Кстати, ты заметила, сколько он носит перстней? Это его принцип: он считает себя потомком каких-то матерых аристократов, а потому к рукам своим относится аристократически. Чего не скажешь о его одежде. Впрочем, черт с ним, забудем о нем!.. Нет, нет, он был чудовищно несправедлив ко мне!
– Соня, а из-за чего конкретно вы поссорились?
– Ой, Нила... Виной тому мой чересчур длинный язык.
– То есть...
– Даже не знаю, как тебе сказать... А впрочем, черт с ним! Видишь ли, Марк, когда мы с ним только познакомились, представил мне себя как...
– Мастера фаншу, то есть постельного искусства? – уместно вставила я китайское выражение.
– Да, – кивнула Соня. – Как ты догадалась?
– Интуиция, – хмыкнула я. – При одном взгляде на этого мсье Косарецкого так и видишь, что он мнит себя гигантом сексуальной индустрии.
– Вот именно, что мнит! – воскликнула Соня. – А как дошло до дела... Неинтересный. Ну, я терпела-терпела, а потом в один прекрасный момент взяла и высказала ему все, что думаю обо всех его способностях. Честно и даже немного перестаралась.
– Это твоя роковая ошибка, Сонечка, – вздохнула я. – Мужчины, тем более русские, взрываются, как фабрика пиротехники, если женщины смеют критиковать их. Они самоуверенны и неуверенны одновременно, оттого и ярятся.
– Так и было, – сказала Соня. – Марк просто взбесился, назвал меня бессовестной дрянью, не способной понять всей прелести отношений с ним. И вообще тварью, недостойной дышать одним воздухом с его светлостью. Я выставила его, а он торжественно объявил, что отныне я его враг на всю жизнь. С тех пор я его не видела... До сегодняшнего вечера. Я уже полагала, что между нами действительно все кончено, а он явился. Черт бы его побрал!
– Соня, расслабься и забудь о нем. Это был отрицательный опыт твоей жизни, но все-таки опыт. Давай я тебе сделаю массаж плеч. Очень хорошо снимает усталость и повышает настроение.
– О, я с удовольствием.
– А еще я почитаю тебе отрывок из поэмы Тао Юаньмина «Запрет на любовь». Только послушай...
«... Я желал бы быть в платье твоем и служить тебе воротничком, чтоб принять на себя неизбывный твой запах чудесный, идущий от ярко красивой головки. Но, увы, расстается с тобой на всю ночь воротник, а осенняя ночь, к сожалению, так бесконечно длинна!.. Я желал бы циновкою лечь на ковре камышовом твоем, чтоб покоить мне хрупкое тело твое в холодную третью осеннюю пору... Я желал бы стать днем твоей тенью, чтоб всегда за тобой то на запад идти, то к востоку. Увы, много тени высокое дерево даст: будет час, к сожаленью, не смеете с тобой... Я желал бы стать веером из бамбука, чтоб держать в себе ветер прохладный и быть о твоей мягкой ладони... И хочется ночью во сне за тобою идти: душа вся трепещет, теряет покой, как будто я лодке доверил себя, но весло потерял...»
– Как чудесно! – прошептала Соня, едва я закончила читать свою любимую поэму. – Как чудесно и печально! Вот слушаешь и понимаешь – это она, настоящая любовь, настоящая страсть, ради которой можно быть готовой на все.
Я желала этой поэмой развлечь Соню, но добилась противоположного эффекта: подруга расплакалась, но, впрочем, плакала светло и недолго.
– Как хорошо, что ты рядом со мной, Нила, – сказала Соня, утирая слезы. – Поверь, я сошла бы с ума в этом одиночестве. Да и сегодня...
– Забудем о сегодня. Впрочем, ты не рассказала мне, каков был бал?
– Ах, бал. Ничего особенного. Ярмарка тщеславия местечкового масштаба. Шумно, людно, по залу витает жуткая смесь из ароматов французских и как бы французских духов...
– Ты танцевала?
– Совсем мало. Кавалеры попадались какие-то несолидные. И потом, от шума и всех этих запахов у меня вдруг ужасно разболелась голова. Я потому и приехала раньше – чтобы отдохнуть в твоем обществе. Общество подруги я не променяю даже на обед с членами Евросоюза!
Мы рассмеялись, я с удовольствием отметила, что к Соне вернулось безмятежное настроение.
По спальням мы разошлись за полночь. Я долго не могла уснуть, сидела в кресле у окна и любовалась тем, как падает ночной густой снег. А потом я, вероятно, все-таки заснула, потому что лишь во сне ко мне мог прийти кузен Го.
Он был в одеждах, сплошь затканных серебром, в длинных волосах золотился-сиял роскошный гребень-дракон. Ярко золотились-сияли глаза моего прекрасного кузена. Я хотела пасть перед ним на колени, но кузен удержал меня и нежно обнял. Руки его пахли так, как пахнет Млечный Путь...
– Милая моя сестра, – проговорил кузен, и каждое его слово повисало в воздухе затейливым радужным иероглифом. – Как скучаю я по тебе и как печалится сердце мое!
– Брат, – проговорила я, утопая в серебре его рукавов. – Не оставляй меня. Я что-то предчувствую. Мне кажется, я не зря оказалась в этом доме. Стрелка моего сердечного компаса дрожит и...
– Оставь. – Губы кузена касаются моего лба, как коснулся бы падающий лепесток розы. – Оставь беспокойство. Мудрый, попав в сети судьбы, не беспокоится, а лишь ищет выход.
– Разве я мудра? – смеюсь я. – Что у меня есть за душой, кроме ветров и вод?
– О, ты обладаешь многим, – улыбается в ответ кузен Го. – А обладала еще большим, но пока мне не велено говорить тебе об этом. Вот что должен сказать я тебе: опасайся силы, скрытой за оболочкой из нефрита, берегись выходить из этого дома в ночи, когда на небе нет луны, и покуда не вступай в борьбу с тем, чьи пальцы омочены кровью великих царей.
– Слова твои темны для меня, – вздыхаю я.
– Пока темны, но в нужный миг ты вспомнишь их. Последуй же им, тогда – будешь спасена сама и спасешь тех, кто тебе дорог.
– Брат, – шепчу я, в забытьи прижимаясь к серебряной груди кузена Го, и понимаю, что проснулась, что одна, и лишь лунный луч из окна вонзается мне в сердце, наполняя его неизбывной болью и печалью. Созвездиями наполнен оконный переплет, ночь дышит за стеклом морозом, деревья старого парка молитвенно воздели к небесам оснеженные ветви... Я иду к постели, почти без сил падаю на нее и засыпаю сном обычного человека, сном без сновидений...
А утро принесло и мне и Соне неожиданность. После вчерашнего мы встали поздно, особенно Соня, чем вызвали недовольство приходящей убираться и выносить мусор девушки. Она ждала нас в холле с видом раздраженной мышки.
– Доброе утро, Софья Ивановна! – непреклонно сказала мышка. – Я вас жду, жду...
– Ох, извините ради бога, Людочка, – всполошилась моя подруга. – Я немедленно вам выплачу жалованье. За сколько я задолжала вам, за неделю?
– Софья Ивановна! – Щеки мышки-Людочки вспыхнули. – Вы мне жалованье выплатили еще третьего дня, никаких долгов нет. Что с вами, забыли, что ли? Да еще драгоценности в мусор спускаете. Кинули небось по рассеянности, а с меня потом спрашивать будете. А мне оно... Да избави боже!
Соня растерянно переводила взгляд то на меня, то на Людочку. А Людочка порылась в кармане форменного фартучка и извлекла на свет божий смутно знакомую овальную коробочку, обтянутую лиловым бархатом.
– Вот, – заявила при этом Людочка. – Вы потеряли. В мусорном ведре нашла. Мне можно идти? А то я на лекции в институт опаздываю.
– Да-да, идите, Людочка, спасибо вам, – растерянно сказала Соня, не отрывая взгляда от коробочки.
Людочка немедленно усвистала в свой таинственный институт, а мы с Соней разглядывали коробочку так, словно внутри она содержала нечто совершенно жуткое.
– Это подарок господина Косарецкого, – сочла нужным напомнить я.
– Знаю, – замогильным голосом ответила мне Соня. – Вот ведь чертовщина какая-то получается: я выбросила, а эта девчонка подобрала и назад мне сунула.
– Это знак Судьбы, – тоном знатока заявила я. – От таких знаков не уйдешь, уж поверь мне. Поликратов перстень и все такое. Придется открыть коробочку и освидетельствовать ее содержимое.
– Открывай ты, я и пальцем не коснусь, – суеверно сказала Соня.
– Хорошо. Нет проблем. Я открыла коробочку. Соня сдавленно охнула.
Я поняла причину этого оханья.
Внутри коробочки покоился искусно вырезанный из темного нефрита диск. Нет, диск – это неточное определение. Это нефритовое украшение напоминало облачко с причудливыми завитками но краям. Да, скорее всего облачко. Выпуклое и отполированное, оно было размером с юбилейный рубль, но это еще не все. Облачко-диск сплошь оплетала тончайшая, с алмазной насечкой, золотая нить-паутинка, заставляя нефрит словно светиться изнутри. С одной стороны облачка крепилась золотая петелька с продетой в нее золотой же цепочкой. Одним словом, украшение самого высшего разряда, любая кокетка за него душу бы прозакладывала.
– Соня, у твоего бывшего любовника, во всяком случае, есть вкус, – резюмировала я. – Да и как иначе, он же художник... Соня, что ты молчишь?
У тебя поднимется рука снова вышвырнуть в мусор этакую красоту?
– Я не знаю, – пробормотала Соня. – Красиво. Очень.
– Может быть, примеришь? Соня вздрогнула:
– Ни за что! Нет, я не могу!
Она отскочила от меня, протягивавшей ей кулон, так, словно я протягивала ей живую гадюку.
– Соня, что с тобой?
Моя подруга побледнела и кинулась в ванную, Я – за ней и с испугом наблюдала, как Соню вхолостую выворачивает наизнанку.
– Я воды тебе сейчас принесу! – крикнула я. – Минеральной!
Соня выпила стакан воды и вроде успокоилась, хотя тело ее сотрясал озноб.
– Где кулон? – первым делом спросила она у меня.
– Я оставила его на столике в холле, – вспомнила я.
– Его нужно немедленно выбросить! – воскликнула Соня. – От него исходит какое-то зло, я чувствую.
– Соня, поверь мне, если бы от него исходила негативная энергия, я бы это почувствовала раньше тебя, – возразила я, шагая за Соней в холл, на что она сказала:
– Одно дело – энергия, а другое – просто зло,
– Соня, ты городишь чепу... – начала я и осеклась.
В холле на столике никакого кулона не было. Как не было, впрочем, и футляра.
– Ничего не понимаю, – честно сказала я. А Соня проговорила отрешенным голосом:
– Это зло. Зло, которое вошло в мой дом. Марк нарочно это сделал. Он хочет, чтобы я страдала и умирала. Он мстит мне.
Соня покачнулась и упала в обморок.
Я сначала суетилась, пытаясь привести ее в чувство, но потом с ужасом поняла, что подруге худо не на шутку. Черт, как здесь вызывают «Скорую помощь»? Я ведь не в Китае, где она примчится за минуту, а в России!
Я все-таки набрала по городскому телефону номер «скорой». На удивление мне ответили сразу:
– «Скорая» слушает.
– Здравствуйте, с моей подругой плохо. Она упала в обморок, я не могу привести ее в чувство. Пульс не прощупывается.
– Нашатырь давали?
– Давала, не помогает.
– Может, она пьяная или беременная?
– Ни то, ни другое, – зло рявкнула я. – Приезжайте, я оплачу ваш приезд. Сколько нужно денег – пять тысяч, десять?
– Диктуйте адрес.
Вот тут я растерялась. Я не знала Сонин адрес.
– Понимаете, – сказала я. – Я точно не знаю только, что это большой особняк на Веневском шоссе. Сразу за парком. Мою подругу зовут
Софья Вязова. Может, вы по своему компьютеру посмотрите ее адрес?
– Нет у нас компьютера.
– Я вам подарю, если вы приедете в ближайшие пять минут. Моя подруга не приходит в себя, я не слышу ее дыхания, вы должны что-нибудь сделать!
– Ладно, успокойтесь, сейчас будем. И отключились.
Приехали они и впрямь быстро, – видно, подействовало обещание подарить им компьютер. И «скорая» была не простая, а реанимационная – новехонькая блестящая машина, сияющая в ночи желтыми и синими сполохами света, словно среди заснеженного парка расцвели фантастические цветы...
Врач с медсестрой осмотрели Соню, покачали головами.
– Что? – шепотом ужаснулась я.
– Хорошо, что вы нас вызвали. Похоже, аневризма у вашей подруги. Приготовьте ее вещи: пижаму, тапочки, зубную щетку. Мы ее забираем. Повезем в частную кардиоклинику. Вы сможете лечение оплатить?
– Конечно. – У меня руки тряслись от страха за жизнь Сони, а они – о деньгах! – Я все оплачу! Палату пусть предоставят отдельную и самую лучшую!
Врач кивал, а на лице его был написан живейший интерес, когда он увидел, как я достаю свою чековую книжку.
– Ах, черт, – поморщилась я. – Здесь надо наличными...
Я сбегала наверх за портмоне, вернулась, отсчитала врачу десять купюр (лицо его приятно зарозовело) и сказала:
– Приложите все усилия.
– Обязательно, – ответил врач. – Можете не сомневаться. Только, пожалуйста, принесите еще паспорт и страховой медицинский полис больной, без этого никак.
По счастливой случайности я знала, где у Сони хранятся документы – в большой плетеной шкатулке, стоявшей на каминной полке. Я отыскала гам Сонин паспорт и полис медицинского страхования, вручила это докторам. Врач в ответ вручил мне визитку:
– Звоните вот по этим телефонам, чтобы узнать, как дела у вашей подруги. Ну, мы поехали.
Соню положили на носилки (она так и не пришла в себя), к ее рукам прикрепили иглы от капельниц, поместили в машину.
– Не волнуйтесь, – сказал мне доктор. – Это лечится. Вы позвоните попозже, узнайте, как и что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33