузен стал благим небожителем, а я-то надеялся, что он пополнит сонм бесприютных духов-скитальцев, не дающих покоя ни людям, ни мирам...
– Ты убил Го... Убил того, кто был мне дорог... Вот теперь защищайся!
И я бросаюсь с голыми руками на это шипасто-клыкастое чудовище. Маска на моем лице раскаляется, так что боль пронизывает меня. Но я сражаюсь, я наношу удары, я распластываю эту тварь по небосводу, так что с него сыплется чешуя.
И когда мне кажется, что я одерживаю верх над своим давним врагом, я вдруг понимаю...
Понимаю, что я не победила.
И никогда не смогу победить.
Потому что это мне не нужно. Потому что Лун – никакой мне не враг. Потому что не может быть врагов – у меня. У таоте, несущей спасение и милость.
– Ты опять поймал меня, Лун, – остановившись, говорю я. Ни ярости, ни гнева нет в моем сердце, оно высветлилось и стало как алмаз, на котором ничто не может оставить царапины. – Ты поймал меня, как четыре тысячи лет назад. Я вспомнила – мы сражались и тогда, но всякие битвы между нами бессмысленны. Я стала старше на много жизней. И теперь поняла: мы – два склона одной горы.
– Ты догадалась, – склоняет голову Лун. Потом он смотрит на меня, и в этом взгляде нет ярости, только усталость и бессилие. Может быть, он и сам не рад, что оказался на теневой стороне горы, тогда как я – на светлой.
И в сердце моем рождается жалость.
– Прости меня, Лун, – говорю я. – Прости, как и я прощаю тебя.
Что-то начинает происходить с небом и облаками, окружающими нас. Теперь это не мишурная декорация к очередной вселенской битве. Небо стало живым, оно дышит, оно ликует, оно меняется. Радуга простирается от бескрайности до бескрайности как символ милосердия. И по радуге, как по Великому шелковому пути, к нам идут три старца – три звездных божества.
Лун видит их и буквально начинает блекнуть и тускнеть. Его роскошные крылья скукоживаются, как осенний лист в пламени костра, глаза затягивает белесая пленка, изо рта вырывается зловонный вздох.
– Только их здесь не хватало, – шепчет Лун.
– Оставь злословие, Лун, – предостерегающе говорю я. – Ты ведь знаешь, кто это.
Облака вспыхивают золотым сиянием, словно где-то совсем рядом восходит солнце. Но я знаю: это не солнце, это сияют три звездных божества Фу, Лу и Сау, несущие милость в своих заплечных мешках.
Три божества останавливаются напротив нас. Я опускаюсь на колени и простираю к ним руки в ритуальном поклоне. В моих руках сама собой появляется свеча с маленьким, еле теплящимся огоньком.
– Простите меня, о боги, – говорю я. – Простите и благословите творить дела добра.
– Ты давно прощена, таоте, – говорит Сау. – Лун, непокорное дитя, доколе ты будешь склоняться к злодеяниям и нелепой воинственности?
– Простите, боги, – говорит Лун. Но даже я ощущаю, что говорит он это неискренне.
На лица старцев облачком набегает печаль.
– Ступай на свою сторону горы, Лун, – говорит Фу. – Ты прощен, но не благословлен.
Лун исчезает. И словно не было его никогда, даже в памяти стерся след этого странного существа.
Тишина, великая, благостная тишина заполняет все вокруг.
– Что ж, таоте, – музыкой звучит в этой тишине голос звездного божества, – осталось тебе выбрать свою дорогу.
– Это твоя награда за то, что ты была почтительна к заблудшим душам и привела их на тихие Желтые воды возрождения. Выбери свою дорогу, таоте!
Я увидела себя бессмертной. Я увидела себя исполненной всемогущего милосердия. Я была божеством грядущего – божеством-таоте, дарящим благодать не по заслугам, а просто так... Как это было возвышенно! Но как это было предсказуемо! Сегодня, завтра и вечно я помогу несчастным, утешу миллионы отчаявшихся, и ничего никогда не изменится. Постоянство – это радость, доступная только богам.
– Это путь, который предлагаю тебе я, – тихо сказал звездный старец Сау.
Я увидела себя великой повелительницей стихий. Все энергии мира проходили через мои руки, а сердце мое было компасом, определяющим верное направление жизней тысяч и тысяч людей. За это мне – непревзойденному мастеру фэн-шуй – поклонялись не меньше даже, чем богу. Мне были подвластны ветра и воды, судьбы и души, смысл вещей и явлений.
– Это путь, который предлагаю тебе я, – торжественно сказал звездный старец Лу.
Я увидела себя разъяренной и счастливой, плачущей и смеющейся, нищей и владеющей бесценным сокровищем. Мое сердце билось горячо и сильно, в нем мешались любовь и ненависть, восхищение и презрение, нежность и злость. Я шла по краю всех противоречий как по лезвию бритвы. А на моих щеках горели не магические иероглифы – горели поцелуи человека, за которого я готова была отдать свою душу. Этот человек, вдохновленный мной, писал картины, восхищающие, исцеляющие и пленяющие миллионы людей. Этот человек любил меня, и любовь руководила его кистью, любовь создавала его дивные полотна. И я любила его со всей страстью, со всем огнем, на который была способна... Но у меня не было ничего больше, кроме дара быть любимой...
– Это путь, который предлагаю тебе я, – с легкой усмешкой сказал звездный старец Фу.
Я задрожала.
Три божества выжидающе смотрели на меня.
Они ждали моего выбора.
Но хочу ли я божественного постоянства?
Хочу ли сверхчеловеческих способностей мастера ветров и вод?
Или я хочу неспокойной судьбы возлюбленной и любящей, судьбы просто женщины, живущей одним лишь сердцем?
– О боги, – сказала я, – выберите за меня. Я не решаюсь. Вдруг мой выбор будет ошибочным?
– Каким бы ни был твой выбор, но его суждено сделать только тебе, – сказали три звездных старца.
Они стояли на краю радуги и ждали моего выбора.
Выбора, который сделаю только я.
Эпилог
Учитель сказал:
– Ли – это общий порядок природы, шу – ее числовые пропорции, ци – жизненное дыхание природы, тонкая материя, ин – формы и проявления природы. Все это в целокупности составляет систему фэн-шуй. Понимаешь ли ты то, о чем я говорю, дитя?
– Да, – ответила девушка лет пятнадцати. Здесь, в обители постигающих мастерство ветров и вод, ее звали Ласточкой. Но родственники еще помнили ее мирское имя – Кэтнян. – Я понимаю вас, учитель, – сказала Кэтнян.
– И этим ты очень сильно отличаешься от своей матери, дитя. – Учитель сказал это насмешливо, но глаза при этом смотрели печально. – Что ж... А теперь начерти-ка мне магический квадрат лошу, геомант!
Тула, 2005-2006
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Я танцую для того, чтобы встало солнце.
И оно поднялось, величавое и грозное, и весна накрыла землю цветным покрывалом. Я оглядела себя. Мой наряд уже был другим – он состоял из алых, желтых, синих и зеленых полос ткани, развевавшихся как языки пламени. Я снова кружилась вокруг костра и сама была костром, сжигающим тьму, небытие и даже самое смерть!
Снег давно растаял, влажная земля, такая нежная и беззащитная, высыхала с каждым мгновением. И вот первая трава и первые цветы явились на свет и тоже закружились со мной в вековечном танце жизни и смерти. Я уже не видела людей, танцующих вокруг, все превратились в размытые яркие пятна. Но я знала, что люди здесь: они пели, они кричали от восторга, они взывали ко мне: «Таоте! Таоте! »
И снова сменились мои одежды: теперь они были из нефритовых пластин, скрепленных меж собой золотой проволокой. Тяжелы и холодны были эти одежды, но я знала, что это ненадолго. Я остановила свой танец и воззвала:
– Души потерянные, заблудившиеся, умирать не умеющие и страшащиеся, грядите ко мне! Я проводник ваш к Желтым водам, к водам, где суждено вам возродиться вновь!
И они пришли – потерянные, забытые, заблудившиеся души. Их было много, но каждой душе я давала нефритовую пластинку со своего наряда. И душа, просветлившись, отправлялась на постоянное место жительства к Желтым истокам.
Последней душе я отдала последнюю пластину и осталась нагой. Нагота не смущала меня, я была сейчас все равно что птица или цветок – так легко и светло мне было. И я запела: ликующую, безумную песню жизни и любви, торжествующей даже среди мрака и смерти. Я победила вечную зиму. Я исполнила свой долг. Я – таоте, дух жизни и победы.
И едва я поняла это, как взлетела – прочь от деревни, от расцветающей земли. Я оказалась среди облаков, но не ласковых и нежных, а грубых, словно вырезанных из пенопласта. И небосвод здесь не небосвод, а – сатиновое полотно, выкрашенное синей гуашью. Я касаюсь небосвода, и чешуйки краски остаются на моих пальцах.
– Вот мы и встретились снова, – слышу я голос. Этот голос мне неприятен, я оборачиваюсь и вижу странное существо. Но оно знакомо мне, такого уродства не забыть. Раньше я не знала (нет, не помнила!), кто это, а теперь память вернулась ко мне.
– Лун, – говорю я, – что тебе нужно от меня?
– Того же, что и четыре тысячи лет назад, – скалится Лун. – Победы.
– Зачем тебе эта победа? – Я говорю холодно и надменно. Маска, которая у меня на лице, понуждает меня говорить так. – Разве нам нужно что-то делить, Лун, дух темных начал?
– Ты права, победа – это второстепенное. Мне нужно, чтобы перестала существовать ты, таоте. Четыре тысячи лет я вершил свои дела спокойно, зная, что ты затеряна в цепях перерождений и высшие духи не вернут тебя. Но вот четыре тысячи лет прошли, ты вернулась.
– Лун, не зарься на то, чего тебе не получить. Владей тьмой, я же буду владеть светом.
– Ты не владеешь светом, таоте!
– Хорошо. Пусть не светом. Пусть я владею переходом из тьмы в свет. Это тоже немало.
– Пусть вечный спор наш рассудит поединок, – высокопарно говорит Лун, дух злых начал, дух тьмы и забвения. – Сразись со мной, таоте.
– Снова?
– Снова.
– Хорошо.
– Но я хочу, чтобы перед началом нашей битвы ты знала: это я тогда стоял на шоссе.
– На каком шоссе?
– Быстро же ты забыла! На том шоссе, где молния взорвала машину с тобой и твоим кузеном. Это я послал молнию.
– Ты убил Го! – кричу я в отчаянии.
– Убил. Но тем самым сделал себе же хуже: твой кузен стал благим небожителем, а я-то надеялся, что он пополнит сонм бесприютных духов-скитальцев, не дающих покоя ни людям, ни мирам...
– Ты убил Го... Убил того, кто был мне дорог... Вот теперь защищайся!
И я бросаюсь с голыми руками на это шипасто-клыкастое чудовище. Маска на моем лице раскаляется, так что боль пронизывает меня. Но я сражаюсь, я наношу удары, я распластываю эту тварь по небосводу, так что с него сыплется чешуя.
И когда мне кажется, что я одерживаю верх над своим давним врагом, я вдруг понимаю...
Понимаю, что я не победила.
И никогда не смогу победить.
Потому что это мне не нужно. Потому что Лун – никакой мне не враг. Потому что не может быть врагов – у меня. У таоте, несущей спасение и милость.
– Ты опять поймал меня, Лун, – остановившись, говорю я. Ни ярости, ни гнева нет в моем сердце, оно высветлилось и стало как алмаз, на котором ничто не может оставить царапины. – Ты поймал меня, как четыре тысячи лет назад. Я вспомнила – мы сражались и тогда, но всякие битвы между нами бессмысленны. Я стала старше на много жизней. И теперь поняла: мы – два склона одной горы.
– Ты догадалась, – склоняет голову Лун. Потом он смотрит на меня, и в этом взгляде нет ярости, только усталость и бессилие. Может быть, он и сам не рад, что оказался на теневой стороне горы, тогда как я – на светлой.
И в сердце моем рождается жалость.
– Прости меня, Лун, – говорю я. – Прости, как и я прощаю тебя.
Что-то начинает происходить с небом и облаками, окружающими нас. Теперь это не мишурная декорация к очередной вселенской битве. Небо стало живым, оно дышит, оно ликует, оно меняется. Радуга простирается от бескрайности до бескрайности как символ милосердия. И по радуге, как по Великому шелковому пути, к нам идут три старца – три звездных божества.
Лун видит их и буквально начинает блекнуть и тускнеть. Его роскошные крылья скукоживаются, как осенний лист в пламени костра, глаза затягивает белесая пленка, изо рта вырывается зловонный вздох.
– Только их здесь не хватало, – шепчет Лун.
– Оставь злословие, Лун, – предостерегающе говорю я. – Ты ведь знаешь, кто это.
Облака вспыхивают золотым сиянием, словно где-то совсем рядом восходит солнце. Но я знаю: это не солнце, это сияют три звездных божества Фу, Лу и Сау, несущие милость в своих заплечных мешках.
Три божества останавливаются напротив нас. Я опускаюсь на колени и простираю к ним руки в ритуальном поклоне. В моих руках сама собой появляется свеча с маленьким, еле теплящимся огоньком.
– Простите меня, о боги, – говорю я. – Простите и благословите творить дела добра.
– Ты давно прощена, таоте, – говорит Сау. – Лун, непокорное дитя, доколе ты будешь склоняться к злодеяниям и нелепой воинственности?
– Простите, боги, – говорит Лун. Но даже я ощущаю, что говорит он это неискренне.
На лица старцев облачком набегает печаль.
– Ступай на свою сторону горы, Лун, – говорит Фу. – Ты прощен, но не благословлен.
Лун исчезает. И словно не было его никогда, даже в памяти стерся след этого странного существа.
Тишина, великая, благостная тишина заполняет все вокруг.
– Что ж, таоте, – музыкой звучит в этой тишине голос звездного божества, – осталось тебе выбрать свою дорогу.
– Это твоя награда за то, что ты была почтительна к заблудшим душам и привела их на тихие Желтые воды возрождения. Выбери свою дорогу, таоте!
Я увидела себя бессмертной. Я увидела себя исполненной всемогущего милосердия. Я была божеством грядущего – божеством-таоте, дарящим благодать не по заслугам, а просто так... Как это было возвышенно! Но как это было предсказуемо! Сегодня, завтра и вечно я помогу несчастным, утешу миллионы отчаявшихся, и ничего никогда не изменится. Постоянство – это радость, доступная только богам.
– Это путь, который предлагаю тебе я, – тихо сказал звездный старец Сау.
Я увидела себя великой повелительницей стихий. Все энергии мира проходили через мои руки, а сердце мое было компасом, определяющим верное направление жизней тысяч и тысяч людей. За это мне – непревзойденному мастеру фэн-шуй – поклонялись не меньше даже, чем богу. Мне были подвластны ветра и воды, судьбы и души, смысл вещей и явлений.
– Это путь, который предлагаю тебе я, – торжественно сказал звездный старец Лу.
Я увидела себя разъяренной и счастливой, плачущей и смеющейся, нищей и владеющей бесценным сокровищем. Мое сердце билось горячо и сильно, в нем мешались любовь и ненависть, восхищение и презрение, нежность и злость. Я шла по краю всех противоречий как по лезвию бритвы. А на моих щеках горели не магические иероглифы – горели поцелуи человека, за которого я готова была отдать свою душу. Этот человек, вдохновленный мной, писал картины, восхищающие, исцеляющие и пленяющие миллионы людей. Этот человек любил меня, и любовь руководила его кистью, любовь создавала его дивные полотна. И я любила его со всей страстью, со всем огнем, на который была способна... Но у меня не было ничего больше, кроме дара быть любимой...
– Это путь, который предлагаю тебе я, – с легкой усмешкой сказал звездный старец Фу.
Я задрожала.
Три божества выжидающе смотрели на меня.
Они ждали моего выбора.
Но хочу ли я божественного постоянства?
Хочу ли сверхчеловеческих способностей мастера ветров и вод?
Или я хочу неспокойной судьбы возлюбленной и любящей, судьбы просто женщины, живущей одним лишь сердцем?
– О боги, – сказала я, – выберите за меня. Я не решаюсь. Вдруг мой выбор будет ошибочным?
– Каким бы ни был твой выбор, но его суждено сделать только тебе, – сказали три звездных старца.
Они стояли на краю радуги и ждали моего выбора.
Выбора, который сделаю только я.
Эпилог
Учитель сказал:
– Ли – это общий порядок природы, шу – ее числовые пропорции, ци – жизненное дыхание природы, тонкая материя, ин – формы и проявления природы. Все это в целокупности составляет систему фэн-шуй. Понимаешь ли ты то, о чем я говорю, дитя?
– Да, – ответила девушка лет пятнадцати. Здесь, в обители постигающих мастерство ветров и вод, ее звали Ласточкой. Но родственники еще помнили ее мирское имя – Кэтнян. – Я понимаю вас, учитель, – сказала Кэтнян.
– И этим ты очень сильно отличаешься от своей матери, дитя. – Учитель сказал это насмешливо, но глаза при этом смотрели печально. – Что ж... А теперь начерти-ка мне магический квадрат лошу, геомант!
Тула, 2005-2006
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33